ть.
   - Ну их к черту, эти пистолеты, - отдуваясь, сказал Ромов. -  Терпеть
их не могу.
   - Что так? - поинтересовался Сергеев, стягивая рубашку. Попов  увидел
на бугрящейся мышцами загорелой груди длинный белый шрам,  перехваченный
следами швов.
   - Чуть под трибунал не попал, - ответил Ромов, по-хозяйски  заворачи-
вая в газету носки и босоножки.
   - В октябре сорок первого получил пистолет -  "ТТ",  весь  в  смазке,
только со склада, взвел курок и прицелился, дурак, в  ногу.  Потом  чуть
отвел в сторону, нажал, а он как бахнет! Как там патрон оказался -  хрен
его знает! И сижу весь мокрый - завтра боевая операция, вот  и  объясняй
трибуналу про случайный самострел... Тут и  не  посмотрят,  что  смерше-
вец... - Ромов нервно крякнул.
   - Хватит про страшное, Алексеевич. - Гальский достал из тесной каютки
гитару, подмигнул Попову:
   Северной ночью не дремлет конвой,
   Звезды блестят иконами
   Над полосой, между жилой
   И производственной зонами...
   Пел он нарочито надрывно, с блатными интонациями.
   - Тьфу на тебя! - рассердился Ромов. - Эти пакости  у  меня  уже  вот
здесь сидят...
   Он похлопал себя по затылку.
   - Неужели хороших песен нету?
   - Какую сыграть, аксакал? - охотно откликнулся Гальский. - Концерт по
заявкам!
   - Какую? - Ромов озорно прищурился, подумал. - Давай эту: "По долинам
и по взгорьям шла дивизия вперед..."
   Гальский выдал замысловатый перебор.
   - Да я ее всю-то и не знаю...
   - Эх, молодежь, совсем отдыхать не умеете, - сокрушенно  сказал  Иван
Алексеевич. - А Ватерато на гитаре играет?
   - Немного, - отозвался Попов. - Под настроение.
   - Настроение скоро будет, - пообещал  молчавший  все  время  Тимохин,
чуть качнул штурвал. - Пять бутылок взяли.
   - Ого, - умилился Иван Алексеевич. - И у меня есть. Зачем столько?  -
И с детской непоследовательностью добавил: - А ведь ни разу  не  слышал,
чтоб выливали...
   Заходящее солнце еще сохраняло силу. Попов расстегнул рубашку,  Ромов
сделал то же самое. Его белое дряблое тело контрастировало с  атлетичес-
кой фигурой Сергеева, но у Сергеева был один пупок, а у Ивана Алексееви-
ча три. Попов не сразу понял, что это давние пулевые ранения.
   Катер мерно подбрасывало на боковой волне. Валера Попов откинулся  на
жесткую спинку сиденья, закрыл глаза и расслабился. Гальский  тихо,  для
себя, перебирал струны, Ромов и Сергеев негромко разговаривали.
   - Как твой пацан-то? - с неподдельным интересом спросил Наполеон.
   - Нормально. Учится, в волейбол играет. Длинный...  Я  когда-то  тоже
мяч любил. Это уже потом бороться стал...
   - А пацана-то не хочешь учить? Небось пригодится.
   - Сам если надумает... Я ни в чем давить  не  буду.  Путешественником
хочет стать. Какие сейчас путешествия... Геологом разве. Жизнь-то у  них
- не позавидуешь. Ну да если решит...
   - Сколько ему, двенадцать? Как моему внуку. Не пойму... Ловит за  са-
раями кошек и вешает... Соседи скандалят, в школу жаловались. Я уж и лу-
пил его... Ну откуда такая жестокость? - сокрушался Иван Алексеевич. - И
книжки ему хорошие читали, и песенки правильные, и на "Чапаева" водил...
   - Вижу землю! - торжественно объявил Гальский.  Попов  открыл  глаза.
Катер приближался к вытянутому клочку суши справа от фарватера.
   - Похоже, необитаемый остров, - замогильным голосом сказал Тимохин.
   - С сокровищами? - хихикнул Иван Алексеевич. От его озабоченности  не
осталось и следа. Зато Сергеев был задумчив.
   - Кстати, Женя, - гигант наморщил лоб.  -  Ты  помнишь,  мы  закопали
здесь бутылку водки и не нашли.
   - Было такое, - согласился Гальский. - Но надеяться, что ее не  нашли
и не выпили другие, по-моему, просто глупо.
   Катер ткнулся в песчаную косу небольшого, метров триста на сто,  ост-
рова, середина которого заросла кустарником и невысокими деревьями.
   - Вперед! - страшным голосом заорал засидевшийся Сергеев и, легко пе-
ремахнув через борт, понесся к зарослям, не забывая про нырки, прыжки  в
сторону, кульбиты и прочие ухищрения.
   - Во дает! - хихикнул Иван Алексеевич. - Силу девать некуда...
   Он осторожно ступил в воду, поспешно выбрался на  песок,  потоптался,
тщательно отряхнул ноги и быстро обулся.
   Попов, Гальский и Тимохин принялись разгружать катер.
   Через час сетка и палатка были поставлены,  костер  горел.  Наполеон,
сладострастно чмокая, дегустировал уху из заранее  запасенных  Тимохиным
судака и пары лещей, остальные грызли колбасу  с  хлебом  и  нетерпеливо
следили за его действиями.
   - Сейчас, ребятки, я сюда помидорчиков запустил, еще  пару  минут,  и
готово. - Ромов помешал свое варево. - А чтобы не скучать, можно  и  вы-
пить... Откупоривай, Женечка.
   - Зачем на пустой желудок, - возразил Попов. - Подождем.
   Этой фразой он сразу набрал несколько баллов, так как проявил  рассу-
дительность, самостоятельность суждений и способность не поддаваться чу-
жим влияниям.
   - Все! - пригубив очередную ложку, объявил Ромов. - Давайте  тарелки.
И разливать самое время... А кстати, - вдруг спохватился он. -  Скажите,
государи хорошие, по какому такому поводу мы собрались?
   Интерес Ивана Алексеевича снова был неподдельным, хотя  только  он  и
Сергеев были осведомлены о настоящей цели этого пикника.
   Гальский и Тимохин думали, что они тоже в курсе дела:  Сергеев  хочет
посмотреть нового сотрудника. Как ведет себя в неформальной  обстановке,
умеет ли пить, как держится после выпивки... Алкоголь  снимает  тормоза:
враль, хвастун, болтун, задира обязательно проявит себя. Такая  проверка
многократно верней бумажных фильтров кадровых аппаратов. Потому к ней  и
прибегают, когда от надежности коллеги зависит собственная  жизнь.  Ког-
да-нибудь ему расскажут об этом, и он беззлобно выругается. Но  все  по-
добное делается до зачисления новичка! А Попов уже полноправный  сотруд-
ник отдела особо тяжких...  Очевидно,  Сергеев  решил  составить  о  нем
собственное мнение на всякий случай...
   И только сам Валера Попов полагал, что выезд на рыбалку посвящен  его
недавнему поощрению, потому вопрос Наполеона его смутил, хотелось  отве-
тить что-то остроумное и отводящее внимание, но ничего подходящего в го-
лову не приходило.
   За него ответил Сергеев.
   - Повод, товарищ полковник, серьезный. Валера работает у нас недавно,
а уже получил поощрение в приказе. Потому предлагаю выпить за нашего мо-
лодого друга и пожелать ему такой же успешной службы в дальнейшем.
   Тон майора был торжественным. Гальский и Тимохин решили, что  они  не
ошиблись в своих предположениях. К такому же выводу пришел и Попов.
   Все выпили и принялись хлебать обжигающую, неожиданно ароматную уху.
   - Ну молодец, аксакал, - с набитым ртом похвалил Гальский. - На  ско-
рую руку да не из свежака... А если сазанчик попадется или там  стерляд-
ка...
   Молчаливый Тимохин открыл вторую бутылку водки и снова налил по полс-
такана.
   - За старейшего сотрудника МВД, нашего аксакала Ивана Алексеевича,  -
провозгласил Сергеев. - Дай Бог нам всем так пить водку в его возрасте!
   - Спасибо, Сашенька, - польщенно, но с некоторым смущением сказал Ро-
мов и, приветливо улыбаясь, чокнулся с каждым, после чего выпил содержи-
мое своего стакана, как воду. Он действительно мог огреть литр  белой  и
заметно не пьянел: только краснел нос да лысина покрывалась потом.
   А лихо опрокидывающий стаканы Сергеев был трезвенником и, чтобы избе-
жать упреков и неизбежных приставаний, добился больших успехов в подмене
жидкостей.
   - А скажи-ка мне, Валерочка, - ласково пропел Иван Алексеевич.  -  За
что ты получил поощрение?
   - Да так, - отмахнулся Попов. - Залез в бронежилете на шестой этаж.
   "Торопится старикан, - подумал Сергеев. - С этим вопросом надо бы по-
дождать..."
   У костра наступила тишина. В приближавшейся вплотную  темноте  что-то
шелестело и похрустывало.
   - Сейчас хоть эти штуковины есть, какая-никакая, а защита.  А  у  нас
что? Только каска на голове, - печально заговорил Ромов. - Я сейчас зна-
ете что вспоминаю? Костер вот этот, лес... Точно так мы тогда  сидели  у
костерка, покушали, курим, греемся, мороз-то под сорок.  Вдруг  -  трах!
трах!
   Ромов дважды взмахнул рукой.
   - Мы за автоматы, автоматы у нас почти сразу были, это да,  как  дали
из восьми стволов! И снова тишина, он один был...
   - Фашист? - не утерпев, перебил Гальский.
   - Дезертир, сволочь...
   Багровые блики высвечивали лоб, нос и  щеки  Наполеона,  вместо  глаз
обозначились темные провалы.
   - Меньше минуты вся эта кутерьма, а у нас один -  фамилию  не  помню,
хороший мальчонка, в очках, студент, что ли... Лежит готовый! Э-э-эх!
   Иван Алексеевич покрутил головой.
   - Две пули в шинелку на груди вошли - маленькие  такие  дырочки...  У
того-то и было всего два патрона - вот они оба... Шинелка разве защитит.
А костерок - как сейчас, может, чуть побольше... Давайте-ка,  ребяточки,
выпьем, чтоб войны не было...
   Глухо ударились стаканы. Сергеев незаметно сжал руку Наполеона:  мол,
не тебя же вывезли на смотрины... Тот обиженно высвободился.
   - Сейчас, ребяточки, вспоминаю все отчетливо так - все мысли, и  вол-
нение, и тревоги. А вот интересно, тебе, Валерочка, что  запомнилось  на
шестом этаже этом?
   "Ну старикан, - восхищенно подумал Сергеев. - Вот это подвел  издале-
ка... Артист!"
   - Когда лез, боялся сорваться - железяка эта проклятая вниз тянула, -
отстраненно произнес Попов. - Боялся, что он выглянет да влупит  сверху:
каски-то не было... Боялся, что до балкона  не  дотянусь,  что  дверь  в
квартиру заперта... Зашел - поспокойней стало: левой рукой лицо закрыл и
крадусь на выстрелы. Заглянул в кухню, он обернулся,  видно,  почувство-
вал, глаза бешеные, оскалился, ствол свой поволок в мою сторону, да я-то
уже наизготовке, как дал - и все!
   - Неужто насмерть? - изумился Ромов.
   Попов молча кивнул.
   - Прокурор, наверно, тебя помучил! - посочувствовал Иван  Алексеевич.
- Они дотошные, бумажные души! Небось спрашивал: почему в ногу не  стре-
лял да в руку не ранил?
   - Спрашивал, - подтвердил Попов. - Только там расчет другой  шел,  не
тот, что в кабинете.
   - Ну если б ты ему в плечо замочил, то тоже вывел из строя, - вмешал-
ся Сергеев. - Наверно, боялся промазать?
   Попов помешкал с ответом.
   - Если честно, то я когда коридор проходил, заглянул в ванную, а  там
его жена в петле... И у меня как омертвело все... Не увидел бы - брал бы
живьем...
   - Да-а-а, - неопределенно протянул Иван Алексеевич.  -  Прокурору  об
этом не говорил?
   Попов отрицательно покачал головой.
   - И правильно. Не надо им, крючкотворам, душу открывать...
   Иван Алексеевич внезапно засуетился.
   - А давайте-ка мы, государи мои, выпьем за людей, которые  не  боятся
жестких решений. Пускать слюни в светлом кабинете - охотников  много,  а
сломать бандита в темном переулке - некому. Сейчас уже  и  наши  бояться
стали - кто преступника, а кто прокурора. Разве такое видано?!
   Ромов "завелся".
   - Если только щитом обороняться, а мечом не рубить, разве порядок бу-
дет? Сейчас пишут разные умники, чтоб расстрел отменить, и что  получит-
ся? Давайте Лесухина отпустим, пусть он еще пару трупов сделает!  Только
для кого такая гуманность? Для людей или для зверей?
   - Это перегибают палку, - впервые за вечер высказался Тимохин, до сих
пор только выпивавший и закусывавший. - У нас еще условий для такой  от-
мены нету.
   - Я удивляюсь, - запальчиво говорил Ромов, и голова его заметно тряс-
лась. - Ведь пишут умные люди, ученые. Они там, в облаках, но неужели не
знают, что на земле делается? Вот ты, Валерик, отпустил бы Лесухина?
   Попов скрипнул зубами.
   - Я бы эту сволочь своей рукой раздавил!
   - Вот и я о том же. - Ромов успокоился так же быстро, как и вспыхнул.
   - Слышь, Валера, - с грубоватой фамильярностью сказал  Сергеев.  -  А
тебя после этого дела кошмары не мучили?
   Вопрос прозвучал бестактно, и Сергеев попытался сгладить неловкость.
   - Мне б, наверное, месяц ужасы снились, - довольно  фальшиво  добавил
он.
   - Это потому, Саша, - в тон ему ответил Попов, - что ты человек  тон-
кий, впечатлительный и легкоранимый.
   Все захохотали. Иван Алексеевич,  раскачиваясь,  держался  за  живот,
Гальский и Тимохин покатились по песку.
   - Ну и уел он тебя, Сашок, - с трудом выговорил Ромов. - У меня  чуть
челюсть не выскочила! Молодец парень! Впечатлительный, с такой-то рожей!
   Сергеев тоже улыбнулся, и боевая маска превратилась в добродушное ли-
цо.
   - Один - ноль, Валера! Но за мной не заржавеет...
   Костер прогорал. Гальский предложил искупаться, но желающих  не  наш-
лось. Тимохин стал вызывать любого, кроме Сергеева и Ивана  Алексеевича,
на рукопашный поединок, хвастая, что когда-то выполнял кандидатский балл
по дзюдо. Гальский вспомнил, что отменно стреляет, и жалел, что никто не
догадался захватить с собой  пистолет.  Словом  была  выполнена  обычная
программа, но Попов ничем не хвастал, лихости и агрессивности не  прояв-
лял, идиотских предложений опьяневших товарищей не поддерживал. Они уди-
вились, что Сергеев и Ромов не подыгрывают в испытаниях новичка, и реши-
ли в конце концов, что целью старших является рыбалка ради рыбалки.  Так
тоже нередко бывало.
   - Пойдем сетку посмотрим, - предложил Тимохин. И они с Сергеевым ушли
в темноту. Попов подбросил в костер несколько сучьев.
   - Пора спать ложиться. - Иван Алексеевич долго и протяжно зевал, зак-
рывая рот рукой. - Саша обещал матрац надувной захватить, забыл,  навер-
ное...
   В голосе проскользнули нотки озабоченности.
   - Алексеич, а чего он в вас стрелял? - неожиданно спросил Гальский. -
Дезертир-то этот?
   - Кто его знает. - Ромов опять зевнул. - Может, немецкий шпион-дивер-
сант...
   - С двумя-то патронами? - допытывался Гальский.
   Иван Алексеевич обиженно сморщился.
   - Ну его к шуту, Женечка, про это вспоминать. У меня враз  настроение
портится. Сыграй лучше для души лирическую  песенку,  веселую,  а  можно
грустную...
   Гальский потянулся к гитаре.
   - Как заказывали - про провожания, с грустинкой:
   Аэропорты, вокзалы, причалы,
   Все вы, конечно, когда-нибудь
   И уезжали и провожали
   Своих товарищей в дальний путь...
   На этот раз он пел прочувствованно-лирическим баритоном, Иван Алексе-
евич, подперев щеки кулачками, слушал с выражением умильного внимания.
   Вдруг ритм аккордов резко изменился.
   Нас отправляли простыми вагонами
   В угол медвежий страны родной.
   Окна в решетках и с красными погонами
   Сопровождающий нас конвой...
   Голос Гальского снова стал разухабисто-залихватским.
   - Ну перестань, Евгений! - укоризненно сказал Ромов. - Я только наст-
роился хорошую песню послушать, а ты опять грязь баламутишь! Ну  что  ты
нашел в этих зоновских завываниях такого привлекательного? Это же  нелю-
ди, нечисть поганая, они во всем врут: и в словах, и в песнях.  Я-то  на
них за свою жизнь насмотрелся! Душат, давят друг друга,  авторитет  свой
дикими выходками поднимают! Не захотел на вопросы отвечать - взял и  за-
шил рот суровой ниткой! На работу идти западло - сел на лавку и приколо-
тил мошонку гвоздем! Захотел уйти на больничку - проглотил  иголку,  или
вилку, или костяшки домино. Один, помню, из строя вышел  и  говорит  на-
чальнику: "Что-то у тебя плохо пуговицы блестят. Вот так надо  чистить!"
И распахивает телогрейку, а там у него мундирные пуговицы прямо  к  телу
пришиты, в два ряда. Зверье!
   Иван Алексеевич сердито сплюнул.
   - Расстроил ты меня. Давайте выпьем, чтобы сердце размягчилось.
   Попов больше пить не хотел, но отказаться постеснялся. Гальский  тоже
пытался отговориться, однако Иван Алексеевич настоял на своем  и  внима-
тельно проследил, чтобы в стаканах ничего не осталось.
   Попов откинулся на спину, чувствуя, как сквозь колючее шерстяное оде-
яло остывший песок холодит тело. Звезды медленно двигались,  неторопливо
меняясь местами. И остров слегка раскачивался на отбойной ночной  волне.
В голове чутьчуть шумело.
   - Вот Валерик нам обещал сыграть хорошую песенку, - донесся  издалека
голос Ивана Алексеевича, и Гальский положил гитару прямо ему на живот. -
Уважь старика!
   Попов снова сел. Иван Алексеевич умильно  улыбался,  показывая  белые
пластмассовые зубы.
   - А что сыграть? - спросил Валера у симпатичного старичка.
   - Знаешь что, Валерочка, - Иван Алексеевич подкатил глаза, будто  пе-
ребирая в памяти все известные ему песни в поисках наилучшей.  -  Сыграй
эту: "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед..."
   - Нет, я лучше про другой поход...
   Попов потрогал струны.
   В чужой синеве облака не спасут.
   Мы втайне летели, но нас уже ждут
   Чужие прицелы, чужие глаза...
   Пылает ведомый, пылает родная до слез стрекоза!
   Пел он медленно, постепенно ускоряя темп.
   Внизу караван - боевой разворот,
   Ракета, вторая, теперь пулемет...
   Хотя документов не видели их,
   Но знаем: чужие! Ведь нет здесь своих!
   К костру вернулись Сергеев и Тимохин, бросили на песок мокрые  мешки,
Эд настороженно впился взглядом в отрешенное лицо Попова.
   Чужая земля и чужая вода,
   Чужие болезни, но наша беда,
   Чужая политика, чуждый ислам,
   Коварство, предательство, ложь и обман...
   Что делаем мы в этом мире чужом?
   Неужто и вправду свой долг отдаем?
   Но, лишь начиная по жизни шагать,
   Когда же успели мы так задолжать?!
   Напряжение в голосе певца нарастало, он почти кричал.
   Отрезаны уши и нос, шурави
   Заходится криком в афганской пыли.
   Не жалко, ведь учит священный Коран:
   Неверный - собака для всех мусульман!
   "Неверные" насмерть в заслонах стоят,
   Колонны проходят и в Хост и в Герат,
   А "верные" - в форме они иль в чалме,
   Но выстрелить в спину способны вполне...
   - Так и было, стреляли суки! - выругался Тимохин.
   А может, напрасно приказано нам
   Кровью своей - по чужим векселям,
   Ведь мудрость известная, черт подери:
   Коль сам не расплатишься - в долг не бери!
   Попов выложился, и последние строфы давались ему с трудом, как  смер-
тельно уставшему человеку.
   Не мы принимали в Кремле Тараки,
   Не мы наводили в Амина штыки,
   Бабрака Кармаля не мы берегли -
   Чужие авансы, чужие долги... Чужие долги!
   Последний аккорд растаял в ночном воздухе.
   - Братишка, так ты тоже там был? - Тимохин потерял обычную невозмути-
мость и, подсев к Валере, обнял его за плечи.
   - Там не был. В госпитале ташкентском медбратом...
   - А песня чья? Сам сочинил?
   Иван Алексеевич чуть не выронил свою челюсть и застыл, ожидая ответа.
   После паузы Попов мотнул головой.
   - Ребята пели, слышал...
   Ромов перевел дух.
   - Спиши слова, - попросил Тимохин и хотел еще что-то сказать, но Иван
Алексеевич его перебил:
   - А что, Валерочка, у тебя образование медицинское имеется?
   - Да не то что образование... В школе - медицинский класс да два кур-
са в училище... После армии не стал заканчивать...
   У Тимохина дернулась щека.
   - Ладно, майор, давай с рыбой разбираться...
   Точно так у него дергалась щека два года назад,  во  время  строевого
смотра, эту историю знали все в управлении. Генерал лично обходил строй,
но был не в духе и щедро раздавал раздраженные замечания. Возле Тимохина
резко остановился.
   - Что это за железки?! - рявкнул он и ткнул пальцем в грудь лейтенан-
та.
   - Товарищ генерал, это не железки, а боевые  награды  Демократической
Республики Афганистан! - побледнев, ледяным тоном ответил Эд.
   - Почему они надеты на строевой смотр?! - Генерал разошелся и уже  не
мог сразу остановиться.
   - Потому что я заработал их кровью! - отрезал Эд. - Вы должны  знать,
товарищ генерал, что в соответствии с правилами ношения формы на  строе-
вой смотр надеваются все награды. Кроме, разумеется, купленных и  выпро-
шенных!
   У него уже начала дергаться щека, строй затих - так с генералом никто
и никогда не разговаривал.
   - Немедленно снять! - побагровев, скомандовал ген