среди
кого ей придется прожить некоторое время.
   Возле нее, откинув голову назад и скрестив на груди руки, стоял  Жоффрей.
Какие мысли одолевали его? Были ли его чувства подобны тем,  что  испытывала
она? Он казался удовлетворенным, но по тем ли причинам, что и она?
   Справа от нее - Виль д'Аврэй, очень похожий на набожного петуха. Так  как
он в самом  деле  любил  бывать  в  церкви  и  молиться.  Позади  находились
Пискаретт и еще два индейских вождя: гуронов  и  алгонкинов.  А  за  ними  -
причудливое смешение пестрой толпы. Тут было великое  множество  индейцев  в
индианок, одни - полуголые, другие - завернутые в одеяла. Бок о бок  с  ними
стояли элегантные господа: дамы в корсетах,  офицеры  в  парадных  мундирах,
трапперы, обросшие к бородатые, в одежде из замши. Многие француженки носили
крестьянские головные уборы из своих родных мест, другие - белые чепцы.
   Повсюду были дети, один - светловолосые и светлоглазые, другие - смуглые,
с блестящими черными глазами индейцев.
   Справа стояла матушка Буржуа, окруженная своими  "дочерьми".  Их  бледные
лица выражали искреннюю радость от того,  что,  наконец,  они  добрались  до
Квебека. В толпе легко было распознать новых иммигрантов, прибывших  в  этот
самый день, по их худобе, бледному цвету лица, покрасневшим векам  и  общему
жалкому и  затравленному  виду,  привезенному  из  Старого  Света.  Все  это
пройдет, достаточно им будет получить несколько арпанов земли или же  начать
охотиться.
   Для этих вновь прибывших людей сегодняшняя  церемония  была  едновременно
началом и концом.
   Для них, приехавших в Канаду в поисках лучшей жизни,  старое  королевство
отдалялось подобно тяжелогруженому кораблю, увозящему их прошлое.
   Маргарита Буржуа подняла  голову,  встретилась  взглядом  с  Анжеликой  и
заговорщицки улыбнулась ей. В последний раз они виделись  в  Тадуссаке.  "Ну
вот, видите! Все устроилось наилучшим образом",  -  казалось,  говорила  эта
улыбка.
   Анжелика улыбнулась ей в ответ и почувствовала общее дружелюбие и теплоту
окружавших ее людей.
   И лишь одна женщина свирепо взглянула в ее сторону.
   Она  стояла  немного  позади,  с  правой  стороны,  на  коленях.  Вся  ее
напряженная  поза,  с   резко   выпрямленной   спиной,   выражала   гнев   и
непреклонность.
   Очень высокая, одетая как бы в глубокий траур, но с пышностью, подобающей
самой знатной даме. Ее взгляд, брошенный на  Анжелику,  был  подобен  острой
бритве. Затем она отвернулась и подчеркнуто сосредоточенно  стала  созерцать
витраж. Всем своим видом она хотела показать, что  не  замечает  окружающих.
Полумрак базилики освещал острые черты ее бледного, как  мел,  лица.  "Маска
смерти",  -  подумала  Анжелика.  Опущенные  вниз  углы  ее   узкого,   ярко
накрашенного рта, похожего на шрам, придавали выражение глубокой  скорби  ее
мертвенно-бледному  лицу.  Ее  руки  так  сильно  дрожали,   что   казалось,
объемистый молитвенник вот-вот выпадет из них.
   Одного взгляда было достаточно Анжелике,  чтобы  понять,  что  перед  ней
воинственная Сабина де Кастель-Моржа.

***

   Одну за другой Анжелика  отстегивала  булавки,  которыми  был  прикреплен
жемчужный пластрон к ее голубому платью, и складывала их в чашу  из  оникса.
Зеркало  в  деревянной   золоченой   раме   отражало   ее   лицо,   подобное
распускающемуся цветку  утренней  зари,  на  котором  сияли  зеленые  глаза,
блеском своим спорящие со  сверканием  алмазов  в  ее  ушах.  Но  почему  ее
отражение было хотя и ослепительным, но слегка замутненным? Причиной  этого,
несомненно, был горячий пар, поднимающийся из приготовленной для нее  ванны.
Она попыталась протереть зеркало, но это ни к чему не привело.
   Из этого Анжелика сделала вывод, что она немного пьяна.  Но  это  было  и
неудивительно, после всех событий сегодняшнего дня и после всего выпитого.
   Лишь глубоко за полночь ей удалось наконец остаться одной. И  теперь  она
даже находила некоторое расслабляющее удовольствие в таком скучном  занятии,
как отстегивание булавок.
   Это чудесное платье ее не предало. Они с ним оба соблюдали  тот  договор,
который заключает  Женщина  и  ее  Наряд,  тот  секретный  договор,  который
помогает им взаимодействовать в их красоте.
   Теперь она была счастлива, оставшись одна. За долгие  годы  ее  свободной
жизни она отвыкла от светского этикета, и ей  показалось,  что  она  уже  не
сможет снова стать придворной дамой, окруженной слугами и лакеями. Во всяком
случае, не так сразу... К тому же существовала проблема с цветком  лилии  на
ее плече - этим позорным клеймом, из-за которого она могла довериться только
самым преданным служанкам.
   Тем хуже!  Она  предпочитала  уколоть  себе  пальцы  булавками,  но  зато
наслаждаться какое-то время одиночеством.
   Она наконец сняла пластрон, расстегнула корсаж и, отбросив  их  подальше,
вздохнула с облегчением. Затем  она  распустила  волосы.  Зеркало,  покрытое
по-прежнему облаком пара,  отражало  ее,  стоявшую  в  тончайшем  прозрачном
белье, сквозь которое просвечивала белизна ее кожи  и  двумя  более  темными
пятнами обозначились кончики груди.
   Над зеркалом висело громадное распятие из серебра  и  слоновой  кости.  В
доме Виль д'Аврэя распятия были повсюду, но они были так искусно  выполнены,
что казались украшениями, а не предметами культа.
   Сняв рубашку, Анжелика осталась обнаженной. Она подобрала волосы лентой и
приблизилась к ванне. Еще раз вздохнув, она вступила в теплую воду.  Дневная
усталость исчезла. Ее охватило  блаженство,  все  мысли  ушли,  и,  опершись
головой о край ванны, она погрузилась в мечтания.
   Она была в Квебеке.
   И для нее это звучало почти столь же торжественно, как в тогда, когда она
осознала, что ОНА БЫЛА В ВЕРСАЛЕ.
   Важно было оценить, какой  путь  ей  пришлось  преодолеть,  чтобы  сейчас
праздновать эту победу.
   Она была в Квебеке, и после жизни,  полной  блужданий,  он  показался  ей
гаванью, полной чудес.
   Она была в городе. В городе французской провинции с его домами, церквами,
садами, лавками.
   Она была здесь, в ванне,  наполненной  горячей  водой,  а  вокруг  нее  -
молчание тихой ночи. Зеркала отражали ее лежащее тело. Висящие повсюду,  они
увеличивали, раздвигали пространство этой маленькой  комнатушки,  в  которой
маркиз соорудил роскошную ванную комнату.
   Они смогли попасть в дом маркиза  де  Виль  д'Аврэя  еще  до  наступления
темноты, что было почти так же трудно, как и сама высадка в  Квебеке.  Каким
чудом им удалось в конце концов закончить всю эту  церемонию  приветствий  и
поздравлений и отправиться в дом маркиза, которым он так гордился?
   - Но он совсем маленький, - вскричала Анжелика при виде дома.
   - Но он очарователен, - возразил маркиз.
   С этим нельзя было не согласиться. Несмотря на свои скромные размеры, дом
был уютным и приветливым.
   Маркиз сказал Анжелике, что она испорчена  воспоминаниями  о  королевских
замках. Для Квебека этот дом был достаточно просторным.
   Он был двухэтажным, к нему примыкал  широкий  двор  со  службами,  крытым
гумном, дровяным сараем, пристройками, и Виль д'Аврэй заявил, что вскоре  он
приобретет соседнее поле, чтобы построить там конюшни, ферму, держать скот и
выращивать овощи.
   Войдя в дом, они очутились в большой низкой комнате,  в  глубине  которой
приветливо горел камин, а посредине стоял  стол,  покрытый  белой  дамасской
скатертью и уставленный серебряной  посудой;  справа  была  видна  гостиная,
обставленная мебелью, покрытой коврами.
   - Я привез большинство своей мебели из Франции, - заявил Виль д'Аврэй.
   Как он и предупреждал, служанка ждала их, стоя  возле  стола,  застывшая,
как деревянная статуя, и сама казавшаяся частью декора.
   Это была высокая полная женщина, со спокойным лицом,  с  робким  взглядом
из-под  бретонского  чепца.  Она  прижимала  к  груди,  как  ребенка,   свою
знаменитую фаянсовую "гусятницу", над которой возвышалась золотистая корочка
паштета из дичи.
   - Моя дорогая! Ты неповторима! - вскричал маркиз, целуя ее в обе щеки.  -
Ах, более того, ты фея! Я всегда это говорил!
   Виль д'Аврэй хотел повести Анжелику на второй  этаж,  чтобы  показать  ей
расположение комнат.
   Но Анжелика, глядя вокруг, спрашивала себя, каким образом они смогут  все
здесь поместиться. Она хотела подождать  прихода  мужа,  чтобы  решить  этот
вопрос.
   Слуги и люди, сопровождавшие их, начинали собираться  у  порога:  конюхи,
метрдотель и его помощники,  несущие  корзины  с  посудой  и  бельем;  затем
"дочери короля" и некоторые музыканты,  флейтисты  и  барабанщики,  уставшие
целый день дуть в свои инструменты или стучать своими  палочками.  Эти  люди
желали выпить что-нибудь, так как весь день они провели за работой.
   Тем временем произошло  именно  то,  что  Анжелика  предвидела.  Служанка
маркиза, узнав, что ее хозяин не собирается оставаться в доме и  что  он  не
только покинет его, но и предоставит в распоряжение этой  чужой  женщины,  к
которой он, казалось, питает неумеренную страсть, собралась  уходить,  унося
из дома свое достоинство и свою "гусятницу".
   Ей было невыносимо видеть, как ее  хозяин  собирается  оставить  Анжелике
этот дом, так заботливо приготовленный  ею,  его  преданной  служанкой,  для
него, а сам перебирается в какую-то лачугу в Нижний город, даже не предложив
ей сопровождать его, после того как она так долго его верно ждала.
   Виль д'Аврэй разразился негодованием:
   - Ты что, принимаешь себя за королеву Франции? Посмотрите на эту нахалку!
Эти слуги из колонии не имеют стыда! Ах, если бы ты была по  другую  сторону
океана, в Старом Свете, ты бы  не  посмела  себя  так  вести,  негодная!  Ты
отведаешь палки!
   Вне себя, он отвесил ей несколько чувствительных ударов тростью.
   Служанка, согнувшись от ударов, тем не менее ушла, унося свою стряпню.
   - Что же мы будем есть сегодня вечером? - вздыхал маркиз.
   Но метрдотель с "Голдсборо" сообщил, что он готов приготовить им все, что
они пожелают, и вместе с  Флоримоном  они  отправились  на  кухню.  Флоримон
научился готовить, когда служил юнгой на корабле.
   Продолжали вносить сундуки, узлы, кофры.
   Толпа  все  росла.  Люди  столпились  у  дверей,  желая  скорее   обрести
пристанище, так как с каждым часом становилось  холоднее.  Большая  кухонная
зала уже не могла всех вместить.
   В это время кто-то сообщил, что поместье, высокие трубы  и  часть  белого
фасада которого  виднелись  неподалеку,  было  тем  самым  жилищем,  которое
губернатор Фронтенак отдал в распоряжение господина де Пейрака, его семьи  и
всех его людей и  которое,  по  всей  видимости,  было  очень  просторным  и
удобным.
   Люди экипажа уже перенесли туда часть их имущества.
   Был отдан приказ, и собравшиеся у дома маркиза  поспешили  отправиться  в
указанном направлении.
   В это самое время прибыли  две  дамы  из  братства  "Святого  Семейства",
готовые приютить "дочерей короля". Анжелика отправила девушек с ними.
   Неожиданно появился Анн-Франсуа  де  Кастель-Моржа  и  начал  в  отчаянии
причитать:
   - Мадам! Мадам! Простите меня, то что произошло - это ужасно!
   - Да, да! Я вас  прощаю...  я  вам  все  прощаю,  -  повторяла  Анжелика,
чувствуя, что дневная усталость валит ее с ног.
   В это время Виль д'Аврэй повел ее показать свой  дом.  Он  демонстрировал
Анжелике свое жилище так, будто собирался его ей продать.
   - И еще, моя дорогая, я хочу вам сообщить то,  что  вы  не  знаете...  Вы
слышали  о  том  поместье,  которое  Фронтенак  приготовил  для   мадам   де
Модрибур... Это тот самый замок де Монтиньи, который вам сегодня предложили.
Вы же не поселитесь там, где некогда обитала она?
   Наконец он ее покинул, сказав, что о нем не стоит беспокоиться. Он сумеет
устроиться в Нижнем городе.
   Ближе к вечеру, после ухода Виль д'Аврэя, явился  толстый  мальчуган  лет
двенадцати передать им новости о коте. Он сообщил, что  кот  себя  чувствует
хорошо и, кажется, подружился с кухаркой из харчевни "Корабль Франции",  где
он получает все, что ему нужно. Мальчика сопровождали двое  слуг,  принесшие
горшки и кастрюли, в которых были рагу и бланманже, овощной суп,  булочки  -
все это в подарок от хозяйки.
   Могли ли они мечтать о такой любезности?  Мальчик  сообщил,  что  он  сын
мадам Гонфарель,  что  ему  девять  лет.  Он  выглядел  настоящим  крепышом.
Анжелика хотела сделать ему маленький подарок, но он  отказался.  Тогда  она
расцеловала его в круглые щеки и попросила передать  его  матушке,  что  она
завтра придет навестить ее, как только сможет, чтобы поблагодарить и забрать
кота.
   И вот наконец Анжелика осталась одна с Иолантой.
   Дети спали в комнате на первом этаже, позади кухни. Близость очага делала
эту комнату самой теплой.
   В доме стоял нежный, приятный запах, так как мебель была начищена воском,
содержащим  благовония,  повсюду  стояли  и  висели  многочисленные  изящные
безделушки, блестели серебром распятия. Какое счастье было находиться в этом
уютном, опрятном доме в столице Новой Франции, бывшей для  них  еще  недавно
недоступной вражеской крепостью.
   Внезапно  ее  мысли  омрачились,  в  памяти  возникли  слова,  услышанные
недавно. Вопросы, на которые она не могла ответить, кружились перед ней, как
стая черных птиц...
   Отсутствие   отца   д'   Оржеваля!   Загадочно...   Безумие   мадам    де
Кастель-Моржа...  Бессмысленно...  И  кем  мог  быть  спрятавшийся  в  толпе
человек,  бросивший  фразу  при  виде  Жоффрея  де  Пейрака   со   знаменем:
"Послушайте! На Средиземном море его серебряный щит был на красном фоне!"
   Человек, несомненно, знавший, что Жоффрей - это Рескатор.
   И что он был когда-то на галерах короля.

***

   Анжелика вновь открыла глаза. Какое-то предчувствие угнетало ее.  Вода  в
ванной была все еще теплой. Она поняла, что, должно быть, уснула. Одна свеча
погасла, другие догорали.
   Анжелика вновь увидела в  зеркале,  висевшем  над  ней,  свое  отражение.
Обнаженная женщина, лежащая в мерцающей воде, чьи глаза испуганно блестели в
полумраке.
   Почему Жоффрея до сих пор не было?
   Того короткого мгновения, на который она заснула, было достаточно,  чтобы
изменить ее отношение к окружающей обстановке.
   Тишина показалась ей полной тревоги.
   Снаружи башенные часы пробили три удара. Это был  голос  спящего  города.
Города-ловушки.
   Она едва дышала. Ей не хотелось, чтобы страх проникал в нее.
   Где был Жоффрей? Где были его солдаты? Люди  его  экипажа?  Его  испанцы?
Офицеры?
   Она воображала самое худшее. Она начинала опасаться, что тот восторженный
прием, который им оказали, был лишь мираж, ужасная комедия,  предназначенная
усыпить их бдительность.
   Ей почудилось, что истина проступает на зеркале  горящими  буквами:  "Они
его арестовали..."
   Живое воображение Анжелики рисовало ей этот момент,  когда  он  входит  в
замок Святого Людовика, и его тут же окружают люди со шпагами в руках.
   "Господин де Пейрак, у нас приказ арестовать вас. Именем короля!"
   Все начинается сначала...
   И когда она услышала какой-то шум внизу, в темном и уснувшем доме, она не
сомневалась, что все опять  будет  как  тогда,  когда  несчастный  Куасси-Ба
стонал и звал ее: "Мадам! Мадам!.. Они забрали мою саблю!"
   Она вскочила, сопровождаемая всплеском, и, накинув простыню, кинулась  из
ванной комнаты к лестнице.
   Крик замер у ее горла.
   Внизу, у лестницы, стоял человек.
   Человек, одетый в черное.

***

   Это был Жоффрей де Пейрак.
   Он был одет весь в черное.
   Подняв голову, он смотрел на Анжелику.
   Он был одет в широкий  плащ  с  короткими  рукавами,  с  высоко  поднятым
воротником из медвежьего меха.
   Анжелика, опершись о перила, застыв, смотрела на него, как на привидение.
   А  Жоффрей,  очарованный  ее  появлением,   но   удивленный   трагическим
выражением ее лица, с недоумением поднял брови.
   Она стояла полуголая, с распущенными волосами, с  нее  струйками  стекала
вода. Она была очаровательна.
   Увидев чудесную улыбку на обращенном к ней лице, Анжелика не могла в  это
поверить.
   Вполголоса она сказала:
   - Итак? Вам удалось от них ускользнуть?
   - Ускользнуть?
   - Что произошло? Я ждала вас так долго... Я заснула и...
   - И... вы еще не пришли в себя, моя дорогая,  как  мне  кажется...  Я  же
предупреждал вас о Большом Совете в замке Святого Людовика... В самом  деле,
мне действительно, в конце  концов,  удалось  оттуда  ускользнуть.  Все  это
тянулось так долго... Но все закончилось наилучшим образом.
   Вздох облегчения вырвался у Анжелики.
   Слетев со ступенек, она бросилась в его объятия, повторяя:
   - О, как это глупо! Боже, как это глупо.
   Она зарылась лицом в складках его одежды и потерлась о нее щекой.
   - Нас опять начинают посещать злые духи? - шутливо спросил де  Пейрак.  -
Какое событие могло превратить блестящую королеву Квебека в  эту  испуганную
нимфу?
   - Я подумала, что вас арестовали!
   - Что за глупости! Неужели вы не поняли сегодня, что это не так просто? Я
надежно защищен, и у меня верные союзники. К тому  же  ветер  удачи  дует  в
нашем направлении. Вы должны в это поверить.
   - Это могла быть уловка.
   - Нет! Французы из Канады слишком прямодушны для этого.
   - - Но вы меня очень напугали, - сказала  она.  -  И  особенно,  когда  я
заметила вас, стоящего у лестницы во всем черном.
   - Я хотел именно в таком виде присутствовать на этом ночном собрания.
   - Почему?
   - Черный человек, -  сказал  Жоффрей.  -  Вы  помните  черного  человека,
стоящего позади демонической женщины, из видения матушки Магдалины? Я  знал,
что меня охотно за него признавали. Разместив  своих  людей  в  поместье,  я
переоделся и в таком виде отправился на совет в сопровождении моих испанцев.
   Анжелика была поражена.
   - Жоффрей, это так неразумно, - сказала она, волнуясь. - Мы  находимся  в
осином гнезде,  любое  недоразумение  может  обернуться  против  нас,  а  вы
развлекаетесь тем, что напоминаете им о предсказании, о котором, может быть,
некоторые и забыли, но другие хорошо помнят и боятся.
   - Это еще один повод для того, чтобы увидеть все в  истинном  свете.  Мне
хотелось понаблюдать за их реакцией, и я ее увидел. Меня обвиняли в том, что
я и есть этот человек в черном,  равно  как  и  вы  -  женщина-демон.  Чтобы
разрушить этот миф, я предстал перед ними, как реальный живой человек. Но, с
другой стороны, я вижу, вы тоже  не  боитесь  явиться  как  "голая  женщина,
выходящая из вод".
   - Но я же не явилась в таком виде на Большой Совет...
   - Слава Богу! Анжелика, любовь моя,  вы  слишком  серьезно  относитесь  к
жизни, и вы  опять  становитесь  той  очаровательной  маленькой  канонницей,
которую я  когда-то  отправил  к  свирепым  протестантам  в  Ля  Рошель.  Но
поверьте, после всех талантов, которые в  вас  обнаружились,  эта  роль  вам
вовсе не к лицу.
   Он прижал ее к груди и начал осыпать поцелуями, и именно это могло сейчас
наилучшим образом развеять ее тревогу.
   Она подняла голову, чтобы еще раз посмотреть на него и  убедиться  в  его
присутствии.
   Из ее груди вырвался крик.
   За его спиной, в глубине залы,  она  увидела  череп  с  двумя  маленькими
блестящими глазами и растянутый в насмешливом оскале рот.
   Пейрак обернулся.
   - Добрый вечер, господин Маколле, извините за то, что потревожил ваш сон.
   - Ничего страшного, - проскрипел голос старого траппера. -  Чего  же  мне
жаловаться на такое приятное зрелище.
   Зрелище действительно было необычное.
   Граф де Пейрак, в сапогах и в тяжелой  меховой  одежде,  сжимал  в  своих
объятиях Анжелику в костюме наяды. Старый  Элуа  вытащил  из  сумки  красный
колпак и напялил его на свою оскальпированную голову. Затем широко зевнул  и
пробормотал что-то насчет медведя, которого он убил на королевской  ферме  и
из-за которого господин ле Башуа его преследует, и вот  почему  он  вынужден
теперь скрываться в их доме.
   - Я подумал, что у вас я буд