е  приносило:  Макс  был
слишком поглощен тем, что происходило на экране.
   Неожиданно  кружок  охватил  наименее   узнаваемый   рисунок,   от   него
протянулась стрелка к... раскрытому  британскому  паспорту  на  имя  Роберта
Смита! Фотография Макса заполнила весь экран. Он похолодел.
   - Ждите на улице, сейчас я выведу лоха, - продолжая безуспешные  попытки,
сказала смазливая девочка на чистейшем русском.
   Тем временем фотография  встала  на  место  неудачного  рисунка.  Крупным
планом  камера  фиксировала  рисунок  Веретнева  и  портрет  Макса,  как  бы
предлагая тысячам людей хорошенько запомнить эти лица.
   - А бабки у него есть? - послышался за  спиной  мужской  голос.  Он  тоже
говорил по-русски.
   - Это богатый англичанин, легко согласился на тысячу...
   - Тогда ладно...
   Макс обернулся, но увидел только  удаляющуюся  в  сторону  двери  широкую
спину.
   - Это мой брат, - пояснила девушка. - Я сказала,  чтобы  он  не  приходил
ночевать.
   - А на каком языке ты говорила?
   - На чешском. Я приехала из  Праги.  Пойдем...  Макс  положил  деньги  на
стойку и вдруг одним прыжком  перемахнул  через  нее,  оттолкнул  в  сторону
бармена, нырнул в проем,  так...  кухня...  котлы,  кастрюли,  кто-то  сзади
рванул за куртку, Макс, не оборачиваясь, ударил локтем, побежал вперед - вот
она, "черная" дверь, скользкая от перепачканных в жире рук, за ней -  узкий,
мощенный камнем двор с тусклой желтой лампочкой. Справа бледным  полукружием
тлел свод арки, выходящей на улицу. Макс рванул  к  ней,  но  навстречу  уже
спешили четыре хищно разворачивающиеся в ряд тени.
   Времени хвалить себя за предусмотрительность не  было,  он  просто  вынул
левой рукой аэрозольный баллончик с кайенским перцем, а правой  -  пружинный
нож. Щелчок выброшенного клинка остановил тени, но только на  миг.  Неверный
желтый свет бликовал на выставленных вперед четырех клинках, и явный перевес
придавал нападающим уверенность.
   Макс вытянул левую руку, нажал кнопку распылителя и веером пустил  густую
огненную струю.
   - Твою мать! Глаза! - Выронив лязгнувшую железку, левая  тень  схватилась
за лицо и дико взвыла: - Сука, он мне глаза выжег!
   Боевой полукруг атакующих распался, но  Макс  не  спешил  прорываться  на
улицу: Спец учил, что хвост надо рубить намертво.
   Выпад правой, вопль - клинок с хрустом пропорол  брюшину,  обмякшее  тело
тяжело шлепнулось наземь. Опять струя из баллончика, резкий  удар  ногой,  и
еще один враг завертелся на месте,  завыл,  начисто  потеряв  способность  к
преследованию. Четвертый неосмотрительно отскочил и оказался в углу  -  Макс
запер ему выход, угрожая одновременно баллончиком  и  ножом.  Деваться  тому
было некуда, угрожающе зарычав, он пригнулся и бросился вперед,  как  идущий
на таран носорог. Струя перца пролетела над  головой,  ножи  разминулись,  и
каждый с силой воткнулся в тело противника...
   В животе Макса лязгнуло и заскрежетало,  будто  кто-то  поднес  блестящее
лезвие из хорошей стали к бешено вращающемуся точильному кругу. Боль обожгла
бок, стиснув зубы, он поймал  широкое  чужое  запястье,  сжал,  а  сам,  как
заведенный, ударил двенадцатисантиметровым клинком еще три раза. Каждый  раз
руку обдавала  теплая  струя,  скользкая  рукоятка  проворачивалась,  норовя
выскочить из ладони. Хрипы, всхлипы, бульканье... Отчетливый запах  перца  и
крови, как  на  кухне...  Только  здесь  готовилось  несъедобное  блюдо  под
названием  смерть.  Запястье  конвульсивно  дернулось,   раздался   страшный
утробный звук, человек, лица которого Макс так и не увидел,  опрокинулся  на
спину.
   У "черного" выхода из бара низко  над  землей  торчал  из  стены  простой
стальной кран, как в туалете глухого российского  полустанка.  Положив  нож,
Макс тщательно вымыл руки, потом повернулся к тусклой  лампочке  и  осмотрел
себя. Большой, заходящий на живот карман куртки был прорезан, из узкой  щели
блеснул ослепительный луч.
   Откинул полу  куртки,  что-то  запрыгало  по  булыжнику,  он  понял,  что
выскочило несколько бриллиантов, но даже не нагнулся  за  ними.  Его  больше
волновала  рана.  Распахнул  мокрую  от   крови   рубаху,   затаив   дыхание
посмотрел... Камни, а  точнее  судьба,  опять  увели  смертельный  клинок  в
сторону: глубокий поверхностный порез на левом боку  сильно  кровоточил,  но
опасности не представлял.
   - "Скорую"! Вызовите "Скорую", суки! - орал  ослепленный  перцем  бандит,
его сотоварищ стоял на коленях, держась за живот, и раскачивался из  стороны
в сторону, подвывая, как раненый зверь. Третий  корчился  на  земле,  хрипло
ругаясь по-русски, четвертый лежал неподвижно. Надо было быстро сматываться.
   Намочив платок, Макс лихорадочно смыл кровь, замыл рубашку, потом наложил
скомканный платок на рану и притянул ремнем. Подняв нож, он через арку вышел
на улицу. Несколько арабов что-то обсуждали, с  любопытством  вслушиваясь  в
несущиеся из подворотни вопли, стоны и причитания.  Нервно  заламывала  руки
девушка в короткой юбке. Здесь же стояли и два брюнета, но  уже  без  сигар.
Когда появился Макс, наступила гробовая тишина.
   - Вася, Васенька! - в голос закричала "Элизабет" и, всхлипывая, бросилась
во двор. Брюнеты сдвинулись, освобождая дорогу.
   Он молча прошел мимо, держа окровавленный нож в опущенной руке. Никто  не
двинулся с места. Пройдя с полквартала, Макс обернулся  -  следом  никто  не
пошел.
   Завернув за угол, Макс  сразу  увидел  такси  и,  бросив  нож  в  решетку
водостока, поднял руку. Такси остановилось, и он с облегчением провалился  в
темный  прокуренный  салон.  Тут  же  тело  и  сознание  захлестнула   волна
болезненной слабости.
   - В центр, - с трудом произнес он. - К отелю "Негреско".
   Это был единственный ориентир, который он запомнил. Машина резко взяла  с
места. Он чуть не упал, но сумел  удержаться  и  замер  на  грани  обморока,
откинувшись на спинку сиденья.
   - Здесь есть быть множество хороший заведений, - таксист нещадно коверкал
английские слова, но говорил с видом завзятого  гида.  -  Женщины.  Девушки.
Есть очень традиционный... и есть немножко не очень традиционный.  Если  вам
есть интерес, то...
   Макс отдышался, поправил платок, посмотрел на ладонь. Она  снова  была  в
крови. Он вытер ладонь о рубашку и наглухо застегнул куртку. В кармане глухо
постукивали оставшиеся бриллианты.
   - Нет.
   Таксист нисколько не смутился.
   - Ну что ж, - продолжал он. - Все англичанин просят ехать их  в  "Гоген",
там недорогой очень приличный выпивка, а потом я им  всех  советую  посетить
"Альбин-Клуб", там тоже есть...
   - Не надо, - выдавил из себя Макс. Таксист замолк, но ненадолго.
   - А вы слышать сегодня  случай  в  Антиб?  -  неожиданно  спросил  он.  -
Какой-то перестрелка между гангстерский группы, а?  В  телевидение  сказали,
что кто-то  из  них  скрывается  в  Ницца  или  Канн,  автострада  и  дороги
перекрыты, сюда  нагнали  всю  жандармерию  Прованса....  Они,  эти  русский
гангстеры... свиньи!..
   Таксист скороговоркой произнес несколько слов на французском.
   - И зачем они приезжать в наши города? Эти  пьяный  и  жестокий,  который
проиграли  собственный  Россия,  которые,  кроме  автомат   и   пистолет   и
собственный дерьмо, ничего не умеют делать,  они  сейчас  обрушились  здесь,
приезжать к нам  со  своим  оружий  и  стрелять,  стрелять!..  Помолчав  еще
немного, добавил:
   - Наши полиция против них - бройлерный цыплята... Макс так не  думал.  Он
понимал, что дело идет к концу. Хватило бы и фото по телевизору,  а  ранение
довершило дело. Он был обречен.
   На Английской набережной было  светло  и  многолюдно.  Слишком  светло  и
многолюдно.
   - Сверните... направо...
   Никакой рациональной цели эта команда не преследовала:  то  ли  последний
всплеск активности, то ли рефлекс умирающей собаки -  забиться  в  безлюдное
темное место, а там будь что будет.
   Кружилась голова, он чувствовал полное безразличие ко всему и неимоверную
усталость. И еще зверский нервный голод. Казалось, что если хорошо поесть  -
восстановятся силы и появится шанс выбраться из этой передряги...
   Машина въехала в  узкую  полупустую  улочку,  впереди  светилась  красная
неоновая надпись: "Restaurant  Barracuda".  Под  ней  на  двух  цепях  висел
красно-белый круг с изображением стремительной хищной рыбы.
   - Остановите...
   С трудом разобравшись в купюрах, Макс расплатился с  таксистом,  выбрался
из салона, толкнул угловую дверь и тяжело ввалился внутрь.
   Это был уютный рыбный  ресторанчик  с  непременными  рыбацкими  сетями  в
интерьере и чучелами летающих рыб под потолком. Изогнутые полукругом  мягкие
диванчики с вписанными в  них  столиками  почти  все  свободны,  официант  в
красном жилете и  белой  бабочке  нес  две  большие  черные  чашки,  доверху
наполненные раскрытыми ракушками  мидий.  От  мидий  шел  пар,  Макс  уловил
распаренный запах морепродуктов, и его  чуть  не  стошнило.  Он  понял,  что
спасение в виде плотного ужина  к  нему  не  придет,  и  нетвердой  походкой
двинулся в глубину зала.
   Там за стойкой стояла молодая симпатичная женщина, над обычной  выставкой
бутылок висело чучело зубастой  рыбины,  дающей  название  этому  заведению.
Стойка приближалась, женщина посмотрела  на  него,  приняв  за  подгулявшего
туриста.
   Лишь бы не  упасть...  Взять  рюмку  джина  или  виски.  зайти  в  туалет
продезинфицировать рану... Должно стать легче. А потом... Что делать потом -
он решительно не знал. Пошатываясь, он подошел и тяжело облокотился  локтями
на стойку. Между полками с бутылками раскрылась узкая, "под старину", дверь.
Из нее вышел очень похожий на кого-то веселый  загорелый  мужчина,  приобнял
барменшу, шепнул что-то ей на ухо  и  встретился  глазами  с  Максом.  Вдруг
веселье будто вытерло мокрой  губкой,  лицо  его  напряглось,  вытянулось  и
посерело, эта  реакция  явилась  сигналом  -  мир  сплющился  в  картонку  и
перевернулся, потому что перед ним стоял двойник мистера Томпсона, его отца,
томящегося в лондонской особорежимной тюрьме Уормвуд-Скрабз. Но  двойник  не
мог его узнать!
   - Это ты! - хрипло сказал мужчина по-русски. - Ну давай, стреляй!
   Это был не двойник. Это был его отец. Но отец не  мог  здесь  находиться,
потому что сидел в тюрьме. Значит, Макс галлюцинировал. Голова пошла кругом,
окружающий мир сжался  гармошкой,  стойка,  стены,  хищная  морда  барракуды
деформировались... Сознание уходило, Макс вцепился в  реальность  истощенной
волей, и лишь локти, упирающиеся в твердую гладкую  поверхность,  удерживали
его на поверхности.
   - Давай, стреляй! - галлюцигенный образ отца  заслонил  собой  ничего  не
понимающую, напуганную женщину и рванул на груди рубаху,  так  что  пуговицы
заскакали по стойке и раскатились по полу.
   Локти Макса соскочили со стойки, он  нырнул  в  черноту  беспамятства,  и
только бесшумный фонтанчик взметнулся над сомкнувшимися волнами обморока.  А
тело упало на пол с ощутимым звуком.

   * * *
   Это была обычная  однокомнатная  квартира,  обставленная  скромно  и  без
претензий,  -  однако  в  аптечке  имелся  широкий   ассортимент   лекарств,
холодильник забит едой, бар  -  выпивкой,  в  шкафу  тесными  спрессованными
рядами висела мужская и женская одежда на любую погоду. Макс достал из  бара
бутылку виски и пил, глядя в окно на вращающийся неоновый  круг  с  рекламой
пиццы. Мистер Томпсон возился с микроволновкой на кухне.
   - Ну как, отошел? - он заглянул  в  комнату,  тоже  налил  себе  рюмочку,
выпил, налил еще.
   - Да. Я проспал больше суток, и теперь мне гораздо лучше.  Я  просто  был
выжат, как лимон. Стрессы, да и эта дурацкая рана...
   Макс осторожно  потрогал  повязку.  Теперь  она  была  наложена  по  всем
правилам.
   - А ведь я был уверен, что ты пришел по мою душу! - Томпсон выпил  вторую
рюмку и налил третью, на  его  лице  плясали  красноватые  отсветы  мертвого
неонового света. - И очень удивился, когда  не  нашел  при  тебе  оружия.  И
только увидев в новостях твое фото  -  поверил,  что  ты  здесь  по  другому
делу...
   На лестнице за дверью  послышались  детские  голоса,  топот  ног.  Где-то
далеко, наверное, в одной из  соседних  квартир,  зазвонил  телефон.  Звонок
повторился пять или шесть раз, потом замолк.
   - Значит, сделка, - спросил Макс, но  в  голосе  не  было  вопросительной
интонации. - С англичанами?
   - Нет. У них тоже есть старший брат... Макс кивнул.
   - А где... мама?
   Он с трудом выговорил это слово. Да и мистера Томпсона,  хозяина  уютного
рыбного ресторанчика, он тоже не воспринимал как своего отца. Хотя во  время
свидания в тюрьме такое восприятие появилось.
   - Она вышла замуж за нашего адвоката. Еще тогда, в  семьдесят  четвертом.
Теперь она миссис Уотерфорд, у них поместье в Уитеме. Правда, он  старше  ее
лет на двадцать...
   - А эта женщина, в ресторане, она кто?
   - Луиза. Мы живем вместе. Давно.
   Томпсон встал, нервно прошелся по кухне. Его щеки втянулись, вокруг  глаз
набежали морщинки. Максу вдруг показалось,  что  он  вспомнил  старую-старую
картинку из времен своего детства. Может, это был  сон?  Но  Макс  отчетливо
увидел себя маленьким, сидящим на другой кухне, залитой голубоватым утренним
светом, холодильник там другой, гораздо  больше,  с  плавными  закругленными
формами, и окно другое, огромное, и отец - настоящий великан - точно так  же
меряет шагами пол в черно-желтую клетку, щеки его втянуты,  словно  он  пьет
коктейль через соломинку, глаза  озабоченно  сощурены.  Матери  нет,  что-то
случилось, какая-то неприятность подступила к  границам  их  мира,  и  Макса
обжигает смутное чувство вины за что-то, непонятно за что.
   - Значит, вы нормально устроились, - сказал Макс в  пространство.  Он  не
собирался морализировать, но фраза прозвучала как упрек.
   - А ты думаешь, было бы лучше, если бы мы до сих пор сидели в тюрьме?
   Макс молчал. Да вопрос и не требовал ответа.
   - У матери серьезно  болели  глаза,  пришлось  долго  лечиться  в  лучшей
лондонской клинике. В тюрьме она давно бы уже ослепла. Кому бы от этого было
лучше? Тебе? Мне? Центру?
   - Не знаю.
   На кухне микроволновка издала сигнал готовности.  Но  на  него  никто  не
обратил внимания.
   - У нас не было выхода, - тихо проговорил Томпсон. - Возможно,  ты  этого
сейчас не понимаешь, ты думаешь о долге, преданности делу, верности  Центру.
Это главное, да? А легенда так, ширма, способ обеспечить выполнение задания?
Так ведь учат в разведшколе?
   Он тяжело вздохнул.
   - Но это неправда. У человека только одна жизнь, нельзя вначале жить  для
маскировки, а когда-то потом - для себя! Легенда и стала  нашей  жизнью,  мы
превратились в англичан: две машины,  хорошая  квартира,  мать  одевалась  в
дорогих магазинах, покупала украшения, полюбила камни:  топазы,  аметисты...
Только настоящие британцы с грудным молоком впитывают четкие  представления:
это допустимо, а это  -  ни  под  каким  видом...  У  нас  по-другому:  есть
возможности - можно все! А задание требовало любых жертв... Как, ты думаешь,
мы заполучили Бена? Так что с матерью у нас были проблемы...
   Томпсон снова принялся ходить из угла в угол - пять шагов в одну сторону,
пять - в другую.
   - А потом все рухнуло. Надо было до конца  следовать  долгу  и  сгнить  в
тюрьме. А мы уже привыкли к жизни британского  среднего  класса.  И  выбрали
другой путь. Но... Но если хочешь знать - она решила это первой...
   В соседней квартире зазвонил телефон.  Назойливо,  протяжно.  Безнадежно.
Никто так и не подошел к трубке.
   - Я не осуждаю вас, - сказал Макс.
   - Ты думаешь про себя - все так говорят, оправдать можно что угодно. Но я
спрошу о главном: где та страна, во имя которой мы должны были тридцать  лет
сидеть в тюрьме? Где СССР? Его больше нет. Те руководители, которые посылали
нас на смерть ради великой Идеи, - они сами же и сдали его. Продали.  Вместе
со всеми явками, тайниками, потрохами, с сотнями миллионов жителей и с самой
великой Идеей... А на вырученные деньги  покупают  виллы  в  Монако,  Ницце,
Антибе...
   - Я не осуждаю вас, - повторил Макс.  -  И  хватит  об  этом.  Мне  нужен
паспорт и нужно выбраться отсюда. Лучше - в Лондон. Помоги мне, если можешь.
И если это не противоречит твоим сегодняшним убеждениям и обязательствам.
   Человек, которого последние двадцать восемь лет звали Рональдом  Пирксом,
задумался. Конечно, просьба Макса  противоречила  его  обязательствам  перед
новыми хозяевами! Не для того  ему  доверена  явка  в  Ницце,  чтобы  решать
проблемы российской разведки. Да  еще  тесно  связанные  с  перестрелками  и
трупами - то есть чистейшей воды уголовщиной! Вся полиция побережья  поднята
на ноги, меры розыска беспрецедентны по размаху - за все прошедшие  годы  он
не помнил ничего подобного!
   В такой ситуации все замыкалось на шефа Южного бюро. Без  Уоллеса  он  не
мог изготовить настоящий паспорт, не мог достать  вертолет...  Значит,  надо
легендироваться. Разве что прикрыться операцией "Замещение",  в  результатах
которой заинтересовано и Южное бюро, и Лэнгли... Но когда обман  раскроется,
ему придется расплатиться головой.
   - Я помогу тебе, - наконец сказал он. - А сейчас пойдем ужинать.

   * * *
   Человек, которого Макс знал как Томпсона, ушел около полуночи, оставив на
столике  в  прихожей  свою  визитную  карточку.  Белый  дорогой   картон   с
голографическим  рыбьим  силуэтом,  надпись:  Рональд  Ф.  Пиркс,   ресторан
"Барракуда". Четыре телефонных номера, факс...  Внизу  приписаны  еще  шесть
цифр от руки.
   Макс спрятал карточку в карман, выключил свет и, не  раздеваясь,  лег  на
диван. У владельца рыбного ресторанчика  не  бывает  столько  телефонов,  не
бывает явочных квартир. Но Томпсон-Пиркс и не скрывает, кто он такой. А  сам
удержался от расспросов,  хотя  наверняка  обнаружил  в  прорезанной  куртке
бриллианты!
   Профессиональная этика. У разведчиков могут быть  тайны  друг  от  друга,
даже если один из них тридцать два года назад менял другому подгузники...  И
каждый сам решает - когда и сколько сказать.
   Макс тяжело вздохнул. Чего ждать от отца? Точнее,  от  человека,  который
когда-то был его отцом?
   Они чужаки. Как в львином прайде... там тоже нет отцов  и  сыновей,  есть
только общая борьба за существование, общая охота!.. Старый  и  молодой  лев
помогают друг другу, вместе отбиваются от  врагов.  При  чем  здесь  родство
крови?
   Глаза слипались, и Макс не стал бороться со сном. Тут же  проснулся,  как
от толчка. Глянул на часы: пять  утра.  В  далекой  пустой  квартире  звонил
телефон.
   В десять пришел Пиркс и сфотографировал его на паспорт.

   * * *
   В общей сложности Макс провел  в  этой  квартире  пять  с  лишним  суток.
Слонялся из угла в угол, ел, спал,  смотрел  старый  телевизор  с  выпуклым,
словно  беременным,  экраном,  вслушиваясь  в  птичье  щебетание  витиеватой
французской речи.
   В новостях еще несколько  раз  показывали  окрестности  виллы  Евсеева  в
Антибе. Пару раз мелькнули лица Кудлова и  Злотина,  они  отворачивались  от
камер, Злотин выкрикнул что-то раздраженно и накрыл объектив ладонью. Самого
хозяина видно не было, и за ограду никого из съемочной бригады  не  пустили.
Значит, Евсеев сказал, что о перестрелке им ничего не известно. Что  ж,  это
самое  умное,  что  он  мог  придумать.  Показывали  и  портрет  Макса,   но
чувствовалось, что интерес к теме идет на убыль.
   Несколько раз давали репортажи из Линье: Дэвид Джонсон и премьер Рыбаков.
Улыбаются. Пожимают друг другу руки. Переговоры закончились успешно,  Россия
получила долгожданный кредит.
   Москву показывали редко, первый канал. Какой-то дом  на  Дмитровке  опять
ушел под асфальт. Пикеты на Старой площади. Открылся салон  Жан-Люка  Бурага
на Тверской-Ямской. За спиной  тележурналиста  спешили  одетые  по-весеннему
москвичи,  озабоченные,  сосредоточенные,  явно  не  понимающие,  какое  это
счастье - идти куда-то по Твер