ь
мгновенно прошли.
   - Слушаю!
   - Ей показали наши альбомы, - сказал Клевец. - Она никого не узнала...
   "Идиоты! Она сразу сказала, что их не видела!"
   - По сперме тоже ничего не вышло.  Группы  распространенные  -  вторая  и
третья, в банке данных таких сотни... Сейчас трясем всех подучетных, подняли
агентуру. Татарин - кличка ходовая, ищем. Будут новости - сообщу.
   - И если не будет, сообщай. Потом на доклад зашел Дьячко.
   - Это суперсекретная взрывчатка для спецопераций! - с порога выпалил  он.
- Произведена во взрывотехнической лаборатории  внешней  разведки.  Основная
особенность - полная  безопасность  в  обращении  и  многолетнее  сохранение
боевых качеств. Сто  лет  в  костре  пролежит,  потом  сто  лет  в  воде,  а
понадобится - бабахнет  как  новая!  Произведено  всего  четыре  килограмма,
полтора  истрачены  на  полигонные  испытания,  а  два  ушли   на   взрывное
устройство, изготовленное в девяносто первом по заказу особой экспедиции  ЦК
КПСС. Бомба в титановом чемоданчике, сработка - на открывание.
   - Что такое особая экспедиция? - устало спросил Фокин.
   Дьячко пожал плечами.
   - Черт его знает. В журнале, где инициатор заказа, так написано.
   - Ладно, свободен,  -  хмуро  буркнул  Фокин.  Следователь  разочарованно
развернулся. Он рассчитывал на похвалу.
   А майор  пошел  доложиться  Ершинскому.  В  приемной  Фокин  нос  к  носу
столкнулся с выходящим из генеральского кабинета Атамановым.  Тот  был,  как
всегда, безупречно одет и вальяжен, он  доброжелательно  кивнул,  но  зрачки
глаз всполошенно метнулись. Этот всполох задел  какой-то  нейронный  узел  в
фокинском мозгу, и в кабинет начальника он вошел объятый тяжелым  раздумьем,
на автопилоте пересказал собранные материалы. Генерал выслушал внимательнее,
чем он сам недавно слушал своих подчиненных.
   - Значит, все сходится - и чемоданчик и взрывчатка?  -  Мясистой  ладонью
Ершинский массировал затылок. У него была гипертония и  периодически  мучили
головные боли. - Только где же  эта  бомба  лежала  столько  лет?  И  почему
объявилась именно сейчас?
   Фокин пожал плечами, как недавно Дьячко.
   - Будем выяснять.
   - Выясняйте... Как супруга?
   - Адекватно ситуации, - не очень вежливо ответил майор.
   - Ну да, ну да... А у  меня  сейчас  был  Атаманов...  Он  же  из  бывших
наших... Спрашивал, может, помощь нужна. Финансовая  или  другая...  Нам  бы
хорошо ремонт сделать, компьютеров подкупить, может, машину новую... Но если
он крепко у тебя на крючке сидит, то лучше держаться на  дистанции.  А  если
нет, дело другое - пусть спонсирует!
   Ершинский смотрел испытующе, он вроде советовался, хотя по сути  это  был
никакой не совет, а завуалированная подсказка. Очень тонко  завуалированная.
Запиши кто сейчас разговор - не придерешься.
   - Пусть побережет деньги. Пригодятся  на  передачу  в  камеру,  -  угрюмо
проговорил Фокин. Он не любил, когда из него делают явного дурака. Ершинский
это знал и действовал всегда неявно, щадил самолюбие. Психолог!
   - А вот это ты зря! Он и так пожаловался, что  ты  его  перед  референтом
унизил...
   В сознании Фокина будто молния полыхнула.  Вот  что  послужило  спусковым
крючком Наташкиной драмы! Вот в чем состоит его наглость,  вот  за  что  ему
преподан наглядный урок!
   - Что с тобой? - как сквозь вату, донесся голос генерала. - Ты белый  как
мел!
   - Голова закружилась.
   - Это плохо. Возьми отпуск, посиди дома, отдохни, за женой поухаживай.
   В столь напряженный момент начальник может проявить  трогательную  заботу
только в одном случае: когда хочет развалить дело.  Сейчас  Фокин  отчетливо
понял: Атаманова ему не отдадут. Под  самыми  законными  и  благопристойными
предлогами.
   - Спасибо, уже все прошло.
   В коридоре он встретил Чуйкова.
   - Ну, как документы? Действительно взрывные? Тот махнул рукой.
   - А что толку? Начальство головами крутило,  крутило,  а  потом  говорит:
сейчас этому нельзя давать ход. Политический момент не подходящий.  Так  что
зря мы шкурами рисковали! Достать всех этих гадов у нас руки коротки!
   Фокин скрипнул зубами. Если бы он пришел домой раньше и встретил Наташу у
подъезда... Тогда в больнице бы лежала не она, а напавшие на нее ублюдки.  В
больнице? Нет, скорей всего в морге... Ну что ж, ладно! Он принял решение.
   Вернувшись к себе, Фокин  запер  дверь  кабинета  и  отпер  сейф.  Достал
куракинский перстень и заготовленные постановления на  криминалистическую  и
химико-токсикологические экспертизы. Постановления разорвал на мелкие клочки
и сунул в карман, потом порылся в столе, нашел предметные стеклышки, выдавил
на  одно  светло-желтую  капельку  из  перстня,  накрыл   другой.   Капелька
размазалась и стала почти бесцветной.
   Одевшись, он вышел на улицу, позвонил из  таксофона,  потом  подъехал  ко
Второму мединституту и передал стеклышки ожидавшему на углу человеку.
   - До вечера сделаешь?
   - Как получится. Но постараюсь. Подъезжай часов в восемь.
   Попрощавшись с собеседником, майор отправился на ближайший вещевой рынок.
   - Турецкий золото! Падхады, налитай!
   Сразу за воротами переминался с ноги на  ногу  старый  цыган  в  потертой
дубленке. На груди у него болтался кусок картона, обтянутый черным бархатом,
в прорезях сверкали отполированные латунные перстни-печатки.
   - А вот кому дешево, гражданины.  Очин  дешево  и  красиво.  Подходи,  не
пожалеешь, - бормотал он скучным замерзшим  голосом,  косясь  на  застывшего
перед ним майора Фокина.
   - Пусть не савсем золото, пусть пазалота... Того не интересовал цыган. Он
долго и внимательно разглядывал фальшивые  побрякушки,  перекатывая  во  рту
неприкуренную сигарету. Его огромный плечистый силуэт, заслоняющий  полнеба,
его квадратная челюсть и странная сосредоточенность  во  взгляде  рождали  у
продавца "драгоценностями" смутное беспокойство.
   - А вот очин дешево, очин. Харош товар, лыцензия есть,  очин  красивый...
Майор молчал.
   - Все очин чесный. Я ни гаварю, что золото. Дажи пазалота ни гаварю.
   Фокин наконец ткнул пальцем в один из перстней.
   - Покажи мне вот эту железку, старик.
   - А? Какой?.. А-а, это очин  хароший  вещь,  очин!  Цыган,  засуетившись,
отстегнул перстень от картонки и подал его майору. Наверное, этот "вещь" был
самым простым и непритязательным  из  всех:  плоская  квадратная  печатка  с
грубыми вензелями, дешевый блеск искусственной позолоты.
   - Годится, - кивнул Фокин. - Сколько?  Вернувшись  к  себе,  майор  снова
заперся в кабинете, заварил кофе, нервно прошелся из угла в угол -  каких-то
три шага, тесновата клетка.  Положил  на  стол  купленный  перстень.  Открыл
уродливый крашеный сейф, сохранившийся, наверное, еще со времен НКВД, достал
вещдок ј 16, положил рядом. Похоже...
   А что написано в протоколе осмотра? Он  нашел  нужную  папку.  Так,  так,
так... Вот: "...вещ. док. ј16: перстень-печатка из желтого металла, проба не
обнаружена, диаметр 2, 5 см (прибл.),  плоскость  "печати"  имеет  рельефные
узоры..."
   Что ж, описание  равно  подходит  к  обоим  перстням.  Теперь  посмотреть
фотографии...  Ни  одного  крупного  плана,  а  на  общих   планах   подмену
практически невозможно отличить.
   Фокин больше не раздумывал. Он  спрятал  цыганский  перстень  в  сейф,  а
настоящий надел на палец. Перстень как  влитой  сидел  на  третьей  фаланге,
поворачивался и снимался без особых проблем. Его покойный хозяин тоже был не
из мелких и руку имел тяжелую.
   Фокин сжал пальцы в кулак, представив перед собой рожи  тех,  кто  терзал
Наташу. Раз, два, три! Мощные удары спрессовали воздух, но не достигли цели.
   - Руки коротки, говоришь? -  запоздало  возразил  он  Чуйкову.  -  Мы  их
удлиним!
   Майор перевел дух, снял перстень. Порылся в ящиках стола,  нашел  коробку
со скрепками, высыпал скрепки на стол и аккуратно положил внутрь  "печатку".
Коробку спрятал в пальто. Допил  холодный  кофе.  Все,  состав  преступления
исполнен полностью. Должностной подлог.  Но  по  сравнению  с  тем,  что  он
собирался сделать, это выглядело невинным правонарушением.

   * * *
   В восемь вечера  у  входа  в  лабораторный  корпус  Второго  мединститута
остановился прохожий внушительной комплекции. Рабочий день  давно  кончился,
корпус опустел; через толстую стеклянную дверь можно  было  видеть  островок
электрического света в холле  -  там  за  конторским  столом  сидел  вахтер,
погруженный в чтение детектива.
   Прохожий глянул на часы, пожевал фильтр незажженной сигареты  и  выплюнул
ее  на  снег.  Налево  от  входа  к  гранитной  стене  прилепился  таксофон,
испещренный сине-зелено-оранжевыми фломастерными  надписями.  Прохожий  снял
трубку и набрал номер.
   - Викентий? Это Фокин. Я уже на месте. Ага, жду. Закончив разговор, майор
Фокин повесил трубку и сунул в рот очередную сигарету, но зажигать не  стал,
прошелся взад-вперед, загребая большими ступнями снег. С тех  пор,  как  его
жена оказалась в Склифосовке, лицо Фокина несколько осунулось,  под  глазами
обозначились синие круги  -  вчера  вечером  завалился  Чуйков  с  бутылкой,
сегодня с самого утра  голова  гудит,  как  трансформаторная  будка.  Мощный
квадратный подбородок майора украшал след от пореза бритвой.
   Со стороны входа послышался шум. Фокин оглянулся. Вахтер  с  фонариком  в
руке снимал перекладину с обратной стороны стеклянной двери.  За  ним  стоял
невысокий худощавый мужчина с "дипломатом" в руке.
   - Привет, Сергей.
   Мужчина с улыбкой протянул Фокину ладонь. Тот осторожно  пожал  ее  своей
лапищей, словно боясь ненароком покалечить.
   - Привет, Викентий, - сказал Фокин. - Ты тут один сидел?
   - Конечно. - Мужчина пожал плечами и оглянулся на всякий случай.  Он  был
на голову ниже майора. - А кто тут еще должен быть?
   - Блондинка, - буркнул майор. - Или брюнетка. Какая-нибудь ассистентка  с
арбузной грудью. Или ты хочешь сказать, что сидишь там  допоздна,  занимаясь
только своими мышами?
   Викентий вежливо рассмеялся.
   - Среди мышей тоже бывают блондинки и брюнетки, - сказал он.  -  И  очень
даже симпатичные...
   - А как они переносят мое угощение?
   - Дохнут. Двум я добавил микродозы в корм, двум ввел щприцем. Все  четыре
сдохли через 2-3 часа. Фокин наконец закурил.
   - Ну и?
   - И я выкинул их в контейнер, - сказал Викентий.
   - Ты молодец, Кентюша, - сказал  Фокин,  двигая  квадратной  челюстью.  -
Из-за чего они сдохли - можешь сказать?
   - Тромбоз, закупорка сосудов. Фокин кивнул, пробормотал: "Ага".
   - Это вещество способствует постепенному увеличению числа тромбоцитов,  -
продолжал Викентий. - Они скапливаются в сосудах, мешая  току  крови.  Кровь
сгущается. Потом происходит закупорка сердечных  сосудов.  И  -  смерть.  До
самой последней минуты мои мыши были  в  превосходном  расположении  духа  и
ничем не отличались от остальных.
   - Следы вещества в тканях остаются?
   - Нет... Вскрытие дает  картину  естественной  смерти.  Викентий  заметно
помрачнел, но Фокин не обратил на это внимания.
   - Теперь скажи мне: а  если  ввести  вещество...  Ну,  скажем  -  собаке.
Взрослой овчарке. Через какое время она погибнет?
   Викентий задумался.
   - Сутки, может, чуть больше, - сказал он наконец. - Все зависит от  массы
тела.
   - А если масса восемьдесят - восемьдесят пять килограммов?
   - Где ты видел таких овчарок? - Викентий пронзительно взглянул  майору  в
глаза. Но тот остался невозмутимым.
   - Вполне обычный вес для кавказских овчарок. И для азиатов тоже.
   - Ну... Трое суток, плюс-минус... Семьдесят два часа... Точнее  никто  не
скажет. Но ты точно говоришь о собаках? - Беспокойство Викентия стало явным.
- Ну а о  чем  же?!  -  искренне  удивился  Фокин.  -  Хотя  все  равно  это
государственная тайна. Ну да тебя предупреждать не надо.
   Старый товарищ кивнул. Кроме школьной  дружбы,  их  связывали  и  другие,
сугубо конфиденциальные отношения. И Викентий хорошо знал правила игры.
   Расставаться на надорванной ноте Фокин не  хотел.  Он  быстро  огляделся,
увидел перечеркнутую ветвями лип яркую вывеску бара.
   - Не хочешь пропустить по стаканчику? За школьную дружбу? А, Кентоша?
   Тот покачал головой. Он был явно выбит из колеи.
   - Я тороплюсь.
   Фокин внимательно посмотрел на него, хотел что-то сказать, но передумал и
просто протянул свою огромную лапищу.
   - Тогда давай пять. - Майор снова осторожно обозначил рукопожатие.  -  Ты
мне помог. Если будет надо, и я тебе помогу. Как всегда.
   Викентий  повернулся  и  молча  пошел  к  автобусной   остановке.   Фокин
развернулся в другую сторону. Перед ним снова возникло  лицо  разыскиваемого
брюнета. Жить тому оставалось совсем недолго.

   Глава 3
   ОБРЕЧЕННЫЙ БРЮНЕТ
   Контрабасист, улыбаясь, срывал  пальцами  сочные  низкие  звуки,  которые
отдавались где-то в области диафрагмы, а может, и глубже.  Ударник  сидел  в
тени, его не было видно - только серебристый взмах щеток и огонек  сигареты,
закрепленной на микрофонной стойке.
   Девушка  с  заурядным  лицом  и   фигурой   топ-модели   пела   негромким
выразительным голосом. Про жаркую летнюю ночь и бессонницу, про  "Кадиллак",
застывший на обочине 56-го шоссе, про длинные девичьи ноги  и  про  то,  что
прячется где-то в области диафрагмы, а иногда и глубже, и не дает покоя.
   В зале полутемно, круглые столики застелены белыми
   Крахмальными скатертями, приглушенный свет  настольных  ламп  пробивается
сквозь зеленые шляпки светящихся абажуров.
   Беззаботная публика, в основном зрелые мужчины и молодые женщины.  Единый
стиль одежды отсутствует.  Костюмы  и  галстуки,  строгие  вечерние  туалеты
соседствуют с  джинсами  и  свитерами,  повседневными  платьями,  откровенно
мятыми брюками и  небрежно  расстегнутыми  на  груди  фланелевыми  рубахами.
Общей, пожалуй, является атмосфера уверенности и  богатства.  Даже  несвежие
рубашки и небритые физиономии будто осыпаны невидимой золотой пыльцой. Много
мобильных телефонов. Несмотря  на  рамку  металлодетектора  при  входе,  под
пиджаками и куртками наверняка найдутся несколько пистолетов.
   Бесшумные, как тени, официанты сноровисто разносят копченого угря, свежие
устрицы, запеченные лягушачьи лапки, жареных  голубей  и  другие  изысканные
деликатесы. Омары в подсвеченном аквариуме обреченно переползают с места  на
место, ворочая глазами, похожими на застывшие в полете капли  черной  смолы.
Дразнящий запах дубовых углей. Толстое меню в солидном кожаном переплете.
   - Устрицы здесь не самые лучшие, - со знанием дела сказала Маша, небрежно
пролистывая страницы. - Я хочу фоа гра  и  омара.  В  "Аркадии"  изумительно
готовят фоа гра.
   Такая осведомленность неприятно кольнула душу Макса. Она  была  здесь  не
раз и не два, швейцар поздоровался с ней как с хорошей знакомой, и  охранник
улыбнулся приветливей, чем обычной посетительнице. С кем она ходила сюда? Уж
точно не с подругами в обеденный перерыв...
   Проворный мальчик в белой рубашке, черной бабочке и табличкой с именем на
левом нагрудном кармане принес  аперитив:  джин  с  тоником  Маше  и  "Белую
лошадь" со льдом и лимоном - Максу.
   - Разрешите принять заказ, господа? - деликатно осведомился он у Макса.
   Тот отложил свое меню, в котором мало что понимал. Даже цены  -  двух-  и
трехзначные цифры без обозначения  единицы  расчетов  -  ни  о  чем  ему  не
говорили. "Сок апельсиновый свежевыжатый - 5". Пять - чего? Рублей? Учитывая
ресторанные наценки, вряд ли... Долларов? Но это можно с ума сойти!
   - Дама распорядится.
   Мальчик почтительно наклонился к Маше.
   - Значит, так, Виктор, мне фоа гра, омара, фруктовый коктейль и кофе.
   - Омар гриль?
   - Нет. Вареный сочней.
   Покрутив бокал со светло-желтой жидкостью, чтобы лед зазвенел  о  стенки,
Макс отхлебнул виски.  Официанта  действительно  звали  Виктор,  но  он  мог
поклясться, что Маша не поднимала глаза на его табличку.
   - А что для господина?
   - Карпаччо из скампий, фрикассе из омара и... Да, медальоны  из  оленины.
На десерт земляничный торт и тоже кофе.
   - Что желаете пить?
   Зеленоватый  свет  лампы  делал  лицо  Маши  загадочным   и   незнакомым,
многозначительно блестели глаза. Таинственная красавица. Именно такой она  и
снилась Максу в Тиходонске, где он шесть  лет  влачил  жалкое  существование
забитого работяги Сергея Лапина и спал на худом матрасе в  убогой  квартирке
на Богатяновке. А под досками пола ночи напролет скреблись мыши.
   - Бутылку белого мозельского, - сказал  Макс.  Это  тоже  пришло  из  тех
давних снов, где были чужеземные  города  и  такие  вот  рестораны.  Из  его
прошлой жизни.
   - Может быть, шампанского? - вслух размышляла Маша. - "Дом Периньон"  или
"Вдова Клико"?
   Макс  пожал  плечами.  Он  знал,  что  бутылка  французского  шампанского
вытягивает на несколько сот долларов. А у него в кармане было  всего-навсего
восемьсот, причем не на сегодняшний вечер, а на всю оставшуюся жизнь.
   - Ладно, сегодня будем пить мозельское, - решила девушка.
   Официант  почтительно  кивнул.  Он  ничего  не  записывал  и,   очевидно,
полностью полагался на свою память.
   - Выберете сами?
   Виктор показал глазами на аквариум. Омары  как  будто  застыли  в  ужасе,
ожидая - кому будет вынесен смертный приговор.
   - Нет, - Макс покачал головой. - Увольте.
   - Я выберу, - сказала Маша. - Обязательно.  Через  минуту  самый  крупный
экземпляр был извлечен из аквариума и отправился  на  кухню  в  мельхиоровом
ведерке.
   - Тебе здесь нравится? - спросила Маша.
   - Да, - сказал Макс. - Я не знал, что у нас  появились  такие  рестораны.
Все очень солидно.
   - У них всегда порядок. Видел, на входе охранник с пистолетом?
   - Это газовый. А ты часто здесь бываешь?
   - Газовый? - удивилась Маша. - Как ты определил?
   - На рукоятке нет кольца для страховочного ремня. И самого ремня  нет.  И
запасной обоймы.
   - Ты здорово разбираешься, - с явным удивлением отметила Маша.
   На ней облегающее вечернее платье: синие молнии  на  черном.  При  каждом
движении молнии вспыхивают в темной ночи,  серебряные  нити  дождя  оживают,
бушует веселая июльская гроза. Макс хорошо знал тело, которое  спрятано  под
этой тканью, линию бедер, и форму пупка, и припухшие соски... Но  она  умело
ушла от ответа на прямой и очень простой вопрос.
   Виктор принес  закуски.  Фоа  гра  оказалась  слабо  прожаренной  гусиной
печенью, политой малиновым сиропом. А перед Максом поставил  большую  пустую
тарелку с горсткой шинкованной капусты посередине  и  полужидким  коричневым
ободком вдоль края.
   -  Осторожно,  тарелка  горячая,  -  предупредил  он.   Макс   недоуменно
попробовал капусту. Капуста как капуста... Коричневый ободок оказался острой
приправой. Но к чему? Он ковырнул вилкой дно, и тут оказалось,  что  тарелка
не пустая: ее заполняли тончайшие до прозрачности ломтики сырых  королевских
креветок. И острая приправа к ним очень подходила.
   - Давай выпьем за встречу. - Маша подняла свой бокал, и Макс сделал то же
самое. - Я рада, что ты вернулся.
   - Я тоже.
   В зале становилось шумно и душно. На эстраде вульгарный толстяк в широких
шортах нес какую-то пошлятину, подъемом голоса то и  дело  выделяя  ключевое
слово: нимфомания! Гремела музыка, зал затягивали волны сигаретного дыма. За
свободными столиками появились по две-три девушки, неторопливо  потягивающие
минеральную воду. Маша накрыла его руку прохладной ладонью.
   - Чем ты думаешь заниматься?
   - Не знаю.
   Маша вежливо улыбнулась.
   - Ты стал еще скрытней, чем раньше...
   Если сказать ей, что это чистая  правда,  что  у  него  нет  работы,  нет
выгодной на сегодня профессии и обязательного  умения  зарабатывать  деньги,
она, конечно, не поверит. Ведь она еще  помнит  его  загранкомандировки,  из
которых привозились роскошные подарки и запретная в те времена валюта.
   - А чем занимаешься ты? Как я понял, уже  не  летаешь?  Девушка  покачала
головой.
   -  Прошли  большие  сокращения.  Треть  стюардес