берег. Ему скоро исполнится год. Бедный ангелочек! Впрочем, вы,
наверное, и не знаете, что случилось с несчастной Женни.
  - Нет. Что такое?
  - Ее похитили индейцы. Уже на исходе осени, и двух месяцев не прошло
после того, как она родила. В тот день несколько наших отправились из
лагеря Шамплен в Голдсборо - кто пешком, кто верхом. И вдруг, в том самом
месте, где индейцы однажды уже нападали, они появились опять, испуская
воинственные кличи. Наши мужчины были вооружены и дали им отпор. Индейцы
скрылись, но забрали с собой Женни - она замешкалась, собирая на опушке
леса ягоды вместе с Сарой, своей сестрой. Саре удалось спастись и догнать
нас.
  Госпожа Маниго была верхом, с младенцем на руках. Она увидела Сару,
бегущую к нам, а за ней по пятам неслись эти красные дьяволы. Габриэль,
мой муж, выстрелил, и один из них упал. Но другой бросил свой томагавк и
попал одному из наших в голову, раскроив ему череп. Для нашей общины это
большое горе - ведь он был отличным плотником. А мы потеряли Женни.
  Это сразило Анжелику.
  - Какие индейцы? Ирокезы? Может быть, мне бы удалось...
  Она уже представляла себе, как помчится со священным ожерельем вампум
"Вампум - нанизанные на тонкие кожаные ремешки просверленные раковины,
которые образуют узор, несущий определенный смысл. Количество вампумов
символизировало богатство племени; вампумы дарили в знак заключения союза
или принятия кого-либо под покровительство племени; ради вампумов велись
войны.", подаренным ей Уттаке, и добьется освобождения Женни Маниго.
Абигель покачала головой.
  - Нет! По приказу господина д'Урвилля несколько дней подряд
прочесывали все окрестности, но никаких следов не нашли. Господин де
Сен-Кастин был очень предупредителен я помогал нам. Он в конце концов
установил, что речь идет о малочисленном племени из Верхнего Кеннебека.
Они, по-видимому, добрались сюда на лодках, а затем уплыли обратно вместе
с пленницей. Господин де Сен-Кастин говорил, что это абенаки, но не
заключившие союз с другими племенами. Они живут севернее, соседствуя
скорее с англичанами, чем с канадцами, и все время кочуют, так что никто
не знает, где их можно застать.
  - Какое ужасное происшествие! - прошептала Анжелика.
  Ей вдруг стало холодно, она вздрогнула от ночной прохлады.
  - Господин Маниго совсем обезумел, - продолжала Абигель. - Он называл
эти места проклятыми и хотел бежать отсюда в Бостон. Но выпал снег,
начались метели, ему пришлось зимовать здесь. Мы очень боялись, как бы
ребенок, лишенный материнского молока, не умер. Но госпожа Маниго женщина
решительная. Она стала ему давать молоко от тех нескольких коз, которые у
нас тут есть, и он выжил. Он стал крепким, и ест теперь овощи и рыбу, как
настоящий маленький мужчина. Мы уже больше за него не опасаемся. Полгода
назад его отец женился вторично, на Бертилье. Она всегда была влюблена в
него по уши и воспользовалась этим случаем, чтобы покорить его; она
обхаживала его, как могла.
  - Женился вторично!.. Но... Женни, может быть, жива!
  - Меня это тоже очень огорчило. Но все полагали маловероятным, чтобы
она избегла смерти, находясь в руках дикарей. Мой отец дал свое согласие
на этот брак. Несчастный молодой человек, впавший в отчаяние, не мог долго
оставаться один с сироткой на руках, а Бертилья побудила бы его в конце
концов жить во грехе. Этот союз лучшее из того, что могло случиться, не
правда ли? Она занимается ребенком...
  Анжелика сделала над собой усилие, чтобы смириться с известием об
этой жестокой истории и с ее завершением, отнесясь к ней философски. Она
понимала, что для кальвинистов, живущих по своим собственным законам,
несчастная Женни, очутившись у индейцев, действительно перешла в мир иной.
  Бедный малыш Шарль-Анри, которому Анжелика пожелала дать имя своего
сына, погибшего от руки королевских мушкетеров! Неужели она принесла ему
несчастье?
  - Пойдем в дом! - предложила Абигель. - Вы опечалились, а я не хочу
этого. Здесь надо стараться не раздумывать слишком долго, не размышлять
чрезмерно об опасностях, которые нас окружают, о смертях и ошибках,
которых нам не удалось избежать, иначе у нас опустятся руки. Мы должны
собрать все силы, чтобы выполнять свой долг и идти вперед, ради жизни,
ради всего лучшего...
  - Да, вы правы.


                                  Глава 13


  Два маленьких мальчика играли в триктрак на краешке стола. Они были
полностью поглощены своим занятием, склонив головы так низко, что волосы
прямыми прядями падали им на щеки. Седовласый негр, чья курчавая шевелюра
смахивала на колпак из пакли, внимательно следил за игрой, опершись
подбородком на темные руки с лиловыми ногтями.
  Пламя свечи в оловянном подсвечнике заливало мягким светом эту сцену,
искорками плясало на золотых кольцах в ушах старого чернокожего, на его
скулах и на белой эмали глаз.
  При появлении Анжелики и Абигель все тотчас пришло в движение.
Мальчики вскочили на ноги, бросились на шею Анжелике, старый негр тоже
устремился к ним с разнообразными приветствиями на почти безупречном
французском языке, однако же с тем мягким и чуть пришепетывающим акцентом,
который присущ африканцам. Это был Сирики, слуга Маниго. Они когда-то
подобрали его, больного, среди рабов, свезенных в Ла-Рошель, в ту пору,
когда торговля "черным товаром" была одним из многочисленных коммерческих
занятий Маниго.
  Сегодня на Сирики была все та же, хотя и потертая, с заплатками,
прекрасная малиновая ливрея, обшитая золотым галуном, всегда бывшая
предметом его гордости. Анжелика вспомнила, как он мчался, подобно
пламени, по ландам за беглецами-гугенотами с криком: "Хозяин! Хозяин,
возьми меня с собой!.."
За ним неслись королевские мушкетеры. Ужасный миг! Но сегодня все
они, живые и здоровые, собрались в этом бедном жилище в Америке.
  Сирики с гордостью выспрашивал у Анжелики, узнает ли она в
светловолосом ребенке того Жереми Маниго, его питомца, которого он нянчил
еще грудным младенцем.
  - Ведь правда же, он вырос, сударыня? Он становится мужчиной. А ему
еще нет и одиннадцати лет.
  И действительно, никогда еще щеки у Жереми не были такими круглыми,
глаза - такими голубыми, а волосы - такими светлыми.
  Рядом с ним Лорье Берн, его партнер по триктраку в тот вечер, казался
более тщедушным, хотя тоже окреп.
  - Кто из двоих выигрывает? - поинтересовалась Анжелика.
  - Он, - ответил Жереми, с упреком указывая на Лорье, - он всегда
выигрывает.
  Лорье заважничал и состроил в ответ презрительную гримасу, а Жереми
принял оскорбленный вид. Долгожданный ребенок в семье богатого
ларошельского буржуа Маниго, крупного торговца, где рождались только
девочки, этот единственный сын был сильно избалован своими родными.
Однажды, когда по дороге в школу мальчик неосторожно задержался,
заглядевшись на католическую процессию, он был похищен приверженцами
иезуитов. После бесчисленных хлопот, в которых Анжелика помогала
коммерсанту, тот смог отыскать сына, но понял, какая опасность тяготеет
отныне над всеми протестантами во Франции, независимо от их положения и
состояния. Все это побудило Маниго к отъезду из страны.
  Абигель утешила мальчика, приласкав его и дав ему кусок пирога.
  - Вы продолжите партию завтра, - сказала она. - Я поставлю доску на
полку, не смешав кости.
  Жереми с полным ртом по очереди сказал всем "до свидания" и вложил
свою ладошку в руку Сирики.
  Жилище Бернов стояло на середине склона, спускавшегося к главной
площади деревни. Оконца в нем были совсем маленькие, чтобы не впускать в
помещение холод; к тому же стекло являлось большой редкостью. И все-таки
Голдсборо стал одним из немногих поселений, где в первую зиму людям не
пришлось довольствоваться рыбьими пузырями или пергаментом вместо стекол.
  Построенные осенью на скорую руку, дома гугенотов были довольно
тесными. Жилище Берна состояло из двух комнат: в одной питались, да здесь,
собственно, и протекала вся жизнь, другая же служила спальней для
родителей, кроме того, здесь стоял шкаф. Существовали еще две пристройки -
для хранения дров и для умывания. Короткая лестница вела к люку на чердак.
Марсиаль, старший сын, заявил, что в доме повернуться негде, и построил
себе в саду вигвам из древесной коры.
  - Совсем как наш канадец-старожил Элуа Маколе, - заметила Анжелика.
  Лорье спал в общей комнате, Северина устроилась на чердаке.
  Кстати, Северина тоже была сейчас здесь и жгла мелиссу, чтобы
отогнать комаров. По-прежнему худая, с тем же страстным личиком и большим
ртом, она вступала в отрочество; однако теперь, под присмотром терпеливой
Абигель, она расцвела. Северина тоже поцеловала Анжелику и сразу же
заявила без обиняков:
  - Как я счастлива, госпожа Анжелика, что все эти истории которые про
вас рассказывали, оказались враками! А иначе я бы покончила с собой. Я не
люблю жизнь, когда в ней слишком много сложностей и разочарований.
  - Ты слишком цельная натура, Северина. Узнаю тебя, ты совсем не
изменилась.
  Посреди стола красовалась черная, с длинным узким горлышком бутылка
старого рома. Сидя друг против друга, Жоффрей де Пейрак и Габриэль Берн
оживленно беседовали. Судя по всему, поводом для достижения согласия
послужила общая привязанность: Онорина. Жоффрей де Пейрак повествовал о
подвигах Онорины в Вапассу, Берн расписывал подвиги Онорины в Ла-Рошели. И
оба сходились на том, что это очаровательное дитя, сильная натура и что
невозможно не полюбить ее с первого же взгляда.
  - Она с самого младенчества такая, - говорил Берн. - Помню, когда я
нашел ее в лесу, под деревом, к которому она была привязана...
  Он замолчал. Взгляд его встретился со взглядом Анжелики, объятым
внезапной паникой, потом снова обратился к Жоффрею де Пейраку, не
спускавшему с них глаз.
  - Это старая история, - продолжил Габриэль. - Она принадлежит тому
миру, что мы оставили позади нас. Когда-нибудь я расскажу ее вам, ваше
сиятельство, ежели будет на то позволение госпожи Анжелики, или она сама
вам ее поведает. А пока - выпьем за наше здоровье, за здоровье отпрысков
наших, присутствующих, отсутствующих или будущих, - заключил славный Берн,
поднимая свою рюмку.
  Уже когда начался ужин, вдруг появился нежданный гость, совсем
маленький.
  - Ой, смотрите, кто пришел!
  - Мой котенок! - воскликнула Анжелика. Он прыгнул ей на колени и,
поставив передние лапки на край стола, представился всей компании, издав
чуть слышное, с хрипотцой, но приветливое мяуканье. Затем он потребовал
свою долю с пиршественного стола.
  - По-моему, он похож на Онорину, когда она пришла к нам, - сказала
Северина. - Сразу было видно, что она почитает себя самой важной особой на
всем белом свете...
  Анжелика рассказала историю котенка.
  - Это очень мужественное существо. Не знаю, как Удается такому
малышу, преодолев все препятствия, отыскать меня везде, где бы я ни
находилась.
  - Обычно кошки привязываются не к людям, а к жилью, - изрекла
высокоученая тетушка Анна.
  Все заговорили о кошках, а тот, о ком шла речь, наслаждался тем
временем жареной дорадой "Дорида - морская рыба с золотистой или
серебристой чешуей, весьма ценимая в кулинарии.", и было видно, что
котенок и впрямь почитает себя самой важной особой на всем белом свете. Он
был еще тощим, но теперь, когда у него уже хватало силенок умываться,
обнаружилось, что сам он был белым, а спинка, половина мордочки и
несколько пятнышек - шоколадного цвета; еще несколько пятен, более темных,
почти черных, украшали ухо, лапку, а также хвост. Стало видно, что у него
длинная и густая шерсть, а круглые, шариками, бакенбарды и пучки пуха,
растущие прямо из ушей, придавали ему сходство с маленькой рысью. Он был
очарователен и знал это.


                                  Глава 14


  Анжелика застала герцогиню де Модрибур за молитвой; тут была и вся ее
паства, включая Жюльену, и даже секретарь, Арман Дако, мужественно
преклонил колена в сторонке.
  Стояла жара, но никто, казалось, не испытывал неудобства, опустившись
на колени на глинобитном полу скромного домика, куда переехала жить
благодетельница. Впоследствии Анжелика обнаружила, что подобные набожные
бдения происходили у королевских невест весьма часто. Деликатная,
очаровательная герцогиня отличалась тем не менее завидной настойчивостью и
крепко держала свою компанию в руках. Казалось, что молитва - ее
излюбленное времяпрепровождение, она словно бы с наслаждением отдавалась
ей. Ее взгляд, устремленный к небесам, блистал исступленным восторгом, а
лицо становилось еще более бледным, лилейно-белым, словно освещенным
внутренним светом. В эти минуты она была прекрасна, но, не будь ее усердие
столь искренним, ей, по-видимому, вряд ли хватило бы сил выдержать эти
долгие труды благочестия.
  И только Жоб Симон, славный капитан "Единорога", единственный из тех,
кто спасся после кораблекрушения, не участвовал в этом набожном деянии. Он
с грустным видом сидел неподалеку от дома, на песке, рядом со своим
деревянным единорогом; лохматый, наводящий неясную тревогу страж и его
мифический зверь, казалось, оберегали это собрание весталок.
  - Могу вас порадовать, - обратилась к нему Анжелика, идущая к дому. -
Будет у вас золотая фольга. Я говорила о вас с господином де Пейраком.
  Попав прямо с порога в заунывное бормотание молитв, Анжелика на
мгновение растерялась, ибо для нее это было полной неожиданностью. Но
госпожа де Модрибур, заметив ее тотчас же перекрестилась и, поцеловав
крест на своих четках, спрятала их в карман. Затем она поднялась с колен и
пошла навстречу графине де Пейрак.
  - Мне так не терпелось вновь встретиться с вами, дорогая. Как видите,
хотя мы устроились тут весьма скромно, но чувствуем себя как дома. Место,
где мы могли бы собираться и молиться всем миром, - вот то немногое, что
нам нужно, дабы восстановить наши силы и мужественно встретить грядущее.
  - Замечательно, - согласилась Анжелика, - я очень довольна, что вы
уже можете воспринять мое известие.
  - Я готова, - отвечала герцогиня, выпрямляясь и пристально глядя на
нее.
  - Сегодня мы устраиваем на берегу угощение в честь губернатора
Акадии, маркиза Виль д'Авре; он сегодня наш гость, и я жду вас вместе с
вашими девушками.
  Анжелика произнесла свое приглашение серьезным тоном, но при
последних словах улыбнулась. Герцогиня поняла это как некий намек и
побледнела, а затем легкая краска залила ее лицо.
  - Вы, наверное, смеетесь надо мной, - пробормотала она, как бы
извиняясь. - Я, должно быть, кажусь вам святошей, не правда ли? Если это
вас коробит, простите меня. Но, видите ли, молитва необходима мне как
воздух!
  - В том нет ничего дурного. Это вы должны извинить меня, -
воскликнула Анжелика, которая, увидев выражение детского ужаса,
промелькнувшее во взгляде герцогини, пожалела о своем насмешливом тоне. -
Молитва - это благо.
  - Равно как и радости жизни, - весело заключила герцогиня. - Угощение
на берегу, какое счастье! Можно подумать, что мы в Версале, на берегу
большого канала... Вы говорите, маркиз Виль д'Авре? Мне это имя что-то
говорит. Не ему ли принадлежит охотничий домик на полпути между Версалем и
Парижем? Король любит бывать там...
  - Не знаю. Вы расспросите его сами. Мой муж желал бы также
представить вам некоторых жителей нашей колонии.
  - Виль д'Авре! Насколько я понимаю, он представитель Новой Франции и
короля в этих краях. Он наносит вам визиты?
  - Мы с ним дружны. Вам представляется случай рассмотреть ваше
положение и возможности достойно выйти из него.
  Анжелика попыталась осторожно выведать обстановку.
  Судя по всему, ни одна из королевских невест не сказала
"благодетельнице" о предложении, сделанном губернатором Голдсборо -
обосноваться прямо здесь. Согласится ли госпожа де Модрибур, чтобы ее
подопечные отреклись от священной миссии, возложенной на них - добраться
до Квебека и стать жительницами Новой Франции?
  В данный момент ее это, по-видимому, не занимало. Она быстро
причесалась, распустив темные волосы по плечам, поправила кружевной
воротник черного бархатного платья и с готовностью последовала за
Анжеликой.
  По обыкновению, само собой установившемуся, устраивать рядом с
"Трактиром у форта" сборища, которые весьма смахивали одновременно и на
совет и на веселое гулянье, здесь сколотили деревянные столы, водрузив на
них напитки прохладительные и горячительные, фрукты, различные блюда из
рыбы или мяса - кабаньего, оленьего, - и каждый мог попробовать всего
вдосталь.
  Уже стихийно, в зависимости от дружеского расположения,
образовывались группки. Старожилы переговаривались, собравшись вокруг
Жоффрея де Пейрака, графа д'Урвилля и Колена Патюреля, Маниго и Берна; а
вновь прибывшие беженцы-англичане жались в сторонке, но все-таки поближе к
своим единоверцам, ларошельским гугенотам, хоть они и были разных
национальностей.
  А рядом - новоиспеченные колонисты: матросы с "Сердца Марии" (их
соотечественники из Ла-Рошели относились к ним, и не без оснований, не
слишком нежно) стояли смирно и почти что прилично под бдительным оком
Колена Патюреля - оказывая в качестве губернатора Голдсборо должный прием
всем прибывающим, он не упускал из виду свой недавний экипаж, а его
лейтенант, Франсуа де Барсампюи, всячески помогал ему.
  Среди официальных лиц выделялись несколько вождей индейских племен.
Однако напрасно Анжелика высматривала ярко-красную фигуру надменного
Пиксарета. Зато она увидела Жерома и Мишеля - прогуливаясь с гордым видом,
они! обменивались шуточками по поводу смугло-оливкового выходца с
Карибских островов, слуги "человека со специями".
  Эти люди с теплых островов, живущие в краю пальм и ананасов, были им,
индейцам, привыкшим к медвежьему жиру и маису, еще более чужды, нежели
обитатель сибирских просторов - парижанину. Караиб оказался тут, потому
что его хозяин, пират с Антильских островов, пожелал здесь остаться после
отплытия своего корабля "Бесстрашного", хотя так и не смог толком
объяснить причины такого поступка. Может, дело было в том, что он устал
странствовать по белу свету, или дружба с Аристидом, оставшимся здесь, а
может, стремление пополнить, наряду с другими местными товарами, свой
запас трав и специй, которым он мог бы торговать.
  Когда Анжелика и герцогиня подошли к толпе, от нее отделился пестро
разряженный человек и бросился навстречу им и прежде всего к Амбруазине,
шедшей слегка впереди. После разнообразных, причем весьма бурных,
приветственных слов и жестов, подметя несколько раз землю своей шляпой с
пером, он наконец склонился перед герцогиней в глубоком поклоне.
Незнакомец был низенького роста, несколько полноват, но казался
чрезвычайно любезным и восторженным.
  - Наконец-то! - воскликнул он. - Наконец-то я вижу эту несравненную
красоту, которая у всех на устах в Новой Франции, хотя она еще и не явила
себя там. Позвольте мне представиться. Я - маркиз Виль д'Авре,
представитель Его Величества короля Франции в Акадии.
  Амбруазина де Модрибур, слегка удивленная, в ответ чуть склонила
голову. Говорливый маркиз продолжал:
  - Так значит, это вы вскружили голову нашему глубокомысленному
д'Арребу и совратили с пути истинного нашего святого де Ломени-Шамбора?!
Знаете ли вы, что вас обвиняют в том, будто вы стали причиной смерти
Пон-Бриана?
  - Сударь, вы принимаете меня за кого-то другого. Я не имею чести
знать этих господ, и тем более на моей совести нет ничьей смерти.
  - Значит, вы неблагодарны.
  - Да нет же, говорю вам, вы заблуждаетесь. Я не...
  - Разве вы не самая прекрасная женщина на земле!.. Услышав это,
герцогиня откровенно засмеялась.
  - Примите мою благодарность, сударь. Но еще раз повторяю: я не та..,
к кому обращены ваши слова. Держу пари, речь идет скорее о графине де
Пейрак, хозяйке здешних мест; благодаря своему очарованию, она
действительно могла стать причиной бедствий, вами упомянутых... Кружить
головы людям степенным и совращать святых с пути истинного.., это по ее
части. Вот она...
  Маркиз повернулся к Анжелике, на которую ему указывала Амбруазина.
Сначала побледнев, затем покраснев