отайной фонарь.
   - Вы возвращаетесь к себе? - спросила она его.
   - Нет, я иду с вами, сударыня, потому что вы во что бы то ни стало хотите
посмотреть, что там во дворе.

Глава 30

   Фонарь оказался ни к чему. Все вокруг было залито лунным светом.
   Плывущие по небу черные, как копоть, тучи сейчас лишь  изредка  закрывали
собою ночное светило. Снегопад, который вдруг начался к  вечеру,  когда  уже
стемнело, прекратился, но все было засыпано  толстым  слоем  снега,  который
усиливавшийся мороз покрыл крепким настом, похрустывающим под ногами.
   Едва они миновали узкий проход между сугробами, что вел от порога дома во
двор, как ветер, гнавший поземку, ударил им в  лицо  ледяной  пылью,  и  она
безжалостно впивалась  в  кожу,  словно  тонкие  металлические  опилки.  Они
гремели по одежде, жгли лицо.
   Пригнув головы, Анжелика и Элуа  Маколле  направились  к  конюшне,  потом
дальше, чтобы взглянуть, что  делается  за  палисадом.  По  дороге  Анжелика
пристальным взглядом смотрела по  сторонам,  пытаясь  разгадать  тайну  этой
необыкновенно светлой ночи.
   Видно было довольно далеко, до самого конца первого озера.
   Все вокруг  было  окутано  поблескивающей  дымкой.  Это  поземка,  словно
алмазная пыль, вихрем закручивалась в гало вокруг верхушек деревьев, венчала
нимбом  вершины  холмов,  подчеркивала  линию  берега.  А   озеро,   укрытое
освещенным  луной  гладким  и  блестящим  снежным  покрывалом,  больше   чем
когда-либо заслуживало сейчас названия "Серебряное".
   Непрекращающееся пронзительное посвистывание и перешептывание зимней ночи
звучало скорбной песней замерзшей земли,  отданной  на  растерзание  суровой
северной зиме.
   Глаза Анжелики слезились от ветра, и это мешало ей смотреть. Вдруг внизу,
на другом конце озера, промелькнул белый прозрачный  силуэт.  Кто-то  бежал,
размахивая  руками,  а  потом,   вдруг   перекувырнувшись,   исчез,   словно
растворился в беспощадном снежном вихре.
   Анжелика и Элуа Маколле, ошеломленные, направились к краю мыса.
   - Ну, теперь-то вы видели, Элуа, вы видели?.. - крикнула Анжелика.
   Старый траппер покачал головой.
   - Это привидения, - пробормотал он. -  Никола  Перро  верно  сказал:  это
привидения... Кому же еще бродить по  лесам  в  такую  непогодь,  кроме  как
привидениям...
   - Да вы бредите... Привидения!.. Там люди...
   Она закашлялась, потому что холодный воздух попал ей  в  горло  и  у  нее
перехватило дыхание, а потом повторила, прокричав ему прямо в лицо:
   - Я говорю вам, там люди... и они гибнут...
   Они поспешно вернулись в форт. Их рассказ вызвал общее смятение.
   Анжелика пыталась убедить всех, что она  и  вправду  видела  человека  на
противоположном берегу озера. Но старый Маколле упрямо твердил:
   - Да привидения это, привидения... В конце концов они же существуют... Уж
я-то их вижу не в первый раз...
   - И я! И я тоже! - поддержало его несколько голосов. Анжелика  остановила
поток историй о призраках и привидениях, который вот-вот готов был  хлынуть,
топнув ногой и прокричав изо всех сил:
   - Довольно, это люди, я  вам  говорю!  Я  слышала  их  крики!..  Слышала,
понимаете?..
   - Э-э... Крики... Ну хорошо, госпожа графиня, пусть это и впрямь  кричали
люди, которых вы увидели на берегу озера, но как все-таки вы могли  услышать
их, сидя здесь, в зале, ведь это больше чем в миле отсюда?
   - Да нет, тут дело ясное - это привидения бродят и пугают добрых людей  в
сочельник, - сказал мэтр Жонас, нравоучительно поднимая палец. -  И  нам  не
остается ничего другого, как поплотнее законопатить все щели да помолиться.
   Анжелика   провела   рукой   по   своему   холодному,   словно   твердое,
бесчувственное дерево, лбу.
   Чему верить? Что думать?.. Ну хорошо,  пусть  услышанные  ею  крики  были
галлюцинацией, но фигура, которую она увидела на берегу озера, - нет, это не
плод ее воображения!
   Граф де Пейрак показался на пороге своей спальни, куда он ушел  незадолго
до их возвращения. Он спустился  по  ступенькам,  которые  вели  в  залу,  и
спросил о причине волнения.
   - Мы заметили... кто-то там, внизу, на  краю  озера...  -  объяснила  ему
Анжелика.
   - Да, там бродят  привидения,  -  подтвердил  Маколле.  -  Наверняка  это
неприкаянные души, я видел сквозь этого призрака лес...
   Анжелика не осмелилась настаивать, ибо у нее тоже создалось  впечатление,
будто он был прозрачный.
   - Может, это просто снежный смерч, поднятый ветром? - предположил граф де
Пейрак.
   Но на этот раз Анжелика и Маколле сошлись во мнении.
   - Нет! Нет! Это... что-то другое.
   Жоффрей де Пейрак внимательно смотрел на жену.  Он  заметил,  что  у  нее
какой-то потерянный взгляд - такой бывает она, когда ее что-то гложет. В эти
дни она словно уходила в себя, целиком поглощенная вопросом, который еще  не
могла точно сформулировать, но на который она одна должна была найти  ответ.
Он догадывался, что она до крайности чувствительна к  феноменам,  имеющим  в
основе абсолютно материальную сущность, но не становящимся  от  этого  более
объяснимыми.
   Граф размышлял.
   Никола Перро разделял его сомнения. Он посмотрел на Анжелику тем же самым
озадаченным и проницательным взглядом, что и хозяин, и вдруг выпрямился.
   - Нужно идти туда, - решительно заявил он. И обернулся к Анжелике.  -  Вы
именно  этого  хотите,  госпожа  графиня?  Да?..  Что  ж,  если  так,  тогда
пойдемте...
   - Идет, - сказал граф, решаясь. - На худой конец мы  рискуем  всего  лишь
совершить не очень приятную прогулку, но зато вы  успокоитесь,  дорогая,  не
правда ли?
   Овернец Кловис отшатнулся, отчаянно замахав руками.
   - Бежать за призраками, мне? Ни за что! - воскликнул он и, бросившись  на
нары, с головой укрылся одеялом.
   И этот нечестивец даже перекрестился несколько раз.
   В сопровождении Никола Перро, двух  испанцев,  Жака  Виньо,  Флоримона  и
Кантора Анжелика и граф де Пейрак с фонарями спустились к  озеру.  Итальянец
Поргуани уже улегся спать в своей клетушке около мастерской,  и  они  решили
его не беспокоить. Элуа  Маколле  следовал  поодаль,  ворча  и  перебирая  в
кармане свои четки.
   Луна время от времени скрывалась за облаками. Снег был такой твердый, что
не пришлось даже надевать снегоступы.
   Они медленно продвигались по правому берегу озера. Идти  было  трудно,  и
все молчали. Слышно было только, как поскрипывал под сапогами  и  мокасинами
снег да тяжело и хрипло дышали люди, тем более что в  морозном  воздухе  все
звуки усиливались.
   Дойдя до конца озера, они остановились.
   - Вот здесь, - сказала Анжелика, оглядываясь. Вокруг царила тишина, такая
торжественная тишина, что беспокойство, которым они только что были  объяты,
сейчас казалось необъяснимым.
   Даже ветер немного  утих  и  поземка  дула  совсем  слабо,  едва  взметая
свежевыпавший снежок.
   Пройди они  еще  немного  вперед,  они  увидели  бы  водопады,  сверкание
клокочущего каскада, похожего  на  трубы  хрустального  органа.  Все  вокруг
выглядело сумрачным, спящим.
   - Ну что ж, поищем, - сказал граф де Пейрак.
   Они разошлись в разные стороны, кругами освещая землю светом фонарей.
   Но снежный покров был девственно нетронутым.
   Закоченевшая  Анжелика  уже  готова  была  упрекнуть  себя  в  чрезмерной
настойчивости. Завтра, когда она проснется  и  винные  пары  рассеются,  она
посмеется над этой глупой историей. А потом ей придется приготовить  себя  к
тому, что все долго еще будут подтрунивать над ней. Потом вдруг  неудержимое
и упорное желание обязательно найти, разгадать эту тайну охватило ее, и  она
искала, искала, натыкаясь на деревья, на кусты, оступаясь в рытвинах.
   Немного погодя они снова собрались все вместе  и  решили  возвращаться  в
форт.
   Но словно какая-то невидимая рука продолжала тянуть Анжелику  назад.  Она
никак не могла решиться покинуть это место  и,  дав  другим  обогнать  себя,
потихоньку отстала.
   Она жалела, что с ними нет индейца из племени панис, который  сопровождал
обычно Никола Перро, - вот  у  кого  действительно  нюх,  как  у  охотничьей
собаки. Но он очень боится ночных призраков, и даже сам Никола не  смог  бы,
пожалуй, заставить его пойти с ними.
   В последний раз Анжелика обежала  взглядом  заснеженное  пространство  от
берега озера до опушки леса.
   Там какой-то странный сугроб...
   В этот момент луна в полном  своем  сиянии  выползла  из-за  тучи,  пучок
серебряного света скользнул между ветвями и упал на  этот  холмик.  Анжелика
чуть не закричала.
   Рассеянный свет, придавая новую форму теням, особенно  четко  вырисовывая
бугры и впадины местности, вдруг на один миг выхватил из  темноты  очертания
распластанной человеческой фигуры.
   Она увидела, да-да, увидела под белым покрывалом мягкие очертания головы,
тела...
   А там, дальше, не откинутая ли это рука?..
   С бьющимся сердцем она  поспешила  туда.  Холмик  снова  был  погружен  в
полумрак. Она бросилась на колени и с неистовством  стала  разгребать  снег.
Она что-то нащупала, еще не зная, что именно, но что-то она  уже  держала  в
своих руках, судорожно сжимающихся по мере того, как она тащила, и это  были
не листья, не земля, не... Но что же?..  Что  можно  было  найти  здесь  под
снегом?..
   Она сняла перчатки, чтобы лучше прощупать пальцами, - материя!..
   И тогда она принялась тянуть, изо всех  сил  тянуть.  И  что-то  тяжелое,
негнущееся показалось из-под снега. Это была рука человека.
   Она продолжала разгребать, тащить, уже высвободила плечо, приподняла весь
торс, и снег легко соскользнул с туловища, потому  что  снега  было  не  так
много, как раз столько, чтобы скрыть от взглядов тело человека, который упал
тут от изнурения.
   Высоко подняв фонарь, она посветила вокруг. Тут,  под  снегом,  лежали  и
другие. Теперь она ясно угадывала их. Как же они не заметили их раньше? Ведь
столько людей всего лишь несколько минут назад прошли здесь, совсем рядом  с
ними.
   Она снова принялась за работу, и ей удалось окончательно вызволить первое
тело и волоком перетащить его на открытое место, цепляясь  за  одеревеневшую
одежду своими ноющими от боли голыми пальцами. От волнения  она  дышала  так
лихорадочно, что у нее огнем горело горло. И она была не в состоянии позвать
на помощь.
   К счастью, вблизи послышался голос графа, окликающий ее, - это Жоффрей де
Пейрак вернулся за ней.
   - Где вы?..
   - Здесь, - ответила она, - идите скорее, скорее, вот они.
   - О Боже! - воскликнул  Жоффрей.  И  увидел,  как  она  выходит  из  тени
деревьев, согнувшись под тяжестью какой-то темной и неподвижной ноши.

Глава 31

   Они выкопали из-под снега  восьмерых.  Восемь  человек.  Восемь  существ,
неразличимых под панцирями своих  задубелых  ото  льда  плащей,  митассес  и
одеял. Неподвижные, они еще, кажется, дышали.
   - Они живы. Они свалились  здесь  всего  какой-нибудь  час  назад,  и  их
припорошило снегом.
   - Но кто они? - спросил Виньо.
   - А кто, ты хочешь, чтобы они были? - вопросом на вопрос ответил Маколле.
   - Ты же слышал, что сказал  Перро.  Раз  они  не  привидения,  и  значит,
канадские французы. Только эти безумцы могут прогуливаться в такую погоду по
здешним местам.
   Один из них - тот, которого нес Жак  Виньо,  -  совсем  заледенел  и  был
словно бревно.
   - Он же  тяжелый,  как  дохлый  осел,  этот  тип,  бурчал  себе  под  нос
парижанин, с трудом продвигаясь по тропинке к форту, - уж он-то  покойничек,
тут спору нет, тот, кого ты тянешь на себе, сын мой! Это уж точно. У тебя на
спине покойник, друг мой Жак!.. - И он торопливо перекрестился.
   Что ж, даже язычник - а именно к их числу принадлежал Жак Виньо, -  когда
его разбивает паралич, неся свой крест, вспоминает об Иисусе Христе.
   Вот она, ночь богоявления! Самая настоящая ночь богоявления!
   В зале  форта  уже  просто  некуда  было  ступить.  Те,  что  в  ожидании
оставались в доме,  смотрели  на  входящих  с  ужасом.  А  они  все  шли,  и
спасители, как и спасенные,  одинаково  походили  на  призраков  -  покрытые
снегом, с побеленными инеем бровями и подбородками.
   У всех спасенных лихорадочно горели глаза, а  во  взглядах  некоторых  из
них, казалось, еще отражался мрак потустороннего мира.
   Жак Виньо свалил свою ношу прямо на стол, и одеревенелое  тело  с  глухим
стуком упало между блюдами и не убранными еще несколькими  слитками  золота.
Бедняга Жак совсем выбился из сил.  Он  дышал,  словно  вытащенный  из  воды
морской лев, и тряс своими посиневшими пальцами.
   Четверо почти совсем не подавали признаков жизни, и их положили  на  пол,
но остальные вроде бы начинали приходить в  себя,  и  им  помогли  сесть  на
скамьи.
   Судя по лицам спасенных,  побелевшим  от  мороза,  среди  них  были  трое
индейцев и четверо европейцев. Европейцы - все французы. Лицо мертвеца  было
закрыто капюшоном.
   Французы основательно обросли бородами, в  которых  повисли  сосульки,  и
теперь они подтаивали и падали на  пол  с  тихим  звоном  разбитого  стекла.
Беднягам поднесли к губам чарки с водкой. Они выпили,  и  их  дыхание  стало
более ровным и глубоким.
   Опасный сон в холодной ночи, под снегом, который чуть не похоронил их под
своим покровом, не превысил двух часов. Однако один из них был  мертв.  Тот,
что лежал на столе.
   Никола Перро подошел и, откинув капюшон из  шерстяной  ткани,  скрывавший
лицо мертвеца, глухо воскликнул:
   - Боже! Пресвятая дева!.. Какая жалость!..
   Он перекрестился.
   Подошли другие и, узнав покойного, отшатнулись с такими же  приглушенными
возгласами.  Страх,  суеверный  страх  завладевал  их  сердцами,  ибо   того
человека, застывшее в каменной неподвижности лицо которого  они  только  что
разглядывали, они уже давно считали мертвым, они догадывались, что он мертв,
что он умер по меньшей мере около трех недель назад, там,  на  берегу  озера
Мегантик.
   Это был лейтенант Пон-Бриан!..
   Все обернулись к графу де Пейраку. Тот подошел, хмуря брови,  и  спокойно
оглядел обтянутое бледной кожей лицо с закрытыми глазами. Одним  пальцем  он
еще больше отодвинул капюшон,  обнажив  на  виске  черную  звездочку.  Крови
вокруг раны почти не было, из-за холода.
   Он кивнул. Да, это тот самый человек, которого он убил  своей  шпагой.  И
глаза его, которые он, как честный противник, сам закрыл ему, с тех  пор  не
открывались.
   Итак, все ясно, у них в доме покойник. Уже три недели прошло с того  дня,
как он умер, но благодаря  морозу  труп  сохранился,  спрятанный  на  ветвях
дерева, куда положил его гурон, - так в этой стране  обычно  хоронят  зимой,
чтобы уберечь труп от лисиц и волков до той поры, когда оттает земля и можно
будет выкопать могилу.
   - Мертвый, - прошептала госпожа Жонас, наклонившись к  Анжелике,  которая
хлопотала у очага, разогревая суп и мясо.
   - Ну что ж...
   - Это лейтенант Пон-Бриан.
   Анжелика вздрогнула и выпрямилась. Она была у своего очага, на помосте, и
могла видеть всю залу, сейчас являвшую  собой  странное  зрелище:  застывшие
вокруг стола  фигуры,  созерцающие  окаменевшее  тело,  распростертое  между
остатками праздничного ужина и поблескивающими слитками золота.
   - Да, это лейтенант Пон-Бриан, - произнес чей-то чужой властный голос.
   Один из незнакомцев встал,  пошатываясь.  На  его  бледном  лице  еще  не
изгладились следы пережитого. Глаза его горели, и он впился взглядом в графа
де Пейрака.
   - Да, это лейтенант Пон-Бриан, которого вы убили и от имени  которого  мы
пришли потребовать правосудия, мессир де Пейрак.
   Жоффрей де Пейрак спокойно оглядел его.
   - Откуда вы знаете меня, сударь?
   - Я граф де Ломени-Шамбор, - послышалось в ответ. - Вы не  узнаете  меня?
Мы с вами встречались в Катарунке.
   Никола Перро, которого не  было  в  Вапассу  в  те  дни,  когда  приходил
лейтенант  Пон-Бриан,  вглядывался   поочередно   во   всех   присутствующих
пристальным, недоумевающим взглядом.
   - Нет, это невозможно! - воскликнул он, подбегая к  графу  де  Пейраку  и
судорожно хватая его за камзол, чего он никогда бы не осмелился сделать,  не
будь он в состоянии крайнего волнения. - Вы убили этого  человека?..  Но  он
был моим другом!.. Моим братом!.. И вы, вы его убили!.. О, это не правда!
   - Нет, это правда, - слабым голосом сказал один из спасенных. - Вот каков
человек, которому вы служите, Никола!.. Он  в  любую  минуту  без  колебания
убьет вашего соотечественника, если ему это потребуется...
   Жоффрея де Пейрака - а он до тех пор с  невозмутимым  видом  стоял  среди
взволнованных и напуганных своих людей, - казалось, внезапно обуял  яростный
гнев, особенно когда он перехватил растерянный взгляд этого честного канадца
Никола Перро.
   - Да, я его убил, - сказал он глухим и хриплым голосом. И, повернувшись к
графу де Ломени, закончил:
   - Но Никола Перро - мой друг. И не пытайтесь поссорить нас.
   Его черные глаза сверкнули, взгляд их стал страшен.
   - Лицемеры! Лицемеры! Вы же знаете, за что я его убил. Так почему  же  вы
прикидываетесь возмущенными?.. И обвиняете меня в  преступлении?  А  ведь  я
всего лишь отомстил за свою поруганную честь!.. Разве в ваших жилах течет не
дворянская кровь? Разве вы не знаете, что этот человек воспылал  страстью  к
моей жене... Он пришел сюда с намерением соблазнить  ее,  забрать  ее  себе,
похитить... Он пришел сюда, чтобы украсть ее  у  меня  и  оскорбить  в  моем
собственном  доме...  И  я  должен  был,  по-вашему,   смириться   с   таким
вероломством? Должен был  оставить  его  поступок,  его  преступную  страсть
безнаказанными?.. Нет, тому, кто идет на такое безумие, нужно быть готовым к
расплате!.. Таков закон!.. У нас была честная дуэль, по всем правилам...  Он
убит. И знайте же, если кто-нибудь еще осмелится оскорбить своей любовью мою
жену, его постигнет та же участь, какой бы расы  или  национальности  он  ни
был.
   Его слова падали в мертвую тишину. Взгляды всех перешли от него, стоящего
перед ними в своем  роскошном  пурпурном  одеянии,  к  той,  что  находилась
наверху, на возвышении, в колеблющемся свете пламени, и она предстала им  во
всей своей необыкновенной красоте, в  ореоле  своих  переливающихся  золотом
волос, с глазами цвета морской волны, в которых в этот  момент  промелькнуло
выражение ужаса... Все заметили, что французы, а они только что увидели  ее,
вздрогнули, словно от удара. Да, она была именно  такой,  какой  о  ней  шла
молва, эта Дама с Серебряного озера! Красавица! И  красота  ее  покорила  их
смущенные умы. На какое-то время они просто застыли, утратив дар речи. Потом
один из них провел рукой по лбу.
   - Боже правый! - пробормотал он вполголоса. - Какое безрассудство!  -  И,
повернувшись к мессиру де Ломени, добавил:
   - Вы были правы...
   Ни для кого не составляло тайны, что Пон-Бриан был влюблен  в  эту  чужую
женщину, живущую в глуши леса, что он почти обезумел от страсти.
   Никола Перро опустил голову.
   - Если дело обернулось  таким  образом,  вы  не  могли  поступить  иначе,
монсеньор. Вы должны были его... Я прошу прощения за моего друга.
   Он снял свою меховую  шапку  и  молча  склонился  над  телом.  "Можно  ли
представить себе касту более грозную и  решительную,  чем  эти  канадцы?"  -
думал де Пейрак. И он словно увидел, как они бегут по снегу, в  мороз,  неся
окостеневшее тело друга, взывающее к отмщению...
   - Какие еще дела будут у вас ко мне, мессиры из Новой  Франции?  -  снова
заговорил Пейрак, и в голосе его послышалась  горечь.  -  Вы  хотели,  чтобы
Катарунк был сожжен? Ладно! Он сожжен, вы добились своего. Вы хотели,  чтобы
мое имя было забыто в Северной Америке, или чтобы  я  пал  жертвой  извечной
ненависти ирокезов, или же, в крайнем случае, чтобы я стал на вашу сторону в
той борьбе, которую вы ведете против них? Но вот тут ваши замыслы  потерпели
крах.
   - Мессир де Пейрак, я никогда не отрекался от своих обещаний, данных  вам
в Катарунке, - протестующее сказал де Ломени.
   - Ну, не вы, так ваши собратья. Модрей и