н  раз
сорвалось, второй... Сколько может везти? На третий раз обязательно грохнут!
   Агеев вздохнул.
   - Не грохнут. Не лезь ты в это дело. Хватит. Работай спокойно, не  заводи
врагов...
   Холмсу показалось, что он ослышался.
   - Что?! А кто мне говорил ворошить муравейник?
   - Обстановка изменилась. И там, - майор поднял палец вверх.  -  И  здесь.
Программа, по которой ты работал,  свернута.  Свиньи  возвращаются  к  своим
корытам.
   - Подождите... Какие  свиньи?  При  чем  здесь  свиньи?  Я  рассорился  с
прокурором, милицией, коллегами, потому что они работали "спокойно", я завел
кучу врагов, которые  пытаются  меня  убить,  все  это  я  делал  по  вашему
указанию! И вы давали мне гарантии безопасности и призывали к острым  мерам!
А сейчас советуете работать спокойно и не заводить врагов!  А  куда  я  дену
тех, которых уже завел?! И с кем я буду спокойно работать?!
   Денис  перешел  на  крик.  Напряжение,  пережитое  ночью,  и  неожиданное
заявление Агеева поставили его на грань нервного срыва.
   - Тише, на нас обращают внимание, -  прошептал  Агеев.  -  И  вообще  нам
нельзя находиться вместе на людях. Созвонимся.
   Не оглядываясь, майор быстро пошел к остановке троллейбуса.
   Окончательно выбитый из колеи, Денис зашел в прокуратуру  и  поднялся  на
второй этаж. Как робот заварил себе кофе, отхлебнул. Кислая бурда.  Но  хоть
горячая. Он почувствовал, что замерз. И снаружи, и изнутри. Душа замерзла.
   За дверью, в  курилке,  слышны  голоса  Васи  Кравченко  и  Панина,  Вася
пытается пересказать какой-то сюжет, связывая  слова  и  предложения  союзом
"бля".
   Надо согреть душу. Денис позвонил в школу Валерии, там сказали,  что  она
больна. Дома никто не поднимал трубку.
   Может, в больнице?
   Денис, морщась, допил кофе и  набрал  номер  в  сто  первый  раз.  Трубка
равнодушно гудела.
   Денис зажал ее плечом и достал мятую пачку сигарет. Пустая.
   Тууу.
   Тууу.
   Покопался в пепельнице, нашел подходящий окурок.
   Тууу.
   Тууу...
   Когда прикуривал, трубка выскользнула и упала на стол, а  затем  на  пол.
Денис не торопился ее  поднимать.  Он  держал  кончик  сигареты  высоко  над
пламенем зажигалки, смотрел, скосив глаза, как  желтоватая  бумага  начинает
тлеть без всяких видимых причин,  выстреливает  дымком,  из  распотрошенного
жерла вываливаются ярко-красные табачные крошки.
   Прикурил. Поднял трубку. Положил ее  на...  Нет,  прежде,  чем  положить,
приложил на миг к уху.  И-не  услышал  ничего.  Подождал.  Точно:  тууу-тууу
заткнулся.
   - Алло, - сказал Денис.
   - Да, - послышался голос Валерии. - Ты почему молчал?
   - Трубка упала, извини... Привет.
   - Привет.
   - А ты где пряталась?
   - Нигде. Я была дома. Просто спала.
   - Я приеду к тебе сейчас.
   Валерия  замолчала.  Странно  замолчала  -  именно  тогда,  когда  ответ,
казалось, очевиден. Какие-то шорохи, щелчки в эфире - тоже странные.
   - Алло, - сказал Денис.
   - Не надо приезжать, - отозвалась Валерия. - Я не хочу.
   - Почему? - тупо переспросил Денис. Надо же,  как  навалилось  -  одно  к
одному. Он устал адекватно реагировать.
   Шорохи и щелчки.
   - Потому что между нами все кончено. У меня другой мужчина. Я надеюсь, ты
забудешь номера моего телефона и моей... квартиры.
   "Квартиры", - подумал Денис.
   - Я приду к тебе, - сказал он.
   - Я все равно не открою. Прощай.
   Денис аккуратно положил трубку, отставил в  сторону  аппарат.  Потушил  о
батарею догоревший до последнего предела окурок. Ему хотелось  застрелиться.
Хорошо, что отобрали пистолет.
   И тут в дверь постучали. Вася Кравченко  просунул  стриженую  грушевидную
голову и, глядя в пол, сказал:
   - Неизвестный позвонил в Центральный РОВД и сообщил, что в  четырнадцатом
доме по Розы Люксембург лежит труп Заметалина. И его, и Есипенко якобы  убил
Курлов. Опер с участковым выехали на место, там  действительно  труп.  Хулио
сказал, чтоб ты ехал разбирался.
   - А машина есть? - по инерции спросил Денис. И тут же  подумал,  что  дом
Валерии находится на той же улице.
   - Как обычно, - ответил  Вася.  Обычно  машин  не  бывало,  и  ездили  на
троллейбусах.


   Глава вторая
   ХОЛМС И КИРПИЧ

   Квартира была залита дерьмом выше плинтусов, так что опергруппе  пришлось
расположиться на лестничной площадке и выставить посты выше и  ниже  этажом.
Труп Бориса Заметалина лежал здесь же,  обсыхал.  Метла  распух  неимоверно,
стянутая узлом удавка скрылась под складками кожи, свитер и рубашка лопнули,
обнажив огромный синий живот.
   Капитан, в респираторе  и  толстых  резиновых  чунях,  какими  пользуются
шлифовальщики мозаичных полов, ходил по квартире, осматривал комнаты,  шкафы
и столы. Заметив Дениса, он оживился:
   - А я уже думал, мне одному здесь плавать... Давай, прокуратура, обувайся
в скафандр.
   Денис взял у сержантов чуни и маску, вошел в квартиру. Респиратор помогал
мало, сразу потянуло на рвоту.
   - Жвачки хочешь? - голос капитана глухо звучал  изпод  маски.  -  У  меня
мятная.
   Позыв усилился.
   Денис покачал головой: спасибо, не надо. Он прошел в гостиную,  где  окно
по  диагонали  перечеркивал  сорванный  карниз;  здесь  же,  в  коричневатой
склизкой луже, валялись подушка и  одеяло  из  спальни.  Стекло  в  серванте
разбито, на обоях под выключателем темные потеки - возможно, кровь. На кухне
также царил разгром, кое-какая посуда  переколочена,  холодильник  завалился
набок и упирается в обеденный стол. Следы борьбы налицо:  значит,  убийство.
Денис обратил внимание и на то, что  раковина  доверху  наполнена  грязными,
местами заплесневевшими тарелками, плита залита горелым маслом, на ней стоит
кастрюля с присохшей картофелиной, сваренной в мундире. Типичный холостяцкий
натюрморт. Значит, это и есть то место, где Метла скрывался последние дни?
   Денис подошел к окну. Там, через двор, огороженный жидкой стеной  тополей
и верб, стоял дом Валерии. Можно  даже  увидеть  окно  ее  гостиной,  плотно
зашторенное занавесками. Совсем рядом, подумал Денис. Так  близко.  И  Метла
тоже мог видеть ее окно и встречать Валерию на улице. И  если  встречал,  то
просто не мог не обратить на нее внимания - Денис был в этом уверен.
   Тууу. Тууу.
   "Забудь номер моего телефона и квартиры". Именно так она сказала.  Почему
же так долго не поднимала трубку?
   "У меня другой  мужчина".  Какая-то  совсем  не  свойственная  ей  фраза.
Идиотская фраза. Другой мужчина. Денис - тот, а этот - другой.  Наверное,  с
бородой и фиксами. Тот, другой, третий... Так говорят девицы в  "Интуристе",
Валерия не похожа на них.
   И окна плотно зашторены.
   Может, ее просто нет дома? Они разговаривали полчаса назад, Валерия могла
уйти. Куда? Она ведь больна. По крайней  мере,  так  она  сказала  в  школе.
Соврала? Зачем? Потому что у  нее  -  другой  мужчина?  "Забудь  номер  моей
квартиры"...
   - Так что делать будем, прокуратура? - громко поинтересовался капитан.  -
Вот тут труба в пакете. С одной стороны кровь,  с  другой  пальцы.  Эксперты
сказали, что пальцы Курлова. Похоже, подтверждается про  Есипенко:  его  как
раз трубой и разворотили. Если кровь совпадет, то других доказательств и  не
надо...
   - Понятые есть? - спросил Денис, отворачиваясь от окна.
   - Ждут на площадке, свежим воздухом дышат.
   - Тогда давайте начинать.

   * * *

   Из ненаписанной книги
   "С. Курлов. ЗАПИСКИ СЕКСОТА"
   В конце концов даже мне стало  ясно,  кто  это  звонит.  Пидор  клетчатый
трубил по телефону каждые десять минут - соскучился, наверное.  Исстрадался.
Усох.
   Валерия сидела на  полу  в  полосатой  тенниске  и  голубых  "рэнглерах",
смотрела телевизор, на голове - тюрбан из  полотенца.  Она  недавно  приняла
душ, вначале вроде стеснялась, а потом поняла, что это глупо.  Я  ей  еще  и
спинку помыл... Потом смотрел, как она одевается. Она  тоже  любит  закрытый
фасон, черные трусы и лифчики, как и Светка Бернадская - странноватый  такой
полудетский фасон. Ничего, думаю, ей идет, наверное, да и что  ей  может  не
идти, спрашивается?
   И вот она сидела в тюрбане, смотрела какой-то забавный мультик  и  делала
вид, что ничего не слышит. Я видел, как она старается. А он трубил и трубил,
гнус этот. Каждые десять минут. Я давно бы отключил телефон,  сам  не  знаю,
почему до сих пор не сделал этого. А может, и знаю. Просто никогда раньше не
думал, что такие дела могут доставить мне удовольствие.
   Он трубит, а она делает вид, что не слышит. Почему, спрашивается?  Потому
что я вошел в ее жизнь и сижу рядом. Если  захочу,  она  вообще  пошлет  его
подальше. "Петровский, ты гнус, пошел ты на..." Я не  собираюсь  бросать  ее
после того, что было. Ясный перец! Но мне надо  раскрутиться,  выскочить  из
того беличьего колеса, в которое меня загнали  обстоятельства.  Да  нет,  не
обстоятельства... Агеев и Петровский - вот как зовут эти "обстоятельства"!
   Из-за Агеева я замочил Дрына. И этого бомжа.  И  к  "дури"  пристрастился
из-за него. А сижу здесь из-за Петровского, потому что он крутит мое дело  и
в любой момент может спустить на меня ментов. Скажет: "Фас!" - и сотни их, в
форме и в штатском, бросятся по моим следам. Где можно  от  них  спрятаться?
Только здесь. Потому я здесь и сижу. И мне  сейчас  хорошо,  честно.  Хорошо
оттого, что два или три дня назад,  когда  я  смотрел  в  чердачное  окно  и
мечтал, чтобы Валерия вышла из подъезда, только  чтобы  увидеть  ее,  ничего
больше - в это время они с Петровским, возможно, вместе  мылись  под  душем,
целовались там, и он дотрагивался до нее, этот скот; а сейчас я сижу рядом с
ней в гостиной, вижу тюрбан из полотенца на ее голове, вижу розовые пятки  и
маленькие пальцы на ее ногах - а Петровский ни хрена не видит, он  трубит  и
не может дотрубиться, потому что я не разрешаю ей поднимать трубку.
   Теперь она моя. Она уже изменила ему со мной. Изменила телом  и  не  один
раз, изменяет  душой  при  каждом  его  трубном  зове,  на  который  она  не
откликается. Это совсем немного, но я за многим и не гонюсь.
   - Наверное, замкнуло у парня, - говорю.
   - У кого?
   Даже голову не повернула от телевизора.
   - У Петровского. Эти сексоты, они все такие: если им  чего-то  захочется,
так не успокоятся, пока провода на станции не перегорят.
   Сидит, смотрит. Долго молчала, но потом не выдержала.
   - Кто такие сексоты? - спрашивает. - На что ты все время намекаешь?
   - Ну, дорогая... Я не намекаю. Я прямо говорю: твой Петровский  -  подлый
стукач. Не смотри, что он худой и скромный, он еще  четыре  года  назад  пас
девчонок в "Интуристе", этих жаб, которые с турками и пакистанцами крутятся.
Он улыбался им, угощал токайским, затем снимал,  раскладывал,  скальпировал,
выворачивал наизнанку, проверял  на  верность  Отчизне.  А  потом  сдавал  в
Комитет. Он мою однокурсницу, Цигулеву, тоже сдал - хоть она и  стерва  была
порядочная. Дрянь, одним словом, каких  мало.  Но  Петровский  к  ней  домой
приходил с цветами, скромно переминался с ноги на ногу, пузыри носом пускал.
Он такой.
   Чувствую, глубоко ей наплевать стало на этот мультик, может, она вообще с
закрытыми  глазами  перед  телевизором  сидит,  плачет,  -  но  ко  мне   не
поворачивается.
   - Врешь ты все. Врешь. Ты меня долго будешь мучить?
   Я улыбнулся во весь рот, чтобы она даже спиной  почувствовала,  до  какой
степени мне на все плевать, и сказал:
   - Вру. Конечно, вру. Я с самого детства всем вру.
   - Ну вот и заткнись.
   Тут опять телефон.  Она  встала,  выключила  телек,  нервно  прошлась  по
комнате туда-сюда.
   - Можно ответить?
   - Нет.
   - Я ничего не скажу. Ты всегда  сможешь  выдернуть  шнур  или  нажать  на
рычаг. Не буду же я с тобой драться...
   Она машинально потерла щеку.
   Я сделал вид,  что  задумался.  Конечно,  смогу  и,  конечно,  успею,  и,
разумеется, драться со мной она не станет. Но дело не в этом. Я посмотрел на
часы: без пятнадцати четыре.  Сколько  трубить  можно?  Скоро  рабочий  день
кончается, а этот гнус вместо того чтобы  работать,  преступников  ловить  -
трубит и трубит. Телефонный аппарат у Валерии старый, с ярко-красным кожухом
и подчеркнуто "незализанными"  гранями,  знак  качества  спереди  нашлепнут.
Звонок гадкий, пронзительный, я сам себе удивляюсь, почему еще не  раздолбал
его. Подумал: ну вот, скоро раздолбаю. Только  перед  этим  она  скажет  ему
"отвало на полкило", еще раз изменит ему, деваться ей некуда.
   - Ладно, - говорю. - Сейчас ты возьмешь трубку -  но  с  одним  условием.
Скажешь  Петровскому,  что  он  гнусное  насекомое  и  что  он  тебе  больше
неинтересен. Скажи: "отвало тебе на полкило".  Поняла?  Болтнешь  лишнее,  я
утоплю тебя в ванне. Поняла?
   Она посмотрела на меня. Глаза огромные,  откуда  у  нее  такие?  В  кого?
Наверное, мама тоже была красивая,  здесь  наверняка  где-то  есть  семейные
фотографии, надо будет сказать ей, пусть покажет. Потом.
   - Нет. Я лучше вообще не подойду к телефону.
   - Как хочешь. Но лучше подойти. А то он сам заявится сюда.  И  тогда  мне
ничего больше не останется, как прикончить его обрезком какой-нибудь  трубы.
Или арматуриной. Она еще валяется в прихожей...
   Валерия покачала головой.
   - Ты мерзкий тип, - тихо сказала она. И отправилась к телефону. И сделала
все так, как я велел. Только насчет "отвало на полкило" не повторила. Но мне
и так было хорошо.  Не  то  чтобы  прямо-таки  расплывался  от  счастья,  но
какое-то грубое животное удовлетворение имело место, это правда.
   Только когда она сказала: "Я все равно тебе не открою, прощай", -  что-то
вдруг случилось со мной.
   Какое-то узнавание всплыло в мозгу, странная такая  аналогия:  будто  все
это сон, я сплю до сих пор, и не телефон все утро звонил у меня над ухом,  а
будильник, он тормошил меня, не давал покоя: вставай, дурило! - но я  так  и
не смог проснуться, злился, шарил рукой у кровати, чтобы сбросить  будильник
на пол. А встать-то мне ох как надо было, до зарезу надо, я уже  опоздал  на
зачет, или на работу, или еще куда-то, и вся  моя  дальнейшая  жизнь  теперь
пойдет насмарку.
   Меня будто молнией пронзило. Я вдруг все понял. Понял,  что  я  последний
идиот тупорылый, даун, дебил, недоносок. Что из-за идиотской своей  ревности
я сжег все мосты между собой и остальным миром. Петровский,  Петровский,  да
хрен с ним, с Петровским! Пусть это будет он, тысячу раз  он  -  потому  что
никто, кроме Петровского, гнуса этого, помочь мне не сможет!
   Я открыл рот, чтобы сказать: "Не клади  трубку!"  -  но  Валерия  ее  уже
положила и, глядя мимо меня, направилась обратно в гостиную.
   - Стой, - сказал я. - Набери его номер. Быстро.
   - Чей номер? - произнесла она равнодушно.
   - Его. У меня поменялись планы.
   ...Но телефон Петровского молчал.

   * * *

   Еще звонок. Тишина.
   Денис Петровский убрал руку, спрятал  в  карман.  Он  не  знал,  что  ему
делать. Вообще-то знал: уходить. Не надо было сюда появляться, ему  же  ясно
сказали.
   Но тишина была относительной,  Денис  слышал  приглушенные  голоса  из-за
двери. Женский и мужской. Из-за этой двери или другой, неясно. Кто  говорит,
о чем - непонятно. Это если не хотеть никакой ясности  и  не  желать  ничего
понимать. И вдобавок не знать про "другого мужчину". Неужели  она  такая  же
блядь, как все остальные?!
   Позвонить еще раз? Клавиша звонка с вертикальными  бороздками  похожа  на
аккуратный мазок белкового крема. Дотронуться, просто дотронуться. Денис сам
себе казался занудой. Третьи лишние всегда стоят под дверью, они  все  такие
зануды... В квартире никого нет - или ему просто не хотят  открывать,  какое
его дело, в конце концов?
   Всего несколько минут назад, когда Денис работал в доме напротив, рядом с
вздувшимся трупом Заметалина, - он был уверен,  что  в  случае  чего  просто
возьмет и взломает эту  дверь.  В  мозгу  пульсировало:  НЕ  БЫВАЕТ  НИКАКИХ
"ДРУГИХ МУЖЧИН", СЛУЧИЛАСЬ НАСТОЯЩАЯ БЕДА!
   Сейчас он не был в этом уверен. Он будто покинул зону активного излучения
и оказался один на один со старой, как мир, нелепой, дурацкой проблемой: что
делать, когда твоя девушка уходит от тебя? Орать благим матом? Ломать  дверь
и выбрасывать соперника из окна?
   - Блядь, - сказал наконец Денис.
   Он развернулся и пошел вниз по лестнице, скользя взглядом  вдоль  грязных
перил.
   За спиной раздался щелчок и тихий шорох дерматина.
   - Денис...
   Валерия стояла на пороге в  какой-то  неловкой  позе,  лицо  белее  мела,
пушистые золотистые волосы рассыпаны по плечам. Сзади,  выше  нее  на  целую
голову, темнела шкафоподобная фигура. Огромная рука крепко обхватила Валерию
под грудью, холодные спокойные глаза смотрели на Дениса.
   - Поднимись сюда. Петровский, - раздался негромкий голос. - Дело есть.
   - Ты... - только и вымолвил пораженный Денис.
   - Да. Заходи быстро. Только руки из карманов... И тихо.
   Денис все понял. Он достал руки из карманов, повернул ладонями  наружу  и
без лишних слов поднялся в квартиру.
   - Захлопни дверь, - сказал Сергей.
   Сердечник замка громко клацнул, войдя в паз. Курлов с Валерией  отошли  к
кухне, Денису из залитой светом прихожей почти  не  были  видны  их  лица  -
только странноватый сдвоенный силуэт на фоне сумеречного окна.
   - Выворачивай карманы, Петровский. Спокойно и  размеренно,  без  суеты  и
резких движений. Если есть оружие, лучше говори сразу.
   - У меня ничего нет, - сказал Денис.
   - Ладно, давай показывай...
   Денис быстро освободил карманы: бумажник,  платок,  сигареты,  зажигалка.
Слава Богу, все  вешдоки  и  бумаги,  собранные  в  четырнадцатом  доме,  он
упаковал в сумку и передал капитану.
   - Сними куртку и пуловер, - скомандовал Сергей. - Повернись... Так. Брюки
расстегни. Хорошо... Можешь одеваться.
   Он отошел еще дальше, в глубь кухни. Даже  будь  у  Дениса  пистолет,  он
ничего не смог бы сделать: Курлов на три  четверти  прикрыт  телом  Валерии.
Мысли черной пчелиной тучей роились в голове. Как давно здесь этот  подонок,
каким образом он вышел на Валерию, бил ли он ее, что он вообще с ней  делал,
что собирается делать сейчас...
   - Отпусти, - сказал Денис. - Ей больно.
   - Заткнись, - мотнул головой Сергей. - А то будет еще больнее.  Мне  даже
не надо напрягаться,  чтобы  ахнуть  четыре  ее  сахарных  ребра,  разорвать
селезенку, а затем сломать шейные позвонки. Ты знаешь  это.  Поэтому  будешь
стоять смирно и говорить со мной столько, сколько мне понадобится.
   - Что ты хочешь?
   Курлов не торопился отвечать. На миг Денису показалось,  что  он  немного
растерян. Сергей сел на табурет, рывком усадил Валерию  к  себе  на  колени,
обхватив ее руки и живот. "Извини, Денис, - одними губами сказала девушка. -
Я не хотела открывать". Рядом с ее виском темнел угол навесного шкафчика.
   - Я хочу выбраться, - произнес Сергей. - Из всех обязаловок.  Из  города.
Возможно, из страны. Не знаю... Но чтобы за спиной у меня  было  чисто.  Мне
нужны материалы моего дела.  Все  до  единой  бумажки,  где  так  или  иначе
упоминается моя фамилия. Ты принесешь их сюда, сложишь в эмалированный тазик
и подожжешь. Когда пепел окажется в унитазе и ты нажмешь на смыв -  получишь
назад свою девчонку. Если она захочет возвращаться к тебе.
   Расхожий сюжет из полицейского фильма, подумал Денис. Полтора часа погонь
и перестрелок, главного героя ранят, героиню едва не изнасилуют, но в  конце
концов все будет о'кей и они уплывут на белом пароходе. Какое идиотство.  Но
в жизни реже случаются счастливые совпадения и хеппи-энды. Почему он сказал:
если она захочет? И почему он так по-хозяйски обнимает ее?
   - В деле восемь томов, - соврал Денис. - Их под пиджаком не спрячешь.
   - Возьми тогда спортивную сумку,  дурак!  -  неожиданно  заорал  на  него
Курлов. - Хочешь, чтобы я тебе еще нарисовал, каким транспортом доехать и  с
какой полки папки взять? Я поставил задачу - а дальше твои проблемы.  Можешь
вызывать оперативную  бригаду,  можешь  поджечь  всю  прокуратуру  вмест