орого
отразились одновременно  и  надежда,  и  ужас,  когда  он  увидел,  как  она
опустилась на колени у его изголовья и склонила  над  ним  свое  обрамленное
светлой шевелюрой лицо с выражением такой решимости, что он чуть не  лишился
чувств. Но взгляд этого старого бродяги оставался осмысленным.
   - Послушай, красотка,  -  прошептал  он.  -  Раньше,  чем  начнем,  давай
договоримся. Если тебе удастся меня заштопать, и  я  снова  стану  на  киль,
надеюсь, ты не будешь требовать, чтобы мы отдали  вам  свое  оружие  и  нашу
старую посудину? Это все, что эта сволочь Золотая Борода нам оставил,  чтобы
выжить здесь, на этой чертовой земле. А то получится, что ты еще хуже его.
   - Золотая Борода? - переспросила Анжелика настороженно. - Значит вы - его
люди?
   - Были, ты хочешь сказать, его люди... Этот сукин сын высадил нас  здесь,
не оставив даже достаточно пороха, чтобы защищаться против зверей, дикарей и
таких, как вы. Ведь здесь все сплошь бандиты...
   -  ..А  теперь  помолчите,  -  сказала  Анжелика,   стараясь   оставаться
спокойной, - вы слишком болтливы для умирающего... Поговорим об этом позже.
   Силы его иссякли. И обтянутое прозрачной кожей бледное  лицо  с  красными
обводами вокруг воспаленных глаз все  больше  и  больше  стало  походить  на
череп.
   Но покрасневшие от притока крови края его век  свидетельствовали  о  том,
что его организм сопротивляется. "Он выживет", - подумала Анжелика  и  сжала
губы. Затем снова в ее голове возникли мысли о всех этих историях, связанных
с Золотой Бородой.
   - Вы слишком рано ставите свои условия, сударь, - ответила она громко.  -
Мы поступим с вашим оружием и с вашим баркасом так, как сочтем нужным. А  вы
будьте довольны, если останетесь живым.
   - В любом случае.., потребуется несколько дней, чтобы ее починить..,  эту
посудину..., - ответил он, не желая уступать.
   - Для вас тоже потребуется несколько дней, чтобы вас починить, деревянная
башка. А теперь поберегите силы и постарайтесь успокоиться.
   И она положила руку на его воспаленный и липкий от пота лоб.
   Она думала, стоит ли ему дать выпить успокаивающую микстуру, сделанную на
базе той самой белладонны, которую так не любил Шеплей. Ничто так не помогло
бы уменьшить боль во время операции.
   - Грогу бы мне, - простонал раненый, - кружку бы доброго горячего грогу с
половинкой лимона. Смогу ли я его выпить хоть в последний раз?..
   - Неплохая идея, - заметила Анжелика. - Это ему поможет выдержать болевой
шок. Этот  флибустьер  так  пропитался  ромом,  что,  может  быть,  это  его
спасет... - Эй, вы, - обратилась она к подошедшему к ним пирату, - у вас там
не найдется пинты рома?
   Тот утвердительно кивнул, насколько это ему позволяли болезненные опухоли
на лице. В сопровождении одного из англичан он пошел к месту  их  стоянки  в
бухте и вскоре вернулся, держа в руках фляжку  из  черного  стекла  с  узким
горлышком, наполовину заполненную превосходным ромом с островов, о чем можно
было судить по тому запаху,  который  исходил  из  бутылки,  когда  Анжелика
вынула пробку.
   - Так оно будет лучше. Глотни это, парень,  и  держись,  сколько  можешь,
потому что скоро тебе небо покажется с овчинку.
   - Что, будет очень больно? - прохрипел он и растерянно спросил:
   - А в этой проклятой дыре не найдется, случайно, исповедника?
   - Я исповедник, - сказал  Пиксарет,  став  на  колени.  -  Черная  Сутана
доверил мне уроки катехизиса, и я вождь всех абенакских  племен.  И  поэтому
Господь избрал меня, чтобы совершать крещение и давать отпущение грехов.
   - Господи  Иисусе!  Дикарь!..  Этого  еще  не  хватало..,  или  я  совсем
рехнулся! - воскликнул раненый и потерял сознание.
   Правда, неизвестно от чего: то ли от сильного удивления, то ли от слишком
больших, потребовавшихся от него усилий.
   - Так будет лучше, - сказала Анжелика. "Я промою рану, - подумала она,  -
теплой водой с разведенным в ней экстрактом белладонны".
   Она взяла маленький кусок коры в форме  желобка  и  стала  с  ее  помощью
направлять струю  воды,  лившуюся  из  выдолбленной  тыквы,  которую  держал
Пиксарет. Затем она наклонилась над чудовищной зияющей раной.
   Как только она к ней в первый раз прикоснулась, хотя и сделала это  очень
осторожно, больной вздрогнул и попытался вскочить.  Его  удержали  на  месте
сильные руки Стоугтона.
   Анжелика велела здоровенному пирату лечь поперек бедер  своего  товарища,
лицом к земле, а индеец,  слуга  Шеплея,  держал  его  за  лодыжки.  Раненый
частично пришел в себя и стал умолять, чтобы ему  приподняли  голову.  Потом
сделал  еще  несколько  глотков  рома,  и  в  полубессознательном  состоянии
позволил привязать  свои  запястья  к  врытым  в  землю  колышкам.  Анжелика
вставила ему между зубов моток корпии, затем положила  под  затылок  немного
соломы, чтобы ему легче было дышать через нос.
   С другой стороны от больного стоял на коленях старый  английский  лекарь.
Он снял с головы свою большую шляпу, и ветер шевелил  его  седые  кудри.  Он
выполнял роль ассистента. Понимая без слов, чем ей  нужно  помочь,  он  взял
защепы из тростника и с их помощью стал сближать края раны.
   Полностью это было почти невозможно сделать, но  решительными  движениями
руки Анжелика протыкала иглой с виду дряблую, но в действительности  плотную
и упругую ткань, удерживая пальцами края раны в натянутом  состоянии,  в  то
время, как неуловимым, но требующим больших  усилий  и  ловкости,  движением
кисти она протягивала смазанную жиром нить и потом завязывала ее узлом.  Она
работала быстро, четко, без колебаний. Слегка наклонившись,  она  оставалась
совершенно неподвижной; лишь ни на секунду  не  прекращались  размеренные  и
ловкие движения ее рук. Старый Джон работал с ней в одном ритме, помогая при
помощи защепов или пальцами, когда  защепы  не  могли  удержать  истерзанные
ткани.
   Несчастный мученик был без чувств. Но по  его  телу  постоянно  пробегала
дрожь, и временами сквозь кляп во рту слышалось  глухое  хрипение,  которое,
казалось, каждый раз было последним. И тогда клубок дурно пахнущих, липких и
непрерывно шевелящихся внутренностей набухал и снова  готов  был  вывалиться
наружу. И нужно было снова его  вдавливать  обратно  в  полость  живота.  На
беловато-лиловых кольцах кишечника часто образовывались  вздутия,  и  каждый
раз  возникало  опасение,  что  они  могут  лопнуть  или  окажутся  случайно
продырявленными, после чего, - и  Анжелика  хорошо  это  знала  -  неизбежно
наступит фатальный исход. Но, в конце концов, последний шов был наложен.
   Человек казался мертвым.
   Анжелика взяла таниновую примочку, которую ей подала индианка, и наложила
ее на  всю  поверхность  живота,  затем  крепко  стянула  и  завязала  концы
полотнища, которое  она  перед  началом  операции  протянула  под  поясницей
пациента.
   Ему теперь оставалось лишь снова привыкать к своим внутренностям, которые
его чуть  не  покинули,  но  вовремя  были  водворены  на  место.  Следовало
надеяться, что сейчас их удалось окончательно урезонить.
   Анжелика встала и с трудом разогнула спину. Операция длилась более часа.
   Она пошла к ручью вымыть руки. Затем вернулась назад и аккуратно  сложила
все инструменты.
   Из бухты послышались удары колотушки. Баркас был готов к отплытию  раньше
его несчастного капитана.
   Анжелика  де  Пейрак  приоткрыла  веки  раненого,  послушала  сердце.  Он
по-прежнему был жив. Тогда, окинув  взглядом  всю  его  фигуру,  начиная  от
грязных,  покрытых  мозолями  ног  и  до  его  косматой  головы,  она  вдруг
почувствовала прилив симпатии к этому подонку, чью жалкую жизнь  только  что
спасла.

Глава 5

   Баркас флибустьеров был отремонтирован и подготовлен к плаванью, но всех,
и прежде всего больных и раненых, не представлялось возможным взять  на  его
борт. Нужно было выбрать тех, кто уедет и кто останется, и  это  была  очень
деликатная проблема. И  снова  окончательное  решение  должна  была  принять
Анжелика.
   Было очевидно, что Кантор, владевший  искусством  навигации,  должен  был
взять на себя командование, чтобы доставить баркас в  Голдсборо.  Мужчины  -
Стоугтон и Коруэн, выросшие на берегу  моря,  должны  были  помогать  ему  в
управлении кораблем, и было  логичным,  чтобы  их  семьи  в  полном  составе
отправились с ними.
   Кроме того, их работники не хотели их покидать. Они умерли бы  от  страха
без своих хозяев, это был бы для них конец света. Таким образом, баркас  уже
был заполнен до отказа. Кроме  того,  нечего  было  и  думать  грузить  туда
больных, нуждающихся в постоянном уходе. Анжелика с  самого  начала  поняла,
что она  должна  остаться  с  ними.  Пожалуй,  никогда  ранее  необходимость
исполнить свой долг не обходилась ей так дорого. Но как могла  она  оставить
на произвол судьбы умирающих, и громадного Пэтриджа, и  отравленных  укусами
пчел флибустьеров, и чудом спасенного прооперированного? Кантор стал  громко
возражать. Он считал недопустимым оставить  свою  мать  в  столь  гнусной  и
опасной компании.
   - Ты хоть понимаешь, - сказала она ему, - что нельзя с собой брать никого
из больных! Они будут мешать управлять кораблем,  требовать  ухода,  который
нельзя им обеспечить на борту, и рискуют умереть в пути.
   - Пусть тогда останется здесь и будет их лечить старик Шеплей.
   - Шеплей мне сказал, что в один из ближайших вечеров он должен идти в лес
за травами. Отложить это не может из-за луны. Кроме того, я думаю, что он не
горит желанием остаться один на один с этими канальями с Карибских островов.
   - А  вы  сами,  разве  вы  не  подвергаетесь  большой  опасности  в  этой
компании?
   - Себя я смогу защитить. А кроме того, все они больны.
   - Не все. Один из них пришел в себя,  и  его  поведение  не  внушает  мне
никакого доверия.
   - Хорошо! Тогда вот что я предлагаю. Ты возьмешь этого типа  с  собой  на
корабль, Коруэн и Стоугтон будут следить за ним, пока вы не высадите его  на
одном из островов в  бухте  Каско.  Затем  вы  отправитесь  полным  ходом  в
Голдсборо. И с попутным ветром вы сможете  вернуться  сюда  на  "Ларошельце"
меньше чем через восемь дней. За это время ничего здесь страшного со мной не
случится...
   Она хотела сама себя в этом убедить. И Кантор в конце концов  согласился,
что никакого другого решения придумать нельзя.
   Чем быстрее поднимут паруса, тем скорее все окажутся  дома,  под  защитой
прочных стен Голдсборо, которое представлялось им  как  мирная  гавань,  где
придет конец всем их тревогам. В Голдсборо  было  оружие,  богатство,  люди,
корабли...
   А сейчас здесь, на оконечности мыса, на косе  Макуа,  они  остались  лишь
восьмером.
   Уже два дня, как баркас флибустьеров, влекомый вперед своими  парусами  и
умело управляемый Кантором, покинул бухту  и,  накренившись,  как  чайка  на
ветру, оставил за кормой последние острова.
   На  его  борту  находились  семьи  Коруэна  и  Стоугтона,  их  работники,
маленькая Роз-Анн и наименее больной из флибустьеров, от которого необходимо
было попытаться избавиться при первой же возможности, высадив его  на  одном
из островов. Прежде чем отплыть, он долго говорил на их  жаргоне  с  другими
бандитами.
   На берегу остались не  совсем  излечившийся  от  ожогов  маленький  Сэмми
Коруэн, все еще слишком слабый  преподобный  Томас,  и  пожелавшая  остаться
вместе со своим пастором мисс Пиджон. Адемар сначала колебался,  не  следует
ли ему тоже сесть на корабль, но его страх перед морем  и  англичанами  взял
верх, и, поразмыслив, он предпочел остаться с Анжеликой. Он был убежден, что
дьявол или какие-то другие силы наделили ее способностью  предохраняться  от
любой  опасности.  Анжелика  посылала  его  за  дровами,  водой,  съедобными
ракушками или поручала ему  отгонять  от  больных  комаров,  которые  ужасно
донимали их. Баркас не мог взять на борт больше  ни  одного  человека,  что,
правда, не помешало росомахе Вольверине броситься вслед  за  Кантором,  всем
своим видом показывая, что место на борту корабля ей просто необходимо.
   Анжелика,   буквально   как   привязанная,   не   отходила   от    своего
прооперированного, который упорно желал остаться живым.  Звали  его  Аристид
Бомаршан, как об этом сообщил ей один из его друзей. "Ему больше подошли  бы
имена "Деревянная башка" или "Дырявый  живот",  -  сказала  Анжелика,  пожав
плечами.
   В это утро преподобный Пэтридж  открыл  наконец  глаза.  Он  сказал,  что
сегодня воскресенье, и попросил, чтобы ему дали Библию,  так  как  он  хочет
подготовиться к проповеди. Все решили, что  он  бредит  из-за  лихорадки,  и
решили его успокоить. Но он разбушевался и стал  настойчиво  повторять,  что
сегодня воскресенье, день  Господень.  Действительно,  было  воскресенье  и,
следовательно, прошла уже  неделя  после  нападения  индейцев  на  маленькую
английскую деревню.
   Анжелика сохраняла  надежду,  что  корабли  Жоффрея  де  Пейрака  еще  не
покинули устье Кеннебека. Кантору могло повезти,  и  он  мог  встретиться  с
одним из них. Хороший, прочный и большой корабль,  с  большими  пушками,  на
котором можно бы было отдохнуть и благополучно вернуться домой.
   Какое бы это было счастье!
   Но прошло уже два дня, а на горизонте никто не появлялся.
   Элизабет Пиджон дрожащим голосом читала пастору Библию. Ее также  слушали
с подозрительным и надменным видом двое больных пиратов. Эти еще нуждались в
лечении, но не следовало  торопиться  ставить  их  на  ноги.  Третий,  самый
здоровенный и наименее больной,  без  конца  ходил  от  изголовья  "Дырявого
живота" к постелям двух других своих товарищей  на  другом  конце  хижины  и
долго шушукался с ними на малопонятном  жаргоне.  Он  выглядел  уже  гораздо
бодрее, чем в первые  дни,  был  гигантского  роста  и  внушал  определенное
беспокойство.
   - Следи за ним,  -  сказала  Анжелика  Адемару.  -  Он  может  ухитриться
завладеть одним из своих ножей и воткнуть его нам в спину.
   Этот верзила проявлял искреннюю заботу о прооперированном.
   - Это мой брат, - говорил он.
   - Что-то вы мало похожи друг на друга,  -  заметила  Анжелика,  сравнивая
громадный рост одного и тщедушную фигуру другого.
   - Мы береговые братья. Почти пятнадцать  лет  тому  назад  мы  обменялись
своей кровью и своей добычей.
   И с мерзкой улыбкой на своем обезображенном  пчелиными  укусами  лице  он
добавил:
   -  Может  быть,  поэтому  я  вас  не  прирежу...  Потому  что  вы  спасли
Аристида...
   Ночью она также должна была находиться при больном. Она натянула над  ним
кусок полотна, не столько,  чтобы  предохранить  его  от  солнца,  от  лучей
которого защищало растущее рядом дерево,  сколько  от  ночной  росы  или  от
иногда моросившего дождя, или даже от морских брызг, которые доносил до  них
ветер во время прилива.
   Она ухаживала за ним упорно, внимательно, с удивлением  наблюдая,  как  в
это уже, казалось, обреченное тело, приходит исцеление. И она  так  страстно
желала благополучного исхода, что в некоторые моменты почти испытывала нечто
вроде любви к этому бедному Аристиду.
   В тот самый вечер, после операции, он на какой-то момент открыл  глаза  и
стал требовать табаку и грог "с целым лимоном.., который ты мне очистишь  от
кожуры, Гиацинт..."
   Хотя он и не получил ни грога, ни лимона,  которые  она  заменила  хорошо
процеженным рыбным бульоном, жизнь все-таки к нему вернулась.
   А в это воскресенье, когда уже и пастор начал воскресать...
   - Я вам помогу сесть, - сказала. Анжелика раненому.
   - Сесть? Ты, что, хочешь моей смерти?
   - Нет, надо чтобы ваша кровь лучше циркулировала и не  загустевала.  И  я
вам запрещаю обращаться ко мне на "ты" сейчас, когда вы уже вне опасности.
   - Ну и ну! Вот это женщина!
   - Идите помогите мне, - обратилась она к здоровенному пирату.
   Вдвоем они взяли его под руки, приподняли и удержали в сидячем положении.
Он был бледен и весь покрылся потом.
   - Бренди! Дайте мне бренди!..
   - Адемар, принеси флягу.
   Когда он выпил, то почувствовал себя явно лучше;  она  прислонила  его  к
мешкам, покрытым звериными  шкурами,  и  долго  смотрела  на  него  с  явным
удовлетворением.
   - Вот так. Деревянная башка! Теперь вам нужно по-с.., и по-ср..., как все
люди, и можно считать, что вы спасены.
   - Ну, это вы здорово, - сказал он, - вы, по крайней мере, не  стесняетесь
в выражениях.., правы те, кто говорят, что вы появились  на  свет  из  бедра
самого Дьявола... Видно, это на самом деле так!
   Он вытер свой вспотевший лоб. Она сбрила ему бороду, полную насекомых,  и
он сразу стал похож на безобидного мелкого бакалейщика, которого побила  его
собственная жена и его кредиторы.
   - Теперь я совсем никуда не гожусь по  сравнению  с  Золотой  Бородой,  -
прохныкал он. - - Такие вот дела...
   Она снова помогла ему лечь, и, когда он немного отдохнул, сказала:
   - Поговорим немного об этой Золотой Бороде и о тех, кто  говорит,  что  я
появилась из бедра Дьявола.
   - Да я тут ни при чем, - ответил он.
   - Вы знаете, кто я такая?
   - Не очень, чтобы хорошо, но Золотая Борода, он-то знает. Вы  француженка
из Голдсборо, вроде как колдунья, а вместе с вами  живет  какой-то  чародей,
который делает золото из ракушек.
   - А почему не из рома? - спросила Анжелика серьезным тоном. - Это вас  бы
больше устроило, не так ли?
   - Так, во всяком случае,  болтают  моряки,  с  которыми  нам  приходилось
встречаться во Французском заливе. А моряки должны верить друг другу.
   - Ну, моряки вроде вас, это скорее не  моряки,  а  пираты.  Прежде  всего
настоящие моряки не употребляют вашего жаргона.
   - Говорите так, если хотите, о  нас  двоих,  -  сказал  Дырявый  живот  с
чувством оскорбленного достоинства, - а  не  о  Золотой  Бороде.  Он,  прошу
прощенья, настоящий благородный господин!.. И кроме того, он лучший моряк на
свете. Можете мне поверить, когда вам это говорю я, потому  что  вы  видели,
как он с нами обошелся, этот сучий сын,  бросив  нас,  как  какую-то  мразь,
почти без продуктов и без оружия в этой стране дикарей. Он говорил,  что  мы
позорим его корабль.
   Стоявший рядом португалец, у которого опухоль немного спала, подтвердил:
   - Да, это точно, я Золотую Бороду знаю раньше тебя,  шеф,  еще  с  Гоа  и
Индии. Я с ним поспорил из-за этой истории с Голдсборо и до сих пор об  этом
жалею.
   Анжелике приходилось все время убирать рукой с глаз прядь волос,  которую
ветер упрямо возвращал ей на лоб.
   Она пыталась собраться с мыслями, но этот вдруг усилившийся  ветер  мешал
ей, и она никак не могла связать вместе два суждения.
   - Вы хотите сказать, что знали, кто я такая,  и  что  я  нахожусь  здесь,
когда Золотая Борода бросил вас в нашей бухте?
   - Нет, этого мы не знали,  -  ответил  Бомаршан.  -  Все  это  получилось
случайно. Это  тот  самый  случай,  который  вдруг  помогает  таким  хорошим
ребятам, как мы, когда те сидят в дерьме. И  не  в  первый  раз  случай  нас
вытаскивает в последний момент из такого дерьма, правду я говорю, Гиацинт?
   - Но как вы узнали, что я здесь? - настойчиво переспросила она.
   - Черт возьми! Когда мы заметили, что кто-то есть на  скале,  то  подошли
поближе, послушали и поняли, что это вы, француженка из  Голдсборо,  графиня
де Пейрак, и с вами эти англичане, тогда мы и поверили, что это наш шанс.
   - Почему это ваш шанс?
   - Черт возьми! Золотая Борода сказал, что у него есть приказ относительно
графа и графини де Пейрак, его надо убить, а ее взять в плен...
   - Только и всего? Ничего себе.., а приказ  от  кого?  Сердце  у  Анжелики
забилось в груди со страшной силой. Этот пьяница был болтлив, как сорока, да
еще  он  выпил  только  что,  поэтому  от  него  можно  было  узнать   массу
исключительно важных сведений.

Глава 6

   Однако, на этот вопрос он ответил, что, пожалуй, точно не знает.
   - Вроде бы это случилось, когда он был в Париже перед последним плаваньем
к Караибам. Чтобы подписать у министра путевые грамоты. Эй, Лопеш, т