ого идиота, чтобы того  ранили  в
войне с ирокезами, да еще именно в тот день, когда его хозяин так нуждался в
нем. Теперь за слугой ухаживали, а он, герцог, был всеми забыт и заброшен.
   У него опять был жар, нога и рука опухли. Он рычал, что всех их  отправит
на каторгу, что доставит ему огромное удовольствие.
   Но где были барон Бессар и граф де Сент-Эдм? И догадается  ли  кто-нибудь
принести ему воды? И хватит таращиться на него! Он пожалел, что  ирокезы  не
уничтожили их всех...
   Слуги забыли об индейцах и засуетились вокруг своего хозяина. Его  умыли,
метрдотель сделал ему перевязку, как умел, ему приготовили бульон, и  Вивонн
почувствовал себя лучше, но очень уставшим. Секретарь  покинул  его,  убедив
его отдохнуть. Опасность миновала. Но  ночью  ему  явилось  хрипение  дикого
животного, оно было омерзительно. Напрасно он затыкал уши; даже проснувшись,
он явственно различал эти завывания, они  заполнили  все  его  внутренности,
страх сковал его. Когда он заснул,  то  ему  почудилось,  что  его  окружили
демоны, он был в аду; он вспомнил о ведьмах и ядах и решил, что он умер и за
все совершенные им преступления он оказался в аду. Утром, открыв глаза,  ему
долго пришлось убеждать себя, что он еще жив, что он у  себя  в  комнате,  в
библиотеке, его окружает его  мебель  и  все  это  нисколько  не  похоже  на
владения Люцифера. Продолжением кошмара явилось то, что дом  его  вновь  был
пуст и молчалив, напрасно он звал кого-нибудь, он был в полном  одиночестве.
Наконец поваренок подскочил к  его  изголовью  и  прошептал  ему,  вытаращив
глаза, что всю ночь армия ирокезов бродила на подступах к  городу,  испуская
ужасные завывания и крики; всем казалось, что это конец, но г-жа  де  Пейрак
снова спасла город.
   Герцог де Вивонн закрыл глаза. Этот бред был предвестником его смерти. Он
принюхивался к своим ранам, пытаясь определить, не идет ли  от  них  трупный
запах. Он был удивлен, что ничего подобного не  обнаружил,  более  того,  он
чувствовал себя лучше. Он без труда сам сел в кровати и понял, что  начинает
выздоравливать. Ему принесли бульон, и это полностью убедило его, что  жизнь
продолжается и что самое опасное позади. За завтраком он начал размышлять  о
странных событиях  прошедшего  дня,  и  один  факт  показался  ему  наиболее
подозрительным: исчезновение графа де Сент-Эдма и барона  Бессара  вместе  с
его лакеем Ансельмом.
   Он прикидывал так и эдак, но в конце концов решил послать  кого-нибудь  к
г-же  де  Кампвер,  возможно,  ей  известно  что-либо  о  судьбе  этих  трех
персонажей. В этот момент к нему пришел г-н де Бардань  и  с  порога  заявил
ему, что все трое мертвы, он лично убил их и был горд этим.
   - Вы, месье, обойдете молчанием исчезновение ваших приятелей,  -  холодно
сказал ему посланник короля. - Я надеюсь для вашего  же  блага,  что  вы  не
принимали участия в том ужасном заговоре, свидетелем которого  я  явился.  Я
хотел бы быть уверенным в том, что вы не подстрекали их, в противном  случае
я оставляю за собой право поступить с вами так же, как  с  ними,  приговорив
вас к смерти.
   - Что они сделали?
   - Они напали на г-жу де Пейрак,  когда  она  одна,  без  оружия,  шла  по
пустынной долине Абрахама. Они поджидали ее, чтобы убить. Я подоспел вовремя
и решил их судьбы. Не  пытайтесь  отомстить  за  них.  И  знайте,  ничто  не
остановит меня, если речь пойдет о врагах г-жи  де  Пейрак,  я  разоблачу  и
уничтожу их. Для меня не секрет, г-н де ла  Ферте,  что  за  вашей  фамилией
скрывается благородное семейство, но чем выше ранг, тем развращеннее люди. В
каком бы родстве  вы  ни  состояли  с  королем,  как  бы  ни  сложилась  моя
дальнейшая судьба,  в  застенках  Бастилии  или  на  каторге,  я  все  равно
разоблачу вас перед Его Величеством, если вы попытаетесь причинить малейшую,
боль г-же де Пейрак.
   Вивонн слушал его, открыв рот. В конце этого монолога он встал  и  провел
рукой по невыбритому лицу.
   - Пламя Бельзебута! Она разрушила мой дом, уничтожила все мое  окружение.
Сначала  д'Аржантейль,  затем  Сент-Эдм,  Бессар,  лакей...   -   Потом   он
расхохотался, как должен хохотать вельможа, который  вдруг  узнает,  что  он
потерял все свои владения и имущество и ему осталась только его рубашка.
   - Эй, принесите нам вина, - закричал он, - мне  осточертел  этот  бульон.
Признайтесь, - обратился он к Барданю,  -  что  волнения,  причиной  которых
явилась эта женщина, несравнимы с радостями, и  развлечениями,  которые  она
нам доставляет. Жизнь так скучна. И мне,  и  вам  просто  повезло,  что  она
подарила нам встречу с такой неповторимой женщиной.
   Здоровой рукой он налил вина.
   - Забудьте ваши тревоги, выпьем за этого ангела-губителя...  К  чему  мне
все преступления, если дни мои пусты  и  бессмысленны...  Если  я  не  прощу
ничего другого, как видеть ее иногда и радоваться этому.
   Он залпом выпил свой бокал.
   - На что я надеялся? Она никогда не будет моей. Я должен был  понять  это
раньше. Мне остаются лишь воспоминания.
   Напиток уже подействовал на него.
   - Эта атака ирокезов как нельзя кстати, и я выполню ваши требования. Если
меня спросят, куда пошли посетители из моего дома, я отвечу, что  они  утром
отправились на прогулку в поля, их схватили индейцы и забрали в плен...
   Мысль о том, что Сент-Эдм и барон Бессар в плену у ирокезов  привязаны  к
столбу пыток, вызвала у герцога новый прилив хохота.
   - Поверьте мне, граф, я буду скучать об  этой  дикой  стране  и  об  этой
женщине.

***

   До сих пор не было никаких вестей от жителей острова Орлеан  и  детей  из
монастыря Святого Иохима.
   Анжелика решила наведаться  туда.  В  порту  она  обнаружила  снаряженную
лодку, готовую поднять паруса.  Старый  Топен  вместе  со  своими  сыновьями
отправлялся  на  остров,  чтобы  помочь  тем,  кто  уцелел  после  нашествия
ирокезов. Все были вооружены, кроме того, с  ними  плыли  несколько  солдат.
Больше в порту никого не было. Истерзанный город наконец заснул.
   Анжелика взяла с собой свою сумку с лекарствами, белье  для  перевязок  и
мази для ран и ожогов...
   Странный предмет привлек ее внимание. Это был алтарь, забытый  на  берегу
накануне, теперь в лучах утреннего солнца он золотился всеми своими гранями.
   Его оставил здесь  Элуа  Маколле,  когда  разгадал  знаки,  посылаемые  с
острова.
   Жанин  Гонфарель  видела,  как  он  и  еще  несколько  отчаянных  парней,
вооружившись ружьями, сели в лодку и отплыли к острову.
   Видели ли они, как захватили в плен самую большую лодку, первой прибывшую
на остров? Были ли они свидетелями жестокой бойни? А  может,  они  разделили
судьбу пассажиров этой лодки? Ветер раздувал паруса, и шлюпка Топена  быстро
добралась до острова Орлеан, но не решилась причалить. Окрестности  казались
пустынными. Анжелика посмотрела в сторону, где стояло имение Гильометы, и  с
огромным облегчением увидела слабый дымок, поднимавшийся над деревьями.
   - Кто-то идет! - воскликнул один из моряков. Это был Элуа Маколле.
   Было время прилива, и  они  подплыли  поближе,  чтобы  обменяться  самыми
важными новостями.
   Больше всего пострадал южный берег. Маколле на своей лодке приблизился  к
индейцам, распевая песни мира. Ему повезло, его узнал один из капитанов, это
позволило ему вести переговоры и просить за жизни тех, кто укрылся на холмах
острова.
   Затем индейцы получили приказ отходить и быстро сели в свои лодки,  чтобы
присоединиться к остальному флоту у Бурного мыса.
   Они вернулись ночью, и снова жители  острова  похватали  свои  пожитки  и
поднялись на вершины холмов. Но это был всего лишь спектакль.
   - А Гильомета?
   - Жива! Ее дом цел!
   Он отказался присоединиться к ним. Он вернется в Квебек завтра  на  своей
лодке.
   - Пока все хорошо, - заметил старый Топен,  взяв  курс  на  Бопре.  -  Но
возможно, что на побережье Лозан будет больше разрушений, а ведь там был сын
Маколле, Сиприен, его могли убить.
   К началу дня они достигли  окрестностей  Святого  Иохима.  Новая  церковь
Святой Анны сверкала на солнце, пожар не коснулся ее.
   Теперь Бурный мыс был совсем близко. Причалив  в  небольшом  заливе,  они
направились к зданиям, удаленным от берега, над почерневшими стенами которых
еще клубился дым. В их сердца закралась тревога. Свернув  на  тропинку,  они
услышали мычание коров, которые разбрелись по лугам. Значит, хотя  бы  часть
стада не погибла в огне фермы.
   Самый большой дом по правой стороне казался нетронутым.
   Они  направились  через  двор  к  деревянным  постройкам,  которые   явно
пострадали. От них остался лишь каркас и кучи  угля.  Каменные  стены  фермы
окружали лишь беспорядочные руины, пол и крыша провалились. Им осталась  еще
церквушка, которую они теперь решили осмотреть.
   До нее огонь не дошел.
   Трагическим предупреждением явилось для них зрелище жертвой собаки аббата
Дорена. Должно быть, он хотел своим лаем предупредить  об  опасности  и  был
сражен стрелой индейца.
   Жителей Святого Иохима застигли врасплох, когда они собирались на мессу.
   Духовника  и  его  слуг,  молодых  учеников  школы  искусств  и   ремесел
пятнадцати-шестнадцати  лет,   присутствующих   фермеров,   аббата   Дорена,
преподавателей семинарии - всех  их  убили,  ножом  или  кастетом,  и  сняли
скальпы.
   - А где же дети?
   Анжелика с опасением посмотрела на стоящий в стороне большой дом, который
дышал спокойствием. Неужели  там  они  обнаружат  трупы  шести-и  семилетних
мальчиков?
   - У меня не хватает мужества, - сказала она воинам, сопровождавшим ее.  -
Пойдите туда вы, вы более привычны к ужасам военных сражений.
   Солдаты вошли в дом и немного погодя появились на пороге: никого.
   На хуторе тоже царил призрачный  порядок.  В  спальне  все  матрасы  были
аккуратно сложены, в трапезной накрыт длинный  стол,  около  каждой  тарелки
лежал толстый кусок хлеба. В учебных классах и  мастерских  инструменты  для
ремесел и для занятий живописью и скульптурой, казалось, поджидали учеников.
   - Но где же дети?
   - Может, ирокезы взяли их в плен.
   - Нет! У них было  только  трое  пленников,  мужчина  и  двое  детей,  их
заметили в лодке.
   Они вернулись во двор и сделали несколько выстрелов из ружей.
   Затем солдаты вытащили трупы - их оказалось пятнадцать  -  и  уложили  их
перед церковью, а двое грузчиков начали рыть могилы.
   Время от времени стреляли в воздух.
   Час спустя у подножия горы заметили какое-то движение. Они  возвращались.
Они все были живы. Тридцать маленьких  семинаристов,  одетых  в  черное,  во
главе   с   их   спасителем,   молодым    светловолосым    Эммануэлем,    их
ангелом-хранителем.
   Именно по его инициативе они  проснулись  в  этот  день  до  восхода.  Он
выпросил разрешения у настоятеля показать им рассвет с высоты Бурного мыса.
   Глубокой ночью, убрав свои спальни и обувшись, они отправились к огромной
черной массе, вырисовывающейся на фоне матового неба Луна уже зашла.
   Там, наверху, прижавшись друг к другу,  они  наблюдали,  как  поднимается
солнце, как его лучи отражаются в  воде,  как  река  сливается  с  небом  на
горизонте.
   И в этой  голубовато-розовой  дымке  Эммануэль  различил  флот  ирокезов,
похожий на облако ядовитых насекомых.
   Он протер глаза, не в силах  поверить  в  этот  кошмар.  Сотни  индейских
лодок... Они шли с севера... Потом он увидел, как они высадились на берег  у
подножия горы. Половина флота отплыла к Бопре,  другая  осталась.  Все  были
вооружены.
   Тогда Эммануэль схватил за руки двух самых маленьких и крикнул:
   - Идите за мной! Быстрее! И без шума!
   Он постарался увести их  как  можно  выше  в  гору,  затем  спустился  по
противоположному склону в лес, затем снова стал  карабкаться  на  прибрежные
скалы. Он знал один заброшенный караульный пост, который укрывал от  взгляда
густой кустарник, а рядом с ним траншею. Туда он и  привел  детей,  там  они
лежали, в этой яме, вне поля зрения.
   Время от времени Эммануэль выглядывал наружу, видел горящие дома, отмечал
про себя, что ирокезы двигаются к Квебеку.
   В середине дня он почувствовал по внезапно наступившей тишине, по запаху,
по утихшему ветру, что приближаются какие-то люди. Среди деревьев он заметил
несколько  ирокезов.  Красные  и  черные  линии  только  усиливали  жестокое
выражение на их лицах.
   Эммануэль дал знак детям, чтобы они не шевелились.
   Как удалось этим  маленьким  существам  замереть,  не  дыша,  какое  чудо
научило этих колонистов хитрым повадкам лесных зверушек?  Хищники  с  тонким
нюхом прошли мимо, не заметив зарывшихся в чащу детей.
   Маленький Марсэлен задрожал было от страха,  но  Эммануэль  положил  одну
руку ему на глаза, а другую - на рот. Ирокезы растворились, как призраки.
   Затем, повинуясь таинственному приказу, они сели в  лодки  и  отплыли  от
берега.
   Он решил, что их целью был грабеж и скальпы. А их основные силы поджидали
их у Бурного мыса.
   Вечером Эммануэль заметил на реке, подернутой туманом,  множество  огней,
покрывших водную гладь.
   "Теперь они идут в Квебек", - с ужасом подумал он.
   Наступила ночь и заволокла все туманом. Их окружила непроглядная тьма.
   Дети заснули, а Эммануэль молился: "Что станет с нами, если  убьют  наших
братьев в Квебеке? Господи, защити наших воинов!"
   С первыми лучами солнца дети проснулись. Туман рассеялся,  но  с  высоты,
где они находились, они не могли увидеть, разрушен Квебек или нет. В долинах
все было спокойно. От  сгоревших  домов  еще  поднимался  дым.  Наконец  они
услышали  выстрелы.  Они  различили  парус,   силуэты   вооруженных   людей,
направлявшихся  к  хутору.  Среди  них  была  женщина,  и  это  окончательно
успокоило их. Их искали, к ним пришли на помощь. Они покинули  свое  убежище
и, начали, спуск в долину. И вот они здесь, в сырых грязных  одеждах,  дрожа
от холода и страха при виде трупов  около  церкви.  Они  понимали,  чего  им
удалось избежать, какие ужасы миновали их судьбы, и они  молча  смотрели  на
тех, кто вчера еще был их учителем, их братьями, их приятелями. С  ними  они
делили свои занятия, молитвы, труд и отдых. Ирокезы принесли им смерть.
   Анжелике  и  ее  спутникам  никак  не  удалось  оторвать  их   от   этого
болезненного созерцания.
   -  Пойдемте!  Дети,  пойдемте!  -  настаивали  они.  -  Посмотрите,  ваша
трапезная ждет вас... Хутор уцелел.
   От страха они не могли  пошевелиться.  Молодой  Эммануэль  заметил  среди
трупов аббата Дорена, своего духовного наставника, который взял в свои  руки
заботу о его воспитании, и глубокое горе охватило его.
   Внезапно  подросток  поднял  голову,  прислушался,  он  явно  был  чем-то
взволнован.
   - Послушайте!
   Анжелика боялась, что он повредился рассудком, и в  то  же  время  ее  не
отпускал страх вновь увидеть убийц с томагавками в руках.
   - Нет, - успокоила она его, - ничего не бойтесь. Ваши жестокие враги ушли
и никогда не вернутся. Они дали мне слово.
   - Да я не об этом, - лихорадочно возразил он. - Послушайте! Послушайте!
   Его лицо просияло, он указал рукой на юг, откуда доносились  приглушенные
звуки.
   - Куа, куа!
   - Белые гуси! - закричал он, и в его голосе послышалось рыдание. -  Белые
гуси с Бурного мыса! Они возвращаются! Они возвращаются!
   И они появились, выстроившись в небе в форме треугольника.
   - Куа, куа!
   Дети забыли все: ужас,  усталость,  голод;  они  бросились  к  болотам  с
радостными криками.
   И как только первый клин как будто упал с  неба  на  землю,  прямо  к  их
ногам, они запрыгали и захлопали в ладоши, радостно приветствуя птиц.
   А те вернулись на свои родные земли и  теперь  отдыхали,  сложив  крылья.
Высадившиеся на берег люди с трудом  прокладывали  себе  дорогу  среди  этих
белых птиц, их становилось все больше и больше. Казалось, вся земля укрылась
белым пуховым одеялом, а они все прибывали и прибывали.
   Анжелика  издали  заметила  ту,  кого  она  с  горечью  визы-вала   своей
"соперницей", и подумала: "Анн-Франсуа умер".
   В  свою  очередь,  Сабина  де  Кастель-МорЖа  была  не  меньше   удивлена
появлением в этих местах Анжелики:
   - Как ваш сын?
   - Ему лучше... Во всяком случае, в этом меня все хотят  убедить...  Я  не
знала, что вы здесь.
   Сабина объяснила, что г-жа де Меркувиль решила,  что  она  слишком  много
времени проводит у изголовья своего сына, ловя его дыхание, и она отстранила
ее от обязанностей сиделки.
   - Тогда я подумала, что нужно помочь здешним жителям. Лишь горести других
заставляют меня забыть про мои собственные.
   Она прибыла  сюда  вместе  с  господином  де  Верньером,  его  слугами  и
священниками, а также своей храброй подругой г-жой Бардо.
   Священники должны были прочесть молитву над свежевырытыми могилами.
   Г-жа де Кастель-Моржа привезла белье и чистые одежды, которые ей  вручили
сестры из Отель-Дье.
   На огне подогревались  чугунки  с  водой.  Женщины  помогли  Эммануэлю  и
секретарю г-на  де  Верньера  отмыть  всю  маленькую  компанию.  Затем  дети
облачились в толстые шерстяные рубашки, и их уложили  в  постель.  Маленькие
канадские семинаристы будут спать под колыбельные  песни  вернувшихся  диких
гусей.
   Было решено возвращаться в  Квебек.  Анжелика  и  Сабина  сели  в  лодку;
Анжелика увозила маленького Марсэлена, который не мог от нее  оторваться,  а
Сабина держала на коленях ребенка, у  которого  был  жар;  его  завернули  в
одеяла, но он все равно дрожал.
   Они отплывали еще засветло, а прибыли в Квебек уже в полночь.
   На  середине  пути  им  встретилась  эскадра,  которой   командовал   Его
Высокопреосвященство  де  Лаваль.  Произошел  обмен   новостями.   Те,   кто
возвращался, сначала рассказали о спасенных детях, а уж  потом  о  тех,  кто
погиб.
   В одной из шлюпок Анжелика заметила мужчину, лицо которого показалось  ей
знакомым. Рядом с ним сидели его жена и двое  детей,  и  все  они  тщательно
оберегали от каких-либо повреждений непонятный предмет.
   - Вы, случайно, не мельник из Шато-Ришье? - спросила у него Анжелика.
   - Так и есть, - ответил веселый человек. Несмотря на  недавние  трагедии,
радость не покинула его.
   - Шато-Ришье пострадал от набега?
   - Еще как! Моя мельница превратилась в пепел. Но я и моя  семья  остались
живы.
   Своей жизнью он был обязан  ежегодному  пирогу,  который  он  вручил  Его
Высокопреосвященству. В этом году он решил удивить архиепископа,  прибыл  со
своей семьей  в  Квебек,  чтобы  на  большой  ярмарке  приобрести  различные
кондитерские штучки для украшения своего пирога.
   Не обращая внимания на военные заботы, он замешивал тесто, закладывал его
в печь, готовил начинку, украшал: никакие  ирокезы  не  могли  помешать  ему
закончить его грандиозный труд. Его мельница сгорела, но он и его домочадцы,
а также его пирог остались целы. Кроме того, пирог удался на славу.
   Теперь они везли это произведение кулинарного искусства в  Святой  Иохим.
Он приподнял скатерть, и все увидели аппетитный пирог, украшенный  миндалем,
кремом и мармеладом.
   - Для детей это будет огромным утешением, - сказала Сабина.
   Их лодка взяла курс на Квебек. Анжелика  чувствовала,  что  Сабина  хочет
поговорить с ней, и демонстративно отворачивалась. Эти два дня  не  дали  ей
возможности спокойно все обдумать. И временами стреляющая боль поражала ее.
   Она не могла себе представить, что произойдет, когда она найдет время для
размышлений...
   Она заметила на себе пристальный взгляд  Сабины,  и  ее  красивые  черные
глаза показались ей невыносимыми.
   Почему она должна сидеть в лодке рядом с этой женщиной?
   Из-за сильного встречного ветра им пришлось долго лавировать, прежде  чем
Топен справился с парусом.
   В ночи Квебек казался огромной черной тенью, время от времени  освещаемой
огоньками окон в домах.
   Впервые Анжелика увидела Квебек поздней осенью,  эту  маленькую  столицу,
затерянную в Новой Франции. В ней  вновь  проснулась  боль,  как  будто  она
дотронулась до по