шенно не интересует, просто он выполняет  необходимую  фор-
мальность, которую собирается закончить как  можно  скорей,  чтобы  вер-
нуться к более важным делам.
   - А кто опознавать будет? - нагло скривил губы Джафар. - И что я  та-
кого сделал?
   - Восемь убийств на тебе. Пожалуй, шлепнут,  несмотря  на  мораторий.
Есть специальный указ: на ком больше трех трупов - к стенке!
   - На понт берешь, начальник? Убийства, трупы... Что за  херня?  Своей
бабе расскажи...
   Лис перестал возиться в столе и внимательно посмотрел на  задержанно-
го. Но на того этот взгляд особого впечатления не произвел.
   - Сейчас опознают тебя, - повторил Лис. - Прокурор  даст  санкцию,  и
пойдешь ты в последний раз на кичу. А когда лоб зеленкой мазать  станут,
тогда и похорохоришься... Только я тебе так скажу: там никто не  хорохо-
рится. Плачут, воют, в штаны хезают...
   Попов непроизвольно кивнул. Он знал об этом не понаслышке.
   И почему-то этот кивок произвел на Джафара  впечатление:  может,  ка-
кая-то исходящая от очевидца расстрелов волна донесла до него  тупиковый
животный страх последней минуты смертника.
   - За что меня стрелять? - вызверился он. - Кто меня опознавать будет?
   - Шакал опознает, - уверенно сказал Лис. - Ушастый опознает. Это друг
Ермолая, которого ты завалил в больнице. Север опознает. Ты  у  него  на
глазах Силка убил...
   Джафар расслабился. Мент гнал фуфло внаглую. Братве  западно  идти  в
свидетели - Никогда такого не было и не будет. Ну ладно, Шакала они мог-
ли нагнуть, но чтобы Север фискалил... Это лажа полная.
   - Узнаешь?
   Резким движением Лис отбросил газету. Под ней лежала "беретта".  Джа-
фар купил ее в Москве за три тысячи баксов -  втрое  дороже,  чем  стоит
"ТТ" или "макар". Зато таких мало, не у каждого  есть.  Клевая  машинка!
Мощная, многозарядная, а как в руке сидит... Пальцы непроизвольно сложи-
лись, будто обхватывая рукоятку. Жалко, менты забрали...
   - Узнаешь?
   - Чего? Я вообще такую дуру никогда не видел!
   - Не видел, говоришь? - издевательски переспросил Лис, -  Ну  возьми,
прицелься... Мы тебя щелкнем и Северу покажем под протокол.  Он  сказал,
что ты именно из нее шмалял в больнице!
   - Север сказал? - Джафар отмахнулся. - Не вешай лапшу, начальник!
   Тусклое воронение "беретты" притягивало его словно магнит.
   - Возьми, прицелься. А потом я тебе протокол покажу. Слабо?
   Пожав плечами, Джафар взял пистолет. От знакомой  тяжести  оружия  по
телу пробежала электрическая дрожь. Были бы пули... Раз, раз, раз!  Этих
трех - за секунду... И в коридор... Кто попадется - раз, раз! Дежурный у
выхода не вспопашится - раз! И на улицу... Кто попадется... нет, там уже
никто не полезет... Через забор, в проходняк, пушку в штаны, - сел в од-
ну тачку, в другую... Свобода!!!
   От "беретты" исходило ощущение силы и могущества, появилась сумасшед-
шая мысль: а вдруг они забыли разрядить? Такого не может быть, но вдруг?
Бывает, и менты лопухаются, часто бывает!
   Он дернул назад затвор, но тот с сухим лязгом стал на задержку.  Чуда
не произошло.
   Джафар громко сглотнул и бросил пистолет обратно на стол.
   - Что я вам, клоун? Лучше друг друга фотографируйте!
   В сердцах он сплюнул. И насторожился. Что-то было не так. Конвоир да-
же не врезал ему по шее. Мент у сейфа и не думал наводить  аппарат,  они
обменялись с Лисом взглядами, и в этих взглядах читалось затаенное  тор-
жество.
   Лис вынул руку из ящика и аккуратно накрыл "беретту" вывернутым поли-
этиленовым кульком.
   Мгновение - и пистолет оказался в прозрачной упаковке.
   Еще мгновение - и вещдок исчез в ящике стола.
   Джафар все понял.
   - Гр-р-р-р! - с приглушенным рычанием он прыгнул  через  стол,  чтобы
вцепиться в глотку проклятого "мусора",  перервать  гортань,  перегрызть
сонную артерию, на хер откусить башку...
   Но Рывков локтем ударил между лопаток, будто конвоир  при  посадке  в
автозак врезал кованым прикладом. Сбилось дыхание, голова дернулась  на-
зад, прыжок прервался. На миг потеряв сознание, Джафар  упал  грудью  на
столешницу. Железные пальцы Лиса вцепились в волосы и резко  запрокинули
голову вверх.
   - Я думал, ты умнее! - глаза опера находились совсем рядом. В них от-
четливо читалось превосходство.
   - Я тебя... Я тебя... - боль в спине мешала говорить. Джафар чувство-
вал, что здесь ему блатовать не дадут, но не  собирался  сдаваться.  Кто
молчит, тот боится. Кто боится, тот проиграл.
   - Я тебя съем!!!
   - Подавишься.
   Лис разжал пальцы, и голова задержанного глухо стукнулась о дерево.
   - Повоспитывать его? - спросил Рывков. - Профилактическая беседа  или
небольшой спарринг? Совсем небольшой...
   Бессильно распластавшись на столе, Джафар  продолжал  неукротимо  ры-
чать.
   Лис отрицательно покачал головой.
   - В камеру. Пока по подозрению, а завтра получим  заключение  экспер-
тов, привяжем к нему ствол - и передадим следователю. Пусть  предъявляет
обвинение. И пошел вперед, к стеночке...
   Это он просто давил на психику. В нашей гуманной стране расстрел Джа-
фару не грозил. И он это хорошо знал.
   - Слушай меня, майор! - горячечно прошептал он. - Я с тобой  посчита-
юсь! Я ничего не боюсь, ты понял - ничего! Никто меня не шлепнет, време-
на не те... Посижу и выйду! Выйду, ты понял?!
   Голос бандита дрожал от ярости и ненависти.
   - И я тебя найду! Пусть пять лет пройдет, пусть десять! Найду! И  ма-
ленькой бритвой на кусочки порежу, ты понял? На кусочки!
   Джафар улыбнулся, оперся на стол и выпрямился.
   - Что скажешь, майор?
   Лис пожал плечами.
   - Эк ты меня невзлюбил! А за что? Я ведь тебе еще ничего плохого и не
сделал. Пока... И потом, я уже давно подполковник.
   - Мне все равно, кто ты есть, хоть генерал! На кусочки порежу!  Жизнь
на это положу, ни есть не буду, ни спать! Клянусь Аллахом!
   - А вот это ты зря! - огорчился Лис. - Зачем такие клятвы  давать?  У
тебя и кроме меня враги есть. Ужаха Исмаилова не забыл?
   Вопрос был столь же неожиданным, сколь и серьезным.  Задержанный  за-
молчал. Совсем замолчал. Перестал не только  грозить,  но  и  рычать,  и
скрежетать зубами.
   - Он здесь и ищет тебя, - продолжил Лис. - А мы  его  ищем.  Если  не
застрелим, возьмем, никуда не денется. И тогда могу его к тебе в  камеру
посадить. Хочешь? Вам весело будет!
   - С кем хочешь сажай! - ответил Джафар, но без особой убежденности.
   - Значит, не против? - уточнил Лис. - Запоминайте, ребята, вы  свиде-
тели.
   Попов и Рывков нехорошо улыбнулись.
   - И братва наша к тебе счеты имеет, - продолжал Лис. -  За  кладбище.
Это ты неправильно сделал, не по-человечески. Они ждут, когда ты в общую
камеру попадешь. А тут и вовсе ничего хитрого нет. Хоть сейчас отведем.
   Джафар молчал.
   - Хочешь в общую камеру? Ты же ничего не боишься... Только клятву  ты
свою насчет меня уже выполнить не сумеешь... Так, братишка?
   Лис говорил вроде бы спокойно, но сквозь это спокойствие  то  и  дело
проглядывало холодное бешенство, которому он до поры не давал выхода.
   - Ну а ты меня понял?! Ты меня на кусочки уже не  хочешь  резать?!  В
общей камере у тебя будет много других дел...
   Джафар молчал. И тем признавал свою слабость. Впрочем, ничего другого
ему не оставалось. Лис приставил к горлу такие вилы, от  которых  никуда
не денешься.
   - Ну и чудненько, - подвел итог Лис. - Извиниться не хочешь?
   Это было слишком. Взгляд Джафара снова метнул молнию. Но на Лиса  она
не подействовала.
   - Уведи эту обезьяну! - равнодушно бросил он Рывкову. - Можешь по до-
роге уронить пару раз. Но не больше...
   Жесткая рука собровца толкнула Джафара в спину:
   - Пошел!
   - А насчет всех этих твоих штучек, -  Лис  внезапно  вскочил,  обежал
стол и приблизился к бандиту вплотную. - Бритвочки, кусочки...
   Двумя пальцами опер обхватил небритую шею, будто крючком подцепил под
челюсть и вздернул вверх, так что Джафар встал на цыпочки.
   - Ты с этим осторожней... Потому что без рук тебя оставить тоже очень
легко... Ты понял, дерьмо мороженое!!
   Последнюю фразу Лис гаркнул так, что тот рванулся в сторону, но  сор-
ваться с крючка не смог и только захрипел.
   Коренев убрал руку. Потирая шею и отводя взгляд в сторону, Джафар вы-
шел из кабинета. Сейчас это был совсем другой человек. Подполковник  Ко-
ренев умел проводить профилактические беседы  и  обладал  большим  даром
убеждения.

                                 * * *

   Сержант Молочков, кроме совершенно немилицейской фамилии, имел и  не-
подходящую для милиционера внешность. Моложавое, почти детское лицо, на-
ивные голубые глаза, фигура еще не набравшего  нужный  вес  подростка...
Ему было двадцать семь, но, когда он забирал из  школы  сына,  казалось,
что десятиклассник ведет домой младшего братишку. Форма, конечно, разве-
ивала подобные заблуждения, но Молочков ее не любил, потому что не  счи-
тал себя стражем правопорядка, да по большому счету и не  являлся  тако-
вым.
   Он был специалистом по средствам сигнализации и связи и работал  тех-
ником во вневедомственной охране, имея дело со всевозможными  датчиками,
системами беспроводной связи и приборами оповещения. Живого  преступника
он видел один раз в жизни и не в связи со служебной деятельностью: сосе-
ди поймали вора, покарали его руками и ногами, связали и посадили на бе-
тонный пол ожидать второй, официальной серии расплаты  за  содеянное.  У
него не было даже закрепленного пистолета, хранящегося в сейфе  дежурной
части, и на ежегодных стрельбах он пользовался "общественным" оружием.
   Нахождение в форме на улице налагает определенные обязательства, тре-
бует постоянного напряжения и готовности к тому, что на  бюрократическом
языке называется служебно-официальными действиями. Пояснить  иногородне-
му, как проехать к автовокзалу, помочь заблудившемуся ребенку,  сообщить
куда надо об утечке газа, вызвать ГАИ на место аварии, перевести старуш-
ку через дорогу, отправить лежащего без чувств пьяного  в  вытрезвитель,
оказать помощь роженице, доставить в больницу внезапно заболевшего чело-
века, призвать к порядку распоясавшегося хулигана, спасти тонущего (гиб-
нущего в огне) подростка, пресечь преступление, принять меры к  задержа-
нию преступника, правильно и в соответствии с законом реагировать на об-
ращения и заявления граждан, быть образцом высокой культуры,  доброжела-
тельности, справедливости и профессионализма...
   Это далеко не полный перечень действий, которые обязан  предпринимать
любой работник милиции как в служебное, так и в свободное время вне  за-
висимости от места работы, должности, отношения к данной территории, те-
кущих планов, самочувствия, семейных проблем и других столь же  малозна-
чительных личных обстоятельств. Вполне понятно, что в реальной жизни  ни
один "формовой" милиционер требований утопических инструкций не выполня-
ет, потому что для этого надо быть идеальным  гражданином,  всесторонним
универсалом, полным альтруистом, беззаветным энтузиастом, к тому же  не-
ограниченно компетентным и на сто процентов свободным. Но даже если  та-
кой безукоризненный милиционер вдруг появится,  он  навсегда  сгинет  на
улице между домом и службой, погребенный никогда не кончающимися пробле-
мами замордованного и доведенного до ручки населения,  не  избалованного
вниманием и чьей-либо готовностью прийти на помощь.
   Поэтому Молочков обычно ходил в штатском, не выделяясь из общей массы
народонаселения. Но новый начальник райотдела стал внедрять провалившую-
ся еще на общесоюзном уровне идею сдерживания преступности и профилакти-
ки правонарушений путем повышения плотности  "формовых"  сотрудников  на
душу населения и создания предупредительного  эффекта  "милиция  всюду".
Идея эта проста и дешева, как милицейский полуботинок:  если  на  улицах
появится много милиционеров, то преступный мир задрожит  и  спрячется  в
свое гнусное подполье. А поскольку денег на дополнительные штаты в  бюд-
жете нет, то надо обязать всех сотрудников  постоянно  ходить  в  форме,
тогда и без дополнительного финансирования  эффект  присутствия  милиции
будет достигнут.
   Но милицейские полуботинки в принципе невозможно носить: они  уродуют
ноги и в течение двух дней выводят своего обладателя из  строя.  Поэтому
приходится или тратиться на более дорогие, но пригодные  к  носке  граж-
данские туфли или, подкладывая вату и залепливая  пятки  лейкопластырем,
терпеть боль и прихрамывать до тех пор, пока процесс уродования  не  за-
вершится и образовавшиеся мозоли не примирят ментовские ноги со  штатной
обувкой.
   Так и с идеей постоянного ношения  формы.  Если  бы  милицейские  на-
чальники прониклись идеей обеспечения личного состава постоянно  носимым
оружием да горой вставали за каждого сержанта,  лейтенанта  и  капитана,
применившего его по назначению, то преступность действительно  поприжала
бы хвост. Но такой подход требует умения принимать смелые решения и  от-
вечать за них, брать на себя ответственность за "непопулярные" последст-
вия, вызывающие оголтелый хай родственников и дружков подстреленных бан-
дитов, петиции "правозащитников", чья активность очень часто оплачивает-
ся общаковыми деньгами. А главное, надо быть уверенным в кадровом соста-
ве тех органов, которые доводится возглавлять... Излишне  говорить,  что
без такой уверенности занимать начальственные места  аморально  и  безн-
равственно.
   Штаны с красной полоской, китель, погоны и фуражка таят куда  меньшую
опасность для руководства, чем оружие в руках подчиненных, поэтому оно и
перекладывает риск со своих плеч на чужие  головы,  заставляя  проявлять
"личное мужество" тех самых сержантов, лейтенантов и капитанов,  которые
топчут землю своих зон обслуживания - В криминализированной  до  предела
стране риск этот оказался непомерным и наглядно отразился в  сводке  по-
терь личного состава, что заставило свернуть эксперимент и разрешить но-
шение штатской одежды во внеслужебное время.
   Но новый начальник Молочкова и еще двухсотпятидесяти сотрудников  ра-
йотдела то ли не знал про неоправдавшийся опыт (это, конечно,  маловеро-
ятно, но по части незнания случаются столь вопиющие  казусы,  что  можно
допустить и такое), то ли рассчитывал на удачное его повторение в рамках
вверенного района, то ли, скорее всего не умея улучшить оперативную обс-
тановку, решил, что за излишнее рвение ругать не станут при любом,  даже
обратном, результате.
   Поэтому сержант Молочков возвращался с работы в форме, в форме  захо-
дил в магазины за хлебом, макаронами и молоком, в форме переходил  улицы
и тем привлек внимание Ужаха Исмаилова, сидящего за рулем угнанного гру-
зового микроавтобуса.
   - Давай, Али, это твой! - сквозь зубы процедил он,  подгоняя  "рафик"
вплотную к милиционеру.
   В кузове сидели Кинжал и Руслан Шерипов.  Накануне  налета  СОБРа  на
убежище их отряда все трое ездили к Голубому озеру проверить домик с ко-
лоннами. Шерипов хотел отправиться туда один, но Ужах тоже вызвался  ис-
кать кровника, а Кинжала взяли за компанию. Разгром отряда и их чудесное
спасение наводило Ужаха на скверные размышления:  ведь  спастись  должен
был один Руслан, который побывал у ментов в руках и давал им  клятвы  на
Коране... Вслух он своих размышлений не высказывал, но и Кинжал да и сам
Шерипов Думали о том же. Между ними воцарилась напряженная атмосфера не-
доверия. Затаившееся предательство требовало расплаты...
   Убитые и арестованные товарищи тоже должны быть отмщены, причем  если
предательство еще предстояло выявить и доказать, то эта месть не терпела
отлагательства.
   - Сегодня же мочканем трех мусоров, - решил Ужах. - Каждый по одному.
А потом достанем гранат и забросаем их лягавку.
   Сержанту Молочкову предстояло стать первой жертвой предстоящего  тер-
рора.
   Грузовой микроавтобус затормозил рядом с ним, дверь кузова открылась.
   - Товарищ милицанер, как на Красногорск выехать? - почтительно  спро-
сил Али, изображая простодушную улыбку, которая заставила бы  Литвинова,
Рывкова или Лиса немедленно схватиться за пистолет.
   Но неискушенный техник ПЦО с готовностью пустился в объяснения.
   - Сейчас прямо, потом направо, увидите мост и через реку...
   - Садитесь, покажите, - просительно покивал Али. - Вам же по пути?
   - Вообще-то мне скоро сворачивать... Ну давайте, пару кварталов прое-
дем... - Наклонившись, он поставил на грязный железный пол сумку с  про-
дуктами, влез в кузов и захлопнул за собой дверь. Ужах дал газ. Видавший
виды "рафик" наполнился грохотом плохо отрегулированного движка  и  дре-
безжанием обшивки.
   Коротко размахнувшись, Али ударил сержанта молотком  по  голове.  Тот
молча упал на пол. Кинжал навалился сверху, набросил на шею веревку и  с
силой затянул. Через минуту все было кончено. Труп оттащили назад,  нак-
рыли тряпками и придавили запаской. В тихом переулке сделали остановку и
перекусили хлебом и молоком, купленным сержантом для своей семьи.  Мака-
роны сырыми есть было несподручно, и их бросили назад, на запаску.
   - Теперь давайте тех... Коренева и Литвинова... Они  Абу  убили,  мне
зубы выбили, клясться заставили... Они там большие шишки!
   Шерипов не мог оправдываться напрямую, опровергая еще не  высказанные
подозрения - это только усугубило бы дело, но, проявляя подобную  актив-
ность, надеялся реабилитироваться в глазах товарищей.
   - Ну давай, - не выражая никаких эмоций, сказал Ужах.

                                 * * *

   - Нет, сейчас и у блатных "законы" не исполняются. То есть такое тво-
рится, аж страх берет! Приходит петух на зону - и не объявляется! Предс-
тавляешь?! С ним же люди из одной пачки курят, из одной миски едят,  они
же получаются все опарафиненные! Представляешь: один петух опомоил  весь
отряд!
   Гена Соколов искренне возмущался и переживал за невинно  пострадавших
зеков, как будто сам принадлежал к босяцкому сословию. На самом деле  он
относился к противостоящей стороне - "ментам" и хотя, строго говоря, яв-
лялся не милиционером, а филологом, редактором  газеты  "За  чистую  со-
весть" и спецзвание имел не милицейское - майор внутренней службы,  зеки
в такие тонкости не вдавались. Мент, он и есть  мент.  Здесь  антагонизм
известный и, как любые антагонизмы, - взаимный. Но Гена Соколов из обще-
го правила выпадал, много лет он изучал арестантский мир: обычаи, тради-
ции, жаргон и как-то незаметно вжился в него, полюбил босяков и научился
понимать их специфические душевные порывы  и  странноватые  переживания,
которые, впрочем, им самим не казались ни специфическими, ни  странными.
Взаимодействие было взаимным - "тот мир", в свою очередь, изменил  мане-
ры, речь и даже внешность исследователя.
   Когда Гена снимал массивные роговые очки, он превращался из кандидата
наук, автора нескольких словарей "блатной музыки" и незавершенной энцик-
лопедии преступного мира в одного из "бродяг", тихого, спокойного и рас-
судительного трудягу зоны, не борзого и не баклана, а знающего "феню"  и
"закон - набушмаченного мужика. К нему подходили  на  улице  бывшие  си-
дельцы и заводили разговор, который он без труда  поддерживал  негромким
голосом в медлительной манере бывалого  обитателя  зоны,  знающего  цену
словам и внимательно обдумывающего каждое  перед  тем,  как  произнести.
Иногда они вместе выпивали по паре кружек пива, причем  Геной  руководил
не только интерес исследователя, но и чисто человеческое  сострадание  к
изломанным и искореженным судьбам.
   Его серьезные исследования особого внимания не привлекали  и  общест-
венного резонанса не вызывали, но, когда он без далеко идущих целей  вы-
пустил под псевдонимом книжечку перевода классической поэзии на  блатной
язык, пришла неожиданная слава. О ней писали местные и центральные газе-
ты, телевидение пригласило "Фиму Жиганца" на несколько престижных  пере-
дач, оскорбленные в лучших чувствах поэты и литературные критики в  бла-
городном гневе обрушивались на циника, посмевшего осквернить великих по-
этов.