урок, арабов и европейцев. Вдруг она заметила Роша. По обыкновению заросший
двухнедельной щетиной, он нес под мышкой сверток бумаг.
   Анжелика бросилась к нему и бегом пересекла двор.
   - Господин Роша, - задыхаясь, проговорила она,  -  выслушайте  меня!  Ваш
бесчестный приятель д'Эскренвиль решил меня продать. Постарайтесь прийти мне
на помощь, и я вас отблагодарю. У меня состояние во  Франции,  и  вспомните,
что, обещав вам сто ливров, я вас не  обманула.  Я  знаю,  что  вы  сами  не
сможете вмешаться. Но может быть,  вы  убедите  покупателей-христиан  помочь
мне, например, мальтийских рыцарей, которые имеют здесь такое влияние?  Я  в
ужасе: вдруг меня купит какой-нибудь мусульманин и запрет в гарем?.. Внушите
покупателям-христианам, что я готова заплатить какой угодно выкуп, если  они
победят в торгах и вырвут меня из когтей неверных. Может, они  сжалятся  над
их несчастной единоверкой?
   Сначала французский посланник казался весьма стесненным  этой  беседой  и
пытался улизнуть, но, дослушав, успокоился.
   - Да, это блестящая идея, - промямлил он, почесывая затылок, -  и  весьма
осуществимая. Комиссар Мальтийского ордена, занимающийся выкупом рабов,  дон
Хозе  де  Альмада,  кастильянец,  вечером  будет  здесь.  А  еще  -   другая
значительная персона - байи ордена, Шарль де ла Марш из Оверни. Я постараюсь
заинтересовать их. Впрочем, не вижу, что может отвратить их от этого плана.
   - А разве не вызовет удивления,  что  служитель  церкви  занялся  судьбой
женщины?
   Роша воздел очи горе:
   - Дитя мое, сразу видно, что вы нездешняя... Вот уже сколько времени, как
орден перекупает и перепродает рабынь точно так же, как и рабов. И никто  не
находит в этом ничего зазорного. Мы - на Востоке. И не забывайте, что добрые
наши рыцари принимают обет безбрачия, а не целомудрия.  Впрочем,  привлекают
их отнюдь не шалости, но  выкуп.  Католическому  миру  нужны  деньги,  чтобы
поддержать мощь военного флота. Итак, я могу поручиться за ваш титул, ранг в
обществе и состояние. К тому же  рыцари  всегда  рады  угодить  французскому
королю, а я слышал, что  вас  весьма  привечали  при  дворе  Его  величества
Людовика XIV. Все это убедит их прийти вам на помощь.
   - О, благодарю, господин Роша... Вы - мой спаситель!
   В этот миг она забыла, что он вял, худосочен и небрит... Он  выручит  ее!
Она с горячностью сжала его руки. Растроганно  и  в  некотором  смущении  он
проговорил:
   -  Не  благодарите  меня...  Я  счастлив  быть  вам  полезным...  Я   так
беспокоился о вас,  но  ничего  не  мог  сделать,  ведь  так?  Ну  а  теперь
доверьтесь мне.
   Тут на нее набросился, вопя, молодой евнух. Он вцепился ей в руку,  чтобы
прервать эту скандальную выходку. Роша быстро удалился. Разъярившись оттого,
что ее хватают за руку, Анжелика обернулась и отхлестала евнуха  по  дряблым
щекам. Тот выхватил было саблю, но замер в нерешительности: как использовать
это оружие против столь ценного товара, оставленного на его  попечение?  Это
был молодой евнух, привезенный из маленького провинциального сераля, где под
его надзором были лишь мягкие томные женщины. Он еще не был обучен обращению
со строптивыми иностранками. Его губы сложились в плаксивую гримасу.
   Главный банщик, узнав о происшествии, воздел руки к  небесам.  Он  быстро
сообразил, что лучше  поскорее  освободиться  от  ответственности  за  столь
неудобную подопечную. На его  счастье  прибыл  маркиз  д'Эскренвиль,  и  оба
евнуха подробно поведали ему о своих трудностях.
   Пират бросил ненавидящий взгляд на закутанную женщину, в которой с трудом
можно  было  узнать  его  юного  спутника  по  морскому   путешествию.   Под
ниспадающими складками муслина и шелка женственная грация Анжелики бросалась
в глаза. Античность, облачавшая женщин в  просторные  одеяния  вместо  того,
чтобы втискивать их в корсет, знала толк в том, как  проявить  все  прелести
роскошной вожделенной плоти.
   Д'Эскренвиль заскрежетал зубами. Его рука стиснула запястье Анжелики так,
что та побелела от боли.
   - Ты что, забыла, шлюха? Забыла, что я обещал с тобой  сделать,  если  не
будешь как шелковая? Уже сегодня вечером ты попадешь в руки евнухов или тебя
бросят котам... Котам...
   Отвратительная жестокая гримаса исказила его черты. Анжелике он показался
демоном. Однако он взял  себя  в  руки,  поскольку  по  аллее  шел  один  из
приглашенных, пузатенький венецианский  банкир,  весь  утопавший  в  перьях,
кружевах и позолоте.
   - Господин маркиз д'Эскренвиль,  -  воскликнул  новоприбывший  с  сильным
акцентом, - как я счастлив вас снова увидеть! Как поживаете?
   - Плохо, - буркнул дворянин-пират, вытирая потный лоб.  -  У  меня  болит
голова. Раскалывается. И  не  перестанет  болеть,  пока  не  продам  девицу,
которую вы здесь видите.
   - Красивую?
   - Посудите сами. - И жестом барышника он отвел  вуаль  с  лица  Анжелики.
Собеседник аж присвистнул.
   - Фюить!.. Вам везет, господин д'Эскренвиль.  Эта  женщина  принесет  вам
много золота.
   - Надеюсь! Я получу за нее не менее двенадцати тысяч пиастров.
   Жирное лицо банкира изобразило разочарование. Он,  видимо,  подумал,  что
пленница ему явно не по карману.
   - Двенадцать тысяч пиастров. Может, она и стоит того,  но,  по-моему,  вы
все-таки слишком высоко хватили!
   - Есть любители, что не побоятся дойти до  этой  суммы.  Жду  черкесского
князя Риома  Мирзу,  друга  великого  султана,  которому  поручено  отыскать
драгоценные  жемчужины,  а  также  -  Шамиль-бея,  верховного  евнуха   паши
Солимана-Аги,  который  не  постоит  за  ценой  ради   удовольствия   своего
повелителя...
   Венецианец испустил глубокий вздох.
   - Нам трудно соперничать с несметными состояниями этих восточных  владык.
И все же я буду присутствовать на  торге.  Если  не  ошибаюсь,  нас  ожидает
изысканное зрелище. Удачи, дорогой друг!
   Зал продаж походил на обширный салон. Пол устилали  роскошные  ковры,  по
стенам стояли низкие диваны, в глубине располагалось небольшое возвышение  с
ведущими на него ступенями. С потолка свешивались  драгоценные  венецианские
люстры с тысячами подвесок. Слуги-мальтийцы как раз зажигали их.
   Зал был уже наполовину заполнен, и  толпа  прибывала.  Служители-турки  с
длинными висячими усами и в островерхих колпаках с  золотыми  и  серебряными
накладками суетились, предлагая чашечки кофе и тарелочки  со  сладостями  на
маленьких  медных  или  серебряных  столиках.  Другие   приносили   желающим
непременные кальяны.
   Больше всего было восточных одеяний. Однако виднелось и с  десяток  белых
пиратов в просмоленных  штанах.  Некоторые,  подобно  маркизу  д'Эскренвилю,
взяли на себя труд натянуть не слишком поношенный камзол и нахлобучить шляпу
с непопорченным плюмажем,  но  все  были  воинственно  разукрашены  богатыми
рукоятями пистолетов и абордажных сабель.  Голландские  трубки  с  маленькой
чашечкой и длинным чубуком соревновались с их восточными сестрами наргиле.
   В сопровождении трех телохранителей-тунисцев вошел датский вероотступник,
бородач Эрик Янсен, и надменно уселся рядом с суданским торговцем. Этот негр
был влиятельным лицом, связанным с  нильскими  перекупщиками,  поставлявшими
живой товар в гаремы Эфиопии и Аравии и мелкие княжества  в  центре  Африки.
Его курчавые седые волосы под вышитой жемчугом шапочкой выделялись на черной
коже, тронутой легкой желтизной на скулах и переносице.
   Три женщины с закрытыми лицами пересекли зал в  сопровождении  евнухов  и
поднялись на возвышение. Их провели за занавеску, где они  могли  сидеть  на
подушках, полускрытые от толпы. Армянин,  только  что  писавший  сведения  о
курсе  на  бирже  рабов,  теперь  подошел  к  ним  в  сопровождении  маркиза
д'Эскренвиля.
   Звали его  Эривян,  он  был  оценщиком  рабов  и  учредителем  торгов.  В
просторной коричневой мантии,  с  ассирийской  бородкой,  сплошь  в  мелких,
тщательно уложенных завитках, с так же завитыми и напомаженными волосами, он
призван  был  противопоставить  лихорадке  торга  и   претензиям   продавцов
неизменную елейно-любезную улыбку.
   Весьма  церемонно  он  приветствовал  Анжелику   по-французски,   спросил
по-турецки у славянки и армянки, не желают ли они кофе, шербета, цукатов или
печенья, чтобы скоротать время. Затем вступил в оживленный спор с маркизом.
   - Зачем ей поднимать волосы?  -  возмущался  маркиз  д'Эскренвиль.  -  Вы
увидите, это настоящее золотое покрывало.
   - Позвольте действовать мне, - говорил Эривян,  полузакрыв  глаза.  -  Не
надо сразу открывать все прелести.
   Хлопнув в ладоши, он вызвал двух прислужниц. Они заплели волосы  Анжелики
и тяжелым шиньоном закрепили их на затылке при помощи булавок  с  жемчужными
головками. Затем они вновь завернули ее в многочисленные покрывала.
   Анжелика  не  сопротивлялась,  застыв  в  оцепенении.  Все  ее   внимание
сосредоточилось на  мальтийских  рыцарях,  о  которых  поведал  Роша.  Через
щелочку в занавеске она тщетно пыталась среди кафтанов и  камзолов  отыскать
строгие черные мантии с белым крестом. От мысли, что Роша не  сумел  убедить
этих осторожных коммерсантов, у нее на висках проступили капельки пота.
   Торг начался. Сначала вывели мавра, большого знатока навигации. И  тотчас
воцарилась уважительная тишина при виде этой бронзовой  статуи  с  тщательно
умащенным, чтобы выявить узлы мышц, мощным телом.
   Затем возникло некое замешательство, отвлекшее  внимание  присутствующих.
Это вошли двое мальтийских рыцарей в широченных черных плащах. Проходя через
зал, они раскланивались с влиятельными  константинопольскими  вельможами.  У
возвышения один из них сказал Эривяну несколько слов, и тот пропустил  их  к
Анжелике. Полная надежд,  она  выпрямилась.  Оба  кавалера  поклонились  ей,
положив руки на рукояти шпаг. Один из них был испанцем, другой -  французом,
оба - отпрыски знатных семейств, поскольку надо было засвидетельствовать  по
крайней мере восемь поколений  благородных  предков,  чтобы  получить  титул
рыцаря в  самом  могущественном  ордене  христианского  мира.  Суровости  их
одеяний не чужда была известная роскошь: под  плащами  они  носили  короткую
сутану, также помеченную белым крестом, и под вей -  камзол.  Но  манжеты  и
галстуки были из венецианского  кружева,  на  шелковые  чулки  с  серебряной
стрелкой были надеты туфли с серебряными пуговицами.
   - Вы ли та благородная французская дама, о которой нам  говорил  господин
Роша? - осведомился старший из них, в белом  парике,  что  сделал  бы  честь
версальским парикмахерам. Он представился:
   - Я - байи де ла Марш из Оверни, а вот - дон Хозе де Альмада из Кастилии,
комиссар Мальтийского ордена, занятый выкупом рабов. Именно в этом  качестве
он может интересоваться вами. Кажется, вас взял в плен маркиз  д'Эскренвиль,
этот  зловонный  гриф,  когда  вы  отправлялись  в  Кандию  с   миссией   от
французского короля?
   Анжелика мысленно благословила беднягу Роша, представившего вещи в  таком
свете. Он показал ей, каким путем следовать. Она поторопилась  заговорить  о
короле, подчеркнув, что принята при дворе,  упомянула  о  самых  влиятельных
связях - от Кольбера до госпожи  де  Монтеспан,  -  а  также  о  герцоге  де
Вивонне,  представившем  адмиральскую  галеру  и  королевский  эскорт  в  ее
распоряжение. Затем рассказала, как эскадра была рассеяна Рескатором...
   - Ах, этот Рескатор!.. - возведя очи горе, с мученическим видом вздохнули
рыцари.
   Затем, продолжала Анжелика, она попыталась достигнуть Кандии на маленьком
паруснике,  который  не  преминул  стать  добычей  другого  пирата,  маркиза
д'Эскренвиля.
   - Вот прискорбное следствие того беспорядка,  что  царит  на  Средиземном
море с тех пор, как неверные поколебали  христианскую  строгость  нравов,  -
молвил байи де ла Марш.
   Они  оба  выслушали  ее,  покачивая  головами,  быстро  уверившись  в  ее
искренности.  Имена,  названные  ею,  производили  немалое  впечатление,   а
подробности о ее положении при французском дворе, которые она  сообщила,  не
оставляли никаких сомнений.
   - Это удручающая история, - мрачно признал испанец. -  Перед  французским
королем и вами, сударыня, мы  обязаны  попытаться  вызволить  вас  из  этого
затруднения. Увы, мы не  хозяева  в  Кандии.  Но  собственники  этого  рынка
оказывают нам некоторое  предпочтение.  Мы  примем  участие  в  торгах.  Как
комиссар ордена, ведающий выкупом рабов, я имею в здешних  местах  некоторые
вклады и пользуюсь доверенностью коммерсантов.
   - Эскренвиль весьма много просит, - заметил байи де ла Марш. -  Не  менее
двенадцати тысяч пиастров.
   - Я обещаю вам двойную сумму выкупа! - с живостью  ответила  Анжелика.  -
Если нужно, я продам свои земли, все должности и титулы, но вы не останетесь
в накладе, даю слово. Святая церковь не раскается в том, что вырвала меня из
тенет страшной судьбы. Подумайте,  ведь  если  меня  увезут  в  какой-нибудь
турецкий сераль, никто, даже французский король, ничем не сможет мне помочь!
   - Увы, это так! Но доверьтесь нам. Мы сделаем все от нас зависящее.
   Однако же дон Хозе был явно озабочен.
   - Надо ожидать больших торгов... Риом Мирза, друг великого султана,  тоже
объявил  о  своем  участии.  Султан  повелел  ему  отыскать   белую   рабыню
несравненной красоты. Кажется,  он  успел  посетить  рынки  Палермо  и  даже
Алжира, так и не получив желаемого. Он уже  намеревался  возвращаться  ни  с
чем, когда услышал о француженке, плененной маркизом. Нет сомнения,  что  он
вцепится в эту возможность, увидев, что госпожа дю Плесси являет собою идеал
красоты.
   - Поговаривают также о Шамиль-бее и богатом  арабском  ювелире  Накер-Али
как о возможных наших конкурентах.
   Два  рыцаря  отошли  на  несколько  шагов,  чтобы   обменяться   быстрыми
репликами, затем возвратились.
   - Мы дойдем до восемнадцати тысяч пиастров, -  сказал  дон  Хозе.  -  Это
огромная сумма, и есть надежда, что самые цепкие наши конкуренты отступятся.
Положитесь на нас, сударыня!
   Упавшим голосом, хотя и с некоторым облегчением она поблагодарила их и со
сжавшимся сердцем поглядела вслед удаляющимся  фигурам  в  черных  плащах  с
белым крестом. Были бы они такими щедрыми, если бы знали, что знатная  дама,
которую они желали спасти, навлекла на себя королевскую немилость?
   И все же следовало отразить самую большую  опасность.  Один  работорговец
стоит другого, но она предпочла  бы  оказаться  под  знаком  креста,  нежели
полумесяца.

Глава 19

   Пока рыцари беседовали с пленницей,  торги  продолжались.  Мавр  достался
итальянскому корсару Фабрицио Олигьеро для его команды. Следующим  выставили
гиганта-славянина с белокурыми волосами и великолепными мышцами. Дон Хозе де
Альмада, для виду поторговавшись с датчанином из Туниса, быстро уступил его.
Русский раб грохнулся на колени, взывая о милосердии. Неужто всю  оставшуюся
жизнь, кричал он, ему придется плавать на бербербийских галерах! Никогда  он
не увидит милых  сердцу  серых  равнин,  обдуваемых  ветрами  родной  земли!
Мальтийцы-слуги, поддерживавшие порядок на невольничьем  рынке,  по  приказу
рыцарей схватили несчастного, чтобы передать стражникам его нового хозяина.
   Затем на подиуме очутились несколько белых детей. Армянка впилась ногтями
в плечо Анжелики.
   - Посмотри, вон там, у колонны, мой брат Арминак.
   - А похож на маленькую девочку.
   -  Ну  да,  он  же  набелен  до  самых  глаз...  Он  евнух,  я  тебе  уже
рассказывала. А у нас мальчиков белят и румянят. Не ожидала, что он окажется
здесь, но тем лучше. Значит, его сочли достойным крупной ставки;  хорошо  бы
его купил какой-нибудь богач! Он пройдоха и  -  вот  увидишь!  -  лет  через
двадцать будет распоряжаться  состоянием  своего  придурка-хозяина,  который
сделает его своим наперсником и визирем.
   Престарелый суданец ткнул в подростка красный от  хны  палец  и  гортанно
назвал цену.  Турецкий  губернатор  Кандии  надбавил.  Около  двоих  рыцарей
очутился еще один священнослужитель  в  сутане  с  белым  крестом.  Это  был
капеллан ордена. Ухватив оценщика за камзол, он шепнул ему  несколько  слов.
Тот поколебался, одними глазами спросил о чем-то  турка-управителя,  который
утвердительно кивнул, и велел подросткам петь.  Капеллан-итальянец  выслушал
каждого и выбрал пятерых, в число которых попал и брат армянки.
   - Тысяча пиастров за всю партию, - сказал он.
   Некто с белой кожей, но в расшитом тюрбане,  по  всей  видимости  черкес,
вскочил и крикнул:
   - Тысяча пятьсот пиастров!
   Собеседница Анжелики прошептала:
   - Какое счастье! Это Шамиль-бей, начальник  белых  евнухов  Солимана-Аги.
Если брату удастся попасть в этот знаменитый сераль, его судьба обеспечена.
   -  Две  тысячи!  -  надбавил  капеллан  Мальтийского  ордена,  и  покупка
совершилась. Чемичкян заплакала, краешком покрывала утирая  заблестевшие  на
подведенных глазах слезы.
   - Увы, бедный мой мальчик! Какова он ни плут,  ему  не  удастся  обмануть
бдительность этих священников. Они никогда не позволят  ему  расслабиться  и
побаловать себя. Они думают только о том, как  бы  собрать  побольше  денег.
Уверена,  что  священник  купил  его  только  за  голос,  чтобы  он  пел   в
католической церкви. Какое бесчестье! Чего доброго, они повезут его  в  Рим,
чтобы петь перед папой!
   И на последнем слове она в ярости плюнула.
   Меж тем торги продолжались. Остались только  два  худосочных  мальчугана,
которых никто не желал покупать. Суданец наконец приобрел их за смехотворную
сумму, возмущаясь и твердя, что этак его репутация коммерсанта и  признанный
вкус могут быть скомпрометированы.
   Вдруг по залу разнесся шум. Это появился личный  посланник  султана  всех
правоверных. Шейх в каракулевой черкеске, с  резными  золотыми  газырями  на
красных шнурках, прошествовал  в  сопровождении  стражи,  поправил  саблю  и
кинжал с  рукоятями,  усыпанными  рубинами,  рассеянно  улыбнулся  турецкому
правителю, а затем остановился подле верховного евнуха Шамиль-бея и завел  с
ним оживленную беседу.
   - Они спорят, - прошептала армянка. -  Шейх  говорит,  что  не  допустит,
чтобы  евнух  Солимана  решился  приобрести  прекрасную  пленницу,   которая
предназначена Султану султанов. Надеюсь, что прекрасная пленница - это я.
   Она напружинила бюст и повела бедрами. Анжелика же  едва  не  разразилась
рыданиями. Эти люди, пришедшие сюда ради нее, уже уславливаются относительно
ее  судьбы.  У  нее  закружилась  голова,  и  она  едва  могла  уследить  за
продолжением  торгов,   за   продажей   сначала   молодых   черных   евнухов
д'Эскренвиля, потом русской девушки и, наконец, бедной Чемичкян. Она  так  и
не узнала, сбылись ли молитвы бедной армянки, мечтавшей о княжеском  гареме,
или же она попала в руки старого суданского перекупщика, который перепродаст
ее какому-нибудь корсару, чтобы тот, попользовавшись ее красотой, продал  ее
снова.
   Эривян со своей постоянной  улыбкой  и  тщательно  уложенными  кудельками
наклонился к ней.
   - Извольте, прекрасная дама, следовать за мной.
   Маркиз д'Эскренвиль оказался у нее за спиной и ухватил за плечо.
   - Не забудь, - прошипел он, - не забудь о котах...
   Только мысль о страшной смерти и  надежда  на  вмешательство  мальтийских
рыцарей дали Анжелике силы выдержать взгляды сотни жгучих  глаз,  сверливших
ее.
   Воцарилось нетерпеливое молчание, слава прекрасной француженки держала  в
лихорадке всю Кандию. Подавшись вперед, зрители  пытались  разгадать  тайну,
скрытую за ее покрывалами.
   Эривян подал знак молодому евнуху-служителю. Тот  подошел  к  пленнице  и
сдернул первое покрывало, открыв ее  лицо.  Анжелика  вздрогнула,  ее  глаза
сверкнули. Под ласковым светом люстр  она  увидела  напряженные  физиономии,
плотоядные взгляды, и мысль, что сейчас она предстанет нагой,  заставила  ее
выпрямиться в возмущении. По всему ее телу пробежала дрожь.
   Это содрогание дикого зверя, высокомерный и почти  властный  взгляд  глаз
цвета морской волны,