е,  которого  Анжелика
повстречала в Хоусноке, все они, несмотря  на  строгие  нравы,  были  людьми
веселыми, к великому огорчению преподобного отца Пэтриджа. Были там еще  две
семьи ирландцев-рыбаков и одна - французов Дюмаре, известных  тем,  что  они
удерживали печальный рекорд по числу утопленников. Ведь в этом краю ребенок,
едва встав на ноги, пускается вплавь по волнам верхом на доске. Как  тут  не
тонуть? Они ведь только и делают, что плавают между островами, а в  возрасте
14 - 15 лет эти неутомимые мореплаватели по проливам особенно отважны,  хотя
опыта-то нет, ну  и  тонут,  попав  в  особо  опасном  месте  в  критическую
ситуацию.
   В  семье   Дюмаре   бабушка   обладала   даром   ясновидения   и   всегда
предчувствовала несчастья. Бывало, будь то днем или ночью,  она  вставала  и
начинала складывать одежду парня, ушедшего в море. "Он только что утонул"  -
говорила она.
   Много разных рассказов услышала Анжелика, пока ее водили из дома в дом, с
одной фермы на другую. Этими визитами знатной дамы  очень  гордились  жители
острова, а исцеление Алистера сделало ее легендарной  личностью.  Моряки  из
Дьеппа, пришедшие за пресной водой на двух шлюпках, дополняли  в  тот  вечер
население  острова.  Повсюду  слышалась  странная  смесь  языков  и  наречий
французского,  английского  и  диалектов  индейцев.  Несколько   миролюбивых
представителей племени мик-мак, породнившихся с жителями острова,  вышли  из
леса, положили меха и  дичь  на  порогах  домов  и,  сидя  на  корточках  на
возвышении, с любопытством разглядывали празднество бледнолицых.  Это  были,
как правило, очень крупные мужчины с бронзовыми прямоугольными лицами.
   К 10 часам  вечера  Анжелика  решила,  что  с  визитами  вежливости  пора
кончать, и что до начала праздника неплохо было бы вздремнуть.
   После горячей бани у мистрис Мак  Грегор  волосы  ее  быстро  высохли  на
теплом ночном ветерке, но усталость не проходила.
   Завернувшись в новую меховую шубу, она присела  в  сторонке,  у  подножья
высокого дуба.
   Завтра она будет в Голдсборо. Дай-то Бог, чтобы море было спокойно!
   Тем временем вокруг домов и на берегу становилось все оживленнее, выросли
кучи хвороста.
   На импровизированных столах  появились  бочонки,  кубки,  миски.  Полночь
приближалась, а с ней и время костров святого Жана.
   С криками, взявшись за руки, пробежали мимо ребятишки, увлекая  за  собой
негритенка Тимоти, юнгу Аббиала и Самюэля Коруэна.
   Вечный Монеган, колыбель моряков, вступал в волшебную ночь,  и  слышались
удары его сердца -  шум  волн,  разбивающихся  о  скалы,  и  первые  раскаты
барабанов басков, репетирующих танец...
   В году тысячном от рождества Христова, в этом узком фиорде появились люди
на  ладьях,  украшенных  фигурами  драконов.  Они  открыли  для   европейцев
гранитные берега Ньюфаундленда с холмами, утопающими в цветах. С тех пор  на
серых скалах стали появляться загадочные надписи, сделанные рукой  бородатых
викингов и светловолосых  норманнов.  После  них  прославились  имена  Джона
Кэбота, Веразано ле Флорантена из Франции, испанца Гомеса, англичанина Рата,
французского пастора Андре Тэо, сэра Хемфри Гелберта, Гаснолда, Шамплейна  и
Джорджа  Уэймотов,  Джона  Смита,  приплывшего  в  1614   году   с   миссией
"исследовать Северную Америку с точки зрения перспектив на добычу  золота  и
китов".
   Пестрая и непоседливая масса людей слагала на протяжении  долгой  истории
волнующую  сагу  об  острове  могикан,  полную   кельтских,   ирландских   и
шотландских выражений. Острые запахи, крепкие ругательства на  всех  языках,
понятный  всем  смех  мужчин,  женщин,  детей,  одежда  из   разных   стран:
шотландские  юбочки,  красные  береты  басков,  черные  шляпы  кальвинистов,
атласные косынки барбадосских пиратов и матросские шапочки со всего света...
   А в траве не умолкал пронзительный стрекот кузнечиков.
   И на шафранном горизонте, там" где из зеленоватого неба и темнеющих  волн
сгущалась ночь, нескончаемой чередой шли паруса, паруса, паруса.
   И вдруг все исчезло: и море, и  берег  опустели.  Анжелика  увидела,  что
сидит одна на пустынном берегу моря. Почему сегодня столько раз звучит  "Бар
Харбор", почему сейчас  столько  "опустевших  портов"?..  Повсюду,  повсюду,
вдоль бесконечных изрезанных бухтами берегов:
   Бар Харбор, Бар Харбор - как похоронный звон... Пустыня...  Ушли  киты  и
косяки трески и сардин, ушли похожие на серебристые подносы скаты,  и  птицы
тучами улетели, ушли тюлени и морские свиньи, голубые кашалоты,  прожорливые
касатки и ласковые дельфины...
   Но не только от этого  тяжело...  Уныние  охватывает  душу,  бесконечная,
ноющая ностальгия... Глухое отчаяние опустевших бухт...
   Слишком много воспоминаний, борьбы и убийств, слишком много утопленников,
ухажеров,  страсти,  слишком  много  неприкаянных  душ,  врагов,   отчаяния,
забытых, плачущих, страдающих людей в  тумане,  на  ветру,  в  пене  грозных
гигантских приливов, в волнах, со свистом и стоном бьющихся о землю.
   Так много безлюдных берегов...
   Мерцающие туманы, то густые, то прозрачные, опускаются на кедровые  леса,
на зеленую хвою сосен, на лаковую листву клена  и  красного  бука,  на  поля
дикой люцерны и рододендронов, на лилии  у  разрушенных  домов,  на  розы  в
запущенных садах.
   Страна призраков!
   Французы,  англичане,  голландцы,  шведы,   финны,   испанцы,   бретонцы,
нормандцы, шотландцы, ирландцы, пираты, крестьяне, рыбаки,  китобои,  лесные
бродяги, пуритане и  паписты,  иезуиты  и  францисканские  монахи,  индейцы:
эчемины, тарратины, мик-маки, малеситы - где вы все? Где вы, фантомы Акадии,
земли с сотней названий, царства скалистых мысов и уединенных бухточек,  где
изредка белели паруса?..
   Запахи леса и моря, запахи индейских вигвамов и скальпов, запахи  пожаров
и водорослей - дыхание воды и земли, опьяняющее и дурманящее, а  сквозь  все
это - бессграшный, холодный взгляд человека, наблюдающего, как ты гибнешь...
   Резкий крик нарушил тишину, тонкое странное завывание разбудило Анжелику,
вырвав ее из кошмара, она вскочила с бьющимся сердцем.
   - Что это? Режут свинью?
   То был звук волынок шотландцев, начавших праздник на берегу.
   Анжелика увидела сидящего неподалеку Джека Мэуина, он смотрел на  горящие
большие костры. Шотландцы танцевали,  скрестив  шпаги;  другие  развлекались
рукопашной борьбой с черным медведем.
   - Мне приснился сон, - сказала  вполголоса  Анжелика.  -  Истребляя  друг
друга в братоубийственной войне, люди превратили эти места в  забытую  всеми
пустыню.
   Она спохватилась, что говорит по-французски.
   Спина Джека Мэуина  осталась  неподвижной.  Он  сидел,  положив  руки  на
колени, кисти рук свисали. Впервые она заметила,  что  эти  мозолистые  руки
отличались благородной формой.
   К ней вернулось то беспокойное чувство, которое она постоянно испытывала,
глядя на него; она помнила его  странное  поведение,  когда  он  не  захотел
подать ей руки и смотрел холодно и бесстрастно, как она погибает.
   Почему этот англичанин оставил ее в беде, когда  она  тонула,  и  лишь  в
последний  момент,  когда  она   уже   пошла   ко   дну,   спас   ее   ценой
сверхчеловеческих усилий? Странный он какой-то. А  может,  он  вообще  не  в
своем уме!..
   - Дайте мне вашу руку, Джек Мэуин, - сказала она  неожиданно.  -  Я  хочу
посмотреть, какая судьба ждет вас впереди.
   Он бросил на нее сердитый взгляд и ничего не сказал, только  крепко  сжал
ладони.
   Анжелика рассмеялась. Поистине, она еще не совсем проснулась:  ну,  можно
ли кокетничать с таким женоненавистником, да еще и  бирюком.  Душа  ее,  как
ладья, была готова устремиться к  горизонту  на  всех  парусах,  и  вся  эта
суматоха, эти визгливые звуки волынки доставляли ей блаженство.
   - Ах, Мэуин, как прекрасна жизнь, я так счастлива... Вы спасли меня.
   Он нахмурился, сердито сжал руки. Услышав, как она разговаривает  сама  с
собой, он подумал, что она явно рехнулась.
   Она вновь  рассмеялась,  опьяненная  этой  долгой  июньской  ночью  и  ее
звуками.
   Ритмичный бой барабанов и свист флейт перекрывали теперь пение волынок.
   Анжелика вскочила на ноги.
   - Мисс Пиджон, мистрис  Мак  Грегор,  мистрис  Уинслоу  и  вы,  Дороти  и
Жанетон, идемте, идемте со мной, будем танцевать фарандолу с басками.
   Она схватила их за руки и потащила бегом вниз по склону.
   Легко ступая на пальцы босых ног, баски двигались друг за другом, кружась
и подпрыгивая, их удивительный танец был  полон  грации  и  порыва.  Красные
береты, озаряемые кострами, сверкали, как маки.
   Впереди шел высокий и гибкий парень, держа над головой  бубен  с  медными
пластинками и ударяя в него ловкими пальцами.
   Когда в их освещенный круг вошли Анжелика и  ее  спутницы,  баски  издали
радостный клич и уступили им место, так что  каждая  оказалась  между  двумя
мужчинами.
   - Клянусь святым Патриком, - воскликнул ирландец Порсонс, - эта  колдунья
заставила плясать наших жен!
   - О ней говорят разное, - сказал англичанин Уинслоу. - Будто она ведьма.
   - Какая там ведьма, - возмутился Мак Грегор. - Молчи уж, если не  знаешь.
Это - фея. Я видал в детстве таких, в лугах Шотландии. Сразу ее  узнал.  Так
что брось трепаться, сосед. Сегодня - ночь колдовства. Послушать только  эти
песни басков, так у меня мурашки по всему телу. Ноги сами в пляс идут. Пошли
плясать, сосед. Сегодня - волшебная ночь.
   А фарандола тем временем вела взявшихся за руки танцоров  между  костров,
вокруг домов, деревьев и скал.
   В ночь на святого Жана должны танцевать все женщины,  старые  и  молодые,
бабки  и  матери,  девушки  и  девочки.  Капитан  китобойной  шхуны   Эрнани
д'Астигуерра подал руку Анжелике и повел ее танцевать, он не спускал глаз  с
нее. Скоро  он  почувствовал,  что  она  знает  почти  все  традиционные  па
фарандолы басков, и как только они, совершив  круг,  вернулись  на  песчаный
берег, он быстро повел ее вовнутрь хоровода. Покорная зажигательной  музыке,
она танцевала, точно выполняя замысловатые фигуры народного танца.
   Когда-то в Тулузе, в Аквитании  Анжелика  уже  исполняла  эти  фигуры.  В
замках их предпочитали чопорным придворным танцам, и Жоффрей  де  Пейрак  не
раз возил свою молодую жену в страну басков, на Пиренеи, где они участвовали
в народных праздниках, и она от души веселилась вместе со своими подданными.
   Эта зажигающая музыка вызывала в ней воспоминания.
   Коротенькая юбка Эстер позволяла ей легко танцевать, не стесняя движений.
Она смеялась, увлекаемая неотразимым капитаном, ноги ее  почти  не  касались
земли, а золотистые волосы то летели за ней как огненный шлейф, то падали на
щеки и все лицо.
   Он говорил с ней то по-французски, то на  языке  басков,  и  каждый  раз,
когда фигура танца приближала ее к нему, она чувствовала,  как  его  твердая
рука все теснее прижимала ее стан.
   - В ночь на святого Жана из моря пришла фея, - говорил он.  -  Монеган  -
счастливый остров. Все это - магия. Откуда вы знаете наши танцы?
   - Потому что меня зовут графиня де Пейрак де Моран д'Ирристру.
   - Ирристру?.. Это фамилия из наших мест.
   - Вот именно.
   - Так вы из Аквитании?
   - Да, по замужеству.
   - Почему же ваш супруг позволяет вам уезжать одной на край света?
   - Он недалеко отсюда, так что будьте осторожны, сударь.
   - Сударыня, - сказал он на своем языке,  -  у  вас  самая  восхитительная
талия, какую я когда-либо обнимал, а  глаза  ваши  меня  заворожили...  -  И
продолжал по-французски:
   - Умеете плясать джигу виноградарей?
   - Кажется, да.
   - Тогда пошли.
   Он завертел ее в безумном вихре, и голова ее  пошла  кругом:  темно-синее
небо, красный огонь костров, веселые лица пулей проносились мимо.
   - Не могу больше, - крикнула она, - голова кружится.
   Он убавил скорость, но сперва пару раз крутнул ее, крепко обняв и оторвав
от земли.
   Послышались аплодисменты.
   Задыхаясь, Анжелика смеялась, а ей уже  протягивали  оплетенную  бутылку.
Пить надо было залпом, и она закинула голову, направляя струю прямо в горло.
И этот ее подвиг тоже заслужил аплодисменты.
   На возвышении, опершись о дерево, стояли преподобный Пэтридж,  осуждавший
подобные выходки, и моряк Джек Мэуин, которому  не  хотелось  участвовать  в
празднике; оба с мрачным видом наблюдали эту сцену.
   Заметив их,  Анжелика  неудержимо  расхохоталась,  уж  очень  комично  те
выглядели.
   Ее  веселый  громкий  смех  вызвал  веселье  окружающих,  и   все   опять
закружились  в  танце,  взрослые  -  парами,  дети  -   хороводом.   Волынки
подхватывали ритм тамбурином, лимузинская бурре сменялась шотландской джигой
и корнуэльским старинным танцем; те, что были постарше  или  просто  устали,
хлопая в ладоши, поддерживали ритм.
   Временами люди в изнеможении присаживались к столу выпить кружку пива или
стакан вина. С кораблей,  стоящих  в  порту,  привезли  праздничные  запасы:
испанские и французские вина, терпкое вино из дикого  винограда  с  островов
Карибского моря; от такой смеси в желудках  загоралось  солнце,  а  в  ногах
прибавлялось энергии, впрочем, сменяющейся опасным расслаблением.
   Сидя за столом, две старушки, одна  из  которых  была  та  самая  бабушка
Дюмаре, что предвидела во сне утопленников,  непрерывно  и  ловко  вскрывали
ножом раковины устриц.
   Господин д'Астигуерра напомнил Анжелике о "лубинку", любимом блюде басков
и жителей Беарна. Он привез из Байонны много этих  сосисок  с  очень  острым
вкусом. Их обжаривали на огне и,  обжигаясь,  торопливо  ели,  заедая  сырой
устрицей.
   Какое наслаждение! Обжигающая сосиска и прохладная устрица. После каждого
танца - стаканчик пиренейского вина. И еще одну адскую сосиску,  от  которой
слезы катились из глаз, холодную зеленоватую устрицу, проглоченную с морской
водой прямо из перламутровой раковины. Танцы, смех, бьющие  в  такт  ладони,
янтарное вино и призывные звуки флейт...
   Кто-то присел,  кто-то  свалился,  кого-то  разбирает  неудержимый  смех,
кому-то плохо, кто-то слегка  не  в  себе,  но  никто  не  обращает  на  это
внимания.
   С опушки  леса  индейцы  мик-мак  и  могикане,  невозмутимые,  почти  как
преподобный Пэтридж, наблюдали веселье бледнолицых. Они считали, что если уж
пить, то огненную воду, волшебный напиток.  Когда  они  накопят  много-много
водки, выменяв ее у моряков за шкурки зверей,  они  устроят  в  лесной  чаще
пьянку похлеще этой, они доведут себя до безумства и будут общаться с  Духом
снов... Они не будут глупо смеяться и плясать как эти бледнолицые, закусывая
несчастными моллюсками.
   В полночь первый смельчак выпрыгнул из огня, как черный дьявол.
   Гоп-ля! Один за другим  быстроногие  баски  перепрыгивали  через  костер,
поджав ноги и подняв руки, каждый прыжок  вызывал  всеобщий  крик  страха  и
восхищения.
   - Против того, кто перепрыгнет через костер в ночь святого Жана, - сказал
Эрнани, - весь год дьявол не сможет ничего предпринять.
   - Тогда и я хочу прыгнуть, - воскликнула Анжелика.
   - Женщины не могут, - запротестовал  один  из  басков,  пытаясь  защитить
традицию.
   - По-вашему, женщин  можно  уступить  дьяволу?  -  воскликнула  Анжелика,
натянув ему берет на нос.
   Конечно, она была чуть-чуть пьяна и немного взвинчена. Но  такой  случай,
возможно, никогда не повторится, а она так давно об этом мечтала.
   - Она сможет, сможет! - уверенно сказал Эрнани, не спуская с нее  горящих
глаз. - Но ваши волосы, мадам... Будьте осторожны,  -  добавил  он,  ласково
положив руку на голову Анжелики; в  горячке  этой  минуты  она  не  обратила
внимания на этот его жест.
   - Не бойтесь! Я дочь Стрельца, родившегося под знаком огня; он из когорты
пламенных и легиона Саламандры, что безнаказанно проходят сквозь пламень.  Я
должна прыгнуть! Господин д'Астигуерра, вашу руку!
   Он подвел ее на расстояние нескольких шагов от потрескивающего костра,  и
установилась мертвая тишина.
   Анжелика сбросила туфли, одолженные  у  мистрис  Мак  Грегор.  Ступни  ее
почувствовали прохладу песка. Перед ней поднималось золотой стеной высокое и
шумное пламя.
   После огненных наперченных  колбасок,  доброго  вина  и  соленых  морских
моллюсков, Анжелика сама казалась себе  пылающим  огнем,  готовым  рвануться
ввысь.
   Эрнани протянул ей небольшой плоский флакон. Она понюхала, узнала:
   - Арманьяк "пикну"!.. Спасибо, мессир!
   И отпила несколько глотков.
   Все взоры были обращены на нее. Не все запомнили ее имя, но то, что о ней
было сказано, еще не выветрилось из затуманенных мозгов.
   С босыми ногами,  готовая  к  прыжку,  она  предстала  перед  всеми,  как
воплощенная богиня,  не  от  мира  сего,  и,  тем  не  менее,  ее  спокойная
независимость уверенного в себе человека внушала почтение к ней.
   Они видели, что талия  ее  тонка,  но  без  слабости,  а  плечи,  хотя  и
грациозны и гармоничны, но выдавали опыт в жизненной борьбе; а в  глазах  ее
они читали, что презрение к страху перед огнем вызвано в ней волею  покорить
многие костры, которые ей еще придется преодолеть в жизни.
   Что касается Анжелики, она ни о чем этом не думала, будучи целиком занята
предстоящим трудным и заманчивым испытанием.
   Все тело ее, возбужденное теплым ночным воздухом,  стремилось  к  порыву,
еще сегодня это живое тело  чуть  не  погибло,  и  вот  теперь,  стоя  перед
пляшущим огнем, она как будто увидела зовущее,  прекрасное  и  грозное  лицо
мифического духа ночи святого Жана, - ослепительную  ведьму  с  волосами  то
черными, то пурпурными.
   Тамбурин выбивал дробь.  Эрнани  д'Астигуерра,  взяв  Анжелику  за  руку,
побежал вместе с ней к костру, ускоряя разбег...
   Стена огня возникла перед ней.
   Разогнавшись с помощью баска, она прыгнула, поднялась в  воздух,  ощутила
огненное дыхание, прорвалась через раскаленное  тело  огня,  ощутила  легкий
укус и сияющий вихрь, пытавшийся обхватить и удержать ее,  но  вырвалась  из
него и упала по другую сторону костра на свежий  ночной  песок,  где  другой
баск поджидал ее, чтобы отнести подальше от опасности.
   Двое других набросились на края ее юбки и руками прибили зачавшийся  было
огонь.
   Попахивало опаленными  волосами.  Анжелика  потрясла  своей  великолепной
гривой.
   - Ничего! Я проскочила! Слава Богу, спасибо!
   - Я с ума схожу! - вскричал, весь в слезах, -Что бы мы стали делать, если
бы вы не перепрыгнули? Не хватает вам моря, вам еще огонь нужен?...
   Кстати, он был вдрызг пьян.
   Музыка вновь заиграла, хотя и неровно, с перебоями.
   Стройный Эрнани, прижимая  могучей  рукой  талию  Анжелики,  отвел  ее  в
сторону.
   - Встреча с вами незабываема, мадам. Вы  похитили  мою  душу.  Мы  должны
провести вместе остаток ночи, согласны?
   Анжелика высвободилась из его объятий, чтобы лучше  его  разглядеть  и  с
удивлением подумала, что она поняла его слова,  хотя  все  было  сказано  на
языке басков, которого она не знала.
   - Как странно, - воскликнула она,  -  но  мне  кажется,  я  понимаю  язык
басков!.. Я - и язык басков! Эту тарабарщину никто усвоить  не  может,  если
сам не родился на берегах Сули!.. Вы что, господин  д'Астигуерра,  подсыпали
колдовское зелье в ваш арманьяк?
   - Нет... Но... Я слышал, вы знаете некоторые  диалекты  индейцев  Акадии,
мадам?
   - Да, я действительно владею языком абенаков из района Кеннебек.
   - Вот и ответ  загадки.  Наш  язык  родственен  языку  этих  индейцев.  Я
полагаю, что наши предки жили в Азии и, разделившись на две части, разошлись
в разные стороны, совершив при этом кругосветное путешествие. Они  добрались
до этих берегов, а мы -  до  Байонны.  Когда  мои  пра-прадеды  пришли  сюда
охотиться на китов, они легко понимали дикарей, хотя  никогда  не  учили  их
языка, и порою служили переводчиками для миссионеров.
   Он снова сделал жест, желая привлечь ее к себе.
   - Итак, если вы поняли мои смелые слова, мадам, каков будет ваш ответ?
   Она положила ему два пальца на губы.
   - Тес!.. В ночь на святого Жа