умать  о
завтрашнем дне.
   И вдруг в  разговор  вступил  Сэм  Хольтон.  Он  вспомнил  свое  детство,
проведенное им в бухте Саку, в Новой Англии. Он был еще  совсем  ребенком  и
жил с родителями в хижине, в которой дуло изо всех щелей. Обычной  их  пищей
были ячменная каша и треска. Но на Рождество резали свинью и мать  доставала
припасенную с лета чернику. Они ходили в молитвенный  дом,  в  церковь,  что
находилась в четырех лье от них, и мужчины с  мушкетами  окружали  женщин  и
детей. По дороге к ним присоединялись соседи, и они  все  вместе  шли  через
замерзший лес, распевая религиозные  гимны.  Но  однажды  утром,  когда  они
возвращались после богослужения, на них неожиданно напали абенаки и перебили
всех, кроме него, Сэма:  ему  было  тогда  десять  лет,  и  он  успел  ловко
взобраться на вершину пихты и укрыться там. Потом, стуча от страха и  холода
зубами, он добрался до Спрингфилда. И с тех пор  в  его  жизни  не  было  ни
одного праздника, который стоил бы того, чтобы о нем вспоминать, кроме этого
вот сегодняшнего, поистине королевского пиршества в Вапассу.
   Так сказал Сэм Хольтон, сказал  по-французски,  очень  правильно  и  даже
несколько поэтично.
   Это был его подарок по случаю праздника  богоявления,  преподнесенный  им
всем собравшимся, и  они  выслушали  его  в  набожной  тишине,  восхищенные,
несмотря на трагизм его рассказа. Им показалось, будто они только  что  были
свидетелями одного из тех чудес, которые часто случаются в такие дни.
   Тронутые доверием Сэма Хольтона, они поблагодарили, горячо поздравили его
с праздником, а потом решили, что уже пришла  пора  преподнести  друг  другу
подарки.
   Вот тут было от чего оторопеть!
   Кто вырезал из дерева эти игрушки для детей?.. Вертушку для Тома, юлу для
Бартеломи,  куклу  с  красными  щечками  для  Онорины?  Анжелика  улыбнулась
замечательным мастерам, которые  проявили  не  только  свое  умение  владеть
стамеской, но  и  не  меньшую  скромность,  пожелав  остаться  неизвестными:
конечно же, это Жан, Кантор и старый Элуа.
   По совету Анжелики и с  помощью  Флоримона  они  вырезали  еще  шахматные
фигуры, расставив их на доске, и доску  с  фишками  и  рожком  из  коры  для
игроков в трик-трак.
   Таким образом, мир в долгие и зимние вечера был обеспечен.
   Анжелика получила в подарок две пары перчаток тонкой выделки,  чтобы  они
предохраняли ее руки во время работы. В маленькой серебряной  коробочке  она
нашла  неаполитанскую  камею  -   ослепительно-белый   профиль   богини   на
красноваторозовом фоне раковины. Она бросила взгляд на Кантора:  она  знала,
что эта камея служила ему талисманом еще  с  детства,  когда  он  плавал  по
Средиземному морю. И вот он расстался со своим талисманом ради нее.
   - А я выковал  эту  серебряную  коробочку  и  короны,  -  ревниво  сказал
Флоримон, перехватив взволнованный взгляд матери, обращенный к его  младшему
брату.
   Несмотря на огромный рост, он тоже получил свою долю поцелуев.
   Онорина  в  это  время  осторожно  разглядывала  куклу.  Она  никогда  не
проявляла особого интереса к играм девочек, и  сейчас  Анжелика  испугалась,
как бы она не выпалила что-нибудь, что разочаровало  бы  тех,  кто  с  такой
любовью делал для нее эту куклу. Но, подумав немного, Онорина очень серьезно
положила куклу на согнутую в  локте  руку,  и  все  радостно  улыбнулись,  а
Анжелика облегченно вздохнула.
   Другой рукой девочка перебирала  остальные  подарки.  Вот  сколько  всего
прибавится в ее  ларце,  привезенном  из  Ла-Рошели,  где  она  хранит  свои
сокровища!  Ожерелья  из  жемчуга,  которые  нанизала  для   нее   Анжелика,
завораживали ее. Она крутила их в руках, прикладывала к  шее,  украшала  ими
свою серебряную корону и корону своего маленького наперсника.
   В серебряной бонбоньерке она  обнаружила  еще  пастилки,  их  приготовила
Анжелика из толченых  орехов,  смешанных  с  медом,  который  она  ревностно
хранила с осени.
   Среди  подарков,  преподносимых  всеми  от  чистого  сердца,  было  много
серебряных изделий, сработанных умелыми руками в  тайниках  кузницы  из  той
самой руды, что извлекали здесь из недр земли. Подземные  сокровища  Вапассу
начинали  выходить  на  свет  божий  и  блистать  во  всей  своей   чистоте,
освобожденные от породы, которая скрывала их...
   Когда наконец всеобщий восторг и восклицания утихли, все  вспомнили,  что
граф де Пейрак обещал им два сюрприза.
   Первый сюрприз, граф это охотно признал, смогут  оценить  по  достоинству
только те, кто долго жил на Средиземном море.
   Это был крохотный мешочек  молотого  кофе.  Раздалось  громкое  "ура",  к
которому  примешались  протестующие  возгласы  противников   этого   темного
напитка.  Англичане  и  канадские  французы,  впервые  придя  к  соглашению,
удивлялись, как можно смаковать такую горькую бурду? Для  этого  по  меньшей
мере надо быть  такими  дикарями,  как  турки.  Любители  же  этого  дивного
напитка, напротив, покинули свои  места  и  сгрудились  вокруг  графа,  дабы
ничего не упустить в церемонии приготовления кофе.
   Куасси-Ба принес на медном подносе кофейные чашки, невесть каким  образом
попавшие в логовище рудокопов,  а  граф  де  Пейрак  раздал  мужчинам  пачки
тончайшего виргинского табака.
   Флоримон придвинул подставку с трубками, достал раскаленные угли из жарко
горящих очагов. Он не любит кофе,  он  предпочитает  шоколад,  уверял  он...
после того как Анжелика заговорщицки подмигнула ему.
   А Кантор отнюдь не гнушался вдыхать аромат, который  напоминал  ему  годы
детства, когда он мотался с отцом по  Средиземному  морю,  напоминал  порты,
сражения, а также Палермо, где  он  учился  у  иезуитов,  город  с  древними
мечетями и дворцами.
   Что же касается Анжелики, то она от ликования захлопала в ладоши.  Нельзя
сказать, что она так уж любила кофе, но все равно сюрприз, который преподнес
им Жоффрей, зажег радостью ее глаза и осветил улыбкой лицо.
   Все они - Анжелика, Кантор, Энрико Энци, испанцы и перуанец Соррино  -  в
нетерпении теснились около графа де Пейрака.
   - А ты помнишь того старого турка в Канди, что варил самый  замечательный
кофе в мире? - спросил де Пейрак у Энрико Энци.
   Анжелика вдыхала возбуждающий  аромат  кофе,  и  каждый  раз,  когда  она
чувствовала этот запах, она словно вновь видела в фантасмагории голубоватого
дыма невольничий рынок в Канди, людей,  выряженных  в  экзотические,  словно
карнавальные костюмы, видела их высокие  тюрбаны  и  длинные  одежды,  вновь
остро переживала те незабываемые дни, на всегда запечатлевшиеся в ее памяти,
ужас перед человеком в маске, купившим ее...
   Она выпила обжигающий кофе. "Да, мессир Рескатор, это были вы!.. Как же я
не догадалась?". Она  проклинала  насмешницу  судьбу,  которая  так  жестоко
подшутила над ней.
   - Ты тогда рассердился на меня, не правда ли, что я  тебя  не  узнала?  -
прошептала она, склонившись к мужу.
   Они сидели рядом во главе большого стола, тесно прижавшись друг к  другу,
затаившиеся в девственных лесах Нового Света, с нежностью смотрели  друг  на
друга и думали, что жизнь все-таки прекрасна.

Глава 28

   - Некоторые из вас уже знают, что сейчас произойдет,  -  сказал  граф  де
Пейрак, поднимаясь. - Для других это и впрямь будет сюрпризом. Но  я  думаю,
он всем принесет одинаковую радость, ибо все вы заслужили ее.
   Итальянец Поргуани и Кловис  вышли  в  мастерскую.  Когда  они,  медленно
выступая из темноты, снова появились в освещенной зале, все увидели, что они
несут деревянные носилки, и, судя по тому, как напрягались их мускулы, очень
тяжелые. На носилках что-то мягко поблескивало. Они подошли ближе, и  теперь
можно  было  различить,  что  это  какой-то  огромный   брусок,   излучающий
загадочный свет,  таинственный  и  холодный.  Поргуани  и  Кловис  поставили
носилки на стол перед графом де Пейраком.
   Это было золото.
   Брусок, лежавший на  носилках,  состоял  из  множества  сложенных  вместе
золотых слитков.
   Граф взял один из слитков и поднял его к свету.
   - Вот плоды нашей работы. В течение  двух  последних  месяцев  мы  упорно
занимались купелированием руды, добытой летом. Каждый  слиток  содержит  три
ливра, или тысячу семьсот унций чистого золота, это первая доля  каждого  из
нас, ее я передаю вам в вечер богоявления.  Вот  они,  плоды  наших  трудов,
любуйтесь! Должен сказать, что результат сегодня превзошел все  ожидания.  В
наступившем году,  когда  наш  форт  расширится,  хорошо  вооружится,  будет
надежно защищен, когда мы привезем сюда по Кеннебеку отряд наемников, пушки,
провизию, мы сможем спокойно заниматься своей работой, и наша добыча  станет
еще значительнее. Согласно контракту, который мы с вами заключили,  половина
добытого нами золота будет поровну поделена между всеми вами, моими  первыми
компаньонами, и послужит началом личного состояния каждого из вас. С помощью
остальных денег - я беру это на себя -  мы  укрепим  и  расширим  наш  форт,
оплатим  наемников,  вооружение  наших  кораблей  и  прочие  расходы.  Таким
образом, связанные друг с другом силой золота, а также  и  серебра,  которое
тоже имеет ценность, хотя добыча его и не является нашей основной целью,  мы
станем могущественными. Мы увеличим наш флот, который займется торговлей,  и
сделаем Голдсборо одной из основных его баз. Мы расположим фактории по всему
берегу Кеннебека и Пенобскота. Мы заложим новые рудники,  и  владельцами  их
могут стать те из вас, кто готов снова преодолевать  трудности,  что  обычно
предшествуют успеху... Мэн, страна лесов, изрезанных реками и речушками, а с
другой стороны, страна, берега  которой  омывает  изобилующий  рыбой  океан,
страна до сих пор дикая, где многочисленные племена истребляют друг друга  в
бесконечных междоусобицах, Мэн, страна невидимых серебра  и  золота,  станет
нашим королевством, ибо мы одни будем владеть тайной ее  богатства.  Жалеете
ли вы, что последовали за мной?..
   - Нет!.. Нет, монсеньор! - прокричало несколько охрипших голосов.
   Но большинство не в силах было вымолвить ни слова.
   Куасси-Ба обошел всех и своей черной рукой, рукой волхва,  положил  перед
каждым слиток золота.
   Они едва осмелились коснуться его. Их глаза, слегка  затуманенные  парами
алкоголя и табачным дымом, впились в эти слитки, наслаждаясь их блеском,  не
в силах оторваться от них.  В  слитке  золота,  словно  в  хрустальном  шаре
ясновидца,  витали  перед  ними  призраки  их  давних,  их  самых  затаенных
мечтаний, их самых дерзновенных чаяний.
   А Анжелику неожиданно охватил страх: золото развращает, один раз оно  уже
разрушило ее счастье. Не ослепит ли оно своим сиянием этих людей, не доведет
ли их до беды? Она посмотрела  на  мужа.  Он  напоминал  мага,  созерцающего
человеческие страсти, которые он сам вызвал.
   Эти люди, чьи характеры он  формировал  по  своему  образу  и  подобию  в
ежедневной  работе,  не  разочаруют  ли  они  его,  не  поддадутся  ли   они
тлетворному влиянию этого фетиша, который, кажется, правит  человечеством  с
самых далеких дней его зари?
   Она почувствовала, как какая-то тяжесть в груди сменила вдруг ее недавнюю
радость.
   - Золото! Вечно это золото! - пробормотала она. - Я боюсь! Это из-за него
вас тогда прокляли!
   Жоффрей искоса посмотрел на нее.
   - Не надо бояться золота и его власти, -  сказал  он.  -  Нет  ничего  на
свете, что могло бы унизить человека, если он сам не поддастся унижению.  Но
человек желает быть чистым духом, подобным Богу, и, когда он оценивает  свою
материальную сущность, он обнаруживает в ней все свойства материи. И  он  не
хочет согласиться быть земным... Вот почему он поочередно то проклинает,  то
обожествляет все то,  что  больше  всего  завораживает  его  воображение,  -
золото, женщину, науку, богатство... в то время как он должен только искать,
каким образом заполучить их. Кто ищет, тот обрящет.
   Плотник Жак Виньо с растерянным видом крутил в руках слиток.
   - Мне, например, пока ничего больше и не надобно, быть бы  только  здесь.
Чего еще, работенка неплохая, и в конце ее коечто светит, да и  надсмотрщики
у тебя не ходят по пятам... Слов нет, приятно держать такое в  руках,  но  я
столько всего перевидал в жизни...
   - Оно будет меньше беспокоить  вас,  когда  вы  увидите  его  в  Бостоне,
превращенным в полновесную звонкую монету. Тогда вы разберетесь, что  с  ним
делать, - сказал де Пейрак.
   - Кошелек, полный экю? - сказал плотник, озадаченно глядя на графа.
   - Два, три кошелька... То, что у вас в руках, - это на тысячу монет.
   - Эх, дружки мои, вот тогда попируем вволю! - воскликнул плотник,  звонко
хлопнув по спине своего соседа.
   Все вдруг  заговорили  разом,  принялись  строить  планы,  что-то  сложно
подсчитывать, и от волнения голоса у всех стали пронзительными.
   Госпожа Жонас поднялась, чтобы  унести  блюда.  Она  считала  недостойным
допустить, чтобы такое великолепное золото лежало среди остатков ужина,  как
бы прекрасен он ни был.
   Она и ее муж получили каждый по слитку золота, что составляло 3400 унций,
Эльвира - один для себя и один на двух своих мальчиков.
   Старый Элуа Маколле отодвинул свою долю.
   - Вы ошиблись, мессир граф. Я не состою у вас на службе. Я пришел  просто
так, сам по себе, да взял и остался. Мне вы ничего не должны.
   - Ты пришел на  готовенькое,  старый  разбойник,  -  ответил  Жоффрей  де
Пейрак. - Помнишь ли ты Евангелие?.. Да? Вот и хорошо.  Подумай  над  ним  и
бери то, что тебе дают. Ты купишь себе новую лодку и всяких товаров  на  два
года и скупишь все меха Запада. Твои конкуренты лопнут от зависти.
   Старый канадец вскинул восхищенный взгляд, расхохотался и принялся  вслух
мечтать, расписывая, каким образом он опустошит все реки окрест.
   Потом они переглянулись со смущенным видом и, пошушукавшись, сказали:
   - А что нам делать со всем этим золотом? Мессир  граф,  когда-то  еще  мы
разбредемся каждый своим путем и снова будем жить  в  городах...  Уж  лучше,
мессир граф, пока храните его у себя, ведь вы не боитесь золота, а  для  нас
это слишком беспокойно - золото под подушками будет мешать нам спать.
   - Идет, - смеясь, сказал де Пейрак, -  но  сегодня  наглядитесь  на  него
вдоволь. Это плоды вашего труда и дар Всевышнего, который создал землю.

Глава 29

   Как раз в  этот  момент  Анжелике  почудился  чей-то  зов.  Сквозь  звуки
куплетов, звон гитары и немного скрипучее, однообразное завывание вьели,  на
которой играла госпожа Жонас, ей послышалось, как чей-то голос взывал:
   - Помогите! Помогите!
   Но  нет,  это  же  невозможно,  тотчас  подумала  она,  крики  ей  просто
почудились. Однако почти тут же ей показалось, что крик повторился.
   Анжелика рывком выпрямилась.
   - Что с вами? - с удивлением спросил Жоффрей и взял ее за руку.
   - Там, во дворе, кто-то кричал...
   - Кричал? Вам пригрезилось, моя душенька.
   Поющие замолкли и повернулись к ним.
   - Что случилось?
   - Во дворе кто-то кричал...
   - Кричал... во дворе! - не  очень-то  вежливо  прыснул  со  смеху  Никола
Перро, что было ему несвойственно и  явилось  следствием  возлияний.  -  Кто
станет бродить по лесу в такую ночь? Никто, кроме  канадских  французов,  не
осмелится сейчас даже нос наружу высунуть!.. А, скорее, это привидения...
   Все замолкли и со страхом переглянулись. Привидения!
   И сразу они почувствовали себя одинокими, затерянными в снегах, в глубине
зимы, словно в глубокой расщелине. Ледяные объятия зимы жестоко сжимали  их,
и теперь, когда огонь в очагах немного притух, они  вспомнили  о  промозглом
холоде, который царит там, за окном, и вкрадчиво и неотступно проскальзывает
через малейшие щели в их жилище, услышали тихий, неумолчный свист  северного
ветра, который скреб обледеневший снег и окружал их со  всех  сторон  словно
злобным заклятием.
   Они знали, что никто не осмелится прийти сюда в такое время года. Но  кто
же тогда мог кричать там в эту морозную и ветреную ночь?
   Привидения!
   Анжелике снова послышался крик.
   - Разве вы  не  слышите?  -  спросила  она,  вскакивая.  Но  сейчас  крик
показался ей не таким отчетливым, и, видя недоверчивые  взгляды  окружающих,
она решила, что у нее просто галлюцинации.
   - Может, это ветер так странно воет, словно человек, - пробормотала она.
   - Но тогда бы мы тоже слышали...
   Жоффрей де Пейрак встал и направился к двери.
   - Будь осторожен, отец! - крикнул Флоримон, бросаясь вслед за ним.
   И, обогнав отца, он распахнул  дверь  в  чулан,  потом,  в  глубине  его,
потянул за ручку входной двери, но  не  тут-то  было  -  заметенная  снаружи
снегом дверь словно приросла к нему, и пришлось немало  потрудиться,  прежде
чем ее открыли.
   Холодный воздух вместе с легким облачком снежной пыли со свистом ворвался
в залу.
   Флоримон, держа пистолет наготове, отскочил в сторону, прислушался.
   Анжелика и те, кто сидел за столом, пригнувшись, увидели издали в  проеме
двери только рассеянный фосфоресцирующий свет, в  котором  вздымался  султан
снега, поднятый северным ветром. Потом все  догадались  -  вот  уж  чего  не
ожидали они в такую ночь! - что это луна пробилась из-за облаков, залив  все
окрест своим серебряным сиянием.
   - Никого нет, -  сказал  Флоримон.  -  И  холод  адский,  -  добавил  он,
захлопывая входную дверь.
   Он вошел в залу, плотно прикрыл внутреннюю дверь,  и  все  с  облегчением
вздохнули. Куда приятнее  было  чувствовать  себя  в  тепле  их  немудреного
жилища, чем думать о том, что происходит за его стенами.
   Порыв ледяного ветра, словно смертоносный вихрь, ворвавшийся в залу в тот
момент, когда  Флоримон  открыл  дверь,  разметал  застоявшееся  там  облако
табачного дыма, и теперь сидящие за столом  видели  друг  друга  сквозь  эти
белесые извивающиеся  ленты,  которые  спиралью  скручивались  у  них  перед
глазами.
   Волна холодного воздуха пригнула также пламя  ламп  и  свечей.  Несколько
свечей погасло, и от  них,  издавая  неприятный  запах,  завитками  тянулась
густая копоть.
   - Мне кажется, добрые вина слегка ударили вам в голову, дорогая, - сказал
де Пейрак. И его голос развеял у всех чувство тревоги.
   Одна Анжелика пребывала в смятении. "А что если кто-нибудь умирает сейчас
в снегу, может быть, совсем рядом", думала она.
   Она с тревогой смотрела вокруг, пересчитывая своих. Все дорогие ее сердцу
люди были здесь, в безопасности, под ее опекой.
   Жоффрей де Пейрак обнял Анжелику за талию, словно желая подбодрить ее.  В
немом вопросе он приблизил к ней свое лицо. Она уклонилась от его взгляда.
   Она, как, впрочем, и  все,  вволю  насладилась  сегодня  вкусной  едой  и
горячительными напитками, и теперь ее, чего доброго, обвинят в том,  что  ей
мерещатся голоса.
   Но происшествие все же омрачило конец праздника.
   Дети клевали носом. Их отнесли  в  постели  вместе  со  всеми  игрушками.
Напротив поставили на табуретку мисс Памп-кайн, чтобы она  присматривала  за
ними со своей ярко-красной,  немного  мрачной  улыбкой.  Бартеломи,  Тома  и
Онорина изо всех сил таращили свои глазенки, так хотелось им дождаться  того
момента, когда погаснут глаза и улыбка этой чудесной мисс. Но борьба длилась
недолго, и они безмятежно уснули в мягком,  полупрозрачном  свете  волшебной
тыквы.
   Анжелика  нашла  предлог,  чтобы  выйти  во  двор.  Мысль,  что  какое-то
заблудившееся человеческое существо умирает в снегу в нескольких шагах от их
жилища, не оставляла ее и не дала бы ей спокойно уснуть.  Она  сказала,  что
хочет отнести несколько кусочков сахара лошадям, - они ведь заслужили, чтобы
их тоже побаловали по случаю такого праздника.
   Никто не обратил на ее слова внимания. Она натянула свои толстые  рейтузы
под юбку, меховые сапоги и набросила  на  плечи  накидку,  подбитую  волчьим
мехом. Еще нужны теплые  перчатки,  и  тогда  она  вполне  сможет  совершить
небольшую прогулку. Около входной двери Элуа Маколле, тоже накинувший поверх
праздничной теплую одежду, зажигал п