еха, крыльями развевавшиеся за  спиной,
поднятые вверх руки придавали им сходство с грозными архангелами.
   Как в кошмарном сне, Анжелика едва не  крикнула,  но  ее  опередили  люди
Рескатора.
   - Не кричи! Это наши индейцы, мы друзья!
   Один из них в  акробатическом  прыжке  моментально  очутился  перед  ней.
Индеец размахивал широченной короткой саблей, украшенной красными перьями, а
в другой руке держал нечто похожее на примитивный кастет: зажим  с  железным
шаром. Прямо перед  собой  Анжелика  увидела  его  загадочное  лицо,  словно
вылепленное из красной глины и раскрашенное синими полосами.
   Матросы остановили его и что-то быстро объяснили, показав на  Анжелику  и
дверь средней палубы, которую они охраняли. Индеец жестом дал знать, что все
понял, и вернулся к сражавшимся.
   Послышались новые крики  и  выстрелы,  затем  протяжный  вой  и  какой-то
странный гам, как на ночной гулянке в портовой таверне.
   Со смехом  и  шумом,  громко  перекликаясь  между  собой,  через  поручни
перелезали бородачи в меховых шапках, как у Никола Перро.
   Внимание Анжелики привлекли двое мужчин дворянской наружности:  шпаги  на
боку, европейские камзолы и гордо заломленные большие шляпы чуть устаревшего
фасона. Уверенным шагом они прошли мимо  нее  в  сторону  кормы.  На  палубе
царило лихорадочное  возбуждение.  Для  всех  этих  людей  густой  туман,  к
которому они, очевидно, привыкли, не  был  помехой.  Через  несколько  минут
Анжелика  поняла:   исход   мятежа   предрешен.   Фортуна   отвернулась   от
протестантов, их хрупкое превосходство рухнуло.
   На главную палубу доставили Маниго, Берна и их сообщников  со  связанными
за спиной руками. Их небритые лица были бледны, как мел, одежда разорвана.
   Неожиданная атака индейцев, для  начала  забросавших  их  градом  камней,
застала мятежников врасплох и настолько деморализовала, что  фактически  они
не  успели  оказать  сопротивление.  Страдальческие  лица  многих   из   них
свидетельствовали о полученных ранах.
   Анжелика не испытывала к ним жалости.  Более  того,  эти  люди  стали  ей
неприятны, хотя она нисколько не хотела, чтобы победа Рескатора повлекла  за
собой кровопролитие.
   В глубине души Анжелика всегда верила, что ее муж рано или поздно возьмет
верх над достаточно решительными, храбрыми и хитрыми, но слишком  неопытными
противниками.
   Жоффрей де Пейрак лишь делал вид, что он смирился с поражением. На  самом
деле он решил выждать. Он отлично знал море и побережье в  месте,  куда  сам
привел "Голдсборо", поэтому мог без труда дурачить их.  Укрывшись  в  трюме,
Рескатор следил за безумным дрейфом  корабля  по  Флоридскому  течению  и  в
нужный момент послал наверх Эриксона и Никола  Перро,  которые  прикинулись,
что не знают, где намечена высадка, а сами привели корабль в ловушку,  прямо
к убежищу пиратов. На суше матросы, уплывшие на шлюпе, встретились со своими
старыми товарищами и заручились поддержкой индейцев из дружественных племен.
   Оказавшись в плену невиданного  тумана,  протестанты  были  теперь  в  их
власти. Зажженные на "Голдсборо" фонари вывели к  нему  индейские  пироги  с
вооруженными охотниками, матросами, корсарами  дворянского  происхождения  и
людьми. Рескатора.
   Но вот из тумана вышел с нахмуренным лицом и их предводитель. Он  казался
гигантом  даже  рядом  с  рослыми  индейцами,  которые  с  кошачьей  грацией
сгибались  перед  ним  в  почтительном  поклоне.  Грациозность  их  движений
подчеркивалась куртками из роскошных мехов и полосатыми кошачьими  хвостами,
спадавшими с гладко выбритых голов на плечи воинов.
   Рескатор заговорил с ними на их  родном,  очень  мелодичном  языке.  Было
видно по всему, что и здесь, в стране, находящейся на самом краю  земли,  он
чувствует себя, как дома.
   Даже не взглянув на Анжелику,  он  встал  напротив  пленников.  Он  долго
смотрел на них, затем сочувственно вздохнул.
   - Ваша авантюра окончена, господа гугеноты, - сказал он. -  Сожалею,  что
вы не смогли проявить свою доблесть в  делах  более  для  вас  полезных.  Вы
посчитали врагами не тех, кого следовало,  и  даже  не  пытались  распознать
истинных друзей. Люди,  подобные  вам,  часто  совершают  такие  ошибки,  за
которые приходится дорого расплачиваться.
   - И что же вы собираетесь с нами сделать? - спросил Маниго.
   - То же, что бы вы сами сделали со мной в случае вашей победы. Вы  как-то
процитировали слова из священного Писания. В свою очередь, я  предлагаю  вам
поразмыслить над следующей библейской заповедью: "Око за око, зуб за зуб".

Глава 7

   - Госпожа Анжелика, вы не знаете, что он собирается с нами сделать?
   Анжелика вздрогнула и подняла глаза на Абигель. В бледном утреннем  свете
лицо девушки казалось  измученным.  Никогда  раньше  она  не  выглядела  так
неряшливо. Ее охватила такая тревога, что было не до кокетства. Она пришла в
рабочем переднике, замасленном после бессонных ночей, когда  она  чистила  и
заряжала мушкеты протестантов. Без своего белого чепца на голове, с льняными
волосами, падающими на плечи, она была похожа на растерянную  девчонку,  так
что Анжелика даже  не  сразу  ее  узнала.  Печальные,  исстрадавшиеся  глаза
Абигель тем более удивили Анжелику, что дочери пастора Бокера можно было  не
опасаться ни за отца, ни за кузена, поведение которых во время  мятежа  было
весьма сдержанным. Среди тех, чья судьба оставалась неясной, у нее  не  было
ни мужа, ни сына.
   Наибольшая опасность грозила главарям мятежа: Маниго, Берну, Мерсело,  Ле
Галлю и трем матросам, завербовавшимся в экипаж "Голдсборо", чтобы шпионить.
Их никто не видел. Усталые и подавленные, с опущенными  головами,  они  едва
притронулись к необычным плодам, овощам и пресной воде, щедро выделенным  на
их долю. Остальным мятежникам разрешили вернуться к женам и детям.
   - Я уже начинаю спрашивать сам себя, не оказались ли мы просто  глупцами,
- сказал доктор Дарри, присев на соломенный  валик.  -  Прежде  чем  слушать
Маниго и Берна, нам следовало переговорить с этим пиратом, который как-никак
согласился взять нас с собой, когда мы оказались в тяжелом положении.
   Адвокат Каррер ворчал по другому поводу.  Вечный  неудачник,  нескладеха,
каких мало, он больно ушиб руку о свой собственный мушкет и теперь  пребывал
в отвратительном настроении.
   - По существу какая нам была разница, куда  плыть  -  на  острова  или  в
другое место... Но Маниго боялся потерять свои деньги, а  Берн  заботился  о
благосклонности некой особы, которая вскружила  ему  голову  и  взбудоражила
чувства.
   Мрачно взглянув на Анжелику, он пробормотал сквозь  свои  острые,  как  у
хорька, зубы:
   - Мы  сами  позволили  этим  двум  сумасшедшим  вертеть  нами  по  своему
усмотрению... Влипнуть в такую историю.., с одиннадцатью детьми!
   Протестанты пришли в полное уныние, и  даже  дети,  напуганные  недавними
событиями и знакомством с краснокожими, вели себя очень смирно,  не  спуская
глаз с озабоченных, грустных лиц своих родителей.
   Легкое покачивание корабля на якоре,  полная  тишина  в  белесом  тумане,
который продолжал держать "Голдсборо"  в  своем  плену,  недавние  испытания
штормом и мятежом создавали ощущение какого-то  полусна.  Всю  ночь  Абигель
преследовали  кошмарные  видения,  нагнеталось  чувство  страха,  которое  и
разбудило ее. Вскочив с учащенно бьющимся сердцем, она сразу же  побежала  к
Анжелике.
   Анжелика же практически не смыкала глаз. От мыслей о Жоффрее  де  Пейраке
ее все чаще отвлекали мысли о пленниках; она сознавала свою  ответственность
за их судьбу. Погруженная в тяжелые размышления, она  перестала  реагировать
на враждебность ларошельцев. Пусть они больше не опора  ей:  все  равно  она
останется с ними, чтобы защитить их. Наклонившись к бледному  личику  Лорье,
она плотнее укутала ребенка и попыталась успокоить. Но ни он,  ни  Северина,
ни Мартиал не  отвечали  на  ее  внимание.  Дети  страдали  больше  всех  от
неразрешимых конфликтов взрослых.
   - Когда я спасала их от королевских застенков, могла  ли  я  думать,  что
здесь, на краю света, они могут осиротеть вдвойне... Нет, это невозможно!..
   Появление Абигель придало ее опасениям большую  определенность.  Анжелика
встала и аккуратно расправила платье. Кризис приближался. Надо встретить его
в полной готовности, чтобы преодолеть настроение безнадежности.
   Позади Абигель стояли другие женщины,  жены  Бреажа,  Ле  Галля,  простых
матросов. Все они были очень встревожены, но несколько робели в  присутствии
таких знатных ларошельских дам, как госпожи Мерсело  и  Маниго  с  дочерьми,
которые с самым решительным видом окружили Анжелику. Никто  пока  ничего  не
сказал, но в напряженном взгляде каждой из них стоял тот же вопрос,  который
задала Абигель:
   - Как он поступит с ними?
   - Почему вы так  переживаете?  -  тихо  спросила  Анжелика  Абигель,  чье
поведение заинтриговало  ее.  -  Слава  Богу,  ваш  отец  и  кузен  проявили
осмотрительность  и  не  поддержали  осужденные  ими  действия.  С  ними  не
произойдет ничего плохого...
   - А Габриэль Берн!  -  душераздирающим  голосом  воскликнула  девушка.  -
Госпожа Анжелика, неужели вас не волнует его участь? Неужели вы забыли,  что
он приютил вас в своем доме, что только из-за вас...
   Ее глаза смотрели на Анжелику почти с ненавистью.  Черты  тихой  кротости
вдруг исчезли с лица девушки. И тут Анжелика поняла.
   - Абигель, так вы полюбили его?
   Взволнованная девушка спрятала лицо в ладонях.
   - Да, я люблю его! Уже столько лет... Я не хочу, чтобы  он  погиб,  лучше
разлука, чем это.
   "Как я глупа, - подумала Анжелика, - ведь она была мне подругой, а я и не
замечала, что у нее на сердце. Вот Жоффрей понял  все  в  первый  же  вечер,
когда увидел Абигель на "Голдсборо". Он прочел в ее глазах, что она влюблена
в мэтра Берна".
   Абигель подняла залитое слезами лицо. Ужасное предчувствие взяло верх над
присущей ей скромностью.
   - Госпожа Анжелика, умоляю вас,  заступитесь,  чтобы  его  пощадили...  О
Господи, я не переживу... Вы слышите эти шаги, эти удары молотка наверху?  Я
уверена, они готовят виселицу для него. Ах!  Я  покончу  с  собой,  если  он
умрет.
   И тут обе невольно вспомнили, как в такой же  предрассветный  час  они  с
ужасом увидели качающееся на рее тело мавра Абдуллы. В то  утро  они  воочию
убедились  в  том,  что  хозяин  "Голдсборо"  умеет  вершить  суд  быстро  и
необратимо.
   - Все это плоды вашей фантазии,  Абигель,  -  сказала  наконец  Анжелика,
призвав на помощь все свое самообладание. - Не может  быть  и  речи  о  том,
чтобы его повесили... Вспомните, фок-мачта сломалась во время бури.
   - Да, но на "Голдсборо" осталось много мачт и рей для наших  мужей!  -  в
исступлении вскричала мадам Маниго. - Это  вы,  презренная,  увлекли  нас  с
собой и продали своему любовнику и сообщнику на нашу погибель...  Я  никогда
не доверяла вам!
   С пылающим лицом она шагнула вперед  и  уже  занесла  руку,  но  властный
взгляд Анжелики заставил ее остановиться.
   С тех пор, как Анжелика появилась перед протестантами в новом  платье,  с
падающими на  плечи  волосами,  к  их  обиде  примешивалась  известная  доля
почтения. Благородство ее жестов и языка бросалось в глаза.
   Спесивая бюргерша вдруг склонилась перед  знатной  дамой.  Мадам  Мерсело
схватила ее за руку и отвела чуть назад.
   - Успокойтесь,  моя  родная,  -  сказала  она,  отводя  ее  назад.  -  Не
забывайте, что она может еще что-то сделать, чтобы вызволить  нас!  Ведь  мы
наделали столько глупостей, поверьте мне...
   В глазах Анжелики появилась жесткость.
   - Это правда, - резко сказала она. - По какому праву вы всегда стараетесь
свалить на других вину за свои ошибки? Ведь вы  чувствовали,  мадам  Маниго,
что Рескатор заслуживает доверия, но вы не смогли удержать  ваших  мужей  от
безрассудных действий во имя целей и интересов, не  более  благовидных,  чем
те, которыми руководствуются столь презираемые вами пираты. Да, это  правда,
я была рядом с капитаном, когда они захватили его.
   Они грозили ему смертью,  они  убили  у  него  на  глазах  несколько  его
товарищей... Какой мужчина может забыть такие оскорбления, тем более он?  Вы
это знаете, и потому так напуганы.
   Анжелика дрожала от возмущения. Смотря на нее и слушая ее слова,  женщины
остро ощутили всю глубину трагедии. Теперь госпожа Маниго смиренно повторила
самый тяжелый вопрос:
   - Что он собирается с ними сделать?
   Анжелика опустила глаза. В обманчивой атмосфере мира, наступившего  после
ликвидации мятежа, она всю ночь сама задавала себе этот вопрос.
   И вдруг госпожа Маниго тяжело упала  на  колени.  Все  женщины  в  едином
порыве последовали ее примеру.
   - Госпожа Анжелика, спасите наших мужей!
   Со всех сторон к ней тянулись умоляюще сложенные руки.
   - Только вы можете это сделать, - с жаром  взывала  Абигель.  -  Вы  одна
знаете его сердце и найдете слова, которые помогут ему забыть обиду.
   Анжелика побледнела.
   - Вы ошибаетесь, у меня нет власти над ним, и сердце его непоколебимо.
   Женщины стали цепляться за ее платье.
   - Только вы можете помочь!
   - Вы можете все!
   - Госпожа Анжелика, пожалейте наших детей!
   - Не отступайтесь от нас! Пойдите к пирату...
   Она яростно тряхнула головой.
   - Вы не понимаете. Я не могу ничего! Ах, если бы вы знали! Его сердце  из
металла, его ничем не пронять.
   - Но ради вас, ради своей страсти к вам он должен уступить.
   - Увы, никакой страсти ко мне у него нет.
   - Ну да! - хором воскликнули они. - Что вы говорите! Никто и  никогда  не
был так околдован женщиной, как он вами! Когда он  смотрел  на  вас,  в  его
глазах горел огонь...
   - А все мы злились и завидовали, - призналась подошедшая мадам Каррер.
   Окружив Анжелику, движимые слепой верой, они буквально повисли на ней.
   - Спасите моего отца, - умоляла Женни. - Он глава всей  общины.  Что  без
него станет с нами на этой чужой земле?
   - Мы так далеко от Ла-Рошели...
   - Мы так одиноки.
   - Госпожа Анжелика! Госпожа Анжелика!
   Анжелике казалось, что в этом умоляющем хоре голосов  она  слышит  теперь
только слабые и печальные голоса Северины и Лорье, хотя она знала, что из их
уст не вырвалось ни единого звука. Пробравшись к ней, они обвили  ее  своими
ручонками. Чтобы не видеть их исстрадавшиеся  глаза,  она  прижала  детей  к
себе.
   - Бедные детишки, заброшенные на самый край земли!
   - Почему вы боитесь, госпожа Анжелика? Вам он  не  может  сделать  ничего
плохого, - прошептал Лорье дрожащим голосом.
   Она  не  могла  сказать  им,  что  ее  с  Жоффреем   разделяют   какие-то
невысказанные  взаимные  обиды.  Подтверждением  тому  была  бурная   ссора,
происшедшая между ними даже в период их краткого примирения.
   Она не могла рассчитывать на физическое влечение, которое он испытывал  к
ней, потому что для него не это было главным. Такого, как Жоффрей де Пейрак,
нельзя было приручить одной чувственностью. Она лучше кого  бы  то  ни  было
знала это. Он был из породы  тех  редких  мужчин,  которые  умеют  утонченно
наслаждаться любовью и в то же время могут без  особых  усилий  пожертвовать
своим  наслаждением.  Сила  духа  и   предрасположение   к   более   высоким
удовольствиям  позволяли  ему  властвовать  над  своими  желаниями  и  легко
отказываться от мимолетных плотских утех.
   А эти стоящие на коленях добродетельные женщины наивно верили, что своими
чарами она сможет отвратить гнев мореплавателя, чей экипаж  был  вовлечен  в
мятеж.
   Такого Жоффрей де Пейрак не простит никогда!
   Он мог быть при случае подлинным рыцарем, но,  продолжая  традиции  своих
благородных предков, был готов,  не  колеблясь,  пролить  кровь,  когда  это
становилось необходимым.
   Разве посмеет она  просить  у  него  пощады  главным  зачинщикам  мятежа,
нанесшим ему смертельное оскорбление? Подобная попытка окончательно  озлобит
его. Он резко оборвет ее и обвинит в союзе с его врагами!
   Женщины и дети с тревогой следили за  ее  лицом,  на  котором  отражались
терзавшие ее сомнения.
   - Госпожа Анжелика, только вы можете разжалобить его! Пока  не  поздно...
Ах, скоро будет слишком поздно!
   Чувствительность   женщин   была   настолько   обострена    перенесенными
испытаниями,  что  им  во  всем  чудились  зловещие  приготовления.   Каждая
прошедшая минута воспринималась, как роковая  потеря.  Они  содрогались  при
мысли, что сейчас распахнется дверь, их заставят выйти на  палубу  и..,  они
увидят то, после чего будет поздно  кричать  и  умолять.  И  тогда  все  они
неотвратимо превратятся в несчастных женщин с мертвым взглядом,  как  только
что овдовевшая Эльвира, молодая жена булочника,  убитого  во  время  мятежа.
Теперь она безучастно сидела целыми днями на одном месте,  крепко  прижав  к
себе детей.
   Анжелика взяла себя в руки.
   - Хорошо, я пойду, - сказала она вполголоса.  Так  надо,  но,  Боже,  как
тяжело.
   Она чувствовала себя совершенно безоружной после того,  как,  отказавшись
остаться с ним, она сама разорвала непрочные  нити,  снова  связавшие  ее  с
Жоффреем. "Останься со мной!" - прошептал тогда он. Но в ответ она крикнула:
"Нет!" и убежала. Он не из тех, кто способен простить... И  все  же  она  не
отступила:
   - Пропустите меня!
   Абигель накинула Анжелике на плечи плащ, мадам Мерсело пожимала ей  руки.
В молчании женщины проводили ее к выходу...
   Двое вахтенных у дверей с сомнением переглянулись при виде Анжелики,  но,
видимо, вспомнив, что она пользуется расположением  хозяина,  не  осмелились
задержать ее.
   Она стала медленно  взбираться  по  лестницам  на  корму.  Их  деревянные
ступени, скользкие от соли, бурь и сражений, были уже настолько  привычными,
что она поднималась почти автоматически. Из-за пелены, окутывавшей  стоявший
на якоре корабль, бухта была невидимой. Сам туман чуть поредел, но оставался
белым, как молоко,  с  редкими  розовыми  и  золотыми  отблесками.  Впрочем,
Анжелика ничего не замечала.
   Внезапно она увидела перед собой нарядного  рослого  мужчину  в  расшитом
золотом мундире и низко надвинутой на глаза шляпе  с  перьями.  Сначала  она
подумала, что это ее муж, и в нерешительности остановилась. В этот же момент
прозвучало галантное приветствие:
   -  Сударыня,  позвольте  представиться:  Ролан   д'Урвилль,   нормандский
дворянин, младший из рода де Валонь.
   Несмотря на обветренное лицо  пирата,  его  французская  речь  и  учтивые
манеры благотворно подействовали на Анжелику. Узнав, что она идет к графу де
Пейраку, он вызвался проводить ее. Анжелика охотно согласилась. Она  боялась
столкнуться лицом к лицу с одним из воинов-индейцев.
   - Вам нечего опасаться, - сказал Ролан д'Урвилль. - Они страшны только  в
бою, когда же оружие в мирное время  бездействует,  они  безобидны  и  полны
достоинства. Господин де Пейрак сейчас готовится к встрече с великим сахемом
Массавой... Что с вами?
   С балкона кормовой башни Анжелика  увидела  у  грот-мачты  покачивающиеся
обнаженные ноги.
   - А, повешенные, - догадался д'Урвилль. - Это пустяки, несколько мятежных
испанцев, которые,  кажется,  доставили  серьезное  беспокойство  хозяину  и
команде "Голдсборо", правда, ненадолго. Не волнуйтесь, сударыня,  правосудие
и на море, и в наших диких местах должно вершиться без всяких проволочек.  К
тому же, от этих жалких людишек не было никакой пользы.
   Анжелика хотела было спросить, что сделали с пленными гугенотами,  но  не
нашла в себе сил.
   Переступив через порог, она почувствовала себя так плохо, что ей пришлось
опереться о  дверь,  закрытую  за  ней  нормандским  дворянином,  и  немного
постоять в полутьме, чтобы прийти в себя. Этот салон, где восточные  ароматы
смешивались с запахами моря, был ей хорошо знаком.
   Сколько драматических сцен  произошло  здесь  с  того  первого  вечера  в
Ла-Рошели, когда капитан Язон проводил ее к Рескатору!
   Анжелика увидела мужа не сразу. Немного оправившись  от  потряс