ывать волосы, Анжелика стала слушать еще внимательнее.
Про себя же подумала: "Да потому, наверное, что мы в Америке, в Новом
Свете. Люди вынуждены жить здесь открыто, да и природу трудно обмануть.
Вот почему ее колдовская сила здесь ослабевает. Да и потом сами
обстоятельства приучили местных людей остерегаться всего: индейцев, моря,
смены ветра, внезапных нападений пиратов. Поэтому люди здесь более
бдительны, их труднее соблазнить отравленным медом".
  Амбруазина продолжала говорить задумчивым голосом, по-прежнему держа
руки на затылке.
  - ..Помню как.., в самом начале...
  Анжелика не могла не признать про себя, что в самом тембре голоса
герцогини, чуть глуховатом и время от времени слегка неуверенном, таилось
какое-то обволакивающее обаяние, какая-то гипнотическая сила.
  - Да, в самом начале... Я увидела, как вы любознательны. Меня это
удивило и испугало. Я не знала, как вызвать у вас интерес к себе. А этот
накал страсти в любви - главное в вашей жизни... Ваша любовь и интерес к
Друзьям... Например, к Абигель... Вы полюбили и эту землю, а меня даже не
замечали.., я возненавидела море, перелетных птиц...
  Она сделала паузу, как бы размышляя.
  - ..А он! Я была уверена, что отбила его однажды у вас... Я не желала
знать, что происходит между вами... До Абигель - это было очень тяжело!..
  Теперь она говорила сквозь сжатые зубы, напористо и убежденно,
расширившиеся глаза ее сверкали.
  - ..Я возненавидела море, потому что вы любите его, и перелетных птиц
- тоже потому, что вы любуетесь их красотой.., восхищаетесь, как они
тысячами собираются в стаи, застилая все небо... Когда я видела, с какой
нежностью вы смотрите на стаи птиц, я буквально сгорала от желания любой
ценой отвлечь вас от этого занятия...
  Она чуть подалась вперед.
  - ..И вот теперь вы больше не замечаете их, - торжествующе
воскликнула герцогиня. - Вы даже не знаете, что именно сейчас, в этот
момент, над нами пролетают дикие гуси в осеннем небе... Это мне все же
удалось. Вы больше не видите птиц.
  Обессилев, она снова откинулась назад.
  - Так почему вы любите столько разных вещей, столько людей, а не
меня?.. Только не меня?
  Последние слова она буквально выпалила в приступе ярости, дав выход
всему своему гипертрофированному нарциссизму.
  - И я поклялась уничтожить вас, его, вас обоих, пойти на любую
хитрость, лишь бы унизить и извести вас, да падет проклятие на души ваши!..
  Неистовство, с каким были произнесены эти слова, настолько потрясло
Анжелику, что в ней пробудился отвратительный всепоглощающий страх,
вытеснивший все другие чувства.
  "Если она так разговаривает, - говорила она себе, как насмерть
перепуганный ребенок, - то, значит, верит в свое торжество. Где же пределы
и каков источник ее власти?"
Когда-то в голосе одной женщины - мадам де Монтеспан - уже прозвучала
такая же бездна ненависти... Но сейчас было страшнее - души людей мог
проклясть только тот, для кого ненависть стала второй натурой.
  К чему же бороться? Разве можно устоять перед силой, движимой одним
единственным стремлением - уничтожить тебя?
  Анжелика боялась, что станет заметна усиливающаяся дрожь ее рук,
держащих щетку для волос и гребешок. Но больше всего она боялась, что,
поддавшись рефлексу панической самозащиты, она бросится на преступницу и
обезвредит ее, лишив жизни. Разве не так она поступила бы с агрессивным
диким зверем? "Но будь осторожна, - умолял внутренний голос, - такой
выход, даже если он справедлив, обойдется слишком дорого для тебя, твоего
мужа, твоих детей. Что можно противопоставить дикому зверю, не имея
оружия? Только одно - сохранять выдержку. Помни об этом! Это твой
единственный шанс, если таковой еще имеется!"
Она стала снова медленно расчесывать волосы, то собирая, то распуская
их. Амбруазина молчала, наблюдая за ней. Наступала ночь.
  Анжелика встала взять с камина подсвечник, поставила его рядом с
зеркалом и зажгла свечу. В зеркале она увидела свое бледное лицо в синем
отблеске сумерек. Лицо ее выглядело уставшим, но неожиданно помолодевшим.
Так бывало уже не раз: потенциал молодости восставал против грусти и
обреченности.
  Амбруазина заговорила вновь:
  - Абигель и ее дети; ваши любимчики, эти вонючие индейцы, которых вы
старались развеселить; раненые, которые ждали вас как мать; и ваш кот, и
этот медведь... Я ревновала к медведю, ревновала даже к старой мисс
Пиджон, когда вы отправились утешать ее после смерти этого толстого
болвана Пэтриджа.
  - Не вы ли его убили?
  Герцогиня сделала большие невинные глаза:
  - Причем здесь я? Разве вы не помните, - он дрался на дуэли с
Луи-Полем де Верноном.
  - Когда иезуит разоблачил вас, вы решили, что он должен умереть. Но
как сделать это, не вызвав подозрений? К тому же, иезуиты достаточно умны,
чтобы дать убить себя просто так. И тогда вы или кто-то из ваших
распустили слух среди англичан, что их отправят в Канаду как пленников. Вы
знали, что этого было вполне достаточно, чтобы пастор разъярился, как
дикий кабан.
  Амбруазина была в восторге.
  - Ловко придумано, не правда ли?
  Анжелике до тошноты захотелось если не удушить, то по крайней мере
как следует ударить Амбруазину, но она держала себя в руках, понимая, что
такой безрассудный поступок может иметь необратимые последствия.
  Амбруазина явно устала от безрезультатных попыток вывести из себя
Анжелику. Сойдя с гамака, она приблизилась к ней и с большим
удовлетворением увидела, как побледнела Анжелика от одного запаха ее
духов. Ведь Анжелика воспринимала ее, как ядовитую змею, вынужденное
соседство с которой делало ее совершенно больной.
  Понимая, что ей надо немного прийти в себя, - Анжелика открыла сумку,
чтобы положить в нее гребешок и щетку. Амбруазина машинально заглянула в
сумку и тут же воскликнула:
  - А это что?
  Она увидела свинцовую дубинку, вынутую Анжеликой из рук человека,
которого Пиксарет убил в Сарагуше.
  - Как к вам попал этот предмет? - спросила герцогиня, свирепо
уставившись на Анжелику.
  - Мне дал его в Париже один ремесленник.
  - Это не правда.
  - Почему вы так думаете? Глаза Анжелики засверкали.
  - А откуда у вас такой интерес к этому предмету, мадам де Модрибур?
Видимо, вы догадались, что ко мне он мог попасть только от тех бандитов,
которые устраивают кораблекрушения, а затем добивают потерпевших во
Французском заливе? А вы отдаете им приказы о совершении этих
преступлений? Не вы ли их тайная предводительница?.. Не вы Велиалит?
  Она схватила Амбруазину за запястья.
  - Я сорву с вас маску, - сказала Анжелика сквозь сжатые зубы. - Я
добьюсь вашего ареста. Вас заточат в тюрьму... Потом повесят на Гревской
площади!.. Я выдам вас инквизиции, и вас сожгут на костре как колдунью!
  Враги Анжелики всегда опасались ее гнева. Она взрывалась именно
тогда, когда у них появлялась уверенность, что она, изысканная светская
дама с чувствительным сердцем, не способна на вспышки вульгарного гнева,
свойственного простолюдинам.
  - Но вы просто ., просто ужасны, - застонала герцогиня. - Это
немыслимо - вы - и такая злоба! .. Ой, ой, отпустите меня, вы делаете мне
больно.
  Анжелика отпустила ее таким резким движением, что герцогиня едва не
села мимо гамака. Растирая пострадавшие запястья, она захныкала:
  - ..Из-за вас браслеты вонзились мне в кожу.
  - А я бы с удовольствием вонзила вам в сердце нож, - с ненавистью
воскликнула Анжелика. - И такой день придет! Вы ничего не потеряете,
дождавшись его.
  Потрясенная Амбруазина, откинувшись всей спиной на сетку, вдруг
принялась корчиться, заламывая руки, испуская бессвязные звуки и
выкрикивая какие-то обрывки фраз, которые постепенно стали складываться в
нечто вразумительное.
  - О, Сатана, о господин мой, - стенала она. - Почему заставил ты меня
сражаться с ней? Жестокость ее неслыханна.., я больше не могу этого
выдержать. Почему она?.. Почему ты вовлек меня в борьбу именно с ней?
Почему твой пронзительный глаз-сапфир натравил меня на нее?.. Как можешь
ты допускать, что подобные существа живут на земле, ты, столь непримиримый
к подлостям других? Наверное, тебя ввело в заблуждение совершенство ее
красоты. Ты решил, что такая красота обязательно сочетается с глупостью,
поверил ее кажущейся покорности судьбе, притворной готовности этой женщины
смириться с поражением. Почему ты не предостерег меня об опасностях
светского обмена шпильками, об этой коварной западне, в которую попадаются
самые опытные и жесткие люди: выиграв словесный поединок, они принимают
себя за хозяев положения, но вскоре оказывается, что это совсем не так.
  Все это Амбруазина говорила как бы в полузабытьи, подавленная
неодолимой, как девятый вал, силой гнева Анжелики, устами которой,
казалось, вещала сама судьба. Особенно болезненно герцогиня восприняла
страшные ее слова об уготовленном ей костре инквизиции, физически ощутив,
как ее тело бьется в страшных конвульсиях в ревущих языках пламени. Чуть
не плача от жалости к себе, она продолжала:
  - Так кто же хозяин положения?.. Неужто Сатана и на этот раз не
справится со своим подручным? Бедное мое, прекрасное детство! Что сделали
вы с ним? Ты, сапфироглазый кровопийца, и ты, Залиль, весь в человеческой
крови. Ты мог сделать с нами что угодно, ты, всемогущий Сатана! Но он
ускользнул от тебя и теперь терроризирует меня... Он предал меня этому
страшному созданию, названному ангельским именем! Сжалься же, сжалься надо
мной!
  Она издала еще один отчаянный стон, потом вдруг как-то обмякла и
впала в полукаталепсическое состояние. Бредовая горячка герцогини вызвала
у Анжелики чувство растерянности. Дьяволица, да к тому же сумасшедшая! Что
делать?
  В наступившей тишине, чувствуя себя совершенно опустошенной, она
стояла у стола, прислушиваясь к шуму ветра. Временами доносились, как
далекий шепот, обрывки фраз, которыми обменивались люди, возвращавшиеся с
моря в поселок, и грустные ноты рожка, похожие на крик тюленей.
  Все было зловеще, как в чистилище, где духи зла терзают грешные души,
обреченные в муках постичь цену добра и в назначенный день встретить новый
свет...
  Трудно было представить себе нечто более несуразное - в этот момент и
в этих проклятых местах, - чем появление Виль д'Авре с учтивой улыбкой на
лице, с красными башмаками на ногах, в жилете с цветочками и камзоле цвета
сливы.
  Однако улыбка мгновенно слетела с лица маркиза, едва он увидел
Амбруазину.., в своем персональном гамаке!
  - Она заняла мой гамак!
  С недовольным видом избалованного ребенка, у которого отобрали
любимую игрушку, он уселся на деревянной скамейке у очага.
  Анжелика вполголоса пересказала ему разговор с герцогиней, не умолчав
об угрозах, высказанных в ее адрес. Маркиз был вне себя.
  - На этот раз она переступает все границы! Тем хуже для нее - по
праву губернатора я арестовываю ее и заключаю под домашний арест.
  Но сразу же осознав нереальность своего заявления, он опустил голову.
  - Увы, мы бессильны. Нас опередили, загнали в угол, мы оказались в ее
власти, а она чувствует себя в полной безнаказанности.
  Понизив голос, он продолжал:
  - В поселке полно подозрительных лиц. Я поделился этим наблюдением с
Никола Пари и сказал ему, что бретонцам лучше побольше заниматься своей
треской и поменьше слоняться, где попало, с оружием в руках. На это он
ответил, что слоняются с оружием совсем не рыбаки Марьена Альдуша. Но
тогда кто они, эти бесцеремонные молодчики, которые, никому не
представившись, заполнили поселок? - спросил я Никола. Мой вопрос ему явно
не понравился, и он неопределенно ответил, что это матросы с тех двух
кораблей, которые стали на якорь за мысом.
  - Все ясно. Значит, герцогиня подтягивает в поселок своих людей.
  Маркиз подмигнул Анжелике и прошептал:
  - Восемьдесят легионов...
  Затем он продолжил уже серьезно:
  - .. Как бы там ни было, будем бороться. Наше спасение теперь зависит
от выдержки и бдительности. Главное - продержаться до прибытия графа де
Пейрака. В любом случае, когда мы выберемся из этой передряги, я буду
жаловаться в Квебек и даже выше: напишу в Париж. Для них колонии - это
какая-то свалка для нежелательных и сумасшедших лиц обоих полов, чей
высокий ранг не позволяет поместить их в дом для умалишенных в Бисетре
вместе с простолюдинами. Вы, наверно, думаете, дорогая моя, что только по
простому невезенью вы встретили здесь, на краю света, резвящуюся на
свободе герцогиню, в которую вселился дьявол. Так вот, вы ошибаетесь! Это
сознательный расчет королевских чиновников Франции. Для них это самый
простой выход: заслать куда подальше обезумевших дам, от которых
открещиваются и монастыри, и заклинатели бесов, и которых не терпят ни при
дворе, ни в любом приличном обществе. Пусть страдают те, кто связал свою
судьбу с другим полушарием! Пусть они пеняют на себя - нечего было
уезжать! Сколько неприятностей я претерпел из-за этой Мессалины, например,
в день моего юбилея, когда в самый разгар пиршества затонул "Асмодей", и
Марселина не успела продемонстрировать свой коронный номер со вскрытием
мидий. Все это более чем прискорбно, и летний сезон можно считать
сорванным. Но по чьей вине? По вине более подслеповатых, чем кроты,
парижских чиновников, которые, заложив за ухо свои гусиные перья, решают
вопросы заселения колоний. Я выступлю против такого произвола, напишу
самому Кольберу. Я знаю его, надеюсь, вы тоже. Весьма трудолюбивый и
способный человек, правда очень занятой. Впрочем, и он, и другие видные
представители буржуазии, пользующиеся поддержкой короля, не улавливают
некоторые нюансы. Хлопоча как белки в колесе, они составляют бесконечные
реестры, веря, что от этого зависят судьбы мира и что только накопление
капитала способно обеспечить всеобщее душевное равновесие... Но ничего не
поделаешь, мир меняется в этом направлении, и от нас это не зависит...
  - Не говорите так громко. Она может услышать нас.
  - Нет, она в состоянии каталепсии с полным отключением сознания. Она
прибегла к самому трусливому способу преодоления усталости, трудностей
жизни и последствий своих поступков.
  Вынув из кармана табакерку, он попользовался ею и несколько раз
чихнул, не выведя при этом Амбруазину из состояния глубокого сна.
  - Сумасшествие и служба дьяволу - в одном месте. - Не прореагировав
на эту реплику Анжелики, маркиз сказал:
  - Разыграв сегодня картину откровенности, признания своего поражения
и страха перед вами, она хотела разжалобить вас. Но вы не поддавайтесь -
таким людям нельзя доверять никогда и ни в чем.
  Затем он сказал громким голосом и совсем другим тоном:
  - Что вы там застыли, как свеча, Анжелика? Ведь сегодня довольно
свежо. Идите сюда, к огоньку, и расскажите мне подробно, какие торговые
сделки были у вас в свое время с господином Кольбером. Ведь мы с вами
союзники, не так ли?
  Герцогиня де Модрибур, постепенно выходя из летаргического сна,
смогла увидеть, как маркиз и Анжелика мирно беседуют у камина о курсе
какао на международных рынках.
  - Желаете ли вы, дорогой друг, чтобы я проводил вас до дома? -
галантно предложил маркиз, когда Амбруазина встала с гамака.
  Но она, бросив на него сумрачный взгляд, направилась к двери и вышла
из дома.


                                  Глава 17


  Демонология, души, заложенные дьяволу, безумство!
  Эти слова преследовали ее даже во сне, пока, проснувшись, Анжелика не
убедилась, что все вокруг спокойно.
  Обычная ночь над бухтой, храп спящих людей... Сидя на корточках у
костра, индеец жует кусок сала острыми, как у хорька, зубами... В
прозрачном тумане плывет луна...
  Может быть, ее страхи и подозрения - плод помутившегося рассудка?
Нет, разве можно забыть, что за несколько дней здесь погибли две женщины?
Замыслы маньячки-убийцы представляют для нее и ее людей вполне реальную
опасность.
  В ночной темноте раздавались сухие ритмичные звуки индейских
барабанов и флейт. "Они начинают пьянеть", - заметил Виль д'Авре перед
тем, как пожелал ей доброй ночи. Сколько таких индейцев в близлежащих
лесах погружались сейчас в магию алкогольного опьянения, припадали к
прозрачному, обжигающему, всеразъедающему роднику огненной воды, источнику
иллюзорной связи с невидимыми богами...
  Кругом полные опасностей леса, соленое море с туманным горизонтом,
откуда, казалось, не может прийти никакая помощь, никогда...
  Но ведь Кантору удалось уйти, и он должен отыскать отца, как это уже
было однажды. Разве непредусмотренное Амбруазиной появление Аристида с его
балаганным экипажем и побег Кантора не свидетельствовали о том, что хаос
человеческого существования спутывает расклад карт в ее строго
рассчитанной партии, что власть ее слабеет?
  Бред Амбруазины во время вымышленного или действительного приступа
выдал ее обеспокоенность и растерянность. Некоторые ее мистификации
становились менее пугающими, лопались, как мыльные пузыри, в столкновении
с бесхитростной земной реальностью. Но в беспокойном полусне Анжелике
чудилось, что во лбу Амбруазины сверкает сапфировый глаз и она скачет
верхом на мифическом звере, белом жестоком единороге, живущем в лесной
глуши.


                                  Глава 18


  В дверном проеме появился другой "единорог". В лучах солнца блеснула
его золотая спина.
  Вот он протиснулся в домик Анжелики, и за ним показалась
непривлекательная физиономия капитана Симона. Распрямившись, он едва не
задел седой головой балки под потолком.
  - Мадам, позвольте доверить его вам, - сказал он густым басом. - Я
ухожу и не могу взять его с собой.
  - Но я не хочу держать у себя этого зверя, - воскликнула Анжелика.
  - Почему? Он совсем не злой. Капитан положил руку на загривок
деревянного позолоченного единорога.
  - Как он красив! - восторженно прошептал он. Увидев за спиной
капитана походный мешок, Анжелика спросила:
  - Вы уходите?
  - Да, ухожу.
  Лицо его осунулось, обросло седоватой бородой. Он отвел глаза.
  - Сначала Мария. Позавчера Петронилья... Славная была женщина, мы
прекрасно ладили. Больше мне не под силу увидеть все это. Ухожу. Хватит с
меня. Ухожу вместе с юнгой, кроме него у меня никого нет.
  - Вам не удастся пройти, - вполголоса сказала Анжелика. - "Они" и в
лесу, и даже здесь, среди нас...
  Капитан Симон не стал спрашивать, кого она имеет в виду.
  - Я-то пройду... А вот мой единорог... Доверяю его вам, мадам.
Вернусь за ним при первой возможности...
  - Вы никогда не вернетесь, - повторила Анжелика. - Она не позволит
вам уйти, пошлет за вами погоню из тех самых людей, которые организовали
крушение корабля и истребили ваш экипаж.
  Старый капитан с ужасом взглянул на Анжелику, но не вымолвил ни слова
и тяжелым шагом направился к двери, где его ждал юнга с деревянной удочкой.
  - ..Еще одно слово, капитан.., прежде чем вы унесете свою тайну в
могилу, - остановила его Анжелика. - Ведь вам, профессиональному
мореплавателю, всегда было ясно, что вы пришли не в Квебек. Разве я не
права? Вы знали свой пункт назначения - Французский залив, Голдсборо.
Почему же вы подставили под удар свою репутацию капитана и продолжали
молчать даже после всего того, что произошло?
  - Она заплатила мне за это, - промолвил капитан.
  - Как она вам заплатила?
  Он снова с испугом посмотрел на Анжелику, губы его дрогнули, и она
подумала, что он заговорит. Но капитан сдержался и, опустив голову,
удалился в сопровождении своего юнги.
  Усталая Анжелика осталась наедине с единорогом, как вдруг появился
маркиз де Виль д'Авре. Очень взволнованный, он закрыл дверь на засов и
проверил, хорошо ли закрыто окно, чтобы никто не мог подслушать его
доверительное сообщение.
  - Я знаю все, - восторженно заявил он, - именно все и никак иначе!
  С торжествующим видом расхаживая по комнате, он начал свой рассказ:
  - Старина Симон решил рассказать мне то, что он устыдился рассказать
вам как женщине. "Я влип в эту историю как последний кретин, но хоть под
конец решил искупить по возможности свою вину". Это его слова, я передаю
их вам буквально. Короче говоря, он сообщил мне все, что известно ему.
Сопост