носную кузницу, ножные мехи, а  также
два тигля и большую купель из костной золы. Затем Хауэр развязал два  мешка.
Из одного он с большим трудом вытащил  тяжелую  черную  глыбу,  напоминавшую
шлак, из другого - брусок металла, с виду похожего на свинец.
   В этот момент послышался голос Дегре:
   - В соответствии с единодушным  желанием,  выраженным  судом,  увидеть  и
услышать все относящееся к обвинению в колдовском изготовлении золота,  мною
вызваны   свидетели   и,   выражаясь   юридическим   языком,   "соучастники"
производственного процесса, который якобы является актом черной магии. Прошу
отметить, что они пришли сюда  совершенно  добровольно.  Они  пришли  помочь
своему бывшему хозяину, а вовсе не потому, что их  имена  пыткой  вырвали  у
моего подзащитного графа де Пейрака...  Теперь  же,  господин  председатель,
прошу  вас  разрешить  подсудимому  вместе  с  его  постоянными  помощниками
продемонстрировать вам опыт, названный в обвинительном акте "черной магией",
а по словам моего подзащитного, являющийся лишь извлечением золота, невидимо
содержащегося в некоторых горных породах и обнаруженного с помощью науки.
   Мэтр Галлеман прошептал своему соседу:
   - Эти господа разрываются между любопытством, желанием  познать  сладость
запретного плода  и  строгими  инструкциями,  полученными  свыше.  Будь  они
поумнее, они должны были бы воспротивиться демонстрации опыта, дабы  она  не
переубедила их.
   Анжелика  вздрогнула,   испугавшись,   что   демонстрация   единственного
наглядного доказательства  невиновности  ее  мужа  может  быть  запрещена  в
последний момент.  Однако  любопытство,  а  скорее,  чувство  справедливости
одержало верх. Массно предложил Жоффрею де Пейраку руководить  демонстрацией
опыта и отвечать на все необходимые вопросы.
   - Но до этого, граф, можете ли вы поклясться, что все эти  ваши  опыты  с
гремучим  золотом  не  подвергают  ни  малейшей  опасности  ни  сам   Дворец
правосудия, ни людей, которые в, нем находятся?
   Анжелика, чей иронический ум никогда не дремал,  и  сейчас  отметила  про
себя, что  эти  непогрешимые  судьи  так  боятся  тех  таинственных  опытов,
готовящихся сейчас к демонстрации, что даже вернули Жоффрею титул,  которого
они его лишили без суда и следствия.
   Жоффрей де Пейрак заверил суд, что никакой угрозы нет.
   Судья Бурье потребовал вновь вызвать в зал отца Беше,  чтобы  присутствие
монаха во время так  называемого  опыта  исключало  всякое  жульничество  со
стороны подсудимого.
   Массно важно кивнул своим париком, и Анжелика не смогла удержать  нервной
дрожи, каждый раз  охватывавшей  ее  при  виде  монаха,  который  не  только
самозабвенно играл свою роль на этом процессе, но, наверно, изобрел  и  иглу
для пытки и, возможно даже, подстроил комедию с Карменситой. Не была ли  эта
чудовищная целеустремленность в  его  действиях  просто  желанием  оправдать
позорный провал своих поисков в алхимии? Или же он маньяк, у которого, как у
многих сумасшедших, иногда появляются проблески сознания? А в  общем,  какая
разница? Он - монах Беше, этим все сказано!
   Беше олицетворял собой все то, против чего боролся Жоффрей де Пейрак, всю
ту грязную муть ушедших  веков,  что,  словно  бескрайний  океан,  разлилась
некогда по всей Европе и теперь, отступая,  оставляла  в  расселинах  нового
века бесплодную стоячую воду софистики и схоластики.
   Спрятав руки в широкие рукава своей сутаны, Беше стоял, вытянув  шею,  и,
не мигая, следил за тем, как саксонец  и  Куасси-Ба,  выдвинув  на  середину
кузнечный горн и обмазав огнеупорной глиной стыки труб, принялись  раздувать
огонь.
   За спиной Анжелики священник говорил кому-то из своих собратьев:
   - Конечно, такое скопище монстров в облике  человеческом,  в  особенности
этот мавр, размалеванный,  словно  для  какой-нибудь  колдовской  церемонии,
внесет еще больше смятения в души сомневающихся. Но,  к  счастью,  Всевышний
всегда сумеет распознать, кто ему предан. Я  слышал,  что  вторая  процедура
изгнания беса, проведенная тайно, но по  всем  правилам  и  по  распоряжению
парижской епархии, показала, что на этого дворянина  возвели  напраслину  и,
скорее всего, он наказан лишь за недостаточное благочестие...
   Эти слова пролили бальзам на изболевшееся сердце Анжелики и в то же время
усилили ее тревогу. Конечно, священник прав. Надо ж  так  случиться,  что  у
этого добряка Фрица  Хауэра  на  спине  горб  и  лицо  отливает  синевой,  а
Куасси-Ба выглядит так устрашающе!
   Картина показалась еще более мрачной, когда Жоффрей де Пейрак, гордо неся
свое истерзанное пыткой тело, хромая, направился к раскаленной печи.
   Подсудимый попросил одного из судебных приставов поднять черную  пористую
глыбу, похожую на шлак, и показать ее сначала  председателю,  а  затем  всем
судьям. Другой  пристав  подносил  каждому  из  них  сильное  увеличительное
стекло, чтобы они могли как следует разглядеть ее.
   - Господа, это штейн расплавленного золотосодержащего пирита, добытого на
моих рудниках в Сальсини, - объяснил де Пейрак.
   Беше подтвердил.
   - Правильно, это то самое черное вещество, которое я размолол  и  промыл,
но золота в нем не обнаружил.
   - Ну что ж, отец мой, -  сказал  подсудимый  с  почтительностью,  которая
вызывала восхищение у Анжелики, - сейчас вы еще раз покажете нам свое умение
вымывать золото. Куасси-Ба, подай ступку.
   Монах засучил широкие рукава сутаны и рьяно принялся дробить и  растирать
кусок черного штейна, который довольно быстро превратился в порошок.
   - Господин председатель, будьте так любезны, прикажите  принести  большой
чан воды и оловянный тазик, хорошо вычищенный песком.
   В ожидании, пока два  швейцарских  гвардейца  принесут  все  необходимое,
подсудимый через приставов передал судьям слиток металла.
   - Это свинец, из  которого  изготовляются  пули  и  водопроводные  трубы,
свинец, как его называют специалисты, "бедный", так как  он  практически  не
содержит ни золота, ни серебра.
   - Но как мы можем это проверить? - резонно заметил протестант Дельма.
   - Я могу доказать вам это при помощи купелирования.
   Саксонец Фриц Хауэр подал своему бывшему господину большую сальную  свечу
и два белых кубика размером в три-четыре дюйма. Жоффрей де Пейрак перочинным
ножом вырезал углубление в одном из кубиков.
   - Что это за белое вещество? Фарфоровая глина? - спросил Массно.
   - Это купель из костной золы, той самой, которая произвела на  вас  такое
впечатление в начале заседания. В действительности, как вы  сейчас  увидите,
это белое вещество служит всего  лишь  для  поглощения  свинца,  который  мы
расплавим сальной свечой...
   Зажгли свечу, и Фриц Хауэр передал графу трубочку,  согнутую  под  прямым
углом, в которую тот стал дуть, направляя пламя  свечи  на  кусочек  свинца,
положенный в углубление кубика из костной золы.
   Изогнутый язык пламени принялся лизать свинец, который  начал  плавиться,
выделяя при этом синеватый дым.
   Конан Беше назидательно поднял палец.
   - Авторитетные ученые называют это  "выдуванием  философского  камня",  -
скрипучим голосом пояснил он.
   Граф на секунду оторвался от трубки.
   - Послушать этого глупца, так  все  печи  превратятся  в  дыхание  самого
сатаны.
   На лице монаха появилось мученическое выражение, и  председатель  призвал
подсудимого к порядку.
   Жоффрей де Пейрак снова принялся дуть в трубку.  В  сгущавшемся  вечернем
сумраке зала было видно, как расплавленный  побагровевший  свинец  забурлил,
потом успокоился и наконец потемнел, а подсудимый перестал дуть в трубку. Но
вот облачко едкого дыма рассеялось, и все увидели, что свинец исчез.
   - Фокус, который еще ничего не доказывает, - заметил Массно.
   - Он доказывает только то, что костная зола впитала  в  себя,  или,  если
предпочитаете, выпила весь окисленный "бедный" свинец. А это  означает,  что
данный свинец не содержит ценных металлов, в чем я и хотел вас убедить  этим
опытом, который саксонцы называют "холостым опытом".  Теперь  же  я  попрошу
отца Беше закончить промывку черного порошка, в котором,  как  я  утверждаю,
есть золото, и мы займемся выделением его.
   Швейцарцы принесли чан с водой и оловянный тазик.
   Круговыми движениями взболтав в тазике истолченный порошок и быстро  слив
воду, монах с торжествующим видом показал судьям  небольшой  осадок  тяжелой
породы, оставшийся на дне.
   - Вот о чем я говорил, - сказал он. - Никакого  золота,  даже  намека  на
него нет. Оно может возникнуть только с помощью магии.
   - Золото невидимо, - повторил Жоффрей -  Мои  помощники  добудут  его  из
этого осадка, пользуясь только свинцом и огнем. Я не буду принимать  участия
в операции. Таким образом вы удостоверитесь, что я ничего не добавляю к  тем
действиям, не произношу  никаких  кабалистических  формул,  что  это,  можно
сказать, кустарный способ добычи, и продемонстрируют его рабочие,  такие  же
колдуны, как любой кузнец или котельник.
   Мэтр Галлеман прошептал:
   - Он говорит слишком просто и слишком хорошо. Сейчас они  обвинят  его  в
том, что он пытается околдовать суд и всю публику.
   Куасси-Ба и Фриц Хауэр принялись за дело. Беше,  явно  встревоженный,  но
гордый своей миссией и сознанием того, что он играет все более  значительную
роль в процессе, на  котором,  по  его  глубокому  убеждению,  он  по-своему
защищает церковь, не вмешиваясь, наблюдал, как  засыпали  в  печь  древесный
уголь.
   Саксонец взял огромный глиняный тигель, положил в него свинец,  растертый
в порошок черный штейн и все это засыпал какой-то белой солью, судя по всему
- бурой. Сверху положил кусок  древесного  угля,  и  Куасси-Ба  начал  ногой
раздувать мехи.
   Анжелика восхищалась смирением, с каким ее муж, который до этого вел себя
так гордо и надменно, разыгрывал эту комедию.
   Он старался держаться подальше от печи, у скамьи подсудимых, но  отблески
пламени освещали его худое,  осунувшееся,  почти  скрытое  пышной  шевелюрой
лицо.
   Во всей этой сцене было что-то зловещее и тягостное.
   В жарком пламени печи содержимое тигля  расплавилось,  воздух  наполнился
дымом, едким запахом серы. Сидевшие в первых рядах начали кашлять и чихать.
   Временами судей совсем заволакивало облаком темного дыма.
   Анжелика  даже  подумала,  что,  пожалуй,  судьи   в   какой-то   степени
заслуживают уважения за то, что согласились на этот если не колдовской,  то,
во всяком случае, весьма неприятный опыт.
   Судья Бурье встал и попросил разрешения подойти поближе. Массно разрешил.
Но Бурье,  слывший  мастером  фальсификаций,  которому  король,  как  сказал
адвокат, обещал три аббатства,  в  случае  если  подсудимому  будет  вынесен
суровый приговор, остался стоять между печью, повернувшись к ней  спиной,  и
подсудимым, с которого не спускал глаз.
   Временами клубы дыма отклонялись в сторону Бурье, вызывая у него приступы
кашля, но он все же упорно продолжал оставаться на своем неудобном и опасном
посту, ни на минуту не отводя взгляда от графа.
   Судья Фалло де  Сансе,  казалось,  чувствовал  себя  как  на  раскаленных
угольях. Он не глядел в лицо коллегам и беспокойно  ерзал  в  своем  кресле,
обитом красным бархатом.
   "Бедняга Гастон", - подумала Анжелика и тут же забыла о нем.
   ...Печь, в которую один  из  швейцарцев  то  и  дело  подкладывал  уголь,
раскалила тигель докрасна, затем почти добела.
   - Стоп, - крикнул Фриц Хауэр. Весь в поту, покрытый сажей  и  пеплом,  он
все больше напоминал некое исчадие ада.
   Он подошел к одному из мешков, достал из  него  большие  гнутые  клещи  и
вынул из огня тяжелый тигель. Откинувшись всем телом назад и твердо стоя  на
своих кривых ногах, он поднял его, казалось, без всякого труда.
   Куасси-Ба подставил изложницу, и в нее потекла  блестящая,  как  серебро,
окутанная белым дымом струя.
   Граф де Пейрак, словно очнувшись, усталым голосом пояснил:
   - Итак, произведена  плавка  передельного  свинца,  который  поглотил  из
золотосодержащего штейна ценные металлы.  Теперь  мы  разобьем  изложницу  и
немедленно произведем купелирование этого свинца в купели из  костной  золы,
помещенной в глубине печи.
   Фриц Хауэр показал  эту  купель  -  большую  белую  плиту  с  углублением
посередине. Затем задвинул ее в печь и стал выбивать  слиток  из  изложницы,
положив ее на наковальню,  и  величественное  здание  суда  несколько  минут
оглашалось громким  стуком  молота.  Наконец  слиток  осторожно  положили  в
углубление купели и снова раздули огонь. Когда купель  и  свинец  накалились
докрасна, Фриц Хауэр дал знак остановить мехи, и Куасси-Ба  выгреб  из  печи
остатки древесного угля.
   В печи теперь находилась только  красноватая  купель,  в  которой  бурлил
расплавленный свинец, становясь все светлее.
   Куасси-Ба, вооружившись маленькими ручными мехами, направил струю воздуха
на кипящий свинец.
   Холодный воздух не только не унял жар, но еще больше усилил его, и свинец
стал ослепительно светлым.
   - Вот оно, колдовство! - крикнул Беше. - Угля  нет,  а  из  адского  огня
рождается философский камень! Смотрите! Появляются три цвета!
   Мавр и саксонец продолжали по очереди подавать  воздух  на  расплавленный
металл, который, словно  блуждающий  огонь,  судорожно  вздрагивал,  мерцал,
завихрялся. В центре массы сформировалось  огненное  яйцо,  затем  Куасси-Ба
отложил мехи, и  яйцо  встало  стоймя,  завертелось  волчком,  потом  начало
блекнуть и постепенно совсем потемнело.
   Но вдруг оно снова ярко засветилось, побелело, подпрыгнуло, выскочило  из
углубления купели, глухо стукнувшись об пол, и покатилось к ногам графа.
   - Яйцо сатаны стремится к своему создателю! - закричал Беше. - Это молния
с громом! Это гремучее золото! Сейчас будет взрыв!
   Публика завопила. В полутьме, которая  вдруг  наступила  в  зале,  слышно
было, как Массно требовал свечей. Не обращая внимания на страшный шум, монах
Беше продолжал кричать о "философском яйце" и "доме премудрого цыпленка"  до
тех пор, пока какой-то шутник клерк не влез на скамью и не прокричал звонким
голосом "кука-реку".
   "Боже мой, они ничего не понимают!" - подумала Анжелика, ломая руки.
   Наконец  в  разных  концах  зала  появились   стражники,   неся   тройные
канделябры, и шум понемногу утих.
   Граф, который за все это время не шелохнулся, тронул палкой металлическое
"яйцо".
   - Куасси-Ба, подними слиток и передай его господину председателю.
   В мгновение ока мавр подскочил к  металлическому  яйцу,  взял  его  своей
черной рукой, отчего оно показалось особенно блестящим, и поднес Массно.
   - Это золото! - задыхаясь, проговорил судья Бурье, продолжая стоять,  как
изваяние.
   Он хотел схватить его, но, едва притронувшись, закричал не своим  голосом
и отдернул обожженную руку.
   - Адский огонь!
   - Почему же, граф, - спросил Массно, пытаясь говорить твердым голосом,  -
это раскаленное золото не обжигает вашего черного слугу?
   - Всем известно, что мавры, как и овернские угольщики,  могут  держать  в
руке горящие угли.
   Беше, хотя его никто  не  просил  об  этом,  вытаращив  глаза,  вылил  на
злосчастный металл пузырек святой воды.
   - Господа судьи, вы  все  видели,  как,  несмотря  на  изгнание  беса  по
ритуалу,  было  создано  дьявольское   золото.   Судите   же   сами,   сколь
могущественно колдовство!
   - Вы думаете, это настоящее золото? - спросил Массно.
   Монах скорчил гримасу, достал  из  своего  бездонного  кармана  еще  один
флакончик и осторожно вынул из него пробку.
   - Это азотная кислота. Она разъедает не только  латунь  и  бронзу,  но  и
сплав золота с серебром. Однако я заранее могу с уверенностью  сказать,  что
это purum aurum, чистое золото.
   - Нет, это золото, добытое сейчас на наших  глазах  из  руды,  не  совсем
чистое, - вмешался граф. - Иначе к  концу.  купелирования  не  произошло  бы
вспышки, которая, вместе  с  резким  изменением  состояния,  вызвала  другое
явление, заставившее слиток подскочить. Берцелиус первым среди ученых описал
этот странный эффект.
   Послышался мрачный голос судьи Бурье:
   - А этот Берцелиус является ли хотя бы католиком?
   - О, конечно, - невозмутимо ответил де Пейрак, - ведь он был шведом и жил
добрую сотню лет назад...
   Бурье саркастически рассмеялся.
   - Суд решит, какую ценность представляет для  него  свидетельство,  столь
отдаленное от нас временем.
   Потом произошла небольшая заминка -  судьи,  склонившись  друг  к  другу,
совещались, стоит ли продолжать заседание или отложить его на завтра.
   Время было позднее. Публика устала, однако все были возбуждены,  и  никто
не хотел уходить.
   А Анжелика не чувствовала ни малейшей усталости. Мысли ее неслись как  бы
помимо нее самой. В глубине ее сознания зародилось тревожное  сомнение,  она
следила за лихорадочной путаницей мыслей, не в силах подчинить ее  себе.  Не
может быть, чтобы демонстрация опыта извлечения золота из  руды  могла  быть
истолкована во  вред  подсудимому...  К  тому  же,  разве  выходки  Беше  не
возмутили  судей?  Массно  может   сколько   угодно   твердить,   будто   он
беспристрастен, все равно видно, что он благожелательно  настроен  к  своему
земляку-тулузцу. Но с другой стороны, разве  суд  не  состоит  из  грубых  и
черствых северян? А среди публики один лишь дерзкий мэтр Галлеман  осмелился
выразить свое не слишком одобрительное  отношение  к  воле  короля.  Да  еще
монахиня, сопровождавшая Анжелику, явно готова помочь ей, но ее сочувствие -
это лишь кусок льда, который прикладывают к пылающему лбу больного.
   Ах, если бы суд состоялся в Тулузе!..
   И еще этот адвокат, тоже дитя Парижа, без имени,  да  к  тому  же  нищий.
Когда ему наконец дадут слово?.. А вдруг он струсит? Почему он молчит? И где
отец Кирше? Анжелика тщетно пыталась отыскать среди сидящих  в  первом  ряду
хитроватое крестьянское лицо Великого заклинателя Франции.
   Словно адское кольцо, Анжелику сдавливал бередивший душу шепот:
   - Говорят, Бурье обещали три епархии, если он  добьется  осуждения  этого
человека. А вина Пейрака только  в  том,  что  он  опередил  свой  век.  Вот
увидите, они его засудят...
   Массно откашлялся.
   - Господа, заседание продолжается, - объявил он. - Подсудимый, желаете ли
вы что-нибудь добавить к тому, что мы видели и слышали?
   Великий лангедокский хромой выпрямился, опираясь на свои палки, и публику
охватил Трепет, когда  по  залу  разнесся  его  голос  -  громкий,  звучный,
какой-то удивительно искренний.
   - Клянусь перед богом, клянусь священной для  меня  жизнью  моей  жены  и
моего ребенка, что я не знаком ни  с  дьяволом,  ни  с  колдовством,  что  я
никогда с помощью сатаны не создавал ни золота, ни живых существ  и  никогда
не пытался причинить зла своему ближнему, напуская на него чары или порчу.
   Впервые за все время этого бесконечного заседания Анжелика почувствовала,
что эти слова вызвали у публики симпатию к Жоффрею.
   В самой гуще толпы прозвучал чистый юношеский голос:
   - Мы тебе верим!
   Судья Бурье вскочил, потрясая широкими рукавами.
   - Берегитесь! Вот действие его чар, о которых,  кстати,  мы  еще  не  все
сказали! Не забывайте, он - Золотой голос  королевства.  Тот  самый  опасный
голос, который соблазнял женщин...
   Тот же юноша прокричал:
   - Пусть он споет! Пусть споет! На этот раз  горячая  южная  кровь  Массно
дала себя знать, и он застучал кулаком по столу.
   - Тихо! Я прикажу очистить зал! Стража, выведите нарушителей...  Господин
Бурье, займите свое место! И чтобы больше не было никаких выкриков!  Хватит!
Адвокат Дегре, где вы?
   - Я здесь, господин председатель, - ответил Дегре. Массно перевел  дух  и
постарался взять себя в руки. Он продолжал уже более спокойным тоном:
   - Господа, королевское правосудие должно  быть  гарантировано  от  всяких
случайностей. Именно поэтому, хотя  процесс  ведется  при  закрытых  дверях,
король наш в своем  великодушии  предоставил  подсудимому  право  защищаться
всеми ср