умаги элементарно собрали на свалке, хотя для этого  вначале  потребовалось
узнать -  куда  именно  вывозят  мусор  из  особорежимной  тюрьмы.  Впрочем,
технология тут не имела значения.  А  вот  то,  что  во  всех  трех  списках
отсутствовали фамилии Томпсонов - значение имело.
   - Пива? - предложил толстяк.
   На столе появились два огромных бокала темного портера с  плотной  густой
пеной. Макс отхлебнул - во рту разлился аромат спелой ржи.
   - Ваше здоровье.
   Человек с тремя подбородками одним махом осушил бокал, поднялся и вышел.
   Официант принес заказ, и Макс неторопливо принялся  за  свой  ростбиф,  с
удовольствием запивая сочное непрожаренное мясо ароматным пивом.

   Макс вернулся в гостиницу около восьми часов. В коридоре он  встретил  ту
самую женщину в свитере до  колен,  которая  стояла  с  ним  в  окошечко  за
разрешением на  свидание.  Женщина  отпирала  номер  напротив  и  приветливо
улыбнулась Максу.
   - Я слышала, вам не повезло, какая-то  дурацкая  дезинфекция,  -  сказала
она. - А моего жениха отпустили на два дня. Сейчас он придет с друзьями,  мы
хотим немного повеселиться. Присоединяйтесь! Правда, мы будем рады!
   - Спасибо, - ответил Макс. - Я переволновался,  очень  устал,  и  у  меня
жутко разболелась голова. Сейчас я выпью снотворное и лягу спать
   Запершись в номере, он стал думать - чем вызвано такое радушие. Англичане
очень сдержанны и неохотно идут на контакт. И у них  не  принято  приглашать
вот так, запросто, незнакомых людей. Правда,  это  специфический  социальный
слой... Как ведут себя родственники и друзья английских  преступников,  Макс
не знал.
   Вскоре за  дверью  послышались  громкие  голоса,  музыка,  пение.  Шумная
компания веселилась допоздна.
   К двум часам ночи все напились вдрызг.  Макс  несколько  раз  просыпался,
когда они футболили ногами дверь номера, называя его то Биллом, то Рэндалом,
то Сьюзи. Так он восполнил пробел в  своих  знаниях  -  английский  криминал
ведет себя почти так же, как русский. Хотя, может, все это  было  хитроумной
комбинацией МИ-5.
   Наутро Макс пораньше ушел из гостиницы, чтобы не встретить кого-нибудь из
теплой компании. До девяти часов он гулял, потом съел омлет и овсянку с кофе
в небольшом, очень чистеньком кафе, пролистал газеты- Поглазел, как работают
реставраторы в обшитой лесами старой методистской церквушке.
   Внезапно в голову пришла понравившаяся мысль, и он  заглянул  в  посудный
магазин, бакалейную лавку, небольшой универмаг... Здесь, в ювелирном отделе,
он нашел то, что  искал:  карманные  фляжки  разного  качества  и  размеров.
Серебряные стоили от ста двадцати фунтов и были ему не по  карману,  поэтому
пришлось  довольствоваться  изящно  выгнутой  стальной  фляжкой,   обтянутой
коричневой кожей и с навинчивающейся  крышкой-стаканчиком.  Примерно  такой,
как у Веретнева, только красивей. В ближайшем баре он попросил налить в  нее
"Джонни Уокера", поместилось двести  пятьдесят  граммов,  еще  пятьдесят  он
выпил одним глотком прямо из мерного  стаканчика,  расплатился  и  вышел  на
улицу, оставив хозяина в полнейшем недоумении.
   В назначенное время Макс с букетом бархатистых темно-вишневых роз  был  в
приемной тюрьмы.
   Вчерашний служащий встретил его, как  хорошего  знакомого,  извинился  за
доставленное  беспокойство  и  без  особого  формализма   выписал   пропуск.
Подлинной метрики не  понадобилось,  хватило  и  российского  паспорта.  Это
свидетельствовало о том, что никто не собирается чинить ему препятствий.
   - Пожалуйста, сэр, - клерк в сером протянул  ему  пропуск.  -  Вы  можете
пройти в комнату для кратких свидании. По  коридору  налево  Мистера  Томаса
Томпсона приведут через несколько минут.
   Максу показалось, что в глазах клерка пляшет неказенный интерес. Еще  бы!
К непризнавшимся русским шпионам  прибыл  сын  с  российским  паспортом!  На
судебном процессе двадцать восемь лет назад этот  факт  мог  стать  решающей
уликой. Сейчас он не имел никакого практического значения.
   У низкой дубовой двери рослый  охранник  отобрал  пропуск,  с  удивлением
осмотрел букет и внимательно рассмотрел каждую розу в отдельности, а  самого
Макса обследовал портативным металлоискателем.
   - Что у  вас  здесь,  сэр?  -  Вытянутая  рамка  остановилась  на  уровне
нагрудного кармана. Макс вынул фляжку, хотел отвернуть колпачок.
   - Виски. Наверное, это запрещено? Охранник пожал плечами.
   - Мы не можем запретить вам пить виски, сэр. Проходите, пожалуйста.
   В большой комнате Макс оказался один. Она была перегорожена  от  пола  до
потолка толстым синеватым стеклом. По обе стороны прозрачной преграды стояли
столы и стулья, на столах лежала допотопного вида черные телефонные  трубки.
Ярко светили бестеневые ртутные лампы. Окон не было, толстые  стены  глушили
все звуки, стояла абсолютная тишина.
   Макс сел за стол ближе к середине комнаты и стал ждать. В противоположной
стене имелась одна дверь, именно оттуда должен был  появиться  отец.  Больше
неоткуда. Сердце лихорадочно колотилось, по спине поползла капелька пота.  И
ладони вспотели, по детдомовской привычке Макс вытер их о брюки.
   Дверь  открылась,  вошел  какой-то  человек,  Макс   подумал,   что   это
сопровождающий отца охранник, но почему-то не в  униформе,  а  в  свободного
покроя штанах, джинсовой рубахе и легких туфлях. Следом должен был появиться
старый,  раздавленный  двадцативосьмилетним  заточением  узник,   но   дверь
закрылась.
   Вошедший был довольно  высок,  подтянут,  с  гибкой  спортивной  фигурой.
Худощавое, с резкими  чертами  лицо,  высокий,  с  залысинами  лоб,  волевой
подбородок... Человек почему-то остановился у  самой  двери  как  вкопанный,
Макс обратил внимание на неестественность позы и определил,  что  незнакомец
пребывает в крайнем напряжении...
   Ожидающий  взгляд  Макса  и  ищущий  взгляд  вошедшего  скрестились.  Как
загипнотизированный, Макс медленно поднялся со стула, распрямляясь  во  весь
рост. Взгляд незнакомца обжигал, в  нем  были  боль  и  страх,  недоверие  и
настороженность, надежда и узнавание... Макс вдруг понял, что никакой это не
незнакомец и не охранник, а человек с фотографии - его отец! Он не сильно  и
изменился: немного поседел,  поубавилось  волос,  выпуклый  лоб  избороздили
морщины, но общий облик не изменился, Макс помнил его  именно  таким,  когда
тот играл в теннис, гулял с ним вдоль реки,  спасал  в  момент  ареста...  В
сознании словно молния блеснула:  вдруг  Макс  осознал,  что  подсознательно
сличает отца не со статичным снимком, а с реальным живым человеком,  который
бегал с ракеткой по теннисному корту, водил его за руку по набережной Темзы,
прятал, накрывая одеялом, за задним сиденьем потрепанного серого "Остина"...
Он вспомнил детство!
   Очевидно, сильнейший раздражитель прорвал  блокаду  сознания,  и  детский
подуровень всплыл из черного мрака, занимая место в памяти Макса Карданова.
   - Папа! Папа! - кричал маленький мальчик в  неприметной  одежде,  который
только  что  пробежал  разделившую  их  навсегда  проклятую  сводчатую  арку
проходного двора. - Почему ты не побежал со мной? Там же был дядя  Леша,  он
бы увез нас вместе! И маму бы забрал тоже! Дядя Леша сильный, он нас любит!
   Крик не проникал через бронированное стекло, и подбежавший с той  стороны
человек тоже беззвучно раскрывал рот и отчаянно жестикулировал, подсказывая,
что надо делать. Надо было взять тяжелую эбонитовую трубку.  И  Макс  сделал
это. Уже не пятилетний мальчик, нырнувший в сводчатую арку, а вынырнувший из
нее двадцать восемь лет спустя серьезный мужчина. Только почему-то все  лицо
у него было залито слезами. Отец, который бросился тогда назад  в  отчаянной
попытке задержать погоню хоть на минуту, тоже прижал холодный эбонит к  уху.
Но ничего не говорил. Глаза его влажно  блестели,  предательски  подрагивали
губы. Сделав заметное усилие над собой, он сжал их в твердую складку.
   - Я только сейчас вспомнил все, -  сказал  Макс.  -  Последние  часы,  до
мельчайших подробностей... Как ты мне предложил эту игру, как плакала  мама,
как я выскочил из машины и бежал со всех ног... Помнишь эту арку? Ты сказал:
"Она узкая, машина не пройдет, а ты маленький, ты пробежишь..."  Помнишь?  Я
думал, все дело в том, чтобы пробежать сквозь нее на другую улицу, но не мог
понять: почему ты не побежал вместе со мной?
   Он говорил горячечно и быстро, словно в бреду.
   - Я не хотел убегать один, я хотел  остаться  с  тобой,  но  боялся  тебя
огорчить и сделал все, что ты мне велел... Я поверил тебе и надеялся, что мы
скоро встретимся, ну вот и дождался...  За  это  время  мне  дважды  стирали
память... Про детство, сказали, я никогда не вспомню... А вот увидел тебя  -
и вспомнил...
   Он почувствовал, что трубка мешает чему-то, и обнаружил, что  пьет  виски
прямо из  горлышка,  не  ощущая  ни  вкуса,  ни  крепости.  Только  страшное
напряжение в груди постепенно ослабевало. Приступ горячки  прошел,  он  взял
себя в руки и вытер платком мокрое лицо.
   - Я думал, мы выпьем вместе, - как бы оправдываясь,  сказал  Макс.  -  Не
знал, что тут будет перегородка... И цветы купил, как дурак...
   - А я думал...
   Человек из прошлого сгреб ладонью лицо, смял, стирая проявления  ненужных
эмоций.
   - ...Я думал, что это провокация, только  не  знал  -  чья.  Ведь  прошло
столько лет... Как ты попал сюда?
   Макс жадно рассматривал отца,  который  вовсе  не  напоминал  несчастного
старика-арестанта. Моложавый мужчина, на вид не больше  пятидесяти,  гладкая
кожа, крепкая шея, округлые  плечи,  ясные,  очень  внимательные  глаза,  из
которых исчезли недоверие и настороженность... Даже загар на лице! В  голове
крутились слова таксиста Бронека:
   "...в Уормвуде он если и не поправился, то, во всяком случае,  не  сильно
похудел..."
   - Алексей Иванович... Он рассказал все  и  фотографию  дал...  А  где  ты
загорел?
   - Какую фотографию? Где мы втроем у дворца? Помню, -  отец  кивнул.  -  А
загорел... Тут это просто. Солярий, кварц, сауна, бассейн, тренажерный  зал.
Можно гулять во дворе... Библиотека, свежие газеты каждое утро...
   - А где мама?
   - Здесь же, в другом блоке. Мы можем встречаться  хоть  каждый  день.  Ее
донимает давление, сейчас она в лазарете.
   Врачи не разрешили свидания: нервные нагрузки ей ни к чему.
   Судя по спокойствию отца, речь шла об обыденных болячках,  не  вызывающих
особого беспокойства. Макс поверил, что с матерью все в порядке. Может быть,
потому, что в детских воспоминаниях она занимала немного места.
   - Чем ты занимаешься? - спросил отец. Он уже взял себя в руки  и  казался
совершенно спокойным. - Они обещали позаботиться о тебе...
   Макс кивнул.
   - Так и было. Хороший детский дом, образование, практичная специальность.
Я - радиоэлектронщик, сейчас работаю в компьютерной фирме.
   - Сколько ты зарабатываешь?
   К такому вопросу Макс был не готов и брякнул наобум:
   - Пять тысяч в месяц.
   - "Пять тысяч" - чего? - переспросил отец.
   - Рублей, конечно, - усмехнулся Макс. - Не долларов же!
   - Ничего не понимаю! Это огромная сумма, столько стоил автомобиль! И  при
чем здесь доллары? Раньше за них сажали в тюрьму!
   - Раньше! Сейчас все  по-другому.  Другие  цены,  другие  деньги,  другие
законы... Другая жизнь! Не узнаешь.
   - Скоро увидим. Через  год  и  девять  месяцев.  Отец  задумался,  что-то
прикидывая.
   - А может, еще раньше. Где ты живешь?
   - Там же, где жили вы...
   - Вот как? - Лицо отца напряглось. - Это же служебная квартира?
   - Уже нет. Они хорошо относились ко мне. И решали все мои проблемы.
   - У нас тоже будут проблемы, - озабоченно  сказал  отец.  -  Очень  много
проблем. Надеюсь, к ним тоже отнесутся с пониманием...
   Он тряхнул головой и сменил тему.
   - У тебя хорошее произношение. Часто выезжаешь? Только тут Макс  осознал,
что они говорят по-английски.
   - Спецшкола, международные контакты, постоянная языковая практика. Может,
перейдем на русский? Отец покачал головой.
   - Я его почти забыл. Да и лучше, чтобы язык был понятен персоналу.
   - Хорошо, - согласился Макс. - Знаешь,  я  боялся  этой  встречи.  Боялся
увидеть чужого незнакомого человека. А увидел своего отца. Может,  поужинаем
вместе? Ведь вас отпускают ненадолго?
   Отец едва заметно улыбнулся.
   - Да.  Но  на  шпионов  и  других  государственных  преступников  это  не
распространяется.
   - Жаль. Но я рад, что ты прекрасно выглядишь. Мне кажется, от тебя пахнет
дорогим одеколоном. Или морским ветром...
   - Это ассоциативное восприятие. Через телефон запах не передается,  через
стекло не проходит. Но одеколон у меня действительно неплохой.
   - А мама не постарела?
   - О, мама! - отец подкатил глаза. -  Она  в  великолепной  форме.  У  нее
просто вторая молодость.
   Максу показалось, что в последних словах прозвучал сарказм.
   За стеклом появился охранник.
   - Пора заканчивать, - сказал отец. Лицо его как-то сразу потухло.
   - Ты ни разу не назвал меня по имени... Как меня зовут? По-настоящему?  -
неожиданно для себя спросил Макс. - Ведь  я  не  Максим  на  самом  деле,  и
никакой не Карданов... Кто я?
   Отец напряг желваки, подумал.
   - Сейчас не время и не место говорить об этом.  Извини.  До  свидания.  Я
надеюсь, что оно не за горами. Ведь так говорят в России?
   Том Томпсон улыбнулся, встал и, не  оборачиваясь,  направился  к  выходу.
Охранник пропустил его, вышел следом и закрыл дверь.
   Макс посидел, сделал несколько глотков  из  фляжки,  покрутил  неуместные
здесь  цветы.  Только  что  он  встретился  с  профессионалом,   разведчиком
высочайшего класса, нелегалом Птицей. У таких людей есть десятки тайников  в
душе, куда они привыкли складывать самые сокровенные чувства.  Но  это  была
встреча с отцом, и тот не пользовался тайниками. По крайней мере, Макс был в
этом убежден.
   Он отхлебнул виски в последний раз, спрятал  фляжку  в  карман  и  вышел.
Сейчас ему хотелось только  одного:  добраться  до  гостиницы  и  повалиться
спать. Бархатистые темно-вишневые розы остались лежать на столе комнаты  для
свиданий.

   - Ну что? - спросил его следующим утром в "Бинго-Бонго"  обладатель  трех
подбородков,  неторопливо  разворачивая  газету.  Он  выглядел   усталым   и
невыспавшимся. Наверное, вредно пить столько пива.
   - Я видел его, -  сообщил  Макс.  -  Мы  узнали  друг  друга.  Он  хорошо
выглядит, настроение бодрое...
   - А мать?
   - Приболела. Давление. Врачи не разрешили свидания.
   - Это плохо.  Как  ваши  впечатления?  Нервозность,  наигрыш,  фальшь?  -
осведомился толстяк, не отрываясь взглядом от  портрета  Джона  Мейджора  на
газетной полосе.
   - Исключено, - уверенно сказал Макс. - Он был абсолютно искренен. С  ними
все чисто.
   - Это хорошо, - сказал обладатель трех подбородков и почесал один из них.
Он не разделял уверенности Макса.
   Потому что наблюдение, установленное резидентурой, показало: за два  часа
до свидания Карданова с отцом в ворота Уормвуд-Скрабз въехал "Ситроен-ХТ"  с
затемненными стеклами. Он не принадлежал сотрудникам и  не  входил  в  число
обслуживающего и служебного транспорта. Да если бы и входил,  то  все  равно
должен был остаться на внешней стоянке. Внутрь заезжают только  фургоны  для
перевозки заключенных.
   - Какие у них планы?
   - Собираются возвращаться в Москву.  Беспокоятся,  станут  ли  решать  их
проблемы - с жильем и всем остальным.
   Три подбородка задвигались, пропуская внутрь картофельный салат.
   - Конечно, все будет решено!
   Спустя четыре часа,  когда  Карданов  уже  спал  в  гостинице,  "Ситроен"
покинул пределы тюрьмы, проехал пять миль в южном направлении  и  въехал  на
территорию военно-воздушной базы. Полосатый шлагбаум "отрубил хвост", однако
сотрудники продолжили наблюдение и зафиксировали через тридцать минут  взлет
небольшого вертолета, который совершил кратковременную посадку  в  аэропорту
Хитроу, после чего вернулся обратно на базу.
   - Значит, все чисто и никаких подозрений? - задумчиво переспросил Худой.
   - Никаких, - подтвердил Макс.
   - Отлично, так и доложим.
   Специалист из технической разведки посольства вошел в  компьютерную  сеть
аэропорта и провел выборку пассажиров, прибывших сегодня в  Лондон  утром  и
отбывших сегодня же в районе 17 часов. Таких оказалось всего два:  некто  Ф.
Руффиц прибыл в шесть тридцать из Лейпцига и в Лейпциг  же  улетел  вечерним
рейсом и Р. Пиркс, прилетевший в 7.55 из Ниццы и севший на обратный  самолет
в 18.40.
   Вариант  "Ф.  Руффиц"  был  отметен  уже  через  несколько  минут,  когда
уточняющий запрос на главный компьютер показал,  что  это  женщина  -  Фанни
Руффиц, гражданка Германии, 1970 года рождения.  Предварительная  проработка
варианта "Р.  Пиркс"  дала  положительные  результаты:  Рональд  Пиркс,  год
рождения - 1938-й, подданный Великобритании, проживает постоянно в Ницце.
   Но именно в Ницце и  встретил  Артур  человека,  которого  он  принял  за
Томпсона!   Информация   начинала   подтверждаться,   петля    затягивалась:
французская резидентура поручила задание провести опознание  Пиркса.  Теперь
это дело дней.
   Толстяк доел свой салат, вздохнул, цыкнул сквозь зубы.
   - По бокальчику?
   Кельнер поставил на стол четыре бокала темного.
   От пива Макс решительно отказался: он  еще  не  отошел  после  вчерашнего
виски. Но Худого это не смутило - он спокойно  выцедил  бокалы  в  одиночку,
один за другим.
   Из аэропорта Макс позвонил Маше.
   - Ты уже возвращаешься? - обрадовалась  она.  -  Во  сколько  прилетаешь?
Отлично! Я буду на работе, а вечером созвонимся. Я уже соскучилась!
   В самолете он сразу же заснул и проспал весь полет:  сказывалось  нервное
напряжение  последних  дней.  Проснувшись,  почувствовал   себя   бодрым   и
отдохнувшим, отхлебнул виски из фляжки и принялся  смотреть  в  иллюминатор,
будто надеясь с двенадцати тысяч метров увидеть Москву.

   * * *
   На Кутузовском ждала неудача. Алексей Иванович наведывался  туда  трижды,
причем последний раз пришел в семь утра, когда даже самые занятые люди, если
только они не работают в литейке, должны еще сидеть  дома.  Но  он  напрасно
стоял, согнувшись над ящиком  домофона,  и  прислушивался  к  его  гробовому
молчанию. Квартира Евсеева была необитаема. Веретнев набрал  номер  соседней
квартиры, и спустя минуту заспанный женский голос ответил ему: "Кто?..  Инна
Андреевна? Не знаю, давно ее не видела. Скорей всего в Жуковке, на даче..."
   Веретнев терпеть не мог Рублевское шоссе с его  свирепыми  гаишниками  из
спецбатальона,   подчиняющегося   отнюдь   не    милицейскому    начальству,
трехметровыми заборами, оснащенными камерами наружного наблюдения, и  бешено
проносящимися лимузинами с мигалками и особыми номерами, от которых,  словно
брызги, разлетаются к обочинам машины рядовых граждан. Раньше  тут  носились
черные правительственные кортежи, и с ними все было понятно: кто, почему, по
какому праву. И можно было быть уверенным, что тебя не собьют для забавы  да
не выстрелят из окна ни с того ни с сего. Теперь такой уверенности нет.
   Держась в правом ряду на разрешенных обычным  смертным  пятидесяти  км  в
час, Веретнев добрался до КПП и предъявил удостоверение  подполковника  ФСБ,
которое при выходе на пенсию объявил утерянным,  из-за  чего  его  послужной
список завершился выговором за небрежное отношение к сохранности документов.
   В этом заповеднике даже такие "ксивы" не  являлись  козырными  тузами,  и
охранник не торопился его пропускать: долго звонил  на  дачу,  заглядывал  в
какой-то журнал, морщил лоб.
   - Хозяйка у себя, но не берет трубку. Наверное, в саду  ковыряется...  Не
знаю. Положено согласия спросить...
   Но жена бывшего  ответственного  работника  ЦК  КПСС  уже  не  входила  в
козырную колоду, и, в конце концов, отставной подполковник был  пропущен  на
территорию поселка.
   На фоне многоэтажных кирпичных  домов  за  кирпичными  же  заборами  дача
Евсе