которыми всякий
земной человек чувствует себя беззащитным. Он искушает нас не только
обаянием плоти, но и обещанием ласк и блаженства, которые настойчиво
напоминают нам о наших матерях и дарованных нам минутах счастья. Однако,
черпая силы в ваших напутствиях и в заветах Церкви, я без особого труда
распознал истинную природу той, кого без колебаний называю отныне
Дьяволицей. Это злой дух в женском обличье. Дьяволица сластолюбива, она
обладает живым умом, направленным на преступление и святотатство. Без
малейших сомнений она совершила попытку обольстить меня и воспользоваться
святым таинством покаяния, дабы обмануть меня и заполучить в союзники для
осуществления своих гнусных планов..."
"О, нет! Нет! - почти вслух закричала Анжелика, - нет, святой отец,
это не правда! Я не пыталась вас обольстить, это не правда. О! Джек Мэуин,
возможно ли это?! Я считала вас своим другом..."
Ее сердце готово было выскочить из груди. У нее закружилась голова от
охватившего ее ощущения катастрофы. Ей пришлось положить письмо и
опереться о стол, чтобы не упасть.
  Белокурый мальчик смотрел на Анжелику. На его лице отражался весь
ужас, который она испытывала. Ребенок принялся еле слышно повторять:
  - Mistress! They pursue me. For god's sake! Do help me! "Сударыня!
Они меня преследуют. Ради Бога, помогите мне! (англ.)".
  Но Анжелика его не слышала.
  Кто-то постучал в дверь и, не получив ответа, произнес:
  - Что случилось? Что надо этому ребенку? Я вам помешала?
  Это был нежный голос Амбруазины. Анжелика попыталась взять себя в
руки.
  - Пустяки. Добрый вечер, Амбруазина. Что вы хотели?
  - Конечно, видеть вас! - трагическим голосом воскликнула герцогиня. -
Весь день я не вижу вас, и вы удивляетесь, когда поздно вечером я прихожу
справиться о вашем самочувствии?
  - В самом деле, я сегодня совсем не была с вами.., простите меня. У
нас было столько хлопот...
  - У вас и сейчас измученный вид.
  - Так и есть. Я только что испытала жестокое разочарование в
человеке, которому очень доверяла.
  - Это очень горькое испытание. Нам все время кажется, что мы привыкли
к несовершенству людей, которые нас окружают, и все же наши сердца
остаются по-прежнему ранимыми.
  Амбруазина положила руку на плечо Анжелики и значительно произнесла:
  - Мне кажется, отсутствие господина де Пейрака для вас непереносимо.
Я кое-что придумала: давайте вместе поедем в Порт-Руаяль! С вами у меня
хватит мужества покинуть этот берег и вернуться к своим обязанностям. По
крайней мере я смогу поразмышлять о том, как лучше устроить судьбу своих
подопечных, и здесь я тоже рассчитываю на ваши советы. Эта поездка
позволит вам увидеть господина де Пейрака двумя-тремя днями раньше, чем в
Голдсборо.
  Поскольку Анжелика удивленно молчала, герцогиня продолжила:
  - Разве вы не знаете, что он собирался на обратном пути заглянуть в
Порт-Руаяль?
  - Нет, я этого не знала. - Во всяком случае, он мне об этом сказал, -
смущенно призналась Амбруазина, - а значит...
  Казалось, она раздосадована своей оплошностью и теперь пытается
что-то придумать или вспомнить.
  - Он сказал об этом господину губернатору, а я присутствовала при их
беседе... Давайте поедем, - уговаривала она. - Завтра же отправимся в
Порт-Руаяль, так будет лучше, чем ждать здесь, сгорая от нетерпения, да и
мне это поможет укрепить свои силы.
  - Я подумаю, - пообещала Анжелика.
  Она все еще не оправилась от жестокого удара. Открылось
предательство... Предательство отца де Вернона. И оно повергло Анжелику в
состояние оцепенения. Амбруазина была права. Ей нельзя здесь оставаться.
Нужно что-то предпринять, а главное - как можно скорее увидеть Жоффрея.
  Анжелика подумала, что ей следует прочесть письмо до конца. Она
открыла было рот, чтобы как можно деликатнее попросить Амбруазину оставить
ее одну, но, взглянув на стол, обнаружила, что письмо исчезло.
  Анжелика оглядела комнату. Мальчика тоже не было.
  - Куда подевался ребенок? - вскричала она.
  - Он ушел, - сообщила Амбруазина. - Я видела, как он взял свой мешок,
положил в него бумагу, которая лежала на столе, и легко и бесшумно побежал
к двери. Он очень странный, этот ребенок. Как маленький гном.
  - Нужно его догнать.
  Анжелика бросилась было к двери, но Амбруазина с силой удержала ее,
вцепившись в нее и внезапно побледнев от испуга.
  - Не ходите туда, Анжелика! Не ходите туда! Здесь пахнет дьяволом.
Быть может, он вселился в этого ребенка...
  - Не говорите глупости! - воскликнула Анжелика. - Я должна его
догнать.
  - Нет, только не сегодня вечером. Подождите до завтра, - молила
Амбруазина. - Прошу вас, Анжелика, разрешите мне что-нибудь для вас
сделать. Давайте поедем в. Порт-Руаяль. Я чувствую, что здесь бродит
зловещий дух. Я говорила об этом с отцом де Верноном. Я сказала ему, что
из Голдсборо нужно изгнать злых духов. И он не смеялся надо мной. Мне
кажется, он разделял мое мнение.
  - У таких людей, как он, предвзятые представления, как правило,
довлеют над фактами, - с горечью сказала Анжелика.
  Она вдруг почувствовала страшную усталость. Искать ребенка? Зачем?
Чтобы доставить себе удовольствие чтением очередных нелепостей, которые
лишний раз убедят ее в том, что люди не в состоянии понять друг друга?
  - Анжелика, - повторила Амбруазина, - поезжайте со мной, прошу вас.
Разве вы не чувствуете, как тяжела здешняя атмосфера? Над нашими головами
словно нависла какая-то опасность. Я вернулась еще и из-за этого. Мне была
невыносима мысль о том, что вы здесь одна, в окружении людей, которые,
возможно, готовят вашу гибель... Я мало чем могу вам помочь, но хочу по
крайней мере быть рядом.
  Поэтому я так спешила увезти моих девушек от гибельного влияния этих
мест. Я не могу понять, откуда исходит это напряжение... Быть может, от
англичан... Все зло от них, еретиков.
  - Мы их почти не видим. Они не покидают лагерь Шамплен.
  - А не могут ли они выполнять особую миссию - приносить вам вред... И
еще эти пираты! Гнусные бандиты! Мне понятно, почему ваши
друзья-протестанты не чувствуют себя в безопасности с таким губернатором.
Почему ваш муж оказывает ему такое доверие? И в свое отсутствие оставляет
на него все заботы о поселке...
  Она помолчала.
  - Не знаю, стоит ли об этом говорить, но мои подозрения возбудил
разговор двух его солдат, свидетельницей которого я случайно оказалась.
Один солдат говорил другому:
  "Потерпи немного, парень. Еще чуть-чуть, и все это будет нашим...
Золотая Борода обещал". Они еще рассуждали на тему о том, что, потерпев
поражение, нужно уметь хитрить, а Золотая Борода всегда был силен в этом
искусстве. Они упоминали и о его сообщниках во Французском заливе, которые
обещали ему помочь в нужный момент.
  - Колен?! - Анжелика покачала головой. - Нет, это невозможно.
  - Вы уверены в этом человеке? - спросила Амбруазина, строго глядя на
Анжелику.
  Да, она была в нем уверена. Но вдруг у Анжелики появились сомнения:
сколько лет прошло после Сеуты... Человек может измениться до
неузнаваемости, особенно если даст волю отчаянию и злобе. А Колен ей
признался, что допускал такую слабость. Колен! На нее нахлынула волна
невыносимой тоски. Если это был Колен, то все легко объяснялось! Но нет,
невозможно! Жоффрей не мог в нем ошибаться! Если только с его стороны не
было какого-нибудь расчета. Какого расчета?!
  Об этом нельзя думать, иначе можно сойти с ума. Как бы то ни было, ей
нужно поскорее увидеть Жоффрея, рассказать ему о новых происшествиях и
подозрениях, расспросить и попытаться понять, что он замыслил.
  Теперь, когда у Абигель родился ребенок, Анжелика могла покинуть
Голдсборо. И если благодаря путешествию в Порт-Руаяль она на несколько
дней приблизит вожделенную встречу, что ж, тем лучше.
  - Хорошо, - сказала она Амбруазине, - я поеду с вами. Отправимся
завтра же.


                                  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


  ПОРТ-РУАЯЛЬ ИЛИ СЛАДОСТРАСТИЕ


                                  Глава 1


  Наконец-то отъезд состоялся.
  "Ларошелец" вышел из Голдсборо и взял курс на вест-зюйд-вест в
направлении французской колонии, которая, по всей вероятности, была самым
старым европейским поселением на территории Северной Америки. Кроме членов
команды и двух женщин с багажом, на борту находились вновь объявившийся
после отъезда губернатора Виль д'Авре Адемар - вечный нытик, испытывавший
страх перед морем, который более не мыслил своего существования в Америке
без прямого покровительства мадам де Пейрак; монах-реформат Марк,
неожиданно решивший составить компанию путешественникам в надежде воочию
увидеть реки и пороги полуострова по пути в Сент-Круа через перешеек
Чигнекто; юный Алистер Мак Грегор, вознамерившийся навестить в Порт-Руаяле
свою многочисленную родню по линии бабушки - француженки и дедушки -
шотландца, которые родились в этих местах, а после женитьбы переселились
на остров Монеган. На борту яхты были также пассажиры, пожелавшие сменить
обстановку, и несколько проезжих индейцев.
  Грозный Французский залив оказался верен своей репутации.
  Разразившийся во время короткого рейса до Порт-Руаяля шторм десятки
раз угрожал потопить "Ларошелец", который был, по существу, весьма
небольшой яхтой.
  Судну потребовалось два часа, чтобы пробиться через узкий проход в
акваторию Порт-Руаяля. Это были два часа борьбы с налетавшими одна за
другой гигантскими волнами, гребни которых кипели белой пеной. Временами
сквозь плотную завесу тумана и мелкого дождя то у одного, то у другого
борта судна на опасно близком расстоянии возникали ощетинившиеся деревьями
темные скалистые берега.
  Ванно и лоцман-акадиец буквально висели на штурвале, чтобы удержать
судно в нужном направлении. Командовавшего яхтой Кантора, опрометчиво не
захотевшего привязаться, волны дважды сбивали с ног и отбрасывали к борту.
  Когда же яхта достигла более спокойного места, здесь ее, словно
часовой, поджидал густой туман, полностью закрывший подход к Порт-Руаялю.
  После того, как судно проплыло в этом белом молоке несколько миль,
лоцман предложил бросить якорь.
  - Мы должны находиться напротив поселка, но прежде чем спустить
шлюпку и поплыть к берегу, надо осмотреться. Если мы продвинемся дальше,
то рискуем столкнуться с каким-нибудь стоящим на рейде кораблем. С
наступлением темноты мы, может быть, сможем разглядеть свет в окнах
домов...
  Возникшая пауза позволила пассажирам и, в особенности, двум женщинам
- Анжелике и герцогине де Модрибур - отдохнуть и привести в порядок одежду
и багаж. Несмотря на то, что багаж находился в маленькой каюте на корме
судна, ему сильно досталось во время шторма. Плохо закрепленный" сундук со
скальпами, принадлежавший Сен-Кастину, сорвало с места, и он слегка
поранил Анжелике лодыжку. У этого сундука была своя предыстория. Незадолго
до отплытия "Ларошельца" Сен-Кастин зашел осведомиться, не взял ли его
сундук граф де Пейрак, чтобы передать его губернатору Квебека.
  - Нет, - ответила ему Анжелика. - Он не собирался в Квебек, да и мы
вряд ли там будем.
  - Тогда возьмите его с собой до Порт-Руаяля. У господина де ла
Рош-Позе будет оказия доставить его по назначению. Мне необходимо доказать
мою добрую волю господину Фронтенаку и его окружению...
  Окованный медью деревянный сундук был весьма громоздким, да и
Анжелика была совсем не тем человеком, которому можно было везти с собой
кучу английских "шевелюр" в водах, где постоянно сновали сотни бостонских
и вирджинских кораблей. Но она не могла отказать Кастину в этой услуге -
все-таки он был верным союзником, благодаря которому удалось остановить
задуманное иезуитами истребление индейцев-абенаков на западном берегу
Кеннебека.
  Хуже не будет, решила она и согласилась взять с собой его сундук
после того, как Сен-Кастин буквально извел ее бесконечными рассказами о
своих проблемах, индейцах и скальпах, о своем тесте - вожде Матеконандо, о
своей невесте Матильде. Все эти нелепости глубоко вторгались в ее
собственные тяжелые переживания, нарушали ход ее мыслей и рассуждений.
  Анжелика чувствовала, что вокруг нее что-то происходит, но ей уже не
удавалось полностью контролировать события, понять их смысл и
направленность. На карту были поставлены ее судьба, жизнь, разум, судьба
дорогих ей людей, а Сен-Кастин все рассказывал ей о снятых с англичан
скальпах.
  Хорошо, пусть погрузят этот сундук!
  Уехать, поскорее уехать! Анжелика оставила своего почти
выздоровевшего котенка детям Бернов. Теперь, когда жизнь зверюшки была вне
опасности, а Абигель и ее ребенок были здоровы, ничто больше уже не могло
удержать ее в Голдсборо.
  Однако, когда она сказала о своем предстоящем отъезде Колену, это
вызвало резко отрицательную реакцию. Он с трудом сдерживал свой гнев.
  - Нет! Ты не поедешь! Мадам де Модрибур прекрасно может совершить
путешествие одна!
  С ней говорил совершенно другой человек... Золотая Борода!
Неизвестный Золотая Борода! Вспомнив слова Амбруазины де Модрибур,
Анжелика вновь ощутила почти детский испуг, схожий с тем, который охватил
ее, когда она читала письмо отца де Вернона... Внезапная потеря верного
друга.., и, что гораздо хуже, появление недруга там, где она всем сердцем
была уверена в дружбе и верности. Неужто то же самое произошло с
Коленом?.. Нет! Это было невозможно. Ведь она видела, как Жоффрей положил
свою руку на плечо Колена и как мужчины смотрели друг на друга. В этом
взгляде было все - взаимное доверие, признание и прямота. Тогда казалось,
что голубые глаза нормандца и черные глаза аквитанского вельможи говорили:
"Теперь это останется между нами на всю жизнь". Анжелика смотрела на них
через окно, и мужчины не знали, что за ними наблюдают. Нет, такой взгляд
не может обмануть. А если это не так, значит, она сходит с ума, и все, что
она видела, - ложь, двойная игра. Есть люди, которые сразу распознают
изнанку... Одинокая, потерянная Анжелика различала лишь то, что было на
поверхности. Неужели все окружавшие ее человеческие лица были всего лишь
масками?.. Как разобраться во всем этом?
  Анжелика была в таком глубоком замешательстве, что ей потребовалось
некоторое время, чтобы спокойно ответить Колену.
  - Я не понимаю, почему ты противишься моему отъезду? Абигель родила.
Ничто меня не удерживает здесь...
  С трудом сдерживая волнение. Колен сказал:
  - Графу де Пейраку будет крайне неприятно не застать вас здесь по
возвращении!
  - Но ведь я еду в Порт-Руаяль именно для того, чтобы поскорее
встретиться с ним. Он должен зайти туда на стоянку на обратном пути с реки
Святого Иоанна.
  У Колена появилось хорошо знакомое Анжелике лукавое выражение слегка
прищуренных, внимательных глаз. Теперь он походил на большого зверя,
который, услышав в глубине леса необычный звук, весь обратился в слух,
чтобы определить, что это было.
  - Кто вам сказал, что на обратном пути господин де Пейрак сделает
остановку в Порт-Руаяле?..
  - Но.., разве он сам не говорил об этом перед отплытием, вам, в
частности?
  - Что-то не припоминаю, - процедил Колен сквозь зубы.
  Стоя перед Коленом, Анжелика изо всех сил сдерживала нараставшую в
ней волну недоверия к нему. Почему он хотел удержать ее? Не потому ли, что
считал ее заложницей и не хотел позволить ей сбежать? Может быть, поэтому
он сделал вид, что не помнит о том, что Жоффрей должен сделать остановку в
Порт-Руаяле? И не было ли его нелюбезное отношение к мадам де Модрибур
результатом того, что эта умная, с огромной интуицией женщина разгадала
его?
  Анжелика задавала себе эти вопросы для того, чтобы найти объяснение
поведению Колена, однако внутренне она не находила ни положительного, ни
отрицательного ответа на них. У нее не было достаточно ни "за", Ни
"против" - ничего, кроме решимости во что бы то ни стало бежать из
Голдсборо.
  Слово "бежать" пришло ей на ум само по себе, и отныне она была
готова, не задумываясь, смести со своего пути любое препятствие, способное
помешать ей отправиться навстречу Жоффрею.
  Должно быть, Колен прочитал в ее глазах это бесповоротное решение.
  Он отрывисто сказал:
  - Хорошо! Я позволю вам уехать. Но с одним условием! Ваш сын Кантор
будет сопровождать вас...
  Реакция Кантора была резкой и однозначной.
  - Я не покину Голдсборо, - заявил он. - Я не получал на сей счет
никакого приказа отца. Если хотите, отправляйтесь сами в Порт-Руаяль с
мадам де Модрибур, а я не поеду...
  - Ты должен оказать мне эту услугу. Колен может не отпустить меня,
если ты не будешь нас сопровождать...
  Кантор сжал губы.
  - Вы вправе позволять дурачить себя, - продолжал он с юношеской
неуступчивостью и самоуверенностью, - а я знаю, в чем состоит мой долг.
  - Так в чем же он, твой долг? - спросила Анжелика, чувствуя, что
теряет самообладание. - Объясни, вместо того, чтобы напускать на себя
важность!
  - Объяснитесь, дитя мое, - вмешалась в разговор Амбруазина. - Ваша
мать и я, мы доверяем вашему мнению. Надо объяснить нам все и помочь
принять решение...
  Но Кантор бросил на нее мрачный взгляд и с гордым, очень высокомерным
видом вышел из комнаты.
  Такая агрессивность Кантора, отношения с которым у Анжелики всегда
были трудными, совершенно расстроила ее.
  - Ваш сын обеспокоен, - тихо сказала Амбруазина. - Он еще ребенок! Он
просто влюблен в вас, как это бывает с сыновьями очень красивых матерей,
да еще когда они гордятся своими отцами. В этом возрасте особенно сильна
интуиция... Он должен страдать от того, что знает и догадывается о
большем, нежели мы. Надо доверять предчувствиям, которые ниспосланы юности
милостью Божьей. Несколько дней назад он был такой мрачный, что я решила
его подразнить и спросила, почему у него такой вид, будто ему не нравится
в Голдсборо. Он ответил, что ему не может нравиться быть в окружении
бандитов. Я подумала, что он шутит или, может быть, поссорился с
друзьями... Но дело, видимо, в другом... Может, губернатор угрожал ему...
В такой ситуации мальчик мог уйти в себя, не зная, как защититься.. Надо,
чтобы он проникся доверием к вам, Анжелика, и высказал все без утайки...
  - Кантора разговорить непросто, - заметила озабоченная Анжелика. - А
что до доверия ко мне, то я знаю, что это будет для него нелегко.
  Она догадывалась о том, что раненое сердце Кантора не могло не быть
задето распространявшимися этим летом сплетнями о ней и Колене. В этом и
была причина его ребяческой непримиримости.
  Амбруазина смотрела на задумчивое лицо Анжелики.
  - А вы.., вы, значит, всегда верите этому Колену... - сказала она
тоном, в котором не было ни утверждения, ни вопроса.
  - Нет, наверное, - ответила Анжелика, - но я верю моему мужу. Он так
хорошо разбирается в людях, что не мог ошибиться...
  - Может быть, он вовсе и не ошибся, а схитрил, зная, С каким опасным
противником имеет дело...
  - Нет, - сказала Анжелика.
  Она отвергала мысль, что Колен был предателем, снова и снова
возвращаясь памятью к взгляду, которым обменялись тогда Колен и Жоффрей, к
взгляду, в котором было все - уговор, согласие, связь.
  Однако теперь после того, как она сбежала наконец из Голдсборо с его
гнетущей обстановкой, здесь, на рейде Порт-Руаяля, к Анжелике вернулись
сомнения и опасения, которые она ощутила, увидев глаза двух мужчин,
говорившие о достигнутом взаимном признании и договоренности... Она снова
испытала ужасное чувство быть вне этого союза, отстраненной, отброшенной в
мир своих наивных представлений, в одиночество, в стан слабых, угнетенных
и покинутых... Эти мужчины!.. Настороженность вновь стала закрадываться в
ее сердце, и для этого были веские причины - ее слишком много раз
предавали в прошлом. Ждал ли ее Жоффрей за этой завесой густого тумана или
продолжал свой путь вдали от нее?.. А Колен? Неужто он одурачил ее?.. Нет,
он не мог так поступить!.. Анжелика не знала, что и думать. Теперь только
Жоффрей смог бы все объяснить. Он был ей необходим, чтобы слушать его,
говорить с ним. Враждебность протестантов и англичан, враждебность и
гнусное обвинение отца Вернона, неприязнь Кантора и, может быть, Колена...
  В конце концов К