у  в  бараний  рог  свернуть!
Понял?
   Когда-то давно Толстых  завидовал  окружающим  -  трезвым,  опрятным,
имеющим цель в жизни, знающим больше, чем он...  Можно  было  попытаться
стать таким  же  -  начать  учиться,  работать,  изменить  образ  жизни,
расстаться со старыми привычками... Это трудная, очень трудная задача  -
ломать и переделывать самого себя, но, в принципе, достижимая и  многими
до него успешно разрешенная. Беда в том, что, ослабив волю алкоголем, он
уже привык из двух альтернативных путей выбирать более легкий. И он стал
ненавидеть "благополучных"  людей,  а  потом  в  его  дремучем  сознании
включился компенсационный механизм: ведь в  школе  он  в  кровь  избивал
сверстников, а сейчас удар литого кулака легко сминал жесть  водосточной
трубы...
   Оглушив себя ударной дозой алкоголя, он полюбил выходить на улицу,  в
парк или сквер, чтобы затеять ссору с миролюбиво  настроенным  прохожим,
ничего не подозревающим и не готовым к отпору, и неожиданно обрушить  на
него мощный кулак.
   По мере того, как на его счету накапливались разбитые  носы,  выбитые
зубы и сломанные челюсти, появлялось презрение  к  избитым  и  униженным
людям. За то, что они краснеют от циничного слова, боятся  грубой  силы,
не умеют защититься от удара и нанести ответный...
   Неразвитое  мышление  поставило  знак  тождества   между   физическим
превосходством и социальной значимостью каждого, и теперь он считал себя
не только сильнее, но и умнее, достойнее, выше всех остальных.  Особенно
приятными становились эти мысли после хорошей выпивки, и тогда затаенная
зависть  и  открытая,  смешанная  с  презрением  ненависть  настоятельно
требовали выхода.
   - Ну, что молчишь?
   - Понял, Игорь, понял, чего ж не понять...
   - Ну ладно.  -  Найдя  подтверждение  своему  превосходству,  Толстых
подобрел. - Тогда допивай!
   Он тоже поднес стакан к губам. Ему  нравилось  внушать  страх,  и  на
грабежи он вышел не столько из-за  скудной  добычи,  сколько  для  того,
чтобы в полной мере ощутить это чувство.
   На этот раз Братков не смог сдержаться, закашлялся, подавился -  вино
выплеснулось  обратно.  Против   ожидания   насмешек   не   последовало:
собутыльник о чем-то задумался.
   - Кому  бы  морду  набить?  -  процедил  Толстых.  -  Ваську  Кривого
подловить, что ли?
   - Да ну его, Игорь, пойдем лучше на танцы сходим.
   - Чего я там не видел! Идти - так на дело! Червонец  сшибем  -  будет
чем похмелиться. Или в  штаны  наложил?  Небось  понравилось  в  стороне
стоять?
   Толстых  вытащил  из-под  стола  грубо  сработанный  нож  с   тяжелой
свинцовой рукояткой, которым  когда-то  кололи  свиней.  Длинный  клинок
покрывали раковины коррозии: выброшенный за ненадобностью, нож несколько
лет ржавел в куче старого хлама и сгнил бы совсем, но Толстых, бесцельно
перебирая с похмелья разнокалиберные железяки, нашел его и,  отправляясь
на очередную "прогулку", сунул за пояс.
   - Смотри у меня, еще раз струсишь - писану по роже, будет отметина на
всю жизнь!
   - Он размахнулся и глубоко  вогнал  нож  в  крышку  стола,  так,  что
Братков едва успел отдернуть руку.
   - Мне чего-то неохота на дело. Не боюсь я, но... Зачем ты их режешь?
   - А тебе что, жалко, что ли? - издевательски скривил губы Толстых.
   - Да незачем это... Парень тот так закричал, что у меня  до  сих  пор
мороз по коже... Интересно, вылечат его?
   - Вылечат, ничего ему не сделается! И вообще, тебе что за дело?
   - А то, что можно и "вышку" заработать...
   - Дурак заработает! А меня  еще  взять  надо.  -  Толстых  перевернул
табуретку, вскакивая, и  с  усилием  выдернул  нож.  -  А  ну,  попробуй
подойди!
   Он  принялся  так  размахивать  оружием,  что,  казалось,   засвистел
рассекаемый воздух.
   - Ну что, не хочешь? И правильно - запорю!
   Зрачки его расширились, волосы растрепались, по бледному  до  белизны
лицу катились струи пота.
   - Вот так! - Он бросил нож на стол и попытался  выдавить  из  бутылки
еще  несколько  капель.  -  Жалко,  бухла  нет!  Ну  ничего,  по-другому
развлечемся. Собирайся.
   Знаешь, что я на сегодня придумал? Парня подколем, а девку оттащим на
пустырь и позабавимся как следует!
   Толстых скверно засмеялся и спрятал нож под пиджак.
   - Никого не боюсь! Захочу - весь город буду в страхе держать!
   Они проходили маршрут четвертый раз.  За  плотно  закрытыми  ставнями
текла совсем другая жизнь -  уют,  чай  с  вареньем  и  очередная  серия
приключенческого боевика.
   Иногда крики, выстрелы и  звуки  ударов  вырывались  сюда,  на  плохо
освещенную тусклым светом редких фонарей пустынную улицу. Прохожих почти
не было, машин  тоже,  только  время  от  времени  на  средней  скорости
проезжал зеленый "Москвич", прикрывающий патрульные группы.
   - Вам не страшно? - спросила Рита, когда они вновь вышли  на  нежилой
участок. Она уже рассказала,  что  окончила  радиотехнический  институт,
работает  инженером-конструктором,  живет  с  родителями,  по   субботам
плавает в бассейне и увлекается разведением кактусов.
   - Пока нет, - ответил Волошин. - А вам?
   - Честно говоря, немного не по себе. Помню, я  читала,  как  охотятся
туземцы в устье Амазонки: привязывают на берегу козу, а  когда  крокодил
вылезает из воды, в этом  месте  наполовину  закапывают  кинжал  острием
вверх. Потом из-за кустов выбегают охотники с копьями, палками,  кричат,
бьют в барабаны - и крокодил убегает. А возвращается он будто бы  всегда
по своим следам и распарывает брюхо...  Так  той  козе,  наверное,  тоже
страшновато...
   Волошин засмеялся.
   - Тогда коза - это скорее я. - Он вспомнил,  что  похожая  ассоциация
уже возникала у  него  сегодня.  -  Но  от  такой  приманки  хищнику  не
поздоровится!
   - Их же двое... И говорили - очень опасных...
   - Ничего, если встретимся - разберемся.  -  Лицо  Волошина  приобрело
жесткое выражение. - Они нападают на  беззащитных  людей,  в  этом  весь
расчет! Пусть бы они прыгнули на меня или кого-нибудь из наших!
   Он прекрасно понимал, что операция связана с большим риском. Это  как
раз такой случай, когда его не избежать. Все  должно  быть  естественно:
одинокая парочка на пустынной улице, встреча  лицом  к  лицу.  А  "тени"
нападали неожиданно, и высокий с белым лицом сразу пускал в ход нож. Так
что если чуть замешкаешься...
   Но они представляли угрозу для людей, вышедших  вечером  погулять,  в
гости, в кино...  Они  могли  сделать  что  угодно:  оскорбить,  избить,
ограбить,  надругаться,  просто  так,  походя,  ткнуть  холодным  острым
железом податливое человеческое тело... И  Волошин  не  думал  о  риске,
больше  всего  он  хотел  оказаться  между  преступниками  и  ничего  не
подозревающими гражданами, чтобы принять удар на себя, как обязывала его
профессия.
   Правда,  основные  профессиональные  качества  -  внимание  к  людям,
чуткость, отзывчивость,  способность  к  аналитическому  мышлению  -  не
пригодятся в сегодняшней  операции.  "Тени"  олицетворяют  собой  темную
силу, тупую, злобную, всесокрушающую. И обезвредить их  можно  только  в
прямом контакте, в физическом столкновении, в схватке не на жизнь, а  на
смерть. Как  на  войне.  Но  готовность  к  таким  схваткам  и  отличает
работников милиции от представителей десятков мирных специальностей. Так
же, как и оружие, получаемое перед началом работы...
   - Давайте позвоним, - они снова подошли к автоматам. - Чтобы дома  не
волновались. - Рита зашла в телефонную будку.
   Волошин соединился с райотделом и переговорил с  дежурным.  Пока  все
спокойно.
   Потом он стал набирать свой номер, одну цифру, другую...  Хотя  дойти
до дома можно было за четверть  часа,  он  находился  как  бы  в  другом
измерении, в глубоком тылу, что ли. А Волошин патрулировал  на  переднем
крае и сейчас, строго говоря, не был тем Алексеем, которого знали жена и
сын. Другое мироощущение, иной круг проблем, забот, первостепенных  дел,
обострены чувства, напряжена нервная система,  в  постоянной  готовности
мышцы. Он  по-другому  смотрел  на  тихие  окраинные  улицы,  по-другому
думал... Звонить не стоило, чтобы не расслабляться.
   Волошин нажал на рычаг, потом, подумав, переложил пистолет  в  карман
плаща.
   Девушка уже прошла метров сорок в сторону новых домов. Он  глянул  на
часы: двадцать два ноль пять.
   - Рита!
   Она обернулась.
   - Пойдем обратно.
   - Почему? - Ей явно не нравился глухой переулок  между  ипподромом  и
антенным полем.
   - Потренируем нервы, - пошутил Волошин. Он сам не мог объяснить,  что
заставляет его вернуться на пройденный только что отрезок маршрута.
   Фонари светили через один, отбрасывая длинные угловатые тени. С обеих
сторон чернели огромные  безлюдные  пространства,  создавая  впечатление
отрезанности от всего остального мира.
   "Место действительно жутковатое, -  подумал  Волошин.  -  Надо  будет
позвонить, чтобы навели порядок с освещением".
   Навстречу,  сильно  качаясь,  ковылял  пьяный.  Рита  придвинулась  к
Волошину поближе, но пьяный старательно обошел их стороной.
   - Хорош сюрприз для домочадцев, - брезгливо сказала Рита. - А  может,
он каждый день такой - тогда привыкли...
   Волошин промолчал. Ему не понравился запоздалый гуляка, и он  пытался
проанализировать: почему?  Высокого  роста?  Сколько  в  городе  высоких
людей!
   Бледное лицо? При таком  освещении  -  немудрено!  Одет  не  в  серую
нейлоновую куртку, а в темный пиджак. И вообще  -  "теней"  должно  быть
двое!
   Мимо проехал зеленый  "Москвич",  и  Волошин  сосредоточенно  смотрел
вслед удаляющимся красным огонькам, пока они не скрылись  за  поворотом.
Беспокойство не проходило, хотя мысли не за  что  было  зацепиться.  Вот
разве что походка...
   Слишком координированная для пьяного...
   - Уже холодно. До скольких мы будем гулять? - спросила Рита. Она  так
и сказала "гулять", значит, не осознала до конца  реальности  проводимой
операции.
   - Да еще часок.
   Шум мотора стих вдали, и обостренный слух  Волошина  воспринял  сзади
шаги.
   - Рита, у вас есть зеркало?
   - Есть, а что?
   - Достаньте, пожалуйста.
   Она  поискала  в  сумочке  и  удивленно   протянула   ему   блестящий
прямоугольник.
   - И возьмите меня  под  руку.  -  Волошин  поднял  ладонь  с  зажатым
зеркальцем, как будто поправляя прическу.
   Отражение было маленьким и мутным, различался только силуэт: метрах в
пятидесяти за ними крадучись шел человек.
   - Прошу прощения. - Волошин привлек Риту к себе и прижался лицом к ее
щеке. - Ничему не удивляйтесь, слушайте меня и помните: если что - бегом
к телефону!
   Человек вошел в круг света. Это был тот пьяный, что  повстречался  им
пять минут назад. Теперь  он  шел  ровно,  обычной  неспешной  походкой.
Совпадение, случайность?
   Или это "тень"? Но почему один?
   Возле танцплощадки Братков растворился в  толпе.  Толстых  искал  его
почти целый час, но тот куда-то исчез.
   - Струсил, скотина, - презрительно плюнул  он.  -  Ну  попадешься  ты
мне...
   Он медленно шел по городу, в одурманенной вином и  снотворным  голове
лениво шевелились никчемные худосочные мыслишки.
   Он не отказался от своего плана и, оглядывая нарядно одетых прохожих,
злорадно представлял, как приведет его в исполнение. Ему  все  больше  и
больше нравилась идея стать грозой вечерних улиц.
   - Вы меня еще узнаете! Все узнаете, кто такой Игорь Толстых!
   Ноги сами привели его в тот  район,  где  происходили  нападения.  Он
выбрал самый глухой переулок  и  сразу  увидел  идущую  навстречу  пару.
Затаенная, какая-то животная  хитрость  подсказала  прикинуться  пьяным;
когда  они  разминулись,  Толстых  прошел  еще  полквартала  и  повернул
обратно. Хищник вышел на след.
   Глупая парочка ничего не подозревала, до  него  доносился  оживленный
разговор,  смех...   Остановились,   целуются.   Ну-ну,   поцелуйтесь...
Двинулись дальше. Самое время.
   Толстых вытащил нож и, спрятав его в рукаве, ускорил шаг.
   Рита держалась хорошо: не паниковала, не суетилась,  напротив,  очень
естественно имитировала оживленную беседу и даже сумела засмеяться.
   Шаги стали приближаться. Десять  метров,  семь,  пять...  Сейчас  все
выяснится: либо это совпадение и человек пройдет мимо, либо...
   Волошин остановился, повернулся вполоборота, прикрывая собой Риту,  и
сделал вид, что прикуривает. Правая рука в кармане, большим  пальцем  он
сдвинул предохранитель.
   Три, два, один. Человек прошел мимо, и Волошин перевел дух, сбрасывая
пережитое напряжение. В это время тот  повернулся  и  прыгнул,  выбросив
вперед невидимую, но безошибочно угадываемую полоску клинка.
   Волошин  среагировал  мгновенно.  Инстинкт  и  отработанная   реакция
выдернули пистолет из  кармана,  палец  нажал  спуск,  рука  напряглась,
готовясь погасить отдачу, а разум отклонил  ствол  чуть  вниз,  в  ноги.
Пламя вспышки,  грохот,  первая  помощь  раненому  -  на  этом  операция
"Прыгающие  тени"  должна  была  завершиться,  но...   Вместо   выстрела
послышался безвредный металлический щелчок осечки.
   Увидев пистолет, Толстых отпрянул, и нож только  скользнул  по  плечу
Волошина.
   Инспектор поймал нападающего за запястье, и они  оба  упали.  Толстых
подмял его под себя, и хотя Рита с перекошенным страхом лицом  изо  всех
сил тянула бандита за волосы, тот, казалось, этого даже не чувствовал.
   - Беги звонить, - крикнул Волошин. - Быстро.
   В общем-то звонок был не нужен,  он  прекрасно  понимал,  что  помощь
прийти не успеет, все зависело от него самого,  но  следовало  отправить
девушку подальше от опасного места.
   Рита побежала, оглядываясь туда, где сцепились  на  пыльном  асфальте
двое вооруженных мужчин.
   Волошин чувствовал, что нападающий сильнее, и  этой  силе  надо  было
противопоставить умение и навыки,  приобретенные  во  время  специальной
подготовки.
   Он попытался взять руку противника на излом, но тот разорвал захват и
дважды ударил ножом в спину. Один удар пришелся по  касательной,  второй
пробил легкое.
   Волошин достал преступника пистолетом в висок, но правая  рука  плохо
слушалась, и  сильного  удара  не  получилось.  Толстых  за  ствол  стал
выкручивать пистолет и завладел им, а Волошин подхватил  брошенный  нож.
Теперь они катались по земле и били друг друга рукоятками оружия.
   Бандит  наносил  безжалостные  и  расчетливые   удары   -   в   самые
болезненные, уязвимые  места,  короткие  липкие  пальцы  пытались  сжать
горло, выдавить глаза, разорвать рот. Волошин  вспомнил,  как  несколько
часов назад боролся  с  сынишкой,  старательно  оберегая  родное  мягкое
тельце, и тот тоже старался не причинить ему боли.
   Андрюшка даже не знает, что на  свете  есть  люди,  для  которых  нет
родных и близких, не существует чужого горя и  чужой  боли,  которые  не
остановятся  ни  перед  чем.  Сейчас  он  спит  в  своей  кроватке,   не
подозревая, что опасный преступник, для  которого  нет  ничего  святого,
пытается убить его отца. И похоже, что ему это удастся - вскоре наступит
слабость от потери крови, и тогда...
   Ну нет!
   Рванувшись, он нанес удар - резкий и точный, решающий. Толстых обмяк.
Волошин сбросил убийцу с себя, завернул ему руку за спину, отбросил  нож
далеко в сторону. Силы уходили, и он  уже  не  мог  передернуть  затвор,
поэтому щелкал курком раз за разом, пока боек наконец не разбил капсюль.
Грохнул выстрел, второй, третий...
   Скрипнули тормоза, двое выскочили из  машины,  Волошин,  не  узнавая,
крикнул:
   "Стой, стрелять буду!"
   - Свои!
   Он разобрал голос Лактионова и еще успел сказать: "Держите его крепко
- здоровый, гад!" А потом наступила тьма.
   За эту операцию Волошина представили к ордену.
   По случайному стечению обстоятельств награду ему вручили в тот  день,
когда был расстрелян  Толстых.  Где-то  в  местах  не  столь  отдаленных
отбывал длительный  срок  Братков.  Ничего  не  зная  об  этой  истории,
работали, отдыхали, веселились и  печалились  люди,  которых  "тени"  не
успели унизить, искалечить или даже убить. А  Волошин,  играя  с  сыном,
старался,  чтобы  он  не  видел  шрамов,  -  у  Андрея  сразу  портилось
настроение.
   Словом, жизнь шла своим чередом.



   Данил КОРЕЦКИЙ 
   ЗАДЕРЖАНИЕ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Глава первая 
 
   К окраине городские огни  редели,  в  районе  аэропорта  от  сплошной
электрической россыпи оставались отдельные, беспорядочно разбросанные на
темном фоне  светляки;  тем  отчетливей  выделялась  параллельная  курсу
взлетающих самолетов цепочка ртутных светильников над  Восточным  шоссе,
которая пронизывала широкое  кольцо  зеленой  зоны  и  обрывалась  перед
традиционным жестяным плакатом "Счастливого пути! ".
   Здесь  покидающие  Тиходонск  машины  врубали  дальний  свет   и   на
разрешенных сорока прокатывались мимо стационарного  поста  ГАИ,  чтобы,
оказавшись в черном желобе отороченной лесополосами  трассы,  ввинтиться
наконец с привычной скоростью в упругий душный воздух.
   Сейчас высоко поднятая над землей стеклянная  будочка  пустовала.  Не
знающие об обязательности  ночных  дежурств,  с  облегчением  нажимающие
акселератор водители  не  придавали  этому  значения,  как  не  обращали
внимания на проскальзывающие в  попутном  направлении  радиофицированные
машины с номерами одинаковой серии.
   Скрытые от посторонних глаз  события  этой  ночи  становились  явными
только  через  восемнадцать  километров,  там,   где   половину   трассы
перегораживал  желто-синий  "УАЗ"  с  включенным  проблесковым  маячком,
мельтешили белые шлемы и портупеи.
   Видавший  виды  нелюбопытный   "дальнобойщик",   привычно   повинуясь
отмашкам светящегося жезла,  выводил  свою  фуру  на  встречную  полосу,
объезжая  яркое  световое  пятно,  в  котором   мельком   отмечал   косо
приткнувшуюся к обочине "шестерку" еще одного глупого частника, на своем
опыте убедившегося, что ночная езда таит гораздо больше опасностей,  чем
преимуществ.
   А другие глупые частники, завидев беспомощно растопырившуюся дверцами
легковушку, примеряли ситуацию на себя,  до  предела  снижали  скорость,
обращая бледные  встревоженные  лица  к  скоплению  служебных  машин,  к
занятым не  поддающейся  беглому  пониманию  работой  людям  в  форме  и
штатском, но резкие взмахи жезлов и злые окрики затянутых в черную  кожу
гаишников заставляли их  топить  педаль  газа  и  восполнять  недостаток
увиденного предположениями, среди  которых  было  и  успокаивающее  -  о
происходящей киносъемке.
   Действительно, софиты и яркие прожектора на  восемнадцатом  километре
присутствовали и, подключенные к упрятанным  в  спецмашины  генераторам,
ослепительно высвечивали белый порошок безосколочного стекла  на  жирном
черном гудроне, впечатанные в него обкатанные  кругляши  гравия,  потеки
мазута, камешки и блестящие латунные цилиндрики, каждый из которых Сизов
обозначал бумажными трафаретками с аккуратно  вырисованными  цифрами.  И
съемка  действительно   велась,   только   не   кинокамерой,   а   тремя
фотоаппаратами и видеомагнитофоном.
   Щелк, щелк... Откатившийся к самой кромке трассы жезл регулировщика -
точь-в-точь как те, которыми размахивают ребята из группы заграждения  и
которые никто не думает фотографировать.  След  рикошета  на  лоснящемся
асфальте, рваный клочок металла с остатками желтой автомобильной краски,
темные, сливающиеся с фоном пятна - еще одну лампу сюда,  нет,  в  самый
низ и поверни, под косым углом - щелк, щелк...
   Исторгнутые  из   окружающего   мрака   мириады   комаров   и   мошек
загипнотизированно роились в неожиданном море  света,  кусали,  норовили
залезть  в  нос,  уши,  глаза.  Когда   Сизов   устанавливал   последнюю
трафаретку, копошащаяся масса облепила лицо, вгрызлась в  губы  и  веки.
Освободив руки, он  резко  выпрямился,  хлестнул  по  щекам,  размазывая
катышки напитавшейся кровью слизи, брезгливо полез за платком.
   Щелк - гильза под  каллиграфически  выписанным  номер