филис на тот свет занести? Так  ты  бы  потолки
заодно побелил, Серый. Плитку положил, смеситель  новый  поставил.  Глядишь,
как фараон в гробнице отъехал бы...
   - Заткнись, - сказал Сергей. - Я нисколько не жалею, что прикончил  тебя,
урод.
   - Врешь, - рассмеялся Человек с Трубой. -  Жалеешь.  Ты  сломал  игрушку.
Серый, которую никогда не сможешь починить. А я ведь и не спорю: да, сломал.
В блин разбил ее, сволочь ты такая. И теперь,  как  положено,  пьешь  водку,
ширяешься, со всех сторон обсасываешь  красивую  мысль,  что,  мол,  умереть
гораздо проще и приятней, чем убить другого и потом долго жить. Так  правда,
Серый, все правда! Вали отсюда скорей, рви вены, сдыхай на здоровье! А  если
рука дрогнет - так я тебе помогу по старой дружбе!
   Человек взмахнул обрезком трубы, ударил по краю  ванны.  Раздался  гулкий
металлический стон, на пол посыпались оранжевые ошметки.
   Сергей осторожно  дотронулся  пальцами  до  лба.  Пальцы  были  холодные,
дрожали.
   - Пошел отсюда, - сказал он глухо.
   Белые фасолины завращались в глазницах. Разрез на верхней губе  разошелся
в стороны, будто кулисы. Человек улыбался. Он ударил еще раз. Еще.  Еще.  От
гула и лязга в голове Сергея что-то детонировало, взрывало  ее  изнутри,  он
даже почувствовал вкус металла во рту.
   Лицо Человека с Водосточной Трубой вдруг оказалось совсем рядом,  нависло
над ним. Сергей взревел от страха и ярости - и ударил, метясь в черный косой
провал на месте носа. Кулак с мокрым звуком вошел в мясо;  там  должно  быть
мягко. Мягко и тепло.
   Но костяшки врезались во что-то твердое, боль прошила руку до локтя.
   Сергей открыл глаза.
   Перед ним была только запертая дверь ванной. Больше ничего - и никого.  С
улицы продолжал доноситься стон  истязаемой  детворой  металлической  горки:
бам-м-м... бамм-м... Сергей облизал губы, подергал дверь рукой. Да, заперта.
Он сам ее запер, когда вошел.
   "Конец четвертой серии. Продолжение смотрите сегодня вечером..."
   Вода подбиралась к краям ванны. "Надо залезть туда",  -  подумал  Сергей.
Да, конечно,  для  того  он  и  драил  ее  все  утро.  В  горячей  ванне  он
расслабится, может, даже выкурит сигарету перед  тем,  как...  Ему  ведь  не
хотелось, чтобы его нашли с присохшими к жопе трусами. Он будет чист и умыт.
И даже слегка продезинфицирован.
   Сергей поднял с пола лезвие, сел на край ванны, опустил туда ноги. И  тут
же выдернул. Вода была ледяная.
   В чем дело?
   Он до предела открутил кран с красной нашлепкой, сунул руку под  струю  -
ни малейшего намека на тепло.
   Утром горячая шла, точно. Сергей хорошо помнил, как поднимался пар со дна
ванны, когда он ополаскивал ее из душа. Была вода. И - нету. Отключили?..
   "Да ладно тебе носиться с этой водой, придурок, елыпалы! Иди сунь  голову
в духовку - и все дела! Ты мужчина или нет, в конце концов?!"
   Сергей оскалился. Улыбнулся. А если газопровод перекрыли тоже?

   * * *

   - Ничего не поделаешь, придется  ломать,  -  сказал  Денис,  для  очистки
совести нажав на кнопку дверного звонка еще два раза.
   - Ломать - не строить, - пожал плечами домоуправ.
   Он не казался ни удивленным, ни встревоженным. Прошлым летом в  одном  из
домов на вверенном ему участке был обнаружен труп  женщины  пятидесяти  трех
лет, она страдала астмой  и  скончалась  от  удушья,  сидя  в  кресле  перед
телевизором. Женщина так  и  просидела  там  почти  неделю,  а  дикторы  РТР
здоровались с ней по утрам и желали добрых снов ночью. Потом  трупный  запах
проник по вентиляционным трубам к соседям, и  квартиру  пришлось  вскрывать.
Домоуправ присутствовал при этом, он видел тапочки покойной, полные какой-то
дряни, видел следы крысиного помета у нее на платье,  обкусанные  до  костей
кончики пальцев и тусклые, как простывшая яичница, открытые глаза. Потом был
втык от начальства и пожарнадзора: за неделю счетчик накрутил двести  десять
тысяч рублей -  это  за  телевизор,  который  работал  круглые  сутки,  пять
стоваттных лампочек в люстре, которые перегорели только на четвертый день, и
лампочку в туалете, которую хозяйка забыла выключить, последний раз в  жизни
сходив в туалет. Пришлось  платить  из  своего  кармана...  Так  что  сейчас
домоуправа трудно чем-то удивить или напугать.
   Здесь  стояли  двое  понятых  -  студенты,  снимающие  квартиру  напротив
Есипенко.  Слесарь  Володя  из  ЖЭУ-26  тоже  стоял  рядом,  держа  наготове
гвоздодер - на тот случай, если у лейтенанта Паршнова ничего не получится.
   Но у Паршнова все получилось. Он достал связку отмычек, потряс  ею  перед
глазами,  выбирая  нужную.  Выбрал,  поковырялся  в  замке,   сосредоточенно
разглядывая дерматиновую обшивку. Раздался тихий щелчок.
   - Милости просим, - сказал Паршнов, распахивая дверь.
   - Спасибо, - сказал Денис.
   Все ожидали самого худшего: кровь, осколки стекла на полу, запах преющего
под грязной одеждой мяса.
   Да, запах, конечно, был - от переполненного мусорного ведра, что стояло в
прихожей. На ковровой дорожке было полно песку, а зеркало  напротив  входной
двери  хранило  следы  чьих-то  жирных  пальцев.  Но  что   касается   всего
остального...
   - Понятые, пожалуйста, пройдите со  мной,  -  попросил  Денис.  -  И  вы,
лейтенант, тоже.
   Они обошли единственную комнату  в  стандартных  семнадцать  "квадратов",
заглянули на кухню, в ванную, туалет и кладовую. Хозяина квартиры  здесь  не
было. Ни в каком виде. Денис заглянул в  одежный  шкаф.  Осенняя  куртка  на
синтепоне, плащ, свитер грубой ручной вязки, джемпер  -  то  есть  те  вещи,
которые Есипенко мог прихватить с собой, отправляясь в  бега,  оказались  на
месте. Но это еще ни о чем не говорило.
   - Надо загашники посмотреть, - сказал Паршнов,  угадав  мысли  Дениса.  -
Деньги. Если он куда-то намылился, то должен был подчистить все.
   Денис согласно кивнул.
   Паршнов привычно заглянул под скатерть, открыл шкаф и порылся в белье.
   - Есть, - удивленно сказал он. - Надо же...
   Восемьсот тысяч и двести долларов. Денис быстро заполнил протокол обыска,
обернулся к студентам.
   - Прочитайте и, если все написано правильно, - подпишите.
   Понятые, сдвинув головы, изучили протокол, деловито поставили подписи.
   - Спасибо. Можете быть свободны.
   Потом все вышли, и Паршнов аккуратно запер дверь своей отмычкой.  Слесарь
Володя предложил вдобавок заколотить ее досками:
   - Так, на всякий случай.
   - Не надо, - сказал Денис.
   Он наклеил на угол между косяком и дверью две широкие полоски бумаги, где
стояла его личная печать и подпись.
   - Если кто-то  захочет  сюда  войти,  плевать  ему  на  твои  бумажки,  -
скептически заметил Паршнов.
   Денис посмотрел на него:
   - Он бы десять раз уже вошел и вышел. Не дожидаясь нас.

   * * *

   Телефон на столе зазвонил. Степанков не торопился поднимать  трубку.  Что
там на этот раз?.. Он смотрел на обтекаемый корпус "Панасоника", представляя
течение заряженных частиц, приводящих в  действие  это  сложное  устройство.
Представлял тонкий электрический  ручеек,  что  прорвался  внутрь  красивого
аппарата  через  опущенные  шлюзы  электроцепи,  и   теперь   закручивается,
закручивается воронкой... А откуда он прибежал? Где берет  свое  начало,  на
чьем столе?
   Четвертый раз.
   "Если  позвонят  в  седьмой,  значит,  -  кто-то  из  своих",  -  подумал
Степанцов.
   Пять, шесть. Семь. Прокурор снял трубку с рычага.
   - Алло.
   - Здравствуй, Владимир Иванович. Байдак беспокоит. Боюсь,  тебе  пришлось
бежать от самой уборной.
   Степанцов пообещал себе, что в следующий раз дождется десятого сигнала.
   - Ничего страшного. Ты бы мог  позвонить  мне  домой,  Дмитрий  Павлович.
После шести.
   - После шести будет поздно, - сказал Байдак.
   - Что случилось? - Степанцов почувствовал  смутную  тревогу.  -  Впрочем,
нет, давай... ты мне позвонишь домой вечером, и мы все обсудим.
   - Я же говорю: поздно будет,  Владимир  Иванович.  Лялечка  купила  утром
свежего леща и потрясающего  французского  вина.  Ну  и  водка,  конечно,  в
холодильнике замерзает. Рыба уже в духовке,  через  два  часа  дойдет.  Ляля
обещает что-то совсем из ряда вон... Это она для  тебя  старается,  Владимир
Иванович. Ну и для Нины, конечно. Приходите на ужин, не пожалеете.
   Прокурор переложил трубку в правую руку, вытер левую о брюки.
   - Я хотел сегодня задержаться на работе, - соврал  он  по  привычке,  как
врал обычно жене.
   - Плюнь, - веско сказал Байдак.
   - Да к чему все это, Дмитрий Павлович: лещ,  французское  вино,  то-се?..
Зачем? Праздника никакого нет, дня рождения тоже.
   - Я не люблю громких слов, ты знаешь. Лялечка очень  благодарна  тебе  за
тот звонок. Я - тоже. Ну и Родик... Вроде бы как у  него  все  налаживается.
Есть еще пара вопросов, вполне решаемых, на мой взгляд...
   "Но решать их придется мне", - мысленно добавил Степанцов.
   - Хорошо. Все. Я понял, - быстро сказал он.  -  Мы  с  Ниной  подойдем  к
половине седьмого.
   - Ну и прекрасно.
   Едва  прокурор  успел  положить  трубку,  как  в  дверь  постучали.   Это
Петровский и Лопатко. Петровский побывал  у  Есипенко  на  квартире,  звонил
оттуда: дело принимает дурной оборот. Куда еще дурнее...
   - Так что вы там затеяли? - спросил Степанцов, поднимаясь из-за стола.  -
Ездите везде, людей пугаете... Вдвоем,  как  эти...  Эскадроны  смерти.  Или
много свободного времени?
   Он не любил обнаруживать при подчиненных даже малейшее свое раздражение -
потому голос его оставался ровным и спокойным. Прокурор ходил взад и  вперед
по кабинету, словно маятник, и половицы ритмично  поскрипывали  в  такт  его
шагам.
   - Есипенко  не  запил  и  не  загулял,  Владимир  Иванович,  -  несколько
обескураженный таким приемом, сказал Денис. -  Он  пропал.  Причем  нехорошо
пропал: вещи на месте, деньги на месте...
   - И что? Потащился за какой-то девчонкой, залег у  нее...  Или  вообще  в
другой город заехал. У такой публики это сплошь да рядом.
   - И напарник его пропал - Курлов, - продолжил Петровский. - Я вызвал - не
пришел, дома нет, на работе нет...
   Степанцов вздохнул.
   - Это только в кино все загадки разгадываются и все становится ясно. А  в
жизни... Знаешь поговорку: "Один дурак может задать столько вопросов, что  и
сто умных на них не ответят". Что ж нам, теперь искать всех подряд?
   - Но...
   - Когда ты привлечешь Есипенко в качестве обвиняемого,  объявишь  розыск,
тогда и будем его искать! А до его напарника нам вообще дела нет!
   - Как же нет? - вмешалась Лопатко. - Они  вместе  были  в  "Пилоте"!  Это
Курлов ударил Плыша! Потерпевший его опознал по фотографии! Теперь все концы
сошлись!
   Прокурор перестал расхаживать взад-вперед и вернулся за стол.
   - Еще что скажете? - строго официально спросил он.
   Денис кашлянул.
   - У Есипенко в шкафу вещи разных  размеров.  Много  пар  часов.  Я  сразу
обратил внимание, но никому не сказал. Хочу  сделать  дополнительный  обыск,
пригласить родственников Берсенева и Старыгина - пусть посмотрят. Может, это
вещи убитых...
   Степанцов смотрел в стол перед собой. Зеленый пацан копает глубоко, и  он
очень цепкий. Видно, Дмитрий Палыч встревожился не  на  шутку.  И  эту  свою
тревогу изольет сегодня ему под запеченного леща с французским  вином.  Хотя
изольет без акцентации,  мимоходом.  Он  ведь  держится  всегда  так,  будто
главней городского прокурора раз в пятнадцать. Самое смешное, что так оно  и
есть. С его связями не  потягаешься,  да  и  капиталы  такие,  что  дай  Бог
каждому... А теперь выставляется  в  Законодательное  собрание,  и  пройдет,
голову на отсечение - пройдет!
   Надо с этим считаться. И сесть за дружеский стол с уже  готовым  решением
проблемы. Пусть супруги Байдак порадуются. Нет, даже не Дмитрий  Павлович  и
не его румянозадая Лялечка - те в явное говно не  влезают.  А  вот  сынок  -
да... Родька, Родик, сукин сын. Родион Дмитриевич. Вот кто знает,  чего  ему
бояться.
   - Я вас  внимательно  выслушал,  друзья  мои,  -  веско  произнес  он.  -
Работаете вы нерационально, разбрасываетесь и  занимаетесь  ерундой.  Вместо
того,  чтобы  сосредочиться  на  убийстве   губернаторской   тещи,   Лопатко
собирается разыскивать  того,  кто  заехал  по  физиономии  какомуто  Плышу!
Знаете, сколько раз в день кто-то кому-то бьет морду? Будем всех искать?
   "Пой, ласточка, пой!" - злорадно подумал Денис. В кармане у него бесшумно
работал диктофон.
   Таня хотела что-то сказать, но прокурор поднял руку.
   - Нет. Будем расследовать дело о смерти  Войковой,  тем  более  что  есть
новые данные, позволяющие завершить его очень быстро.
   - Какие данные? - встрепенулась Таня.
   - Всему свое время, потерпите, - мягко  сказал  прокурор  и  обратился  к
Петровскому: - А вам, конечно же, еще рано расследовать столь сложное  дело,
как убийство водителей. Это моя вина  -  не  учел.  Но  теперь  мы  поправим
положение. Сегодня же передайте дело Курбатову.
   - Почему? - вскинулся Денис. - У меня все получается!
   - Ничего у вас не получается. Но когда вы это поймете - будет  поздно,  -
раздраженно сказал Степанцов.  И  приказным  тоном  добавил:  -  Сегодня  же
передайте дело! А сейчас вы свободны!
   Ошеломленный Денис развернулся и как заводной автомат вышел из кабинета.
   - Присядьте, Татьяна Леонардовна. - Степанцов вынул из сейфа тощую папку,
картон на которой еще не успел размочалиться. Положил на стол.
   - Возьмете дело  Пешнера,  сутенера.  Кравченко  на  последнем  дежурстве
вынимал его из петли. Помните?
   - Помню, - сказала Таня Лопатко. - Только...
   - Тут все просто. Пешнер, по оперативным данным, был должен больше сорока
тысяч долларов, машину у него забрали за долги, четыре  лучших  его  девочки
упорхнули к Вазраняну - так что все основания покончить с  собой  у  Пешнера
налицо. Вряд ли это может быть инсценированное убийство...  Но  родственники
жаловались, они сомневаются - пожалуйста:  мы  возбудили  уголовное  дело  и
провели расследование. Теперь надо очень грамотно и толково  его  закончить,
чтобы ни у кого не  оставалось  сомнений.  Задокументируй  все  и  прекращай
расследование. Кравченко не слишком аккуратен в такой работе.
   - Но у меня и так восемь дел.  К  тому  же  дело  Войковой  только-только
сдвинулось с мертвой точки.
   - Кстати, о новостях! - прокурор поднял палец. - Есипенко мертв.  Поэтому
дело Войковой тоже можно спокойно прекращать.
   Прокурор сделал паузу. Лицо Татьяны Лопатко - смесь хорошистки-активистки
с первой парты и набирающейся горького опыта суки, - лицо  ее  вытягивалось,
тяжелело,  перетекало  к  подбородку  большой  фиолетовой  каплей,   готовой
сорваться и капать, капать на бедные мозги Владимира Ивановича.
   - В  балке  у  Ботанического  сада  собаки  раскопали  труп,  -  спокойно
продолжил Степанцов. - Изуродованное лицо, но одежда совпадает  с  той,  что
описана в розыскной ориентировке на Есипенко. Курбатов выезжал на место,  он
прихватил шофера из "Витязя", и тот опознал Есипенко.
   Таня Лопатко поднялась из кресла еще на слове "труп" и удивленно смотрела
на прокурора, будто тоже проводила опознание.
   - Почему же вы ничего не сказали Петровскому?
   - Его это уже не должно интересовать.
   В это время дверь прокурорского кабинета распахнулась.  На  пороге  стоял
возбужденный Денис. Он был бледен, губы заметно подрагивали.
   - Владимир Иванович! - звонко сказал, почти  выкрикнул  стажер.  -  Я  не
согласен с вашим решением о передаче дела Курбатову! И я  напишу  возражение
прокурору области!
   Наступила немая сцена. Диктофон в кармане у Дениса крутился вхолостую.
   - Это ваше право, - несколько растерянно сказал наконец Степанцов. - Но в
моей практике таких случаев не было. И вы понимаете, насколько это  осложнит
наши взаимоотношения?
   - Я прекрасно все понимаю! - почти  выкрикнул  Денис.  -  Причем  гораздо
больше, чем вы думаете!
   Круто  развернувшись  на  каблуках,  он  выскочил  в  приемную,  с  силой
захлопнув за собой дверь. Таня Лопатко, чуть  помешкав,  выбежала  следом  и
прошла в кабинет Петровского. Тот стоял у окна и нервно курил. Таня  подошла
вплотную, обняла его за плечи, прижалась телом к спине.
   - Не надо так волноваться!  -  увещевающе  прошептала  она  и  потянулась
губами к шее Дениса.
   В это время под пиджаком у него что-то  щелкнуло.  Кончилась  кассета,  и
пружина вернула клавишу записи на место.
   - Что это? - узкая ладонь скользнула Денису за полу  пиджака  и  нащупала
теплый корпус диктофона.
   - Что это?! - повторила Таня Лопатко с совершенно другой интонацией.

   * * *

   - Это все ерунда, - увещевающе говорил Курбатов,  похлопывая  стажера  по
плечу. - Значимые вещи те, которые затрагивают человека лично.  А  служебные
проблемы нельзя принимать близко к сердцу, иначе никаких нервов  не  хватит!
Какая разница, кто будет расследовать это говенное дело - ты или я?  Хочешь,
я буду держать тебя в курсе всего? Хотя это и не поощряется  -  я  пойду  на
нарушение, если для тебя это важно! Но  зачем  становиться  в  позу,  писать
рапорта, ссориться с прокурором? Это  все  равно  что  ссать  против  ветра!
Думаешь, кого поддержит Победенный - зеленого юнца или прокурора  областного
центра?
   - Посмотрим, - упрямо ответил Денис. - Я ведь  зеленый  юнец  и  не  знаю
ваших подковерных правил. Потому действую, как положено.
   Важняк сам зашел к нему в  кабинет,  сам  начал  разговор.  Вряд  ли  это
вызвано дружескими побуждениями. Ни Денис, ни тем более Холмс  не  были  так
наивны.
   - Из-за чего ты прешь на рожон? Ну ладно, если бы  речь  шла  об  убийцах
твоего отца - тут тебя любой поймет. Да ты знаешь, что я первый тебя  понял:
Кружилина раскололи на два разбоя, плюс наркотики... Лет семь он огребет. На
второго тоже малява в зону пошла...
   Курбатов  сделал  паузу.  Денис  почувствовал  укол  совести.   Александр
Петрович действительно снял с него многолетний груз. Причем самому Денису не
пришлось шевельнуть даже пальцем. Как ни крути, а он у важняка в  долгу.  Но
тогда почему он просит возвращать личный долг  служебными  интересами?  Ведь
это противоречит тому, что он сам только что говорил!
   - Просто мне тебя жалко, -  ответил  Курбатов  на  незаданный  вопрос,  и
стажер подивился остроте его интуиции. - Полаешься с Хулио - он начнет  тебя
на каждом  шагу  тыкать  мордой  в  грязь.  Да  и  обстановка  в  коллективе
испортится: все друг на друга станут с подозрением смотреть  да  подозревать
черт-те в чем!
   "А то сейчас не так", - подумал Денис. Рапорт он уже написал. Даже два  -
прокурору области Победенному и майору Агееву.  Обратного  хода  у  него  не
было. Но и выглядеть неблагодарной свиньей перед Курбатовым ему не хотелось.
   - Из-за чего тут копья ломать? - примиряюще продолжал Курбатов. -  Ничего
личного тут нет, ничего затрагивающего тебя  за  живое  -  тоже...  Чего  ты
вызверился на Степанцова?
   - Чего?! - вскипел Денис. - Да того, что поводом для окончания  следствия
все чаще становятся смерти обвиняемых! Димирчян покончил с собой - как будто
так и надо: прекращай дело без всяких проверок, и  так  все  ясно!  Есипенко
убили накануне ареста - тоже будто так и надо! Кому надо? Мне это  не  надо,
наоборот - очень не нравится! Я ведь следователь, а не пособник бандитов!
   Глаза Курбатова  сузились  и  пожелтели  еще  больше.  Денис  понял,  что
вгорячах сболтнул лишнее. "Избегай подчиняться первым душевным порывам,  ибо
они самые искренние", - вспомнил он изощренную древнюю мудрость. Да и Мамонт
учил:  ты  выполняешь  секретное  поручение,  твоя  сила  в  скрытности,  не
выделяйся из окружающих, не вступай  в  открытую  борьбу,  не  давай  повода
заподозрить тебя ни в чем...
   - Ну и при чем здесь одно к другому? - спокойно спросил Курбатов.
   Вот у кого надо учиться владеть собой. Ведь вполне мог ухватить за  язык:
"Кого это ты,  сучонок,  имеешь  в  виду?  Кто  тут  пособник  бандитов?  Я?
Степанцов? А ты весь такой чистенький и бла