- Поясните, что означает эта оговорка в данной вами клятве?
   - Я хочу сказать, что много путешествовал и был свидетелем -  в  Китае  и
Индии  -  странных  явлений,  которые  подтверждают  существование  магии  и
чародейства, но они не имеют  никакого  отношения  к  тому  шарлатанству,  с
которым мы сталкиваемся под их именем у нас в Европе.
   - Одним словом, вы признаете, что вы верите в это?
   - В истинное чародейство -  да...  Оно,  кстати,  зиждется  на  некоторых
явлениях  природы,  сущность  которых  будущие  поколения,  наверно,  сумеют
объяснить. Ну а слепо следовать ярмарочным волшебникам  или  так  называемым
ученым алхимикам...
   - Вот вы  и  сами  заговорили  об  алхимии!  По-вашему,  алхимия,  как  и
колдовство, бывает истинная и шарлатанская?
   - Совершенно верно. Некоторые арабы и испанцы даже переименовали истинную
алхимию в химию,  науку  опыта,  согласно  которой  все  процессы  изменения
вещества подчиняются определенным законам и, таким образом,  не  зависят  от
проводящего опыт, при условии, конечно, если он знает  свое  дело.  Но  зато
убежденный алхимик хуже колдуна!
   - Я рад услышать это от вас, ибо таким образом вы облегчаете задачу суда.
Так кто же, по-вашему, хуже колдуна?
   - Какой-нибудь дурак или фанатик, господин председатель...
   Впервые за все время этого судебного заседания Массно, казалось,  потерял
власть над собой.
   - Подсудимый,  заклинаю  вас  быть  почтительным,  ведь  это  и  в  ваших
интересах. Вы уже и так  проявили  дерзость,  назвав  во  время  клятвы  его
величество нашего короля после своей жены и ребенка. Если вы и впредь будете
проявлять такое же  высокомерие,  суд  имеет  право  отказаться  выслушивать
вас...
   Анжелика видела, как адвокат Дегре кинулся к Жоффрею, намереваясь  что-то
сказать ему, но стража преградила ему путь. Массно вмешался,  стремясь  дать
адвокату подсудимого возможность свободно выполнять свои обязанности.
   - У меня и в мыслях не было, господин председатель,  оскорбить  этим  вас
лично или кого-либо из судей, - сказал граф де  Пейрак,  когда  шум  немного
улегся. - Как ученый, я просто выступил  против  тех,  кто  занимается  этой
пагубной наукой, которая именуется алхимией, но я не думаю, чтобы кто-нибудь
из вас, людей, обремененных столь серьезными обязанностями, тайно  увлекался
ею...
   Это небольшое пояснение понравилось магистратам,  и  они  важно  закивали
головами.
   Допрос продолжался уже в более спокойной атмосфере.
   Массно, порывшись в кипе бумаг, вытащил очередной листок.
   - Вы уличены в использовании для своих таинственных занятий,  которые  вы
ради своего оправдания именуете новым названием  "химия",  костей  животных.
Как объяснить эти действия, столь не подобающие христианину?
   - Господин председатель, не следует  мешать  в  одну  кучу  оккультизм  и
химию. Кости животных нужны мне лишь для того, чтобы превращать их  в  золу,
которая необходима для купелирования расплавленного металла, чтобы  выделять
золото или серебро, которые в нем содержатся.
   - А человеческие кости тоже годятся для купелирования? -  задал  коварный
вопрос Массно.
   -  Наверно,   господин   председатель,   но,   признаюсь,   меня   вполне
удовлетворяют кости животных, и я довольствуюсь ими.
   - Для того чтобы вы могли их использовать, животные должны  быть  сожжены
живыми?
   - Отнюдь нет, господин председатель. Разве вы варите живую курицу?
   Лицо магистрата перекосилось, но он взял себя в руки и лишь заметил,  что
он по меньшей мере удивлен тем  обстоятельством,  что  во  всем  королевстве
костная  зола  употребляется  одним  лишь   лицом   и   с   целью,   которая
"здравомыслящему  человеку"   кажется   сумасбродной,   чтобы   не   сказать
святотатственной.
   И так как Пейрак презрительно пожал плечами, Массно добавил,  что  против
него выдвинуты также обвинения в святотатстве и безбожии, но они основаны не
только на употреблении костей животных, а посему будут рассмотрены  позже  -
всему свое место и время.
   И он продолжал:
   - Не использовали ли вы в действительности костную золу для  того,  чтобы
вдохнуть жизнь в такой презренный металл, как  свинец,  и  оккультным  путем
превращать его в благородные металлы - золото и серебро?
   -  Такая  точка  зрения  весьма  близка  к   схоластическим   измышлениям
алхимиков, которые утверждают, будто бы  при  помощи  таинственных  символов
создают материю, в то время как в действительности ее создать нельзя.
   - Подсудимый, однако вы признаете, что изготовляли золото и серебро  иным
способом, чем тот, когда добыча ведется из речного песка?
   - Я никогда не изготовлял ни золота, ни серебра. Я только извлекал их.
   - Однако люди, разбирающиеся в этом деле, утверждают, что, сколько они ни
дробили и ни промывали породы, из которых вы будто бы  извлекаете  золото  и
серебро, они не обнаружили там ни того, ни другого.
   - Совершенно верно. А вот расплавленный свинец обладает свойством вбирать
в себя благородные металлы, которые невидимо содержатся в горных породах.
   - Вы хотите сказать, что можете извлечь золото из любой породы?
   - Отнюдь нет. Большая часть пород не содержит его совсем или же  содержит
ничтожные доли. И  отыскать  эти,  весьма  редко  встречающиеся  во  Франции
породы, которые содержат  золото,  можно  лишь  в  результате  длительных  и
сложных поисков.
   - Но если обнаружить их так трудно, то чем объяснить тот факт, что именно
вы один в нашем королевстве научились это делать?
   Граф раздраженно ответил:
   - Как вам сказать, господин председатель, для этого необходим  талант,  а
вернее, знания и трудолюбие. Я бы тоже  мог  позволить  себе  спросить  вас,
почему Люлли пока что единственный во Франции сочинитель опер и почему вы не
пишете их, хотя выучить ноты может каждый.
   Председатель от возмущения поморщился, но не нашелся, что возразить.
   Судья с невзрачным лицом поднял руку.
   - Пожалуйста, господин советник Бурье.
   - Я хочу, господин председатель, задать  подсудимому  один  вопрос.  Если
господин Пейрак действительно открыл секрет получения золота и  серебра,  то
почему же этот знатный дворянин, только что торжественно  заверявший  нас  в
своей верности королю, не счел нужным поделиться своим открытием  с  великим
властителем нашего государства, я хочу сказать - с его  величество  королем,
ведь это было не только его долгом, но также еще одним  средством  облегчить
народу и даже дворянству столь тяжкое, хотя  и  необходимое  бремя  налогов,
которые  косвенным  образом,  в  виде   различных   податей,   платят   даже
освобожденные от них представители закона.
   По  залу  пробежал  одобрительный   шепот.   Каждый   почувствовал   себя
ущемленным, как бы обокраденным этим презирающим всех долговязым, колченогим
человеком,  который  решил  единолично   пользоваться   своим   баснословным
богатством.
   Анжелика почувствовала ту ненависть, с какой публика  взирала  сейчас  на
этого искалеченного пытками человека,  уже  еле  державшегося  на  ногах  от
усталости.
   Впервые  за  все  время  Жоффрей  посмотрел  прямо  в  зал,  но  Анжелике
показалось, что у него какой-то отсутствующий,  невидящий  взгляд.  "Неужели
сердце не подсказывает ему, что я здесь и страдаю вместе с ним?" -  подумала
она.
   После некоторого колебания граф медленно проговорил:
   - Я поклялся говорить только правду. Я скажу правду: в нашем  королевстве
успехи отдельных лиц не только не поощряются,  но,  наоборот,  если  человек
чего-то добился,  его  достижением  стремится  завладеть  банда  придворных,
одержимых честолюбием, поглощенных лишь собственными интересами и  дрязгами.
А в таких условиях самое лучшее для человека, пытающегося что-то создать,  -
это молчать и держать свое открытие в тайне. Ибо "не надо метать бисер перед
свиньями".
   - Ваше заявление весьма серьезно. Вы наносите ущерб престижу короля...  и
самому себе, - мягко заметил Массно.
   Бурье вскочил со своего места.
   - Господин председатель, я,  как  судебный  заседатель,  выражаю  протест
против вашего снисходительного отношения к фактам, которые, на  мой  взгляд,
должны  быть  занесены  в  протокол  как  доказательство   оскорбления   его
величества!
   - Господин советник, я буду весьма обязан вам если вы  дадите  мне  отвод
как председателю этого процесса. Ведь я и сам пытался добиться его,  но  наш
король отказал мне, что, как мне кажется, свидетельствует о его доверии.
   Бурье побагровел и сел, а граф тем временем усталым, но  твердым  голосом
объяснял, что каждый понимает свой долг по-своему. Не являясь придворным, он
чувствовал, что не в силах будет отстоять свои  взгляды  наперекор  всему  и
всем. Но разве не  достаточно  того,  что  он  из  своей  далекой  провинции
ухитрялся ежегодно вносить в королевскую казну  больше  четверти  той  суммы
доходов, которую приносил Франции весь  Лангедок?  И  хотя  он  трудился  не
только на свое, но и на общее благо, он  предпочитал  не  предавать  огласке
свои открытия, боясь,  как  бы  ему  не  пришлось  отправиться  в  изгнание,
разделив тем самым судьбу многих непонятых ученых и изобретателей.
   - Короче, тем самым  вы  признаетесь  в  том,  что  ожесточились  умом  и
настроены критически  по  отношению  к  государству,  -  все  так  же  мягко
проговорил председатель.
   Анжелика снова вздрогнула.
   Адвокат поднял руку:
   - Извините меня, господин председатель. Я знаю, что еще не  пришло  время
для моей защитительной речи, но я хочу вам напомнить, что мой клиент -  один
из преданнейших подданных его величества и  сам  король  оказал  ему  честь,
нанеся ему визит в Тулузе, а затем лично  пригласив  его  на  свою  свадьбу.
Поэтому нельзя утверждать, что деятельность графа де Пейрака была направлена
против короля и государства, не проявив тем самым неуважения  к  самому  его
величеству.
   - Спокойнее, мэтр! Я сделал вам снисхождение,  разрешив  взять  слово,  и
заверяю вас, что мы учтем ваше замечание. Но пока идет лишь допрос,  который
даст судебным заседателям возможность  создать  правильное  представление  о
личности подсудимого и о его делах, а потому не прерывайте нас.
   Дегре сел. Председатель напомнил,  что  королевское  правосудие  требует,
чтобы были выслушаны все, включая и тех, кто  убедительно  возражает,  но  о
действиях короля может судить только сам король.
   - Он оскорбил его величество! - снова выкрикнул Бурье.
   - Я не согласен с этим обвинением, - отрезал Массно.

Глава 45

   Массно продолжал допрос, сказав,  что,  помимо  обвинения  в  превращении
неблагородных металлов в золото, чего не  отрицал  сам  подсудимый,  хотя  и
уверял, что это  естественное,  а  отнюдь  не  дьявольское  явление,  Пейрак
обвиняется еще в том, что он обладает  очевидной  способностью  околдовывать
людей, и в особенности совсем юных женщин, чему есть много  свидетельств.  А
также, что на безбожных, разнузданных сборищах, которые он устраивал, обычно
большинство составляли женщины, а это "несомненный признак того,  что  здесь
замешан сатана, ибо на шабашах число женщин всегда превышает число мужчин".
   Пейрак молчал, погрузившись в свои мысли, и  Массно  нетерпеливо  спросил
его:
   -  Подсудимый,  что  вы   можете   ответить   на   этот   вопрос,   четко
сформулированный на основе  определений  римской  консистории?  Кажется,  он
поставил вас в тупик?
   Жоффрей де Пейрак вздрогнул, словно его пробудили ото сна.
   - Если уж вы настаиваете, господин председатель, я вам  скажу  две  вещи.
Во-первых, я сомневаюсь в ваших столь глубоких знаниях  определений  римской
консистории, так как такого рода сведения не  могут  быть  переданы  никому,
кроме церковного суда. Во-вторых, вы с таким знанием дела разъяснили  здесь,
как происходят шабаши, что можно заключить, будто у вас есть опыт в подобных
делах и вы хоть раз, но  присутствовали  на  таком  сборище  сатаны,  я  же,
несмотря на свою богатую приключениями жизнь, признаюсь, никогда  с  сатаной
не встречался.
   Председатель буквально задохнулся от этого оскорбления. Он долго  не  мог
вымолвить ни слова, потом заговорил с угрожающим спокойствием.
   - Подсудимый, я бы мог воспользоваться  этим  обстоятельством,  чтобы  до
конца процесса лишить вас слова и судить  вас  как  "бессловесного"  и  даже
отказать вам в праве иметь защитника. Но я не хочу, чтобы в глазах некоторых
недоброжелателей вы оказались жертвой каких-то грязных козней. Вот почему  я
поручаю вести дальнейший допрос другим судьям и надеюсь, что вы не  отобьете
у них охоту выслушивать вас. Итак, господин протестантский  советник,  прошу
вас!
   Высокий человек с суровым лицом встал.
   Массно сделал ему замечание:
   - Господин Дельма, вы -  судья,  и  ваше  высокое  звание  обязывает  вас
слушать подсудимого сидя.
   Дельма сел.
   - Прежде чем продолжить допрос, - сказал он, - я хочу обратиться к суду с
просьбой, которую суд ни в коей мере не должен  расценивать  как  предвзятую
благожелательность по отношению к подсудимому, но единственно как проявление
чувства гуманности. Всем известно, что братоубийственные  войны,  которые  в
течение долгих лет опустошали нашу страну, и в особенности  юго-западные  ее
районы, откуда подсудимый родом, еще в раннем детстве сделали  его  калекой.
Судя по всему, наше заседание затягивается, а потому я прошу  суд  разрешить
подсудимому сесть, иначе он может потерять сознание.
   - Это невозможно!  -  злобно  отрезал  Бурье.  -  По  традиции  во  время
судебного заседания подсудимый обязан стоять  на  коленях  перед  распятием.
Достаточно того, что ему разрешили не преклонять колен.
   - Я повторяю свою просьбу, - настойчиво сказал протестантский советник.
   - Естественно, - взвизгнул Бурье, - всем известно, что для вас подсудимый
почти единоверец, потому что его вскормила своим молоком гугенотка и, по его
утверждению, он был искалечен католиками, что, кстати, еще надо доказать.
   - Повторяю, мною руководит лишь гуманность и здравый смысл. Преступления,
в которых обвиняют этого человека, внушают мне не  меньший  ужас,  чем  вам,
господин Бурье, но, если он потеряет сознание, мы  никогда  не  кончим  этот
процесс.
   - Благодарю вас, господин Дельма, но я не упаду  в  обморок.  Прошу  вас,
продолжим, - вмешался  в  разговор  де  Пейрак  таким  властным  тоном,  что
трибунал после некоторого колебания подчинился ему.
   - Господин Пейрак, - начал Дельма, - я верю вашей клятве говорить  только
правду и верю вам, когда  вы  заявляете,  что  не  имели  никаких  связей  с
нечистой силой. Однако слишком многое остается туманным, и это не  позволяет
правосудию в полной мере оценить вашу искренность. Вот почему  я  прошу  вас
ответить на вопросы, которые я вам задам, и  поверить,  что  мною  руководит
только желание рассеять ужасные  подозрения,  которые  нависли  над  вами  в
результате вашей деятельности. Вы  утверждаете,  что  извлекаете  золото  из
пород, которые, по мнению знающих людей, не содержат его.  Предположим,  это
так. Но почему вы занялись таким странным, тяжелым трудом, который столь  не
соответствует вашему дворянскому званию?
   -  Прежде  всего  я  хотел  разбогатеть  благодаря  своему  труду  и  той
умственной  одаренности,  которой  наградила   меня   природа.   Одни   либо
выклянчивают себе пенсию, либо живут  на  подачки  богатого  соседа,  другие
прозябают в нищете. Но меня не устраивало ни  одно  из  этих  решений,  и  я
постарался, приложив все свои силы и  знания,  извлечь  максимум  пользы  из
принадлежащих мне земель. И мне кажется, я не нарушил здесь заповедей самого
господа бога, потому что он сказал: "Не зарывай талант в землю".  А  это,  я
полагаю, означает, что человек, наделенный каким-либо даром или талантом, не
имеет права размышлять - воспользоваться им или нет, его долг перед богом  -
поступать так, чтобы талант приносил плоды.
   Лицо у магистрата стало каменным.
   - Не вам, сударь, говорить нам о долге перед богом.  Ну  хорошо,  оставим
это... Скажите, почему вы окружаете себя либо распутниками,  либо  странными
людьми, приезжающими из других  государств,  и  хотя  они  и  не  уличены  в
шпионских действиях против нашего королевства, но, судя  по  тем  сведениям,
которые я имею, не являются истинными друзьями ни Франции, ни  даже  римской
церкви.
   - Эти странные, с вашей точки зрения, люди, главным  образом,  ученые  из
других стран: швейцарцы, итальянцы, германцы,  с  которыми  мы  обменивались
сведениями о тех или иных экспериментах и исследованиях. Споры  о  земном  и
всемирном тяготении - вполне безобидное времяпрепровождение. Что же касается
обвинения в распутстве, которое мне предъявляют, то едва ли  в  моем  дворце
случалось больше скандальных историй, чем в те  времена,  когда,  по  словам
знатоков, куртуазная любовь  "цивилизовала  общество",  и  уж  наверняка  их
случалось меньше, чем в наши дни каждый вечер случается при дворе и во  всех
парижских кабаках.
   От этих дерзких слов судьи нахмурились.  Но  Жоффрей  де  Пейрак,  подняв
руку, воскликнул:
   - Господа магистраты и все судейские чиновники, сидящие в  этом  зале,  у
меня нет ни тени сомнения в том, что вы благодаря  чистоте  своих  нравов  и
своей целомудренной жизни являете собой один  из  самых  здоровых  элементов
общества. Не гневайтесь на мои слова, они относятся к совсем иному сословию,
и вы сами, бесспорно, не раз шептали их про себя.
   Эта хитрая уловка обезоружила  судей  и  клерков,  которые  в  душе  были
польщены тем, что публично было  воздано  должное  их  примерной  и  тусклой
жизни.
   Дельма покашлял и для вида полистал досье.
   - Говорят, вы знаете восемь языков?
   - Итальянский ученый Пико дела Мирандола, живший в прошлом  веке,  владел
восемнадцатью языками, и никто тогда не обвинял его в том, будто сам  сатана
взял на себя труд обучить его.
   - И наконец, признано, что вы околдовываете женщин. Мне  бы  не  хотелось
бессмысленно оскорблять человека, и без того уже обиженного несчастьем,  но,
глядя на вас, трудно поверить, что вы своей внешностью настолько  привлекали
к себе женщин, что они ради вас убивали себя, теряли голову при одном  вашем
виде.
   - Не надо преувеличивать, - скромно ответил граф и улыбнулся. - Дали себя
околдовать, как вы называете это, только те, кто сам этого очень хотел. Ну а
что касается экзальтированных девиц, то ведь они встречались в жизнь каждому
из нас. Монастырь, а еще лучше - больница - вот  самое  подходящее  для  них
место, и нельзя судить обо всех женщинах, основываясь на примере  нескольких
безумцев.
   Дельма принял еще более официальный вид.
   - Общеизвестно и подтверждено многочисленными показаниями,  что  в  вашем
тулузском Отеле Веселой Науки, начинании нечестивом уже по самой своей сути,
ибо  бог  сказал:  "Будешь  любить,  чтобы  зачать",  вы   во   всеуслышание
прославляли плотское наслаждение.
   - Но господь бог никогда не говорил: "Зачинать будешь, подобно собаке", -
и я не вижу ничего дьявольского в обучении искусству любви.
   - Ваше колдовство - вот что от дьявола!
   - Если бы я обладал колдовской силой, я бы не находился сейчас здесь.
   Судья Бурье в бешенстве вскочил:
   - В вашем Отеле Веселой  Науки  вы  проповедовали  неуважение  к  законам
церкви, вы утверждали, что брак - помеха истинной любви и  быть  набожным  -
вовсе не достоинство.
   - Действительно, я мог сказать, что показная набожность  не  достоинство,
если при этом человек - жадный  и  бессердечный,  истинное  же  достоинство,
которое ценят женщины, - это веселый нрав, умение слагать стихи, быть щедрым
и искусным любовником. И если я говорил, что брак - помеха любви, то я  имел
в виду не сам институт брака, благословленный богом, а то, что  в  наши  дни
брак стал настоящей куплей и продажей, позорной сделкой,  заключая  которую,
родители препираются из-за  земель  и  приданого  и  часто  силой,  угрозами
соединяют между собой молодых людей, которые дотоле никогда