ЗУ сейчас только на вездеходе проедешь.
   - А почему офицеров? Бригаду осужденных поставить - и все дела!
   - А кто будет кубики давать? У нас каждый день в пять часов селектор,
и знаешь, что генерал спрашивает? Не про оперативную обстановку, не  про
политиковоспитательную работу, не про подготовку к освобождению.  Вопрос
один: выполнен план? И не дай Бог сказать "нет". Так что  зэков  на  это
дело отвлекать нельзя. Что остается? Обстоятельства на меня давят,  а  я
на офицеров. В результате "неумение работать с личным составом"  и  оче-
редной выговорешник!
   Лезвин снова выругался.
   - Я уже двадцать лет майор, десять - здесь, на полковничьей  должнос-
ти. Видно, майором и сдохну.
   Впереди показались сторожевые вышки.
   - Приехали, - утомленно сказал Лезвин.  -  Сейчас  попаримся,  банька
должна быть готова - и на ужин. Заночуете у меня, жена полгода как уеха-
ла.
   После бани Лезвин немного размяк.  Чувствовалось,  что  владевшее  им
внутреннее напряжение прошло. Сноровистый  сержант  накрыл  стол  в  не-
большой кухне типовой квартиры - если не выглядывать в окно, можно  было
легко представить, что находишься в новом микрорайоне Свердловска, Моск-
вы или Тиходонска. Только обилие на столе грибов -  жареных,  маринован-
ных, соленых, банка моченой брусники и мясо тетерева выдавали  месторас-
положение жилого блока лесной  исправительно-трудовой  колонии  строгого
режима.
   Лезвин отпустил сержанта, оценивающе глянул на Старика и поставил  на
стол две бутылки водки и граненые стаканы.
   Притомившийся с дороги и не евший целый день, Сизов сразу  охмелел  и
усиленно принялся за закуску. Лезвин лишь цеплял вилкой скользкие  мари-
нованные грибы.
   - Через два года пенсия - уеду в Ташкент. Не бывали? Жаль, расспросил
бы... Правда, говорят, нельзя резко климат менять. С минус пятидесяти до
плюс пятидесяти - даже чугунный  котелок  растрескается.  А  организм-то
привык за десять лет...
   Лезвин хлопнул ладонью по столу.
   - Десять лет! Срок! Они там, - он показал рукой в стену, - мы  здесь.
Вот и вся разница. А мороз, глушь, лес кругом - это общее. Не  задумыва-
лись?
   - Преувеличиваете, устали, наверное, - с набитым ртом ответил Сизов.
   - Устал, точно... Не обращай внимания. Со свежим человеком всегда  на
болтовню тянет, дело-то к старости. А тут как? Сижу один, даже выпить не
с кем. С подчиненными невозможно -  надо  дистанцию  держать.  Одному  -
страшно... Раз, два - и готово. Сам не заметишь, как сойдешь с  катушек.
Но в последнее время позволяю.
   Лезвин с силой провел рукой по лицу, снова наполнил стаканы.
   - Жена, правда, пообещала вернуться,  дотерпит  два  года.  А  одному
здесь труба. Давай.
   Глухо звякнуло толстое стекло.
   - Брусникой попробуй закуси, - переведя дух,  посоветовал  Лезвин.  И
без всякого перехода сказал: - А ты такой же... - Он  замялся,  подбирая
слово, но так и не нашел подходящего. - С какого  года?  Постарше  меня,
значит... А тоже майор. И жены, видно, нет.
   - Откуда знаешь? - удивился Старик.
   - Вижу. Я ведь тоже сыскарь. Начинал  инспектором  оперчасти,  так  и
прошел всю лестницу - до начальника.
   Лезвин хитро улыбнулся.
   - Скажешь, в огороженной зоне легче преступника ловить, чем  по  всей
стране? И за банку сгущенки мне любое преступление раскроют?
   Сизов промолчал. Все аргументы в вечном споре оперативников ИТК и сы-
щиков уголовного розыска были ему хорошо известны и собственная  позиция
определена предельно четко. Но обижать хлебосольного  хозяина  не  хоте-
лось.
   - Но это только на первый взгляд все просто, -  запальчиво  продолжал
Лезвин. - Ты с нормальными людьми работаешь  -  свидетели,  потерпевшие,
вообще все вокруг. А здесь какой контингент? Светлых пятен нету!
   Лезвин открыл вторую бутылку.
   - Развелся? - неожиданно вернулся он к прежней теме.
   - Ага... - Сизов придвинул стакан.  -  Бес  попутал  на  молодой  же-
ниться...
   Они снова выпили. Лезвин заметно опьянел  и  начал  рассказывать  про
свою жизнь. Старик этого не любил, но сейчас раздражения не испытывал. В
черноте за окном шумела невидимая тайга, сзади,  со  стороны  охраняемой
зоны, изредка  доносились  резкие  выкрики  часовых.  Тиходонск  остался
где-то далеко-далеко, и все заботы куда-то бесследно исчезли. Он  ощущал
приятную истому и умиротворенность, которой не испытывал уже давно.
   Лезвин разбудил его в шесть утра. Он был бодр, подтянут и  официален.
Гладко выбритые щеки, запах хорошего одеколона, выглаженная форма.
   Через сорок минут, позавтракав остатками  вчерашнего  ужина  и  выпив
крепчайшего, приготовленного Лезвиным чая, они были в кабинете начальни-
ка колонии.
   - Хотелось бы вначале получить ориентирующую информацию о  Батняцком,
- усевшись на жесткий стул у приставного столика, сказал  Сизов.  -  Кто
он, чем дышит, как ведет и так далее.
   - Знаем такого... - сказал Лезвин, подходя  к  картотеке  и  выдвигая
ящичек с наклеенной буквой Б. - Я их всех знаю. Сейчас найдем...
   Через несколько минут Лезвин извлек прямоугольную карточку из плотной
бумаги.
   - Так, вот он. Судим за хулиганство к двум годам, отбыл  год.  Второй
раз - причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпев-
шего, - двенадцать лет. Осталось ему, сейчас скажу... Пять лет шесть ме-
сяцев и семнадцать дней. Поощрения, взыскания...
   Лезвин протянул карточку Сизову -  тот  быстро  просмотрел  убористый
текст.
   - Благодарность за опрятный внешний вид, выговор за курение в неполо-
женном месте... Мелковат масштаб.
   - Правильно подметили, - кивнул Лезвин. - А поначалу  записного  урку
изображал: жаргон, рассказы про громкие дела... Только  птицу  видно  по
полету - здесь его быстро раскусили, поутих. Отрицаловка не признала,  в
актив не пошел, так и болтается посередке. Статья у него серьезная, гор-
дится ею, по их ублюдочным порядкам это вроде институтского диплома. Хо-
зяйственники, мужики, бытовики приходят - он перед ними хвост  распуска-
ет, воровскому "закону" учит. И с начальством старается не ссориться.  В
общем - и нашим, и вашим.
   Как-то записался на прием, спрашивает: если на  следствии  и  в  суде
неправду сказал, что делать? У них у всех  это  бывает:  психологический
кризис - невмоготу больше сидеть, и все! Тут глаз да глаз нужен: может в
петлю влезть, или на запретку под пулю сунуться, или в побег пойти, хотя
куда здесь бежать... Чаще начинают биографию выправлять, писать  во  все
концы: мол, чужую вину взял или враги оговорили... Пишут,  ответа  ждут,
получают, читают, снова пишут, а время катится, глядишь, кризис  и  про-
шел. Так и с Батняцким - объяснил ему порядок  пересмотра  дела,  только
он, кажется, и не подавал.
   Лезвин посмотрел на часы.
   - Через полчаса их выводят на лесоучасток. Хотите  поговорить  с  ним
сейчас - я дам команду. А если еще что-то надо подработать, может,  при-
говор почитать, тогда до вечера, когда вернутся.
   - Приговор я читал. Давайте сразу к делу. - Сизов приготовил свои бу-
маги.
   Лезвин набрал две цифры на диске старого телефонного аппарата,  резко
бросил в трубку:
   - Батняцкого из второго отряда ко мне! - И,  повернувшись  к  Сизову,
другим тоном сказал: - Разговоры у вас доверительные пойдут, так  что  я
мешать не буду. Садитесь на мое место. Он вообще-то спокойный,  но  если
что - здесь кнопка вызова наряда.
   Сизов усмехнулся. Подождав, пока  за  Лезвиным  закрылась  дверь,  он
по-хозяйски занял  место  начальника  и  осмотрелся.  Кабинет  напоминал
сельский клуб: просторная пустоватая комната, голые стены и окна без за-
навесок, вдоль стен - ряды допотопных стульев с  лоснящимися  дерматином
сиденьями. Только сейф, шкаф картотеки и решетки на окнах выдавали  спе-
цифическое назначение помещения.
   В дверь тихо постучали, и порог переступил приземистый человек в чер-
ной засаленной на предплечьях робе.
   - Осужденный Батняцкий, второй отряд, статья сто восьмая  часть  вто-
рая, срок двенадцать лет, явился по приказанию начальника колонии. А где
же он?
   Вошедший, озираясь, завертел стриженой шишковатой головой на короткой
шее.
   - Садитесь, Батняцкий. Майор Лезвин вызвал вас  по  моей  просьбе,  -
сказал Сизов, внимательно рассматривая осужденного. Невыразительное  ли-
цо, мясистые губы, маленькие прищуренные глазки.
   Батняцкий сел, облокотился на стол и довольно улыбнулся, показав  два
ряда железных зубов.
   - Чему радуешься?
   - Ясно чему! Отряд на работу повели, а меня - сюда. Что лучше  -  лес
валить или разговоры разговаривать? Вот и радуюсь.  -  Он  оглянулся  на
дверь и потер руки. На каждом пальце был вытатуирован перстень,  тыльную
сторону ладони украшало традиционно восходящее солнце и надпись "Север".
   - А о чем собрался разговаривать?
   - Об чем спросите. У кого карты есть, кто чифир варит, кто пику  име-
ет. Что вам интересно, про то и расскажу. А могу и  написать,  почерк  у
меня хороший, разборчивый.
   Батняцкий замолчал, присматриваясь к собеседнику, и понимающе покивал
головой.
   - Сразу не распознал, хотя почуял: что-то не так. У наших рожи  крас-
ные, загрубелые, глаза от ветра со снегом воспаленные... А вы  издалече,
никак из самой Москвы? Чифир вас, стало быть, не интересует... Ну  да  я
про все в курсе, давно сижу, могу, если надо, и про  начальство  наше  -
как бдят они, как службу несут. Вы по званию кто будете?
   - Я из Тиходонского уголовного розыска, майор Сизов.
   Батняцкий дернулся как от удара.
   - На понт? А книжку свою красную покажешь? Сизов  извлек  удостовере-
ние, раскрыл, не выпуская из рук, протянул осужденному.  Батняцкий  при-
поднялся с места, долго вчитывался, потом плюхнулся на стул.  Глаза  его
беспокойно бегали.
   - Настоящее? - Видно было, что он брякнул первое, что пришло в  голо-
ву, стараясь выиграть время.
   - Я вижу, парень, ты совсем плохой. - Сизов спрятал документ. -  Чего
задергался? Привидение увидел?
   Батняцкий почесал в затылке.
   - Можно считать и так. Вчера про Сизова разговор с Изобретателем  ве-
ли, а сегодня он на голову свалился. Самолично, через семь тысяч верст.
   - А чего про меня говорить? Я же не председатель комиссии по  помило-
ванию.
   - Болтали про сыскарей да следователей, он тебя и  вспомнил.  Механи-
ческая собака, говорит.
   Сизов усмехнулся.
   - Ну-ну. Любить ему меня не за что, да вроде и не обижался.
   - Да вы не так поняли! - торопливо заговорил Батняцкий. - Он по-хоро-
шему! В одной книжке вычитал: была механическая собака, ей запах челове-
ческий дадут, пускают, и амба! - неделю рыщет, месяц, год,  через  реки,
через горы, никуда от нее не денешься!
   - Интересно. И где люди такие книжки находят?
   - Да он штук сто прочел! - с гордостью сказал осужденный.  -  Знаете,
как у парня котелок варит?
   - Знаю. Только жаль - в одну сторону: сберкассы, сейфы.
   Сизов выдержал паузу, внимательно глядя на Батняцкого.
   - У тебя тоже неплохо сработало, как мне  зубы  заговорить  да  испуг
спрятать. А у самого шестеренки крутятся - зачем по мою душу прибыл опер
из Тиходонска?
   Батняцкий пожал плечами.
   - Да мне какое дело - откуда. И чего гадать, сами скажете.
   - Чифир меня не интересует, да и другие тухлые твои истории.  Это  ты
от небольшого ума: дескать, покантуюсь от работы, сдам оперу туфту  вся-
кую да еще посмеюсь над ним с дружками-приятелями. - В голосе  оператив-
ника лязгнул металл.
   Батняцкий заерзал на стуле.
   - Я ж сначала не врубился... Думал, кабинетный фофан с какой-то  про-
веркой приехал. - Он изобразил смущение, но получилось довольно  ненату-
рально.
   - Ну теперь мы с тобой познакомились, и расскажи мне по  порядку,  да
без финтов всяких, свое дело, - четко сказал майор, в упор глядя на Бат-
няцкого. Тот отвернулся к окну.
   - Эка вдруг... Полсрока отмотал, уже и забыл, за что сижу.
   - Убийства не забываются. По ночам мучают, спать не дают, иной раз  с
ума сводят. А у тебя легко как-то - раз и забыл!
   - Не убийство, а тяжкое ранение. Тут две большие разницы. Я ж не  ви-
новат, что он помер! - Батняцкий сел вполоборота и смотрел  прямо  перед
собой.
   - А кто виноват?
   - Вы к словам не цепляйтесь. Я убивать не хотел. Так и в суде  объяс-
нил...
   - Да ничего ты не объяснил. Ни как попал на дачу, ни как возвращался,
ни почему убил... - Сизов говорил тихо и монотонно.
   - По пьянке-то... разве вспомнишь! - перебил осужденный.
   - Ни кто видел тебя до или после, ни откуда нож  взял,  ни  куда  дел
его, - будто не услышав, продолжал майор.
   - Пьяный был. Всю память отшибло, - повторил  Батняцкий.  -  Какой  с
пьяного спрос?
   Сизов медленно, со значением, принялся перебирать лежащие  перед  ним
бумаги. Батняцкий напряженно следил за его руками.
   - Чья пудреница на земле возле трупа  валялась?  -  Вопрос  прозвучал
резко, как выстрел.
   - Про это и вообще не знаю. Может, днем хозяева потеряли...
   Сизов разложил на столе фотографии. Обычная финка, "лисичка",  склад-
ной охотничий, пружинная "выкидуха".
   - Взгляни-ка сюда.
   Батняцкий встал, посмотрел, с недовольным видом вернулся на место.
   - Какой похож? Хотя бы приблизительно? - Оперативник подобрался.
   - Вы чего хотите? Признался, рассказал, показал, срок получил,  сижу,
чего еще надо? - жалобным голосом проныл допрашиваемый. - Чего нервы мо-
таете?
   - Какой? Пусть ты его пьяным вынимал, но в  карман-то  трезвым  клал?
Вот и покажи!
   Батняцкий ткнул рукой в охотничий складень.
   - Такой примерно, только ручка другая.
   Сизов расслабился и собрал фотографии.
   - Не в цвет, приятель.
   Осужденный вскочил.
   - Интересное кино! Семь лет назад что ни скажу - все в цвет,  капитан
Мишуев с ходу в протокол строчит! А теперь стали концы  с  концами  сво-
дить! Чего вдруг?
   - А того, что твой нож сейчас опять объявился. Рядом с тремя трупами.
Двое - работники милиции.
   Батняцкий испуганно отшатнулся, но тут же взял себя в руки.
   - Чего я, за эту пику вечный ответчик? Выбросил - и  дело  с  концом.
Откуда знаю, кто подобрал и что ею сделал?
   Сизов недобро усмехнулся.
   - Выбросил, говоришь? Ну-ну...
   Он пристально смотрел на осужденного, пока тот не опустил глаза.
   - Зачем чужое дело взял? Батняцкий молчал, оперативник ждал ответа. В
кабинете наступила тишина. За окном гудел, разворачиваясь, лесовоз.
   Наконец осужденный вышел из оцепенения.
   - Пустые хлопоты, начальник, - глухо сказал он. - Все сказано и забы-
то. Зря через всю страну тащились. Могли приговор прочесть.
   - Читал. Но хотел сам убедиться... -  Сизов  криво,  пренебрежительно
улыбался.
   - В чем? - Батняцкий нервно дернул шеей и в очередной  раз  оглянулся
на дверь.
   - В том, что ты такой дурак, - равнодушно бросил майор.
   - Конечно... Зэк всегда дурак...
   - Не за здорово живешь в зону полез. Это ясно, был замазан по уши, но
двенадцать лет мотать за дядю...
   Батняцкий быстро глянул на майора и снова опустил голову.
   Сизов продолжал размышлять вслух:
   - "Мокр уху" взял для авторитета, вместо какойнибудь пакости, за  ко-
торую свои сразу же в "шестерки" определят... Со сто семнадцатой  соска-
кивал скорей всего.
   - Понятно! - зло оскалились железные зубы. - Мишуев полную  раскладку
дал, а ты, начальник, из себя ясновидца разыгрываешь! Чего вам теперь от
меня надо? Или интерес поменялся? Чего душу рвешь?!
   - Истерику не разыгрывай, пустой номер! - повысил голос  Сизов.  -  А
что дурак - факт. Я ведь твою жизнь внимательно  изучил.  Обычно  пацаны
хотят летчиками стать, чемпионами, а ты о чем мечтал? С четырнадцати лет
истатуировался, железки всякие в карманах таскал, песни тюремные  заучи-
вал, несовершенными кражами хвастал. Хотел, чтоб за блатного  принимали!
Чтоб боялись, заискивали... Да нет, кишка гонка  -  сам  же  и  подносил
хвосты настоящим уголовникам. Первый раз за что  сел?  Гадил  пьяным  на
улице. А распинался - драка, с ножами, двоих пописал... Дешевка!
   Батняцкий закусил губу.
   - Со стороны легко по полочкам разложить! Ну дурил по молодости - ма-
ло таких? А меня всегда норовили в землю вогнать.  Загремел  по  первому
разу, вышел досрочно, все нормально... И опять непруха! Познакомился  на
танцах с одной дурой, пообнимались, я бутылку купил - ноль восемь, выпи-
ли, чего еще надо? Думал, поладим, а она кочевряжиться стала... Я и при-
душил малость. А потом этот опер, Мишуев, говорит: знаешь, мол, что  она
несовершеннолетняя? Как так, здоровая кобыла! А он статью  показывает  -
до пятнадцати! И позору сколько: воры ноги  будут  вытирать,  в  половую
тряпку превратишься.
   У Батняцкого внезапно сел голос, он сипло закашлялся. Из мутного гра-
фина Сизов налил полстакана желтоватой, с осадком воды. Батняцкий  жадно
выпил, железо стучало о стекло. Поставив стакан, он вытер рот ладонью.
   - Опер разговоры задушевные заводит да про Яблоневую дачу  расспраши-
вает, и как-то само собой получается, что если я там был,  то  заявление
кобылы исчезает. Ну понятно - за "мокруху" лучше сидеть... Так и  поднял
чужое дело! Потом уже смекнул: обвел меня опер вокруг  пальца  -  кобыла
небось взрослой была и никакого заявления вообще не подавала...
   - И не надоело лес валить?
   - С моим характером на воле не удержаться, зона - дом родной. Так что
все равно... Паханы уважают, авторитет небольшой  имеется,  пайку  дают.
Жить можно. Только климат да лес к земле гнут. Ничего, через год на  по-
селение переведут, перетопчемся.
   Губы Батняцкого сложились в издевательскую усмешку.
   - Пожалели? Для протокола ничего не  скажу,  не  старайтесь.  Где  вы
раньше были со своим сочувствием?
   "Вот ведь сволочь", - подумал Старик.
   - Я всегда был на своем месте. И сейчас, и тогда. А жалеть тебя нече-
го и не за что. К тому же я не больно жалостливый для вашего брата.  Мне
больше людей жалко, которых вы грабите, калечите, убиваете. Так  что  не
попадайся мне на дороге! - Сыщик говорил тихо, но с напряжением  и  один
раз даже непроизвольно скрипнул зубами.
   Сизов собрал фотографии, документы, сложил в папку,  щелкнул  застеж-
кой. Батняцкий неотрывно следил за каждым его движением.
   - Как-то вы со злобой ко мне, начальник, не похорошему. А чего я сде-
лал, если разобраться?
   - Ничего путного и доброго ты в своей дрянной жизни не  сделал.  Зато
бандитам поспособствовал: сел вместо них - пусть еще  людей  убивают!  А
нам помочь не хочешь, хвостом  крутишь,  даже  шерсти  клок  с  тебя  не
возьмешь! Обиженного строит! Мы эту падаль все равно отыщем, дело време-
ни! И берегись, если они еще что-то успеют заделать! Крепко берегись!
   Стриженый человек в черной робе с прямоугольной нашивкой  "Батняцкий.
Второй отряд" на правой стороне груди беспокойно заерзал.
   - Да какая с меня помощь? Что я знаю? - просительно заныл  он.  -  Ну
слышал краем уха, что на дачах местные ребята фраеров динамили: девчонку
подставляли и брали на гоп-стоп... А кто, что - без понятия. За  что  же
на мне отыгрываться?
   - Вспомни, кто и что про это рассказывал, - перебил майор, не  прояв-
ляя, впрочем, особого интереса.
   - Век свободы не видать - не помню... Так, болтали... Девка,  говори-
ли, красивая, ресторанная краля... Больше, честно, не знаю. Я  ведь  как
откинусь, не в Америку приеду, а в Тиходонск, какой мне резон вас  драз-
нить?
   Сизов нажал кнопку, и рослый сержант увел осужденного.
   Почти сразу же в кабинет вернулся Лезвин. Он был в  хорошем  настрое-
нии.
   - Как поработали? Успешно? - улыбаясь, спросил начальник колонии.
   - Пока трудно сказать... - Сизов сосредоточенно делал какие-то записи
в своем блокноте. - Кое-что, похоже, зацепил.
   Он дописал и захлопнул блокнот.
   - А у вас, я вижу, хорошие новости? Лезвин кивнул.
   - С пятого участка два лесовоза прошли, и ребята свои рапорта  забра-
ли. Нормально!
   Через час пожилой прапорщик вез тиходонского сыщика к поселку. На том
месте, где вчера Лезвин тормознул перед сгнившим бревном, два лейтенанта
ремонтировали