а ляжет спать.  Мы
с ним не видимся неделями: я прихожу поздно, когда он спит, а утром жена
ведет его в детский сад  к  восьми,  я  же,  отоспавшись,  встаю  только
полдевятого, благо живу  рядом  с  отделом.  Впрочем,  одернул  я  себя,
загадывать нельзя, мало ли как повернется дело...
 
Гусаров 
 
   Хотя я был на ногах с самого утра, большую часть  времени  провел  на
жаре и почти не ел, если не считать эрзац-шашлыки,  усталости  не  было.
Точнее, она была, но загнанная настолько в глубь организма,  что  ее  не
ощущалось.
   Раньше я не понимал, какая сила позволяет инспекторам  розыска  целые
дни, ночи, иногда круглые сутки проводить на службе, без сна, почти  без
еды - на пирожках, колбасе и кефире...
   Сейчас я ощутил это на себе. Ненависть к преступникам, желание  найти
их во что бы то ни стало - вот что позволяет  перебороть  усталость,  не
чувствовать ее до поры до времени. Ненависть - это своего  рода  допинг,
но работать на ненависти, так же, как и жить на допинге, -  дело  совсем
не безвредное... Тут и опасность профессиональной деформации  характера,
следствием чего  является  чрезмерная  подозрительность,  вспыльчивость,
желчность... Тут и  ущерб  здоровью  -  постоянное  нервное  напряжение,
моменты "пиковой" работы мысли, когда в  одну  секунду  прокручиваешь  в
голове  десятки  вариантов  своего   и   ответного   чужого   поведения,
отрицательные эмоции,  получаемые  на  местах  преступлений,  жалость  к
потерпевшим  -  все  это,  наслаиваясь  одно  на  другое,  не   проходит
бесследно.
   И если, несмотря на все  это,  люди  работают  в  уголовном  розыске,
значит,  есть  в  нашей  профессии  нечто  такое,  что   оправдывает   и
напряженные нервы, и  бессонные  ночи,  и  эмоциональные  перегрузки,  и
многие другие "прелести" розыскной службы.
   Что же это? "Поймешь", - коротко ответил Крылов на мой вопрос. Ну что
ж, будем надеяться, что пойму. Кое-что я понимаю и  сейчас,  и  напрасно
Волошин с Крыловым считают меня чересчур наивным. Я, например,  понимаю,
что наш поиск - это только одно из проводимых в городе мероприятий,  что
искать вслепую в тысячной массе народа двух-трех человек - все равно что
ловить пескарей крупной сетью, но я знаю и то, что если бы не  подобные,
на первый взгляд бессмысленные мероприятия, не было  бы  так  называемых
"случайно  раскрытых"  преступлений,  ибо  профессионал  знает:   каждая
"случайность" -  следствие  большой  работы,  работы,  на  четыре  пятых
скрытой от глаз непосвященных.
   Хотелось пить, и, увидев в стороне  автоматы,  я  направился  к  ним.
Стакан воды не утолил жажды. Медных монет больше не  было,  я  с  трудом
разменял  гривенник  в  ближайшем  ларьке  и  выпил  еще   стакан.   Мне
показалось, что за автоматами кто-то разговаривает, я вначале не обратил
на это внимания, но вспомнил слова Крылова:
   "Нас должно интересовать все. От нелюбопытного сыщика  никогда  толку
не будет", - и посмотрел в щель между черными баллонами с углекислотой.
   Ничего особенного. Четыре человека стояли кружком  и  о  чем-то  тихо
говорили. Я пошел было дальше,  но  тут  же  замедлил  шаги.  Зачем  при
невинном разговоре прятаться от людей? Пришлось вернуться. Остановившись
возле автоматов, я сделал вид, что ищу монету, а сам напряг слух.
   - Ты в карты играл? Теперь гони деньги!
   - Да я же не хотел садиться... Сказали, что в шутку...
   - Какие шутки! Если бы ты выиграл, небось бы свое  стребовал!  Давай,
давай, раскошеливайся! - Один голос напористый и требовательный,  второй
-  сдавленный  и  просительный.  Теперь  я  понял,  что  мне  сразу   не
понравилось в этой четверке: три человека как бы окружили одного, и  тот
держался скованно и напряженно.
   - Да у меня и денег нет. Вот только двадцать рублей, так мне  на  еду
нужно, я приезжий...
   - Ничего, часы отдашь, а остальное потом принесешь. Ну давай быстрее,
а то хуже будет!
   Я обошел автоматы и приблизился к говорившим.  Должником  был  парень
простецкого  сельского  вида,  заметно  напуганный.  Против  него  стоял
коренастый крепыш с красным от солнца и вина лицом, рядом - два субъекта
неопределенного возраста с испитыми физиономиями, по  которым  им  можно
было дать и тридцать, и пятьдесят лет.
   - В чем дело? - спросил  я,  стараясь,  чтобы  голос  звучал,  как  у
Крылова, - властно и требовательно.
   - Тебе-то что? - равнодушно ответил здоровяк. - Иди своей дорогой.
   - В чем дело? - На этот раз я обращался к должнику,  но  он  в  ответ
только пробормотал что-то невнятное.
   - Слушай, друг, - доверительно наклонился  ко  мне  один  из  испитых
субъектов. - Ну что ты вяжешься не в свое дело? Товарищ нам  в  картишки
проиграл, сейчас расплатится, и пойдем еще выпьем...
   Я  вытащил  удостоверение  и,  мельком  показав  его  всем  четверым,
предложил пройти со мной.
   - Это куда еще? - злобно спросил испитой. -  В  ментяру?  А  за  что,
спрашивается?
   За свои же деньги?
   - Там разберемся. - Я взял его за руку, но он уперся, пришлось рывком
сдернуть его с места, и в это время сильный удар по голове сбил  меня  с
ног. Ударил краснолицый, которого я на миг выпустил из  поля  зрения.  В
это время они могли  убежать,  но  сработал  волчий  инстинкт  -  добить
жертву. Они подскочили ко мне с трех сторон,  их  должник  бочком  начал
уходить, а потом мне уже было не до того, чтобы  смотреть  по  сторонам.
Они начали бить меня ногами, я сгруппировался,  защищая  бока  и  живот.
Одного из нападающих удалось свалить, и я попытался встать, но  здоровяк
снова ударил меня по голове так, что она зазвенела и перед глазами пошли
круги, я уже подумал, что дело принимает плохой оборот и неизвестно  чем
может кончиться... В этот миг наступила развязка. Здоровяк и его  дружок
попадали на землю, как кегли, сбитые мощным броском игрального  шара,  -
товарищи подоспели вовремя.
 
Крылов 
 
   Когда Гусар отошел напиться, мы прошли немного вперед и  остановились
подождать, но прошло три, пять минут, а его не было, и  мы  вернулись  к
автоматам.
   Мы успели в самый раз. Гусар валялся на земле, а какой-то здоровенный
красномордый орангутанг уже изловчился прыгнуть ему каблуками в лицо.  Я
перехватил его в воздухе и уложил рядом с Гусаром, а Волошин  разделался
со вторым.
   - Подождите, я сейчас. - Гусар, прихрамывая, побежал куда-то и вскоре
привел испуганного парня, который все пытался что-то объяснить ему.
   - Полюбуйтесь на  этого  субъекта,  вроде  бы  потерпевший,  в  карты
проигрался, что ли, хотели у него деньги  отнять,  грозили,  а  когда  я
вмешался, он тихонько смотался!  -  В  голосе  Гусара  чувствовалось  не
столько возмущение, сколько недоумение - как может существовать на земле
такая черная неблагодарность.
   Волошин вызвал машину, мы написали рапорта и сдали задержанных, потом
осмотрели Гусара. Отделался он  сравнительно  легко:  удары  в  основном
пришлись по рукам, плечам, ногам. Несколько синяков и ссадин  добавились
к имеющимся у него царапинам.
   - Это у тебя вроде боевого крещения, - сказал Волошин.  -  Голова  не
болит?
   - Нет. - Гусар явно врал: сильные удары по голове никогда не проходят
бесследно, хорошо, если не будет сотрясения мозга.
   - Может, пойдешь домой? - предложил я.
   - Вот еще. Все в норме.
   - Ну что ж, хорошо, если так.
   Пляж понемногу пустел. Песок остыл, сменил желтый  цвет  на  серый  и
сразу  потерял  свою  притягательность.  Ветер  сдувал  окурки  сигарет,
обрывки бумаги. Было уныло и неуютно. Мы прошли по берегу еще раз, опять
прочесали рощу, в которой, кроме палаточных туристов, никого не было,  и
снова вышли к реке. Кажется, можно заканчивать.
   - Ну что, гвардейцы, по домам?
   - Да, похоже, здесь больше делать  нечего,  -  отозвался  Волошин,  а
Гусар промолчал,  всем  своим  видом  выражая  готовность  работать  еще
сколько понадобится.
   - Тем более что у Гусара завтра с утра много дел, - продолжил я.
   - Какие еще дела? - встрепенулся он.
   - К следователю пойдешь,  на  допрос.  Расскажешь,  как  эти  негодяи
напали на работника милиции. Может, понадобится очные  ставки  провести.
Ты же тут и свидетель, и потерпевший, главная  фигура.  Потом  опять  на
допрос -  по  хулиганству  возле  кафе.  А  там,  глядишь,  изволь  дать
показания по другим задержаниям.
   - Да бросьте шутки шутить! Наше дело найти и задержать, а  ходить  на
допросы, время терять...
   - А ты как думаешь, голубчик! - засмеялся Волошин. - А  потом  еще  в
суд вызовут, раз да другой.  Как  говорят  умные  люди,  "не  попадай  в
свидетели - затаскают". Я однажды целый месяц в облсуде провел...
   Гусар ненадолго замолчал, а потом заулыбался:
   - А вы ведь тоже свидетели, между прочим. Так что вместе по  допросам
ходить будем!
   Теперь мы втроем  посмеялись  над  предстоящими  нам  формальностями,
которые все мы не любили, но которые, увы, необходимы.
   У  причала  стояла  очередь  ожидающих  катера.   Мы   прошли   мимо,
направляясь к остановке автобуса, и  тут  я  услышал  смех.  Собственно,
ничего удивительного: здесь собралось около ста отдохнувших, пребывающих
в  хорошем  настроении  людей,  поэтому  стоял  сплошной  веселый   гам:
прибаутки, бесшабашные выкрики и сопровождающий их женский визг,  кто-то
играл на гитаре, кто-то рассказывал анекдоты, и  смех  был  естественным
компонентом всей пестрой звуковой гаммы.
   Но этот смех был надсадный, несколько нарочитый, какой-то  глумливый,
с взвизгивающими нотками, одним словом, нехороший смех, хотя я  вряд  ли
смог бы объяснить, почему он мне так не понравился. Когда  я  обернулся,
то убедился, что не понравился он мне  не  зря.  Рыжий  патлатый  парень
ногой загородил узкий, огороженный барьером проход к кассе, две  девушки
в коротких  цветастых  сарафанах  в  замешательстве  стояли  перед  этой
преградой, не зная, как выйти из неловкого положения, это-то и  веселило
патлатого и двух его дружков. Девушки что-то говорили ему, но он хохотал
еще громче и дурашливо тряс головой. Одной из них  это  надоело,  и  она
толкнула преграждающую путь ногу, но сдвинуть не смогла,  только  рыжего
еще больше  затрясло,  он  прямо  заходился  от  смеха,  и  ему  вторило
реготанье дружков.
   Я направился к кассе, рыжий замешкался, не зная, как поступить, и я с
ходу сбил его ногу с перил, так что он  потерял  равновесие  и  чуть  не
упал.
   - Ну ты, потише! - Вблизи  от  него  несло  перегаром,  и  я  обратил
внимание,  какие  у  него  злые,  до  бешенства,  глаза.  Эта  злоба  не
соответствовала ситуации так же, как не соответствовал  поводу  и  дикий
смех, и слишком быстро  произошел  переход  от  веселья  к  злости.  Это
объяснялось не опьянением - перегар едва ощущался и хмель должен был уже
выветриться, - значит,  дело  в  крайней  взвинченности,  напряженности,
граничащей с болезненной, которая ищет выхода, чтоб излиться, успокаивая
взбудораженные нервы.
   Я купил три билета и вернулся к товарищам:
   - Мы едем катером.
 
Волошин 
 
   Когда Крылов сказал, что мы поедем на катере, Гусар  запротестовал  -
это в четыре раза дольше, чем автобусом.  Но  потом  он  сообразил,  что
Крылов ничего не делает зря, и замолчал, стараясь понять,  какой  тайный
смысл скрыт в его решении.
   Для меня это не было  загадкой,  я  сразу  же  понял,  что  он  хочет
проверить трех молодых развязных парней. Правда, чем они  привлекли  его
внимание, я не знал, к тому же задержать их можно было прямо  здесь,  но
раз Саша так решил, значит, у него есть свои соображения.
   Подошел катер. Началась посадка,  и  мы  влились  в  плотный  людской
поток, стараясь не отстать далеко от интересующей  нас  троицы.  Те,  не
слишком церемонясь, растолкали мешающих  им  людей  и  заняли  места  на
корме. Верховодил у них, безусловно, рыжий. Он был выше своих приятелей,
крепче  их  и  держался   более   уверенно.   Я   пригляделся   к   нему
повнимательнее. Какой-то неопрятный вид, жесткие волосы свисают до плеч,
слипаясь в сосульки, на подбородке и щеках  проглядывает  рыжая  щетина.
Спутники  под  стать  ему:  низкорослый  неряшливый  брюнет  с   густыми
сросшимися бровями, второй - среднего роста, с плоским лицом  и  большим
носом. На  пальце  правой  руки  у  плосколицего  вытатуирован  перстень
замысловатой формы с четырьмя расходящимися лучами - знак того,  что  он
успел отведать лагерной похлебки. Всем троим было лет по двадцать пять -
двадцать семь.
   Они не казались пьяными, но вели себя как-то неестественно -  слишком
возбужденно, что ли...
   Затарахтел движок, и катер,  медленно  отвалив  от  причала,  описал,
разворачиваясь, плавную дугу и лег на курс. Рыжий встал,  похлопал  себя
по карманам и стал озираться по сторонам, слегка подпрыгивая  на  месте,
как будто его подбрасывали невидимые взгляду пружины. Вот  он  уставился
на толстого пожилого мужчину с удочками,  еще  раз  похлопал  карманы  и
быстро подошел: "Слышь, чувак, дай-ка закурить!"
   Шокированный таким обращением "чувак"  молча  протянул  пачку.  Рыжий
выгреб добрую половину сигарет и, ничего не сказав, вернулся к  дружкам.
Все трое закурили и стали  по  очереди  рассказывать  что-то,  заливаясь
время от времени неестественным,  визгливым  смехом.  Потом  они  начали
возиться, толкаться, громко хлопать  друг  друга  ладонями  по  груди  и
спине, в результате этой возни плосколицый упал на палубу,  что  вызвало
новый взрыв гогота.
   Мне уже надоело терпеть их  ужимки  и  кривлянье,  раздражала  манера
вести себя, не обращая внимания на окружающих, как будто  вокруг  никого
не было,  тем  более  что  их  поведение  переходило  границы  приличия.
По-моему, уже следовало их  приструнить,  но  Крылов  сидел  неподвижно,
внимательно наблюдая за этой компанией.
   Видно, возня им наскучила, и рыжий снова  встал,  весь  подергиваясь,
стал осматриваться и вдруг, радостно ухмыльнувшись,  направился  к  двум
девушкам, сидевшим у левого борта. Девушки ему не очень обрадовались, но
его это не смутило, и он начал что-то говорить  им,  улыбаясь  глупой  и
какой-то гадкой улыбкой. Девушки не обращали внимания,  делая  вид,  что
разговаривают между собой, хотя думаю, что в этот момент им было  не  до
разговоров.
   Рыжему такое отношение к своей персоне не понравилось, улыбка сползла
с его физиономии, и он  сказал  что-то  резкое,  от  чего  лица  девушек
залились краской.
   Одна из них сказала что-то в ответ, и рыжий, с перекошенными от злобы
губами, протянул руку и  схватил  ее  поперек  лица,  как  бы  собираясь
сделать "смазь".
   Я не заметил, когда встал  Крылов  и  как  он  оказался  возле  места
событий, я увидел уже, как он ударил рыжего по руке, и  тоже  направился
туда.
   Лицо рыжего исказилось, и  он  истерически,  перекрывая  шум  мотора,
заорал: "Опять ты суешься! Хочешь пику в бок получить?!"
   - А ну-ка, - сказал Крылов и улыбнулся.
   Я был знаком с Крыловым несколько лет, мы дружили, и  я  считал,  что
знаю его достаточно хорошо, но сейчас мне показалось,  что  передо  мной
незнакомый человек, такой  неожиданной  была  эта  улыбка  -  нехорошая,
жесткая и  даже  страшная,  не  сулившая  ничего,  кроме  очень  больших
неприятностей. Даже мне сделалось не по себе от такого превращения и  от
этой улыбки, но рыжий был, что говорится, "на взводе",  разум  и  эмоции
анестезированы, и уже не смог остановиться.
   - Ах ты падла... Ну я и тебя спишу... - Он держал руку  в  кармане  и
сейчас вытащил ее, раздался четкий  металлический  щелчок,  который  был
воспринят моим обострившимся слухом, несмотря на тарахтенье движка, и из
поросшего рыжими  волосами  кулака  выскочил  блестящий  хищный  клинок,
скошенный "щучкой", чтобы ловчее входил в тело.
   Все это произошло в считанные доли секунды, когда  я  делал  те  пять
шагов, которые отделяли меня от Крылова, и как только на сцене  появился
нож, в уши ударил обычный для таких  ситуаций  истошный  крик  и  добрые
полтора десятка человек вскочили с мест и рванулись от  этого  пугающего
предмета, загораживая мне путь, а сзади на  крик  бросились  любопытные,
чтобы посмотреть, в чем дело, возникла  давка,  из  которой  я,  как  ни
дергался, путаясь в чьих-то телах, не мог выбраться, и, понимая, что  не
успею помочь, только  смотрел,  как  на  вмиг  опустевшем  пространстве,
словно на гладиаторской арене, застыли друг  против  друга  мой  товарищ
Сашка Крылов  и  рыжий  подонок  с  оловянными,  ничего  не  выражающими
глазами, спутанными, давно не мытыми  космами,  спадающими  по  лицу,  и
струйкой слюны, текущей из идиотски полуоткрытого рта...
   В такой ситуации по всем законам и инструкциям можно  стрелять,  бить
на поражение в этого находящегося на грани вменяемости человека с лицом,
превратившимся в маску убийцы, но ясно видно,  что  развязка  произойдет
через секунду, пусть растянутую  в  нашем  восприятии,  но  только  одну
секунду, а для того чтобы вытащить пистолет, дослать патрон  в  ствол  и
выстрелить, нужно не меньше пяти-десяти секунд - целая вечность. К  тому
же стрелять в толпе  -  это  большой  риск,  риск  не  для  нас,  а  для
посторонних, ни в чем не повинных людей, а  значит  -  стрелять  нельзя,
рисковать можно только собой.
   Они ударили одновременно: рыжий - ножом, а Крылов - опытный, бывавший
в очень многих передрягах опер, который не боялся заходить в любое время
суток в любой притон, участвовал в рискованных задержаниях, в драках  не
на жизнь, а на смерть,  -  отклонившись  корпусом  в  сторону,  встретил
противника ногой в живот.
   Бесконечная  секунда  заканчивалась,  и  мне  удалось  вырваться   на
свободное пространство гладиаторской арены, а с другой стороны из  толпы
выпрыгнул Гусар.
   Рыжий согнулся, выронив нож, ему не  хватало  воздуха,  и  он  рванул
рубашку, открывая безволосую грудь, и нам  с  Гусаром  делать  было  уже
нечего, я только  поднял  оружие  и,  нажав  кнопку,  спрятал  клинок  в
рукоятку. Крылов перевел дух.
   Его шведка была прорезана по боку, лезвие чуть задело  тело,  оставив
кровоточащий рубец, но он смотрел не на себя.
   - Откуда это у тебя? - Вопрос прозвучал  довольно  зловеще,  и  рыжий
попытался запахнуть рубаху, чтобы не было видно свежих царапин на груди.
Взгляд у него стал другим, осмысленным и испуганным,  кураж  прошел,  он
затравленно озирался, стараясь не встречаться ни с кем глазами. - Откуда
царапины? - повторил Крылов.
   - Ах сволочь, - Гусар неловко, растопыренной ладонью,  ударил  рыжего
по голове. - Так, значит, это ты, гад!
   Я  оттолкнул  его  в  сторону:  "Пойдем  возьмем  остальных",  и  мы,
раздвинув ничего не  понимающих  людей,  прошли  на  корму.  Плосколицый
бросился в воду сразу, а  бровастый  замешкался,  и  я  схватил  его  за
шиворот. Гусар вскочил на борт,  собираясь  прыгать,  так  что  пришлось
удерживать и  его:  "Зачем?  Никуда  он  не  денется",  -  и  спросил  у
бровастого: "Кто  это?"  Он  не  сразу  понял,  и  я  кивнул  в  сторону
плывущего: "Имя, фамилия, адрес?"
   - Борзятников Васька, Красноармейская, 242, - с  готовностью  ответил
задержанный, и я, оставив его Гусару, пошел к капитану, чтобы  объяснить
происшедшее и связаться с райотделом.
 
Гусаров 
 
   То, что произошло на моих глазах, совсем не походило  на  киношные  и
книжные изображения поединков работника милиции с преступником.  Схватка
Крылова  с  рыжим  была  очень  короткой,  совершенно  незрелищной,  без
эффектных бросков и приемов самбо, и страшной,  потому  что  в  ней  наш
товарищ по-настоящему рисковал жизнью.
   Впрочем, в самый момент опасности степень риска не осознается, а если
и осознается, то без достаточно  реальной  "примерки"  к  себе,  так  уж
устроен человек, защитные  механизмы  оберегают  психику  в  критический
момент. Я знал это по себе, так было в детстве, когда я чуть  не  утонул
на озере, так было и сегодня.
   Сейчас, когда мы надели на задержанных наручники  и  посадили  их  на
палубу, чтобы не попытались выпрыгнуть  за  борт,  пережитое  напряжение