по  металлу  и
дереву, скульптурой и рисованием. Епископ основал  там,  настоящую  академию
художеств, и все воспитанники ожидали с нетерпением отъезда на Большую Ферму
у подножия Скалы Мучеников.
   Обратившись к Нильсу  и  Марселэну,  отец  де  Мобеж  прочел  им  краткое
наставление. Он пояснил, какие решения были приняты на их  счет,  рассказал,
как о них позаботились и как им будет хорошо и привольно на Большой Ферме, и
попросил их быть послушными и хорошо учиться.
   Они ушли вместе с де Ломени и де Лобиньером.  Настоятель  иезуитов  хотел
сказать мадам де Пейрак несколько слов наедине.
   Она спросила себя, не будет ли он  говорить  о  своей  прошлой  дружбе  с
графом де Пейраком.
   Но это было не в характере иезуитов, их усилия были в основном направлены
на спасение душ.
   - Во время Рождества, - сказал он, -  мы  часто  молимся  у  алтарей.  Не
хотите ли вы получить отпущение грехов, чтобы вы  могли  присутствовать  при
богослужении с миром в душе.
   Анжелика, сначала изумленная этим предложением, поспешила принять  его  с
благодарностью.
   Она опустилась на колени и прочла покаянную  молитву,  а  отец  де  Мобеж
перекрестил ее и дал ей отпущение грехов.
   - Это - до начала поста, - уточнил он.
   Анжелика была благодарна отцу  де  Мобежу.  Если  бы  были  только  такие
пастыри, как он, наверно, весь Китай признал бы Христа, его проповедь любви,
терпимости и высшей мудрости.
   - Отец мой, - попросила она, - Монсеньер епископ советовал мне найти себе
исповедника. Мне бы хотелось ему сказать, что я ваша кающаяся.
   - Скажите это Монсеньеру, мадам, - ответил  настоятель  иезуитов,  кивнув
по-китайски головой, - я в вашем распоряжении.

***

   Пришло Рождество. Закат этого святого дня угасал в  голубоватой  морозной
дымке.  Во  всех  окнах  зажигались  свечи,  а   над   дверями   заканчивали
приколачивать в форме звезды еловые ветви.
   На улице стояли запахи рождественского  ужина.  Десять  часов  вечера.  В
храмы идут семьями,  неся  с  собой  фонари.  Скорее  по  традиции,  чем  по
необходимости. Эта зимняя ночь в Канаде сияла. Серебряный диск луны  посылал
свои лучи на чистейший снежный покров, на котором чернели островерхие  крыши
домов и храмов.
   Из освещенного собора доносились звуки органа. Казалось,  они  доносились
из молчаливых просторов,  стремящихся  соединиться  с  людьми  во  всемирном
ликовании. Казалось, что светлые ангелы поют небесными голосами.
   Весь город и все поселения вдоль по реке были на улицах.
   На санях, на снегоступах, пешком - все обитатели  поселений  выходили  из
лесов и прибывали либо по Большой Аллее, либо по улице  Святого  Иоанна  или
Святого Людовика.
   Они шли в сопровождении музыкантов, которые, войдя в город, начали играть
на   различных   народных   бретанских   инструментах.   Прийти    послушать
торжественную рождественскую мессу в  соборе  Нотр-Дам  Квебека  -  это  был
праздник, который могла отменить только снежная буря.
   Пришли и обитатели  Орлеанского  острова.  Обычно  они  мало  общались  с
"континентом". Они неохотно покидали свой остров, даже свои жилища, где  они
жили семейными кланами. Их остров был их королевством. У них была  репутация
колдунов, потому что в разных сторонах острова люди сообщались  между  собой
при помощи индейских дымов и потому что летом на берегу виднелись блуждающие
огни.  Их  главной   представительницей   была   Элеонора   де   Сан-Дамьен,
владетельная  дама,  у  которой  был  уже  четвертый  муж.  Очень  красивая,
черноглазая, говорили, что она происходит из Аквитании, и гасконцы,  которые
не были еще с ней знакомы, пришли ей представиться, в том числе  и  граф  де
Пейрак, которого представил де Фронтенак.
   В эту рождественскую ночь жители, приехавшие из разных провинций Франции,
показывали  свои  традиционные  наряды.  Многие   женщины   надели   костюмы
местности, из которой они происходили, - самые красивые наряды своих бабушек
и матерей - их свадебные вещи, вышитые передники, броши,  юбки  и  кофты.  И
Сюзанна, молодая женщина, родившаяся в Канаде, была одета в плащ из красного
сукна толщиной в  экю,  традиционный  подарок  для  новобрачной  со  времени
средневековья,  для  приобретения  которого  иногда  разорялись.   Ее   муж,
эмигрировавший из Франции, когда он был молодым холостяком, привез для своей
будущей жены это красивое старинное одеяние. Много поколений оно  переходило
к старшему сыну в роду.
   Не сговариваясь, люди собирались "землячествами", узнавая друг  друга  по
говору, по акценту. Аквитанцы, нормандцы, бретонцы, вандейцы и жители других
прибрежных областей, из которых вышло много иммигрантов, а также и парижане,
очень различные по характеру, но сближенные большим  городом  -  Парижем,  в
тени которого они родились.
   Рыцари Мальтийского ордена, четыре или пять его собратьев, которые жили в
Квебеке, собрали вокруг себя военных и  старых  солдат,  которые  воевали  в
Средиземноморье. После третьей мессы они собирались пойти  выпить  турецкого
кофе в заведении Левантинца. Члены знатных семей,  происходивших  от  первых
поселенцев, из которых многие еще были живы, с важностью  патриархов  заняли
свои скамьи.
   Так, лицом к алтарю, расположилось общество Квебека.  Восковые  ангелы  в
шелковых одеяниях и больших завитых  париках  парили  на  концах  нитей  над
младенцем Иисусом в колыбели, над одетыми  в  великолепные  облачения  Девой
Марией и Святым Иосифом. На шесть дней позже туда  поместят  царей  волхвов.
Осел и бык были вырезаны из дерева  и  покрашены  один  в  серый,  другой  в
рыже-коричневый цвет. Это были произведения столяра ле Бассера  и  художника
брата Луки
   Две скрипки и флейта играли менуэты в то время, когда не звучали орган  и
хор.
   В  полночь  красивый   голос   городского   геральда   пропел:   "Родился
божественный младенец, играйте, гобои, пойте, волынки", и  всем  этот  голос
понравился больше, чем когда он оглашал приказы, стоя на своем  перевернутом
бочонке.
   С подобающей торжественностью отслужили три мессы.
   Однако несколько раз участникам мессы приходилось греть руки у  маленькой
жаровни, выполненной в форме кадильницы и расположенной сбоку от алтаря.
   Холод был жесток, но благочестие его  превозмогало.  На  последнюю  мессу
мадемуазель д'Уредан принесли в портшезе. Мадам де Меркувиль прислала его ей
со своими лакеями. Она оставалась в портшезе, который поставили слева  перед
статуей Св. Иосифа. Ей завидовали, она поставила туда грелку с кипятком, что
спасало ее от ледяного холода церкви, с которым напрасно боролись  несколько
печей и множество горящих свечей. Мадемуазель  д'Уредан  видела  всех,  весь
спектакль. Она собирала воспоминания на целый год.
   После последнего благословения  верующие,  замерзшие,  усталые,  жаждущие
обрести теплые дома  и  полные  столы,  бросились  к  выходу.  Вскоре  стало
невозможно пройти.
   Над толпой было слышно ржанье лошадей, которые ожидали на площади.
   Анжелика потеряла из виду своих спутников.  Онорина  и  Керубин,  которых
несли Иоланта и Адемар, уже спускались по лестнице и шли домой.
   Анжелику оттеснили к боковой двери. Духовенство, сняв  облачения,  также,
вышло.
   Епископ хотел пройти до семинарии  вместе  с  толпой  верующих.  Анжелика
терпеливо ждала, опершись о косяк двери, разглядывая при свете фонарей  лица
знакомых, красные и закутанные. Они весело переговаривались.
   В этот момент она почувствовала, что  ее  крепко  обняли  за  талию.  Она
подняла глаза, готовая  наказать  наглеца,  и  узнала  взгляд  голубых  глаз
герцога де Вивонна.
   -   Соизволите   ли   вы   наконец   узнать   меня,   прекрасная   богиня
Средиземноморья?
   Он  наклонился  к  ней  с  улыбкой,  наполовину  вкрадчивой;   наполовину
насмешливой.
   Он воспользовался толчеей этой ночи,  толпой,  подгоняв.  мой  холодом  и
увлеченной другими развлечениями, чтобы подойти к ней,  что  он  не  решался
ранее сделать публично.
   Она молчала, он настаивал.
   - Я знаю, вы меня узнали. Я был бы в отчаянии, если бы нет.
   Анжелика была недовольна тем, что она сначала застыла и онемела.
   Крики и смех вокруг заглушали слова, которые шептал герцог.
   - Кажется, вы боитесь меня, - сказал он, - вы дрожите.
   - Это от неожиданности.
   - Может быть, от волнения?
   - Вы очень самоуверенны.
   - А вы очень забывчивы. Вы не вспоминаете наши  милые  забавы,  когда  мы
были вместе в Средиземноморье?
   - С трудом!
   - Значит, вы неблагодарны? Исполняя ваш каприз, я взял вас на борт  своей
галеры, и мне это обошлось очень дорого у короля. Без вмешательства  Атенаис
мне не удалось бы  избежать  последствий  этой  оплошности.  Его  Величество
продержал меня больше часа в своем кабинете, жестоко упрекая меня за участие
в вашем бегстве.
   - Это был хороший поступок, герцог.
   Но внезапно  Анжелику  охватило  волнение.  За  этим  знакомым  красивым,
немного отекшим лицом, освещенным неверным светом факелов, был Версаль,  был
король, такие близкие, что, казалось, обернувшись, она увидит  не  маленькую
площадь, уставленную санями, а аллеи королевских садов, где бежали  курьеры,
оповещая о прибытии короля.
   Заметил ли герцог это смятение, которое  Анжелика  не  могла  скрыть?  Он
сильнее обнял ее, и она поняла, что красивый адмирал по-прежнему полон сил.
   Толпа прижала их к дверям, и Анжелика  чувствовала,  как  углы  каменного
косяка впиваются ей в плечо. Когда, наконец, люди кончат выходить?..
   - Чем  вы  заплатите  мне  за  ценное  сообщение,  касающееся  двора  Его
Величества? Поцелуем?
   - Сударь, эта просьба не соответствует ни месту, ни времени.
   - Я все же выдам вам этот секрет.
   Он прошептал ей на ухо, эта поза была предлогом  для  того,  чтобы  почти
коснуться ее щеки.
   - Король еще не выздоровел от мадам Плесси-Бельер...
   Последовало небольшое молчание, он  по-прежнему  оставался  склоненным  к
ней, как будто вдыхал ее аромат.
   Но Анжелика оставалась равнодушной. Ей хотелось, чтобы  он  перестал  так
сильно ее обнимать. Прикосновение его руки, одетой в кожаную перчатку, к  ее
талии было ей неприятно. Были ли это  рассуждения  мадемуазель  д'Уредан  по
поводу неаполитанской болезни, но у  нее  от  этого  прикосновения  на  теле
выступила "гусиная кожа".
   Анжелика попыталась освободиться.
   -  Герцог,  будьте  любезны  отпустить  меня.  Вы  слишком  сильно   меня
обнимаете.
   Он нахмурился.
   - Вы явно холодны со мной. Это - не правильная политика.
   В его раздраженном тоне чувствовалась угроза.
   - Я мог бы вам помочь.
   - Чем именно?
   Герцог де ла Ферте подбородком показал на Жоффрея де Пейрака.
   - Это с ним вы пытались встретиться в Средиземноморье? Я узнал его по той
дерзости, с которой он пристал к этому берегу  с  развевающимся  французским
знаменем. Он не боится попасть в ловушку? Ведь есть много причин, чтобы  его
поймать. Если будут знать об его прошлом.
   - Каком прошлом?
   -  Пиратском  прошлом.   Он   стрелял   по   галерам   короля.   Я   могу
засвидетельствовать это - или нет - перед Его Величеством.
   - И что вы хотите в обмен на ваше любезное молчание?
   - Иметь иногда удовольствие встречать вас в Квебеке, чтобы вы  не  бежали
от меня, как от зачумленного... по непонятным для  меня  причинам.  Мы  ведь
нравились друг другу. Ваше пышное  появление  показалось  мне  благоприятным
знамением, посланным небом. Так скучно... в этой провинции.
   - Однако вы предпочли эту провинцию Бастилии.
   - Бастилии!
   Он вздрогнул от неожиданности, широко открыв глаза.
   - Откуда у вас такая мысль?
   - Изгнание в Канаду заменяет иногда ордер на  арест,  и  ваше  стремление
сохранить инкогнито...
   - Но я не хотел, чтобы мне докучали,  -  вскричал  он,  -  и  это  только
временная отлучка. Да, у  меня  были  некоторые  неприятности  из-за  интриг
завистников. Секретарь министра ревновал меня к своей любовнице, которую я у
него отбил. Он сообщил о  незаконной  торговой  сделке,  в  которой  я  имел
глупость участвовать.  Это  не  имело  большого  значения,  но  разгневанный
министр хотел донести на меня, хотя я и шеф-адмирал,  и  составить  на  меня
обвинительное заключение. Надо затруднить его задачу - не  являться  по  его
вызову, не отвечать на вопросы. Меня будут искать - а я  буду  в  Турции,  в
Алжире - да мало ли где.  Дело  затянется.  Для  того  чтобы  оправдать  мое
отсутствие после всего случившегося, я получил от  Кольбера  распоряжение  о
тайном расследовании в  Канаде:  выяснить  возможность  защиты  ее  морскими
силами. Весной я могу возвратиться.
   - Вы считаете, министр будет меньше разгневан?
   - Нет, но, возможно, он забудет... или умрет.
   Он расхохотался.
   - Мне показалось, - сказала Анжелика, - что вас подозревали  в  намерении
отравить короля.
   Герцог изменился в лице, глаза его вылезли из орбит.
   - Что вы говорите? - прошептал он сдавленным голосом. - Вы с  ума  сошли.
Откуда дошли до вас такие слухи?
   - Сударь, вы мне не даете дышать.
   - Я хотел бы помешать вам дышать совсем.
   Но он отпустил ее, и она наконец получила свободу.
   - Как вы дерзнули высказать  такое  подозрение?  Я,  который  так  предан
королю, и моя сестра...
   - Я  сказала  это,  чтобы  вы  меня  отпустили,  -  сказала  она,  весело
рассмеявшись. - Почему такая ярость? Разве есть доля истины в моей шутке?
   - Нет. Но  вы  говорите  необдуманно.  Подобными  словами,  легкомысленно
сказанными, вы можете причинить мне большой вред.
   - Не больший, чем тот, которым вы мне только что угрожали.
   Он,  еще  задыхаясь,  пристально  посмотрел  на  нее.  Потом   рассмеялся
несколько деланно, но недоверчиво. Его самоуверенность придворного  не  была
еще подорвана за несколько месяцев пребывания в Канаде. Он продолжал считать
себя слишком высокопоставленным,  чтобы  бояться  кого  бы  то  ни  было,  в
особенности женщины, они всегда были рады привлечь его внимание
   - Вы не изменились, - сказал он льстивым тоном.
   - Я должна была?
   Однако, к его большому удивлению, когда он  довольно  робко  попросил  ее
встретиться с ним в  более  подходящем  для  беседы  месте  и  предложил  ей
увидеться утром, в трактире "Восходящее солнце", она согласилась.
   Анжелика догнала своих, которые уже  ушли.  Она  подняла  глаза,  любуясь
невероятной чистотой этой морозной ночи.
   Мальчики из хора бегали взад и вперед, вынося остатки  освященных  хлебов
от мессы.
   "Родился божественный младенец", - продолжали петь маленькие семинаристы,
возвращаясь в свое большое здание в тени собора,  где  их  ждал  праздничный
ужин.
   За железными решетками в глубине двора все  здание  семинарии  было  ярко
освещено.
   Слуги и писцы бегали взад и вперед по зданию, где в комнатах были накрыты
вышитыми скатертями большие  столы  с  букетами  бумажных  цветов  радостных
расцветок, изготовленных монахинями. На десерт были приготовлены тартинки со
свежими ягодами земляники, которые  были  вынуты  из  ледников  и  наполняли
воздух благоуханиями свежих ягод, и большие блюда со сладким кремом, который
дети обожали.
   Во главе стола,  счастливый  и  улыбающийся,  сидел  епископ,  окруженный
духовенством.
   Губернатор де Фронтенак пригласил всех видных  лиц  города  в  замок  Св.
Людовика отдохнуть и выпить горячего вина со  специями,  закусить  пирогами,
орехами, яблоками и сладостями.
   В каждом доме были накрыты большие столы с горячими и холодными блюдами и
лакомствами.
   Анжелика не смогла поговорить со своими друзьями. Ей делала знаки Полька,
но она уже ушла. Завтра она будет, без сомнения, сердиться.
   Встреча с Вивонном испортила ей  рождественскую  ночь.  Но  она  довольно
быстро утешилась.
   - Что ж! Что было, то было!
   Поскольку их встреча с самого  начала  была  неизбежной,  Анжелика  могла
поздравить себя с тем, что начало дуэли состоялось. Они разошлись на равных.
   Она боялась не того, чем он ей угрожал. Единственно,  чего  она  боялась,
это чтобы Жоффрей не рассердился на нее за это старое приключение, если  он,
уже насторожившийся после излияний подвыпившего дворянина, узнает о нем.  По
зрелому размышлению можно было об этом не беспокоиться. Всегда можно будет с
этим справиться - объяснить, солгать или рассмеяться.
   Прошлое, такое прошлое, было сейчас так несущественно!
   Зато за герцогом де Вивонном были двор, король:  двор,  где  решалась  их
участь, король, который решал ее. Король, против которого она взбунтовалась,
король, которого Дегре уже, наверно, оповестил о ее присутствии в Канаде.
   Вивонн в Квебеке не был опасен. Его теперешнее  изгнание  пообломало  ему
когти. Когда-то она заставила склониться гордячку Атенаис, она  видела,  как
эта женщина раздирала зубами свой платок и проливала слезы ярости. И  не  ее
братцу напугать Анжелику.
   Напротив, она считала полезным вдохнуть воздух двора... Может  быть,  она
сможет подготовить их возвращение, маловероятно, но кто знает?

***

   На Антонэна Буавита произвело сильное впечатление ее  появление  у  него.
Ему не нравилось, что она часто заходила в  гостиницу  "Корабль  Франции"  в
Нижнем городе, в то время как "Восходящее солнце" в Верхнем  городе,  на  ее
улице, не удостоилось этой чести.
   Герцог был в сопровождении троих спутников,  и  Анжелика  поняла,  почему
мадемуазель д'Уредан так сдержанно о них говорила. Вивонн привел  их,  чтобы
противопоставить их ей. Они составляли в Квебеке его двор,  старые  товарищи
по разврату, если не  почему-нибудь  худшему.  Изгнание  и  общая  опасность
сближали их еще больше. Они были спаяны общими  интересами,  страхом,  общим
отношением к жизни.
   Анжелика почти забыла этот тип. Она  села  за  стол  в  этой  компании  с
мыслью, что она бы чувствовала себя непринужденнее на пиру у индейцев. Глаза
дохлой рыбы у накрашенного старика, одновременно вкрадчивые  и  недоверчивые
манеры  барона  Бессара,  оживленные  и  слишком  блестящие  глаза   Мартена
д'Аржантейля показались ей  достойными  какой-то  фальшивой  комедии.  Среди
людей королевского двора они выглядели бы просто очень  оживленными.  Здесь,
изолированные, они выглядели просто опасными.
   Они начали с комплиментов и пустых  фраз,  от  которых  она  отвыкла.  Но
довольно  скоро  она  вновь  обрела  дар  ядовитых   ответов,   скрытых   за
очаровательной улыбкой.
   - Я надеюсь, что вы  не  очень  запомнили  то,  что  я  рассказал  вам  о
секретаре министра, - сказал Вивонн.
   - Ровно столько, сколько нужно.
   - Неважно, если вы сумеете держать это про себя и не пользоваться этим.
   - Кому нужны эти сведения?
   Он говорил языком интригана, и под  небом  Канады  в  маленьком  городке,
застывшем в зимнем холоде, в этом было что-то смешное.
   - Сударь, мы все здесь - пленники ледяной зимы.
   Жена владельца таверны  принесла  им  воды,  почерпнутой  из  внутреннего
колодца. Возможно, от индейцев перешел обычай начинать еду со стакана  воды.
Это было необходимо в этом сухом климате. Здесь во рту всегда было  ощущение
сухости. После стакана воды ей стало  легче.  Затем  они  заказали  сливовую
водку.
   Анжелика похвалила красные перчатки Мартена д'Аржантейля.  Он  постарался
показать свои руки в выгодном свете и стал говорить о своих талантах в  игре
в мяч и о привязанности к нему короля. Перчатки были из птичьей кожи,  Гобер
де ла Меллуаз порекомендовал ему опытного в  этом  деле  эскимоса,  колдуна,
обитающего в Нижнем городе.
   - Но этот колдун ничего не стоит, - заметил де Сент-Эдм.
   - Вы заказали ему яд, как в Париже? - осведомилась Анжелика.
   Было хорошим тоном отрицать:
   - Но в наше время в Париже уже не отравляют! Теперь используют заклинания
и дурной глаз.
   Мартен  д'Аржантейль,  который   казался   наиболее   недовольным   своим
пребыванием  в  Канаде,  оживился,  видя,  что  Анжелика  обращает  на  него
внимание.
   Он признал,  что  ему  очень  скучно  в  Квебеке.  Его  сжигали  тоска  и
меланхолия. Нашлись нескол