ошло, верно?
   - Так все и произошло, - подтвердила она.
   - Никто не подумал об этом?
   - Никто не подумал об этом.
   - Даже ты?
   - Даже я.
   - А Тикондерога?
   Она колебалась, но недолго.
   - Я не могу знать, что он подумал... Вместе с  Ононцио  он  отправился  к
югу. Если бы он знал, что ты придешь с севера,  он  ничего  бы  об  этом  не
сказал.
   Уттаке принял снисходительный вид.
   - Не надо так унижаться, когда такой индеец, как  Уттаке,  вскрыл  пороки
вашего дара предвидения и предчувствия. Он не похож на  остальных  индейцев.
Он - бог облаков, он беседует с самим Орандой. Среди вас, белых людей,  есть
прекрасные предсказатели, но Уттаке  самый  сильный,  он  может  разгадывать
мысли на расстоянии, может усыплять и сбивать  с  пути,  а  Бог  знает,  что
французов очень легко сбить с пути.
   Он пренебрежительно рассмеялся, как будто разговаривал с глупыми детьми.
   - И вот я пришел, моя армия заполонила все подступы к Квебеку,  как  вода
заливает берега в сезон дождей и появляется у порога вашего  дома  незаметно
от вас. И я говорю:
   Квебек еще вспомнит тот день, когда его жизнь была в моих руках.
   - Квебек вспомнит этот день, - повторила она. Тревога  охватила  ее,  она
подумала о колонистах на мысе Бопре и на острове Орлеан: они приняли на себя
первый удар.  Анжелика  в  отчаянии  спросила  себя,  кому  принадлежат  эти
окровавленные шевелюры, которые он носит на своем поясе. Гильомете? Детям из
монастыря Святого Иохима?
   - Не грусти, Кава, - произнес он, проследив за  ее  взглядом.  -  Человек
доказывает, кто он есть на самом деле, лишь в минуты, когда он сражается  за
свои блага, богатства и почести. Он убивает других,  но  тем  самым  убивает
себя. Он ранит своего врага, но уже  начинает  самому  себе  наносить  раны.
Такова судьба человека с момента его рождения на свет.
   Он простер свои мускулистые руки, смазанные медвежьим жиром и  украшенные
маленькими браслетами из разноцветных перьев.
   - Посмотри! Наши тела и  сердца  покрыты  шрамами!  Такова  судьба  нашей
плоти.
   Проследив взглядом за движением его рук, она подняла глаза и внезапно  на
тонких ветках  заметила  множество  переливающихся  зеленых  капель.  Первые
почки.
   Дул легкий  теплый  ветерок.  В  мире  царила  тишина.  Воины  из  отряда
предводителя ирокезов ушли, и теперь, когда она  осталась  с  ним  одна,  ее
внезапно охватил страх.
   - Поберегись, чтобы тебя не взяли в плен, - сказала она, оглядываясь.
   Уттаке нахмурился, и в его глазах вновь засверкали молнии.
   - Ты хочешь сказать, что они осмелятся поднять  на  меня  руку  во  время
нашего мирного разговора, не побоявшись  столь  ценной  реликвии,  как  пояс
Вампума?
   Он задрожал от возмущения.
   - Ты видишь, до какой степени  вероломства  дошли  твои  братья-французы,
даже ты считаешь их способными на такое бесчестие!
   Он зарычал и положил свою жирную руку на плечо Анжелики, ту  самую  руку,
которой он еще утром скальпировал этих проклятых братьев, не оправдавших его
ожиданий...
   - ...Пусть они тоже поостерегутся! Я могу взять тебя заложницей.
   - Нет! - возразила она. -  Я  сказала  тебе  об  этом,  не  подумав,  как
женщина... Просто я боюсь за тебя.
   - Ты боишься за меня? - спросил он более мягко.
   - Да! Я заметила, что твои воины удалились, и ты остался один. Но я знаю,
как ты  силен.  Я  плохо  отозвалась  о  своих  братьях,  усомнившись  в  их
порядочности. Никто не готовит тебе ловушку, Уттаке, даю тебе слово. Сегодня
не  место  для  предательства  и  хитрости.   Жители   Квебека   беззащитны,
большинство солдат последовали  за  губернатором.  Женщины  и  дети  Квебека
благословят тебя за твое великодушие, если ты решишь не вымещать на них свои
чувства.
   - Моя нога не ступит дальше опушки этого леса, - уверенно произнес он.  -
Такова моя воля.
   В лесу напротив люди задрожали, увидев, как индеец положил свою  руку  на
плечо Анжелики.
   - Он положил на нее руку!
   - Он берет ее в заложницы!
   Но командир гарнизона не терял хладнокровия.
   - Не усложняйте миссию г-жи де Пейрак. Она знает, что делает,  как  и  ее
муж, наш адмирал.
   Каменщик Жак Вине рассмеялся и потрепал себя за волосы.
   - Я бы недорого дал за эту шевелюру, но сегодня мы  все  избежали  самого
худшего.
   Уттаке снял руку с плеча Анжелики.
   - Я хочу сообщить тебе о своих намерениях. Я встречусь с  Тикондерогой  и
Ононцио. Мои великие французские братья  смогут  удержать  этих  беспородных
гуронов и помешать им уничтожить наш народ?
   - Они их удержат. Абенаки и гуроны послушают их. Уттаке, ты слишком долго
был вдали от своих вотчин у Ниагары и не  знаешь,  как  распределяются  силы
индейских племен. Гуроны почти полностью уничтожены; возможно, в этом есть и
ваша заслуга. Они существуют лишь благодаря французам. Большинство  абенаков
приняли христианство. Они не такие уж враги ирокезов.
   - Хо! - прорычал он. - Я не доверяю абенакам, их предводитель натравил их
на мои войска. Их слишком много, они  прекрасные  воины...  Возьми  хотя  бы
Пиксаретта, эту лицемерную ласку...
   - Не называй его так... Ты знаешь сам,  что  он  вне  ваших  законов.  Не
взваливай на свой народ столь тяжелое бремя из-за проделок одного  человека.
Ты знаешь Пиксаретта? Он как лесной дьявол. Он всегда один и преследует свою
цель, и никто не знает, что это за цель.
   Уттаке прищурился, его глаза превратились в узкие мерцающие щелочки.  Это
выражение лица означало у него улыбку.
   - Я вижу, ты хорошо изучила нас,  индейцев,  жителей  лесов.  Решено,  ты
убедила меня. Я не сержусь на Пиксаретта.
   - И ты благодарен ему, что он дал тебе повод прийти в Квебек и  доказать,
что ты ловок и силен.
   - Ты очень хорошо знаешь нас! - с удовлетворением подтвердил Уттаке.
   Его черты до сих пор освещала его забавная улыбка.
   - Так оно и есть, я не буду тебе противоречить.
   Он замолчал, потом указал на пояс Вампума у своих ног.
   - Возьми его и храни. Он будет залогом нашего союза. И на берегах Могавка
еще воцарится мир. А теперь я отправляюсь к Ононцио и Тикондероге и потребую
от них залога, подтверждающего их слова.
   - Я знаю, что они взяли с собой несколько  поясов  Вампума  и  еще  много
подарков для тебя.
   - Мне приятно это слышать. А ты, женщина, забери это и храни,  как  залог
нашей дружбы и надежды. Пока ты жива, пока между нами будет этот  пояс,  нас
не покинет надежда. Я все сказал!
   Анжелика наклонилась и подняла пояс, на котором  были  изображены  Матери
Совета ирокезов вокруг своего председателя, они  посылали  фасолевый  дождь,
чтобы накормить белых людей, умиравших от голода в Вапассу.  Когда  Анжелика
поднялась с колен, Уттаке исчез. Он  растворился,  как  тень,  она  даже  не
услышала звук его шагов.
   Если бы не запах гари и паленой кожи, поднимавшийся из лощины, можно было
подумать, что набег ирокезов привиделся во сне. Свернув пояс и спрятав  его,
Анжелика спустилась по склону; она чувствовала себя ошеломленной. "Это всего
лишь бедные дикари, - говорила она себе, - бедные дикари  в  поисках  звезды
своего счастья".
   Она шла, опустив глаза, и теперь она ясно видела повсюду на земле  первые
зеленые ростки, нежную траву, пробившуюся сквозь глиняную почву.
   - А теперь  она  возвращается,  как  будто  ходила  собирать  примулы,  -
прошептал смущенный ополченец.
   Ему напрасно объясняли,  что  Дама  с  Серебряного  Озера  не  похожа  на
остальных. "Да! Конечно! Она не такая, как все!"
   Пока Анжелика  разговаривала  наверху  с  Уттаке,  контингент  защитников
значительно расширился. Сюда прибежали все, кто мог держать оружие в  руках,
чтобы не дать врагу войти в город.
   - Уттаке дал мне слово, - сказала им Анжелика. - Он  уходит.  Он  пощадил
Квебек. Больше он не вернется.
   Когда она возвращалась  в  город  в  окружении  тех,  кто  следил  за  ее
переговорами с предводителем ирокезов, какая-то женщина выбежала из  дома  и
бросилась перед ней на колени.
   - Вы пошли на встречу с этим варваром, как Святая Женевьева на встречу  с
Атиллой. Вы спасли наш город, как она спасла  Париж...  Да  благословит  вас
Господь!
   Все это м-зель д'Уредан записала в своем письме, час за часом, не упустив
ни одной детали.

***

   В Верхнем городе царило оживление. Все обменивались новостями о прошедших
событиях,  свидетелями  или  участниками  которых  они  явились.   Нашествие
ирокезов равносильно пожару, и здесь все зависит от быстроты и ловкости.
   Нижний и Средний города оказались несколько в  стороне  от  разыгравшейся
драмы. Поэтому все  поднимались  в  Верхний  город,  а  оттуда  уже  хлынули
защитники вместе с ранеными, они окружали уцелевших в  этой  бойне,  вовремя
спрятавшихся в надежном месте.
   Навстречу Анжелике бежала Сюзанна и кричала:
   - Он спасен! Он спасен!
   - Кто?
   - Наш Кантор!
   Так Анжелика узнала, что  группа  молодых  людей  отправилась  на  бой  с
ирокезами, среди них был и Кантор; из этой жестокой схватки он вышел  цел  и
невредим.
   От страха и облегчения она чуть было не упала в обморок, силы ее иссякли.
   - Мадам, пойдемте скорее в дом!
   Молодой Александр де Росни, а также шестнадцатилетний сын  г-на  Обур  де
Лонгшона были убиты.
   Целью молодых людей, руководил которыми Кантор,  было  прийти  на  помощь
бастиону, сооруженному на подступах к Квебеку по приказу  г-на  де  Пейрака.
Там сражались трое его людей, отражая мушкетами штурм ирокезов. Их чуть было
не схватили, но тут подоспели молодые люди. Все вместе они сдерживали натиск
двухсот ирокезов и тем самым спасли лагеря гуронов.
   Но внезапно ирокезы отступили в лес и исчезли.
   Анжелика волновалась о судьбе урсулинок и их детей. По тревоге  монастырь
был окружен  солдатами,  но  поскольку  враги  не  смогли  прорвать  оборону
бастиона, то обстановка в  городе  оставалась  спокойной.  Сейчас  урсулинки
занялись миссией  милосердия,  а  дети  уплетали,  как  обычно,  тартинки  с
патокой.
   В доме было полно народа: дети  Сюзанны,  соседи.  Анжелика  поднялась  и
закрылась в своей комнате, как она и сделала несколько часов  назад,  теперь
же ей казалось невероятным, что прошло так мало  времени.  Кантор  был  жив.
Город спасен. Уттаке ушел. Она бросила пояс  Вампума  на  кровать  и  издали
разглядывала его: "Благодарю! Благодарю Матерей Пяти Народов. Настанет день,
когда я пойду в долину Пяти Озер, чтобы отблагодарить их".
   Она была без сил. Самое  худшее  было  позади,  но  это  не  принесло  ей
счастья. Взгляд ее упал на осколки фаянсовой чашки, которую  она  разбила  в
порыве гнева,  и  воспоминания  о  катастрофе  вновь  нахлынули  на  нее.  В
сущности, они жили в ней все это время, когда она бежала  навстречу  Уттаке,
чтобы остановить его, как Святая Женевьева. Но у Святой  Женевьевы  не  было
столь мучительной тяжести на сердце. Шок прошел, и саднящая рана вновь  дала
о себе знать.
   Жизнь  пойдет  своим  чередом,  и  ей  придется   повернуться   лицом   к
губительному зрелищу. Жоффрей предал ее. Жоффрей склонился  над  Сабиной  де
Кастель-Моржа, он улыбается ей той же улыбкой, что так волнует ее... Он  был
для нее всем. Она не могла без него жить, а он больше не любил ее,  она  ему
надоела...
   Здесь мысль ее остановилась. Она  решила,  что  пошла  по  ложному  пути.
Заявить, что он ее больше не любит, что она ему надоела,  значило  разыграть
плохую трагедию. Это было равнозначно тому, если бы ее  попытались  убедить,
что Никола де Бардань значит для нее больше, чем Жоффрей.
   Но ведь он не был легкомысленным... Она пришла в отчаяние от того, что он
испытал влечение к Сабине, хотя она сама  первая  заметила  ее  оригинальную
внешность.
   Лицемерка, она добилась своего!  В  то  время,  как  она  с  каждым  днем
чувствовала себя все  более  любимой  мужем,  купаясь  в  его  чувстве,  эта
прекрасная тулузка потихоньку отбивала его.
   "Это хороший урок для тебя!"
   Никогда... Никогда больше не будет так, как раньше. Она не могла оторвать
взгляда от осколков своего счастья у своих  ног:  это  была  реальность,  на
которую ей открыл глаза мстительный Анн-Франсуа. Когда  это  произошло?  Как
будто в другой жизни... Такой прекрасной, прекрасной! Какой уже  никогда  не
будет...
   С улицы кто-то позвал ее душераздирающим голосом.
   - Анжелика! Анжелика!
   Этот ненавистный голос.
   - Анжелика! Анжелика! Сжальтесь!
   Голос приближался, голос Сабины  де  Кастель-Моржа.  Анжелика  не  верила
своим ушам. Как она осмелилась, презренная? Теперь голос уже слышался не  на
улице, а в доме. Крики смешались с рыданиями и с гулом  голосов,  пытавшихся
успокоить и выражавших сочувствие.
   - Анжелика, Анжелика! На помощь!
   Анжелика медленно вышла из комнаты и остановилась на лестнице.  Внизу,  в
гостиной среди белых чепцов мамаш, среди солдат и  соседей,  среди  детей  и
просто уцелевших, греющихся у огня и попивающих теплое  вино,  она  заметила
Сабину де Кастель-Моржа, протягивающую к ней руки.
   - Анжелика! Пойдемте! Пойдемте быстрее! Умоляю вас! Анн-Франсуа! Мой сын,
мой ребенок! Он ранен! Он при смерти! Ни один хирург не решается  подойти  к
нему... Только вы! Только вы можете спасти его!
   Анжелика уцепилась руками за лестничные перила и  не  спускала  с  Сабины
испепеляющего взгляда. Она ничего не услышала.
   - Как вы осмелились переступить порог моего дома?  И  обратиться  ко  мне
после всего, что вы мне причинили? - спросила она  приглушенным  голосом.  -
Почему краска стыда не залила ваше лицо?
   Сабина, и без того бледная,  стала  мертвенно-синеватой.  Ее  расширенные
зрачки были прикованы к лицу Анжелики, как будто она была в плену у ужасного
видения. Она поняла, что случилось то, чего она боялась: Анжелика  узнала  о
том, что  минутная  слабость  бросила  ее  в  объятия  Жоффрея  де  Пейрака.
Случившееся не укладывалось в рамки их обыденной  жизни,  и  оно  ничего  не
изменило в ней для других. Кроме Сабины, которая была в тот миг спасена.
   Сейчас она была слишком напугана  смертельной  опасностью,  грозившей  ее
сыну, и не успела притвориться и достойно ответить на обвинение.
   А Анжелика прочла в ее лице признание вины,  и  сердце  ее  остановилось,
застыло, как ледяной кулак.
   Больше она ничего не слышала. Страшный гул рокотал в ее,  ушах,  заполнил
ее голову. Она покрепче схватилась за перила, чтобы не упасть.
   Ей уже не было дела до мольбы Сабины.
   - Анжелика, не отказывайтесь спасти мне сына...  Мой  ребенок  не  должен
умереть из-за меня! Он мой единственный сын, моя любовь, моя жизнь!
   Анжелика слышала лишь этот проклятый голос, временами говоривший о любви.
   - Замолчите!
   Чувствуя, что она проиграла, и обезумев от страха за своего сына,  Сабина
упала на колени на плиточный пол и подняла к Анжелике свои сложенные руки.
   - Простите! Простите меня!
   И Анжелика возненавидела ее  до  смерти.  Своим  унижением,  равнозначным
признанию, Сабина не оставляла ей никаких надежд. Она знала,  что  это  было
правдой, но сейчас, когда был вынесен окончательный приговор, ей показалось,
что она умирает.
   - Вы украли у меня моего мужа! - заголосила она.
   "Идиотка! - подумала она. - Ты прекрасно знаешь, что она у тебя ничего не
украла".
   Но она уже не владела собой. Ей нужно было кричать что угодно, лишь бы не
задохнуться от ярости и боли.
   - Замолчите! Встаньте! И покиньте мой дом! Вы мне отвратительны!
   Сабина не опускала своих дрожащих рук,
   - Пойдете! Придемте! - повторила она надтреснутым голосом, и каждый  звук
давался ей с трудом.
   - Нет!
   - Мой сын! Мое дитя! Моя гордость!
   - Нет!
   - Он умрет...
   - Ну и пусть! Пусть он умрет, этот маленький кретин!
   Г-жа де Кастель-Моржа застыла, не в силах  произнести  больше  ни  слова.
Удар пришелся в самое сердце, она погружалась в кошмар. А эта  женщина,  эта
жестокая незнакомка, это не Анжелика. Анжелика исчезла. А может,  ее  вообще
не было? Скоро и Анн-Франсуа исчезнет, превратится в тень.
   Она уронила свои руки и тяжело встала. В немом кольце присутствующих  она
искала глазами выход из плена этих глаз, возможность скрыться.
   Кто-то поспешил открыть ей дверь.
   Ей нужно вернуться к Анн-Франсуа, увидеть его до того, как он покинет ее.
Она нужна ему. Возможно, он зовет ее.
   Она пересекла гостиную, спустилась по ступенькам в маленькую  прихожую  и
вышла. Перед ней все расступились, как перед воплощением скорби, отчаяния  и
проклятия.
   Как только она покинула дом, пелена стала спадать с  глаз  Анжелики.  Она
обнаружила, что стоит на верхней лестничной площадке, окруженная затаившейся
толпой.
   Она поняла,  что  за  столь  короткий  промежуток  времени  наговорила  и
совершила кучу глупостей. Перед недоуменными взглядами присутствующих  ей  в
голову пришла мысль, что до этой минуты никто не знал о ее несчастье,  разве
только главные действующие лица, г-жа Дельпещ и ревнивый сынок,  и  что  она
сама сообщила обо всем Квебеку,
   Тем хуже. Ее крик принес ей облегчение. Внезапно она  обратила  внимание,
что все изумленные взгляды обращены к ней.
   Гнев уходил, оставляя в сердце пустоту и непонимание, откуда  пришла  эта
боль, что было причиной. Она просто устала.
   Но ведь она  сказала  ужасные  вещи:  "Пусть  он  умрет,  этот  маленький
кретин".
   Она представила себе  умирающего  Флоримона,  который  так  любит  жизнь.
Взглядом  она   нашла   Сюзанну,   мужественную   молодую   женщину,   такую
естественную, такую близкую.
   - Сюзанна, что я должна сделать?
   - Мадам, вы не позволите умереть этому милому ребенку.
   Анжелика повела плечами. Это было высказывание, типичное для матери.  Все
матери одинаковы. И она такая же! Они любят красоту. Каждое молодое существо
красиво. Уход  сына  делает  бессмысленным  существование  его  матери,  это
крушение ее надежд и забот.
   - Я сделаю это, Сюзанна, - сказала она. -  Но  как  же  это  тяжело!  Как
тяжело!
   - Мадам, вы сможете все.
   - Пусть твой сын поможет мне нести сумку...
   Она вошла в свою комнату и взяла то, что ей было необходимо.
   Выйдя на улицу, Анжелика была удивлена, увидев, что г-жа де Кастель-Моржа
дошла только до дома м-зель  д'Уредан.  Страдания  сломили  ее,  и  она  еле
двигалась, сгорбившись как старуха и опираясь о стены домов.
   Анжелика догнала ее и, взяв ее под руку, сказала:
   - Поспешим!
   Весь Верхний город видел их вместе,  и  это  опровергло  потом  слухи  об
ужасной ссоре, вспыхнувшей между ними.  По  дороге  Анжелика  расспросила  о
ранах Анн-Франсуа.
   - Он ранен в живот.
   - Ранения все разные... Смогу ли я на этот раз сделать что-нибудь...
   В большой гостиной замка Сен-Луи на полу положили соломенные тюфяки, куда
укладывали первых раненых. Среди них был и  Анн-Франсуа.  Случай  с  молодым
человеком не был похож на другие. У него было множество ран, кроме того,  он
был ранен и в голову.  Необходимо  было  действовать  как  можно  быстрее  и
положиться на его молодость и крепкое здоровье.
   - Чего вы ждете? Чего вы ждете? - стонала  Сабина.  У  Анжелики  возникла
идея запереть ее  подальше  в  одной  из  комнат.  Она  прошептала  г-же  де
Меркувиль, что было бы прекрасно и милосердно, если  бы  кто-нибудь  занялся
г-жой де Кастель-Моржа.
   - Я пойду сама.
   - Нет! Вы нужны мне.
   - Я займусь этим, - сказала тихая г-жа де Бомон.
   Анжелика приступила  к  работе.  Пока  она  кипятила  травы  и  протирала
инструменты спиртом, г-жа де Меркувиль настойчиво вполголоса благодарила  ее
за то, что она спасла им всем жизнь.
   - Я сделала все, что могла, - ответила Анжелика. - Предводитель  ирокезов
был мне обязан. Поэтому я надеялась, что он послушает меня.
   - Да я не об этом!
   Г-жа де  Меркувиль  рассказала,  что,  когда  они  спускались  в  порт  с
реликвиями Святой Анны, они встретили по дороге Анжелику; маленькая Эрмелина
побежала за ней, и они вынуждены были пропустить  первый  корабль.  Двое  их
детей, уже поднявшихся на борт, покинули его и вы