лись, руки комкали  какую-то
цветастую тряпку. Сохранить незаинтересованный вид ей не удалось, а  при
последних словах в глазах явно мелькнул испуг.
   "Знает, все знает, - подумал Старик. - Без деталей: кто за рулем, кто
стрелял, да кого убили, да куда Валька делся - подробности ей не  нужны,
без них спокойней, а догадки не в счет, так легче прикинуться, будто жи-
вешь не с бандитами и убийцами да не на кровавые деньги жировать собира-
ешься".
   - Вообще-то муж сегодня обещал заявиться, - растерянно лгала  хозяйка
и этой ложью выдавала свое тайное знание, хотя приехавший в поисках вну-
ка простодушный старичок не мог бы определить ни растерянности, ни  лжи,
ни тем более предвидеть собственную участь, намек на которую  читался  в
бегающем, беспокойном взгляде Надежды Толстошеевой.
   - Заходите, дедушка, отдохните, а то знаете, как у мужиков, -  кружка
пива, потом стакан вина, потом бутылка водки... Вот и гуляют... На  дачу
поехали отдохнуть, да там и застряли...
   Она сыпала словами, провожая Старика в дом, но, когда дверь на  улицу
закрылась, вдруг замолчала и обессиленно опустилась на старинный, обитый
железными полосками сундук.
   - А что, и Валек мой с ними загулял? - спросил дед Макогонова  слегка
неодобрительно.
   - С ними, - готовно кивнула Надежда, и Старику стало ясно: она знает,
что Макогонова нет в живых.
   Но у деда пропавшего Вальки подобной ясности не было, да  и  быть  не
могло. Хозяйка оказалась не только красивой, но и приветливой,  говорли-
вой, обстановка в доме не внушала тревоги и беспокойства. Разве придет в
голову, что ты неожиданный, крайне  нежелательный  свидетель,  способный
провалить так удачно начатое дело, а потому обреченный...
   Дед Макогонова расслабился на кушетке.
   - Отдохните, дедушка, я сейчас, в магазин и обратно...
   В Толстошеевой появилась целеустремленность,  очевидно,  она  приняла
решение, как надо поступать.
   Хлопнула дверь. Дед Макогонова исчез, как только шаги Надежды пропали
вдали. Пружинистой кошачьей походкой Старик скользнул по  комнатам,  ос-
матривая дом.
   Три комнаты. Маленькие, опрятные, плотно заставленные. Хельга,  наби-
тая разномастным хрусталем и  аляповато  расписанным  золотом  фарфором,
цветной телевизор под яркой шелковой накидкой, всюду ковры:  на  стенах,
на полу в два слоя, свернутые в трубку по углам. Гимн дурному вкусу. За-
то богато, значит, "не хуже, чем у людей".
   В спальне Старик споткнулся о коробку из-под австрийских  сапог,  еще
две белели под кроватью. Спекулирует она, что ли? Или обеспечивает  себя
по высшей норме? Скорее всего и то и другое. Братья часто заглядывают  в
бутылку, так что зарплат и левого заработка Владимира не  хватит,  чтобы
так набить это "гнездышко".
   На крохотной веранде оборудовано рабочее место: верстак,  тиски,  не-
большой токарный станок. Здесь Владимир изготавливал запчасти к лодочным
моторам, мотоциклам, здесь же, очевидно, сделал автомат. Все чисто убра-
но, ни стружки, ни пылинки, ни кусочка металла. Как он предполагал: под-
готовились к возможному обыску.
   Старик вернулся на кушетку. Сейчас бы в самый раз позвонить  Крылову.
Вряд ли Надежда станет травить деда Макогонова крысомором или рубить его
сзади топором - на такое она, конечно, не способна. А вот канал связи  с
мужем у нее имеется, и она, как верная, преданная жена, сообщит об опас-
ном госте, пусть, мол, мужики сами решают...
   Если бы Мишуев одобрил его план и операция была соответствующим обра-
зом подготовлена. Старику не пришлось бы сейчас ломать голову, прогнози-
руя дальнейшее развитие событий. Братья вряд ли сунутся в дом, тогда все
просто: пост наблюдения засечет их, и капкан захлопнется. Слишком просто
для таких предусмотрительных волков. Они предпримут что-то другое,  хит-
рое, в чем не осведомленные о происходящих событиях наблюдатели могут  и
не разобраться.
   Старик не заметил, как изменилось все вокруг, просто ощутил давно  не
испытываемое чувство опасности, исходящей отовсюду: от стен этого  доми-
ка, богатой безвкусной обстановки, радушной хозяйки, выскочившей на  ми-
нутку по своим, но тесно связанным с ним надобностям; вся атмосфера  ло-
гова Толстошеевых была ненавидящей и враждебной. Сейчас он  находился  в
чуждом, беспощадном мире и, как часто бывало, мог рассчитывать только на
себя. Жаль, не стоит в прикрытии Крылов... Впрочем, не дождавшись  звон-
ка, он должен догадаться, почувствовать неладное и подоспеть на  помощь,
так уж случалось несколько раз.
   Но сейчас Старик напрасно рассчитывал на любимого ученика, потому что
он был отвлечен другим, неожиданно возникшим делом.
   Не застав Старика, Элефантов отправился к полуразрушенному,  обречен-
ному на снос зданию, забрал из подвала футляр для чертежей и  приехал  к
себе. Через несколько минут он появился на улице уже без футляра и быст-
рым шагом двинулся до боли знакомым маршрутом.
   Нежинской дома не оказалось, но дверь была заперта только на один за-
мок, значит, она вышла ненадолго и сейчас вернется. Он воткнул в  замоч-
ную скважину записку, повертел и снова сунул в карман пачку денег.
   Спускаясь по лестнице, Элефантов столкнулся с незнакомым молодым  че-
ловеком, не заподозрив, что сам он знаком  старшему  лейтенанту  милиции
Гусарову и именно потому тот так старательно глядит в сторону.
   Немного постояв на углу, Элефантов увидел, как  незнакомец  вышел  из
подъезда, направился к остановке автобуса, но передумал и резко  свернул
в переулок, а от остановки царственной походкой, с гордо поднятой  голо-
вой прошла к своему дому Нежинская.
   После этого Элефантов вернулся к себе в квартиру, сел в кресло, поло-
жив перед собой часы, и стал ждать. Ждать оставалось недолго, и дело уп-
рощалось тем, что он избавился от необходимости принимать решение.
   Решение должна принять Мария. Если она придет, он окончательно сдаст-
ся тому, другому, если же нет... Рука легко скользнула по мертвой  стали
штуцера...
   Уход от самостоятельных решений есть проявление трусости.
   Эта мысль сейчас не задела его. Каждый живет, как"  ему  нравится.  И
каждый считает, что уж кто-кто, а он живет правильно. Не  сомневается  в
этом Ася Петровна, не сомневаются Николай  Сергеевич  и  Наполеон,  даже
нудный толстяк Вова Зотов считает, что живет правильно!
   Люди разные, и жизни у них никак не похожи, и потому совершенно  оче-
видно, что все не могут быть правыми! Но каждый  уверен,  что  ошибаются
другие...
   Ему, Элефантову, бытие того же Вовы Зотова кажется унылым и  беспрос-
ветным. А тот доволен. И не понимает, зачем это Слон суетится,  какие-то
формулы пишет, приборы выдумывает, вместо того чтобы загорать  на  пляже
да пиво пить - лучшего-то отдыха не бывает! А если  бы  узнал,  что  он,
имея десять тысяч и диссертацию на выходе,  стреляться  надумал  черт-те
из-за чего, то и вообще сумасшедшим посчитал бы...
   У каждого свои доводы, свои резоны. Семен Федотович, Орех, Иван  Вар-
фоломеевич и сейчас не думают, что неправильно жили! Другое дело  -  не-
достаточно хитры, изворотливы были, за то и корят себя, за то ругают!
   "Да и ты, братец, - обратился к себе Элефантов, - тоже  думаешь,  что
поступал правильно. Не думаешь? А почему же делал? Жену бросил с  сыном,
в грязи вымазался, преступником стал! От любви  большой  к  Марии?  Сла-
бенькое оправдание! А она, в свою очередь, оправдается тем, что тебя  не
любила! И точка, нет виноватых! Только так не бывает. Все  равно  прихо-
дится расплачиваться - рано или поздно, наглядно или скрыто..."
   Время вышло. Элефантов отстраненно взял оружие, заглянул в черное от-
верстие ствола, положил палец на спуск. В этот миг в дверь позвонили.
   Чтобы не терять времени зря, Крылов решил допросить Нежинскую.  Гусар
понес повестку, а он смотрел в окно, обдумывая предстоящий разговор. Ко-
нечно, говорить правду не в ее интересах, но существует целый ряд такти-
ческих приемов, с помощью которых можно заставить ее изобличить  Элефан-
това. Но, честно говоря, Крылову не хотелось этого делать. Первый раз  в
жизни он не стремился любой ценой разоблачить виновного. И так  же,  как
Зайцев, испытывал сочувствие к Элефантову. Может быть, оттого,  что  сам
не так давно мог, пожалуй, наделать глупостей из-за Риты.
   Рита... Отношение к ней после посещения семейства Рогальских  измени-
лось. Чуть-чуть, в неуловимой степени. Исчезла пронзительность  чувства,
ощущение праздничности от общения... Сущая ерунда. То, чего у многих ни-
когда и не бывает, без чего женятся и выходят замуж, счастливо живут всю
жизнь и торжественно отмечают золотую свадьбу.
   Гусар вернулся запыхавшимся.
   - Вручил?
   - Ее не было, бросил в почтовый ящик. А на улице встретил,  возвраща-
лась домой...
   - Значит, найдет.
   - Это точно. В почтовом ящике повестку, а в замочной скважине  запис-
ку, обе приглашают на час дня. За неявку по повестке - привод, по запис-
ке  -  самоубийство.  Интересно,  что  она  выберет?  Впрочем,  женщинам
свойственна гуманность, так что к тебе она не придет...
   - Элефантов? - не то спросил, не то уточнил Крылов. - Черт,  дотянули
резину!
   - Можно?
   На пороге, обаятельно улыбаясь, стояла Нежинская. Как всегда,  безуп-
речно, со вкусом одетая, ухоженная и красивая.
   - Вы пришли на полчаса раньше. Почему?
   - О, чтоб сэкономить время. Я договорилась  встретиться  с  подружкой
полвторого - надо заехать по женским делам в одно место...  Вы  же  меня
долго не задержите?
   - А к человеку, который ждет вас до часа, вы  не  собираетесь?  -  не
сдержался Гусар.
   Лицо Нежинской стало холодным.
   - Вы не только крутитесь возле моего дома, но и читаете  то,  что  не
вам адресовано! Стыдно!
   - Как вы думаете, он действительно может покончить с собой? - спросил
Крылов.
   - Какое мне до этого дело? Пусть делает что хочет! Он же психопат!
   - Как и ваш бывший муж?
   - Почему вы лезете в мою личную жизнь? Кто дал вам такое право?
   Нежинская изменилась в мгновенье ока - куда девались обаяние и очаро-
вательная мягкость! Злая фурия в красивой маске.
   - Мне давно говорят, что вы выясняете совсем не  то,  что  требуется,
как досужая сплетница. Даже пытаетесь заглянуть ко мне в постель!  Ну  и
как, интересно?
   Она презрительно улыбнулась, как будто уличила Крылова в  неблаговид-
ных, позорных делишках.
   - Не нервничайте, Мария Викторовна. Расследование велось по всем пра-
вилам, хотя многое в нем вам пришлось не по  нраву,  -  спокойно  сказал
Крылов. - Здесь требуется точность во всем, а точность-то вы и не  люби-
те. Потому что начинаете запутываться в мелочах, так как никогда не  го-
ворите правды до конца.
   - Ну, знаете ли!
   - Знаю, знаю! Многое знаю. И вашу поговорку на первом допросе... Пом-
ните, насчет того, что вам не везет, дескать,  третий  раз  попадаете  к
врачам? Первый раз - авария, третий - выстрел, а в связи с чем вы  лечи-
лись второй раз? Мы с вами так и не выяснили этот вопрос. Тогда...
   - А сейчас?!
   Презрение, холодное убивающее презрение волнами заливало  кабинет,  и
тон был ледяным и уничтожающим.
   - А сейчас вы ждете смерти Элефантова и порадуетесь  ей,  потому  что
благодаря этому останетесь такой же чистенькой,  аккуратной  и  пахучей,
как всегда, и исчезнет реальная возможность по уши вымазаться в...
   - И что из всего вашего монолога следует? Хотите отдать под  суд  мен
я?!
   - Жизнь вынесет вам приговор. В компетенцию милиции и  суда  подобные
вещи не входят.
   - Тогда к чему эти рассуждения? Что из них следует?
   - Только то, что вы - шлюха.
   - Что?!
   Бледное лицо Нежинской  вспыхнуло  пятнами,  глаза  расширились.  Она
вскочила со стула, сделала шаг вперед, но, наткнувшись на тяжелый взгляд
Крылова, замерла.
   - Это вам даром не пройдет! - страшным голосом сказала она. - Вас вы-
гонят со службы! Я буду жаловаться!
   - К сожалению, жаловаться по этому поводу вы можете только на себя, -
сказал Крылов в прямую спину и бросил взгляд на часы.
   Без четверти час.
   - Быстро машину! - приказал он в селектор дежурному и вместе с  Гуса-
ром бросился вниз, чуть не сбив на лестнице Марию Викторовну Нежинскую.
   Ровно в час Крылов позвонил Элефантову. В квартире что-то упало, пос-
лышались бегущие шаги, дверь распахнулась настежь, и, увидев,  как  оза-
ренное надеждой лицо хозяина скривила гримаса разочарования, Крылов  пе-
рестал жалеть, что оскорбил Нежинскую.
   Упредив движение хозяина, инспектор  шагнул  через  порог.  Элефантов
бросился назад, но опять не успел: майор первым ворвался в комнату, под-
нял и разрядил штуцер. Элефантов оцепенело опустился на пол.
   - Сядьте в кресло, - резко бросил Крылов, но владевшее им  напряжение
отступало, и он смягчил тон.
   - Если хотите облегчить свою участь, я напишу в рапорте, что мы приш-
ли по вашему вызову. Это все, что я могу для вас сделать.
   - Мне все равно, - еле слышно выдавил Эле - фантов.
   - Зови понятых, - приказал Крылов Гусару. - Будем оформлять  протокол
добровольной выдачи оружия...
   Вернувшись в отдел, Крылов позвонил Зайцеву и доложил обстановку.
   - Как он? - спросил следователь.
   - Пишет явку с повинной.  Это  будет  еще  одним  смягчающим  обстоя-
тельством.
   - А что, есть и другие?
   Через толстое стекло, делившее дежурную часть пополам, Крылов посмот-
рел на склоненную голову Элефантова, стекающие по лбу капли пота,  заку-
шенную до крови губу.
   - Есть. Да ты и сам знаешь - их здесь целый вагон.
   И, вспомнив любимую присказку следователя, добавил:
   - И маленькая тележка.
   - Сейчас приеду, - вздохнул на другом конце провода Зайцев. - Если бы
ты знал, как мне не хочется вести это дело.
   - Знаю.
   Крылов не испытывал ни малейшего удовольствия от успешно завершенного
расследования, скорее наоборот - усталость и раздражение, как бывало при
неудачах.
   - Сообщи родственникам о задержании, - попросил он Гусара.  -  Скажи,
что могут принести передачу.
   Он поднялся в  свой  кабинет,  развалился  на  стуле,  закрыл  глаза.
Все-таки Старик в очередной раз оказался провидцем. Старик! Его как  то-
ком ударило!
   - Мне кто-нибудь звонил? - нервно спросил он в трубку внутренней свя-
зи.
   - Нет, - удивленно ответил дежурный - Я бы передал...
   Черт! Старик должен был сообщить, что у него все в порядке. Правда, в
кабинете никого не было, но он бы обязательно перезвонил дежурному!
   Все это Крылов додумывал на бегу.  Через  минуту  оперативная  машина
мчала его по известному адресу. Но он безнадежно опоздал.
   Надежда Толстошеева вернулась через полчаса. В авоське  она  принесла
булку хлеба, кусок колбасы и бутылку вина - вся улица могла видеть,  что
она собирается хорошо угостить гостя, как и положено доброй хозяйке.
   - Покушайте, дедушка, проголодались небось с дороги, - ворковала она,
накрывая стол, - и винца по рюмочке выпьем, за приезд к нам...
   Дед Макогонова для приличия отказывался, говорил что-то про котлеты в
вокзальном буфете, но видно было - закусить он не прочь, а уж против вы-
пивки и подавно не возражал.
   Надежда Толстошеева подливала умело: ее рюмка  оставалась  полной,  а
Старик, который пил только водку да когда-то давно спирт и шнапс,  скры-
вая отвращение, прикончил бутылку сладковатого дешевого портвейна.
   Он отметил нервозную суетливость хозяйки, поймал быстрый  оценивающий
взгляд на опьяневшего деда Макогонова, ощутил спад владеющего ею возбуж-
дения и понял, что скорее всего она звонила из автомата возле  магазина,
получила определенные инструкции, добросовестно их выполнила,  и  теперь
дело приближается к развязке.
   - Что-то нету непутевых, - глянув на часы, скучно проговорила  она  и
тут же заставила себя продолжить прежним, весело-оживленным тоном,  -  а
поезжайте-ка сами за ними - так верней будет!  Дачный  поселок,  участок
пяты и...
   "Почему пятый, а не двадцать седьмой?" - подумал Старик. Дачи у Толс-
тошеевых не было, поэтому  названная  хозяйкой  простая  цифра  отражала
только ограниченность ее фантазии. Впрочем, нет - вот как складно дальше
заворачивает!
   - ...Деревянная дача, голубая, под шиферной крышей, да вам любой  по-
кажет, у нас яблоки вкусные, все берут, потому каждый знает...
   Значит, они будут ждать у въезда на дачный участок и вызовутся прово-
дить его на встречу с внуком...
   Надежда вывела пьяненького деда Макогонова во  двор,  избегая  встре-
чаться с ним взглядом. Покачнувшись, Старик оперся на ее  локоть  и  по-
чувствовал, что Толстошееву бьет нервная дрожь. Конечно, неприятно  про-
вожать человека туда, куда она провожает доверчивого провинциального де-
душку. Особенно после того, как принимала его у себя  в  доме,  угощала,
пила за здоровье.
   - Точно покажут дачу-то?
   - Конечно, дедушка, не сомневайтесь.
   Неприятно, но не смертельно. Надежда переживет это так же, как  пере-
жила все происшедшее ранее. Будет спокойно  спать,  открыто  смотреть  в
глаза соседям, сослуживцам. Они-то ничего не знают, а значит,  ничего  и
не было. Правда, остается еще свое собственное знание, его не выбросить,
не вытравить, не убить. Тяжкий грех на душе - крест на всю жизнь...
   Но с собой можно договориться, оправдаться, найти какие-то смягчающие
обстоятельства. Дескать, трудно было, тяжко, а  я  решилась,  чтобы  дом
спасти, семью уберечь... Благородство сплошное, и только. Она и действи-
тельно оберегает сейчас свой чистенький, аккуратный домик, хельгу с  до-
рогими сервизами, свои модные сапожки,  содержимое  тяжелых  шифоньеров,
спрятанные где-то кровавые тридцать четыре тысячи, своего мужа-убийцу  и
своего деверя-убийцу. Каждый человек имеет за спиной что-то свое, что он
любит, ценит и готов защищать любой ценой. Любой. Что  тут  жизнь  како-
го-то чужого старого придурка, который сам виноват, поскольку узнал  что
не следовало и влез куда не надо!
   - А вот как раз такси, - обрадованно закричала Надежда. - Скажите шо-
феру: дачный поселок, а там пятый участок спросите. Деньги есть или, мо-
жет, дать?
   - Есть, дочка, спасибо, - растроганно поблагодарил дед Макогонова.  -
Дай Бог, еще свидимся.
   У Надежды дернулась щека, но улыбка осталась -  ненатуральная,  будто
нарисованная.
   "Обязательно свидимся, сучка", - подумал Старик, останавливая медлен-
но катящее по улице такси.
   - Дачный поселок! - нарочно громко сказал он водителю, садясь на  пе-
реднее сиденье, и обернулся посмотреть, слышала  ли  Надежда,  ведь  ей,
очевидно, нужно сообщить родственникам, что все идет по плану...
   Но женщина не вышла на улицу, зеленая калитка плотно  закрылась.  На-
верняка смотрит сквозь щели забора, дожидаясь того момента,  чтобы  бро-
ситься к телефону.
   "Нам тоже  встретится  телефон",  -  удовлетворенно  подумал  Старик,
чувствуя, как проходит сковывавшее его напряжение.
   Один звонок - и операция вступит в завершающую фазу. Они зря  предос-
тавили опьяневшему деду эту кратковременную свободу действий.
   "Возле главпочты остановимся", - хотел сказать он, но  не  успел:  на
краю тротуара с поднятой рукой стоял человек.
   - Возьмем попутчика?
   Не дожидаясь ответа, таксист тормознул,  и  потрясенный  Старик,  как
сквозь вату, услышал отрепетированный диалог:
   - На Дачный поселок не довезете?
   - Садись, в самую точку попал, как раз туда едем...
   Нет, бандиты не оставили ему свободы действий. Потому что когда води-
тель, задавая необязательный вопрос, первый раз повернулся лицом, он по-
нял: за рулем такси - Николай Толстошеев. Старик видел  только  фото,  к
тому же тот отпустил бороду, нахлобучив кепку на правый глаз, надел тем-
ные очки, и все же Старик узнал его безошибочно. Так же как  "проголосо-
вавшего" человека, ловко прыгнувшего на заднее  сиденье,  прямо  ему  за
спину.
   - На миг он потерял самообладание: слишком неожиданно обернулось  де-
ло, да еще в тот момент, когда, казалось, опасность позади. Но те  мгно-
вения, которые понадобились, чтобы прийти в норму, естественно  вписыва-
лись в заторможенность