шки мадам де  Монтеспан  и
окружили хозяйку, сидящую у столика.
   - Мадам, вы плачете?
   - Дуры, неужели вы не видите, что стало с моим гримом?
   Содрогаясь от рыданий, она смотрела на свое лицо в зеркале,  по  щекам  у
нее текли разноцветные слезы. Потом маркиза тяжело вздохнула:
   - Она права. Это конец. Мне надо начинать все сначала.

***

   Всем бросился в глаза тот гордый вид Анжелики, с  которым  она  появилась
перед королем, совершавшим прогулку по саду. Она вся светилась и так  высоко
держала голову, будто хотела напугать присутствующих.
   Казалось, придворным дамам в самом деле  передалось  то  чувство  страха,
которое только что испытала мадам де Монтеспан. Те дамы, которые еще недавно
уверяли, что Атенаис скоро разделается с этой  "выскочкой",  мигом  потеряли
свою уверенность, видя, как она награждает их негодующими  взглядами  и  как
улыбается королю. Король тоже не скрывал своих чувств и  смотрел  только  на
Анжелику. Мадам де Монтеспан не появлялась. Это уже никого не удивило, и все
нашли это вполне естественным. Они нашли также естественным то, что Анжелика
прошла с королем по тропинке и далее во дворец  по  аллее  фонтанов.  Король
ввел Анжелику в комнату для совещаний, куда неоднократно приглашал ее, когда
нуждался в ее советах. Он внимательно посмотрел на Анжелику и сказал:
   - Я доверяю вам во всем и прошу назначить день и час, когда  вы  ПОЛЮБИТЕ
меня. Я буду ждать, сколько понадобится. Только скажите, наступит ли  время,
когда мы поймем друг друга?
   Он держал ее руки в своих и говорил умоляющим голосом.
   - Думаю, что да, сир.
   - Красавица моя, это будет день, когда мы поплывем на остров любви.  Этот
день наступит, обещайте мне.
   Между поцелуями она прошептала.
   - Обещаю...
   И действительно, придет день, когда она встанет перед  ним  на  колени  и
скажет:
   "Вот и я..."
   Но сначала ей нужно избежать те опасности,  которые  подстерегают  ее,  и
заслужить любовь, которая несет с собой и славу, и беду.
   Но будет ли это завтра? Или гораздо позже? Ответ зависел от нее самой,  а
она решила положиться на волю судьбы.

Глава 28

   Анжелика провела в Париже три дня, улаживая кое-какие дела  с  Кольбером.
После встречи с ним она  возвращалась  поздно  вечером  домой.  Прямо  перед
дверями отеля дю Ботрэн она увидела прихрамывающего нищего. Это  был  Черный
Хлеб.
   - Поезжай в Сен-Клу! - хрипло прокричал он.
   Она попыталась открыть дверь, но он опередил ее.
   - Поезжай в Сен-Клу! Там кое-что происходит. Я только что оттуда. Сегодня
ночью там будут развлекаться. Поезжай...
   - Но меня никто не приглашал в Сен-Клу, Черный Хлеб!
   - Там будет еще одна неприглашенная особа...  смерть...  И  именно  в  ее
честь там устраивают вечеринку. Посмотришь сама...
   Анжелика немедленно вспомнила о Флоримоне. Кровь застыла у нее в жилах.
   - Что тебе известно?
   Но старый бродяга уже исчез.
   Анжелика приказала кучеру немедленно гнать лошадей в Сен-Клу. Кучер у нее
был новый, раньше  он  служил  у  герцогини  де  Шеврез  и  отличался  более
философским складом ума, чем его предшественник. Поэтому-то он  и  осмелился
заметить хозяйке, что путешествие по лесу в такой час небезопасно.
   Не  выходя  из  кареты,  Анжелика  приказала  разбудить  трех  лакеев   и
управляющего Роджера. Те вооружились, и,  сопровождаемая  верховыми,  карета
двинулась к воротам Сен-Оноре к выезду из Парижа. Цоканье копыт  разносилось
по безлюдным дорожкам парка. Нервы Анжелики были напряжены,  и  каждый  звук
раздражал ее. Она заткнула уши пальцами.
   Вскоре они подкатили к загородному  дому  герцога  Орлеанского.  Тут  уже
стояло  множество  карет,  а  ворота  были  широко  открыты.  Здесь   что-то
происходило, но это не было похоже на празднество.
   Дрожа от волнения, Анжелика выскочила из кареты и почти бегом направилась
ко входу. Но ее никто не встретил, не было даже слуг, которые взяли бы у нее
плащ.
   В фойе было  множество  людей,  прохаживающихся  и  почему-то  беседующих
шепотом. Здесь Анжелика увидела леди Гордон.
   - Что здесь происходит?
   Шотландка сделала неопределенный жест рукой:
   - Мадам умирает, - и скрылась за занавесью.
   Анжелика схватила за руку проходившего мимо лакея.
   - Мадам умирает? Но это  непостижимо.  Еще  вчера  она  чувствовала  себя
превосходно. Я сама видела, как она танцевала в Версале.
   - И сегодня еще в четыре часа ее высочество  весело  шутила  и  смеялась.
Потом налила себе чашечку кофе и тут же почувствовала себя плохо.
   Мадам Деборн, одна из фрейлин принцессы, лежала на софе, сжимая  в  руках
флакончик с нюхательной солью.
   - Это уже шестой раз сегодня, бедная женщина, - сказала мадам де Гамаш.
   - А в чем дело? - спросила Анжелика.  -  Она  тоже  выпила  кофе  из  той
чашечки?
   - Нет, ее обвиняют в том, что она допустила это.
   Постепенно приходя в себя, мадам Деборн вновь принялась кричать.
   - Возьмите, себя в руки, - обратилась к ней мадам де Гамаш. - Вы вовсе не
виновны в этом. Вспомните, кипятили ли вы воду? Я принесла ее сюда, а  мадам
Гордон подала ей кофе в ее любимой чашечке...
   Но потерявшая над собой контроль фрейлина, ничего не  слушая,  плакала  и
кричала:
   - Мадам умирает!
   - Это мы уже знаем, - сказала Анжелика. - А  пригласили  ли  вы  к  Мадам
доктора?
   - Все они там, - вздохнула мадам Деборн. - Даже  король  своего  прислал.
Уже все здесь собрались. Мадемуазель де Монпансье...
   - Ради бога! - прервала ее мадам де Гамаш.
   Похоже, что и она поддалась истерике.
   В это время из  апартаментов  Мадам  вышел  Филипп  Орлеанский  вместе  с
мадемуазель де Монпансье.
   - Кузен, - говорила она сурово, - вы же  понимаете,  что  Мадам  умирает.
Помолитесь богу.
   - Ее исповедник еще здесь, - запротестовал Филипп. Он постоянно поправлял
складки своего жабо.
   - Бедняжка Мадам... - вздохнула Великая  Мадемуазель.  Тут  она  заметила
Анжелику и кивком подозвала ее к себе. - Если бы вы только знали, что  здесь
происходит! Все эти люди толпятся вокруг Мадам, болтают и кривляются,  будто
играют в плохой пьесе.
   - Успокойтесь, кузина, - выразительно сказал герцог Орлеанский.  -  Лучше
давайте подумаем, кто бы мог исповедовать ее.
   - Я знаю - отец Боссюэ. Мадам любила беседовать с ним, и кроме  того,  он
духовный наставник дофина.
   - Но у него чертовски скверный характер, - хмыкнул брат короля. -  Зовите
его, если хотите, но я удаляюсь отсюда. Я уже попрощался с Мадам.
   Он резко повернулся на высоких каблуках и направился к выходу. Его  свита
последовала за ним.
   Флоримон, который тоже был там, увидел Анжелику и подбежал к  ней,  чтобы
поцеловать руку.
   - Какое несчастье, правда, мама? Ведь Мадам отравили...
   - Ради всего святого, Флоримон, не говори больше об отравлениях.
   - Но ее действительно отравили. Я это знаю. Все так говорят, и я сам  там
был. Монсеньор собирался отправиться в Париж, и мы были с ним во  внутреннем
дворике. Тут приехала мадам де  Мекленбург.  Монсеньор  приветствовал  ее  и
направился с ней к Мадам. И в это самое время леди Гордон подала ей  чашечку
кофе, которое она всегда пьет в это время. Как только она  его  выпила,  она
тут же схватилась за бок и простонала: "Как больно! Какой ужас,  я  не  могу
терпеть!"  На  ее  розовых  щеках  появилась  смертельная   бледность.   Она
закричала: "Помогите! Я больше не могу!" -  и  вся  изогнулась.  Я  сам  это
видел.
   - Паж говорит правду, - подтвердила одна из молодых фрейлин. - Как только
Мадам добралась до постели, она сказала нам, что ее  отравили,  и  попросила
достать какое-нибудь противоядие. Ей принесли немного змеиного яда, но боль,
вместо того, чтобы утихнуть, разгоралась с  новой  силой.  Должно  быть,  ей
подсыпали какую-то редкую отраву.
   Великая Мадемуазель возмутилась.
   - Не говорите глупостей! Кому нужно было отравить  такую  милую  женщину,
как Мадам? У нее нет врагов.
   Все замолчали, но тем не менее  мысль  об  отравлении  не  покидала  всех
собравшихся, включая и мадемуазель де Монпансье.
   В  комнате  принцессы  возникла  какая-то  суматоха,  и   внимание   всех
собравшихся  обратилось  туда.  Из  комнаты  вышел  король,   сопровождаемый
докторами. За ним шла королева, поминутно прижимая  платочек  к  глазам.  За
ними шла графиня  де  Суассон,  затем  мадемуазель  де  Лавальер,  мадам  де
Монтеспан и мадемуазель де Монпансье.
   Король, заметив Анжелику, приостановился. Затем под взглядами  придворных
взял ее под руку и повел к алькову.
   - Моя родственница умирает, - сказал он. Его лицо  выражало  неподдельную
скорбь.
   - Неужели нет никакой надежды, сир? А что говорят доктора?
   - Сначала они говорили, что это временное недомогание. А теперь, кажется,
и сами растерялись.
   - Но как это могло случиться? У Мадам было прекрасное  здоровье.  Недавно
она вернулась из Англии и была так счастлива...
   И тут король так внимательно посмотрел на Анжелику,  словно  его  осенила
какая-то догадка. Он наклонил голову, не зная, что  сказать.  Ей  захотелось
взять его за руку, но она не посмела.
   - Я прошу вашей любви, Анжелика, - прошептал  он.  -  Оставайтесь  здесь,
пока все не кончится, а потом приезжайте в Версаль. Мне нужен ваш совет.  Вы
ведь приедете ко мне? Вы мне нужны... моя дорогая.
   - Я приеду, сир.
   Король тяжело вздохнул.
   - А теперь я должен уйти. Королям нельзя долго смотреть на смерть. Таковы
законы. Когда я сам буду умирать,  вся  моя  семья  уйдет  из  дворца,  и  я
останусь совсем один... Я очень рад, что с Мадам сейчас отец Фейе. А  вот  и
месье Боссюэ. Мадам будет очень рада ему.
   Он подошел  к  епископу  и  на  минуту  задержал  его  разговором.  Затем
королевская семья удалилась, и Боссюэ прошел к умирающей. Снаружи доносились
звуки хлопающих дверей карет и цоканье копыт по мостовой.
   Анжелика уселась на лавочку. Флоримон как угорелый носился взад и вперед.
Он подошел к матери и рассказал, что монсеньор пошел спать и тут же  заснул.
Перед самой полночью к Анжелике подошла мадам де Фейе и сказала,  что  Мадам
известно о ее присутствии здесь и она просит ее пройти к ней.
   В  комнате  было  полно  народу,  но  присутствие  Боссюэ  и  отца   Фейе
накладывало  на  все  какой-то  отпечаток.   Все   говорили   шепотом.   Оба
священнослужителя отошли от изголовья кровати и уступили место Анжелике.
   Вначале ей показалось, что в постели лежит кто-то другой, так  изменилась
Мадам. Ее щеки ввалились, нос заострился. Под глазами были темные  круги,  а
все лицо искажено агонией.
   - Мадам, - прошептала Анжелика. - Боже, как вы страдаете! Я не  могу  без
боли видеть ваши мучения.
   - Как вы добры. Все говорят, что я преувеличиваю свои страдания. А у меня
такие боли, что не будь я доброй христианкой, я бы скорее покончила с собой,
чем стала бы терпеть такие муки.
   Она задыхалась, но продолжала говорить:
   - Мадам дю Плесси, я очень рада, что вы пришли.  Я  не  забываю  о  своем
долге. Я привезла из Англии...
   Она слегка кивнула головой Монтегю, королевскому  посланнику  из  Англии,
чтобы тот подошел поближе.  Принцесса  заговорила  с  ним  по-английски,  но
Анжелика разобрала, что она дает распоряжение выплатить три тысячи пистолей,
которые задолжала. Посол был подавлен, ибо знал, каким горем явится известие
о смерти любимой сестры для его повелителя - Карла  II.  Он  решил  спросить
умирающую женщину, не подозревает ли  она  кого-нибудь,  ибо  он  совершенно
четко слышал  слово  "яд",  которое  звучит  одинаково  и  по-французски,  и
по-английски. Но тут поспешил вмешаться отец Фейе:
   - Мадам, не надо никого обвинять! Все в руках божьих.
   Принцесса кивнула головой. Она закрыла глаза и  долго  молчала.  Анжелика
уже было двинулась к выходу, но холодная, как лед, рука Генриетты Английской
цепко взяла ее за запястье. Мадам открыла глаза,  и  Анжелика  с  удивлением
заметила, что в них светились спокойствие и мудрость.
   - Здесь был король, - сказала Мадам, -  с  ним  были  мадам  де  Суассон,
мадемуазель де Лавальер, мадам де Монтеспан...
   - Я знаю об этом, - сказала Анжелика.
   Мадам замолчала и внимательно  посмотрела  на  нее.  Анжелика  неожиданно
вспомнила, что и Мадам  любила  короля.  Их  флирт  зашел  так  далеко,  что
возбудил подозрение королевы-матери, которая была тогда еще  жива.  И  тогда
они решили отвести от себя подозрения, воспользовавшись, как  ширмой,  одной
из фрейлин. Ею оказалась Луиза де Лавальер.  Так  надменная  принцесса  была
свергнута своей скромной фрейлиной.
   Гордость  Мадам  не  позволяла  ей  жаловаться  никому,  кроме  мадам  де
Монтеспан. И вот та, в свою очередь,  заняла  это  место.  Теперь  же  возле
смертного одра собрались все три любовницы - две бывшие и одна настоящая.
   - Да... - мягко сказала Анжелика и улыбнулась.
   Отставка не сделала Мадам мстительной и злой, напротив, она  всегда  была
доброй, отзывчивой и мудрой.  Пожалуй,  даже  чересчур  мудрой.  И  вот  она
умирает, окруженная враждебностью или, в лучшем случае, равнодушием.
   Глаза Мадам потускнели. Чуть слышным голосом она прошептала:
   - Как бы мне хотелось, чтобы он полюбил вас... потому  что...  -  она  не
смогла закончить фразу. Руки ее безжизненно вытянулись вдоль туловища.
   Анжелика вышла и направилась к скамейке. Усевшись, она принялась  усердно
молиться. Часа в два ночи из комнаты принцессы вышел Боссюэ и  сел  рядом  с
Анжеликой. Он был голоден, и лакей принес им по чашке шоколада.
   Флоримон, снующий везде, как ласточка, подбежал к матери и прошептал, что
Мадам испускает последние вздохи. Боссюэ молча  поставил  чашку  и  пошел  в
комнату принцессы, И тут же оттуда вышла заплаканная леди Гордон.
   - Мадам скончалась!

***

   Помня о данном королю обещании, Анжелика решила  отправиться  в  Версаль.
Она подумывала взять с собой Флоримона,  чтобы  избавить  его  от  тягостных
хлопот, связанных с похоронами. Она нашла его в фойе,  сидящим  на  каком-то
сундуке и держащим за руку девочку лет девяти.
   - Это маленькая Мадемуазель, - объяснил он матери. - Никому нет  дела  до
нее, и я решил составить ей компанию. Она еще не поняла, что ее мать умерла.
А когда поймет, то это будет большим ударом для  нее,  и  она  будет  горько
плакать. Я должен побыть с ней и успокоить ее.
   Анжелика ласково потрепала его вьющиеся  волосы.  Со  слезами  на  глазах
поцеловала она маленькую  принцессу,  которая  не  была  расстроена  потерей
матери. Ведь она очень мало знала ее, а та, в  свою  очередь,  мало  уделяла
внимания дочери.

***

   Экипаж катил  в  Версаль.  Анжелика  приказала  кучеру  гнать,  не  жалея
лошадей. Когда они прибыли во дворец, была еще ночь. Ее провели  в  комнату,
где ее ждал король.
   - Ну как?
   - Все кончено. Мадам умерла...
   Он склонил голову, пытаясь скрыть свои чувства.
   - Так вы полагаете, что ее отравили?
   Анжелика сделала неопределенный жест рукой.
   - Все так говорят.
   - У вас светлая голова, - произнес король. -  Скажите,  что  вы  об  этом
думаете?
   - Мадам уже давно боялась, что ее отравят. Она говорила мне об этом.
   - Значит, она боялась, что ее отравят. Она называла имена?
   - Она знала, что шевалье де Лоррен ненавидит ее и никогда не  простит  ей
своей ссылки.
   - Кто еще? Говорите! Если не скажете вы, то кто еще посмеет сказать?
   - Мадам говорила, что монсеньор не однажды грозил ей,  когда  приходил  в
ярость.
   Король тяжело вздохнул.
   - Если мой брат... - он поднял голову. - Я приказал  привести  Морелли  -
главного дворецкого в Сен-Клу. И я хочу, чтобы вы послушали  этот  разговор,
но так, чтобы вас не видели. Спрячьтесь за эту занавесь.
   Анжелика скрылась.
   Дверь открылась, и вошел Морелли в  сопровождении  Бонтана  и  лейтенанта
дворцовой охраны. Морелли был тучный мужчина, достаточно надменный, хотя его
профессии  больше  бы  шла  угодливость.  Несмотря  на  арест,  он  сохранял
спокойствие.
   Король дал знак лейтенанту удалиться.
   - Слушайте меня внимательно, - мрачно сказал он дворецкому. -  Вам  будет
дарована жизнь, если вы будете говорить правду.
   - Сир, я буду говорить только правду.
   - Не забудьте этого обещания. Если вы солжете, вас будут пытать.
   - Сир, - спокойно сказал Морелли, - после ваших слов нужно  быть  круглым
идиотом, чтобы лгать. - Хорошо. Тогда отвечайте: Мадам отравили?
   - Да, сир.
   - Кто?
   - Маркиз де Эфиат и я.
   - Кто поручил вам это страшное дело? Кто дал яд?
   - Шевалье де Лоррен - главный вдохновитель  и  организатор  заговора.  Он
прислал  нам  из  Рима  составные  части  ядовитого  снадобья,   которое   я
приготовил, а маркиз де Эфиат положил в напиток ее высочества.
   Голос короля внезапно ослаб.
   - А что мой брат? - спросил он, пытаясь совладать с собой. - Знал ли он о
готовящемся преступлении?
   - Нет, сир.
   - И вы можете поклясться в этом?
   - Сир, клянусь всевышним,  что  виновны  только  я  и  маркиз  де  Эфиат.
Монсеньор ничего не знал... мы  не  могли  сказать  ему  об  этом...  он  бы
разоблачил нас...
   Людовик облегченно вздохнул.
   - Вот и все, что я хотел узнать. А теперь уходите, негодяй! Я обещал  вам
жизнь, но вы должны покинуть королевство. А если  вы  когда-нибудь  решитесь
пересечь границу Франции, вас казнят.
   Морелли и Бонтан удалились. Король встал из-за стола.
   - Анжелика! - позвал он. Это был голос раненого, взывающего о помощи.
   Анжелика чуть ли не бегом устремилась к  нему.  Он  крепко  прижал  ее  к
груди, будто хотел задушить в объятиях. Она почувствовала, как  он  прижался
лбом к ее плечу.
   - Анжелика, ангел мой!
   - Я с вами, сир...
   - Что за страшное дело... - бормотал он. -  Что  за  низкое  вероломство.
Подлые души!
   Он еще не знал всей истины. Но такой день настанет, и он скажет, что  жил
среди целого моря бесстыдства и преступлений.
   - Не оставляйте меня одного...
   - Я с вами.
   Наконец до него дошел смысл  ее  слов.  Он  поднял  голову  и  долго,  не
отрываясь, смотрел на нее. Затем робко спросил:
   - Вы говорите правду, Анжелика? Теперь вы никогда не покинете меня?
   - Нет.
   - И станете моим верным другом? Вы будете моей?
   Она кивнула в ответ. Он осторожно коснулся руками ее лица.
   - Вы говорите правду... - повторил он. - О, это... -  он  тщетно  пытался
найти нужное слово.
   Король крепко стиснул ее в порыве страсти.  Анжелика  почувствовала,  как
его сила вливается в нее, и ей показалось, что их связь возвысит их над всем
миром.
   Бонтан постучал в дверь.
   - Сир, уже пора.
   Анжелика попыталась освободиться из его объятий, но король крепко  держал
ее.
   - Сир, уже пора, - как эхо, повторила она.
   - Да, мне снова пора стать королем. Но я так боюсь, что если выпущу  вас,
то потеряю снова.
   Она покачала головой, на лице ее появилась печальная  улыбка.  Она  очень
устала, глаза закрывались сами собой после бессонной ночи.
   - Я вас люблю! - воскликнул король. - О, как  я  вас  люблю,  ангел  мой!
Никогда не покидайте меня!

Глава 29

   Стоя на якоре рядом с двумя небольшими военными кораблями, неаполитанской
фелуккой и бискайской галерой, корабль покачивался на волнах, как бабочка на
травинке. Вокруг него сновали лодки. Это был фрегат в миниатюре,  оснащенный
небольшими бронзовыми пушками, на каждой из которых сверкал  золотой  петух,
украшенный королевскими лилиями, гирляндами цветов и орнаментом из  ракушек.
Канаты были из желтого и алого шелка. Повсюду отливали  золотом  королевские
эмблемы.
   Луи XIV  превратил  эту  жемчужину  корабельного  искусства  в  еще  одно
развлечение для  своего  двора.  Ступив  на  первую  ступеньку  позолоченных
сходней, он обернулся к придворным дамам.
   Кого же он выберет, кто возглавит вместе с ним торжественную процессию?
   Король улыбнулся и протянул руку Анжелике. На глазах у  всего  двора  она
поднялась по сходням и села на покрытое парчой сиденье. Король сел  рядом  с
ней. Вслед за ними поднялись на борт и все