у  смерть,
пытки, кровавые битвы и всепоглощающую страсть. Когда он  замирал  вот  так,
даже невозможно было уловить его дыхание. Анжелика ни разу не видела,  чтобы
дрогнула эта грудь, ни в те времена, когда  ее  облегал  черный  бархат,  ни
теперь , когда ее перетягивал широкий кожаный  ремень.  И  это  казалось  ей
непостижимым. Она не могла вспомнить, была ли  у  него  раньше  эта  манера,
свойственная крупным хищникам, - застывать,  готовясь  к  прыжку.  Но  в  те
времена из-за шрама, внушающего ей такой ужас, она не разглядывала его лицо,
не присматривалась к нему. Поэтому, когда  Жоффрей  исчез,  она  так  быстро
забыла его черты. О, как она была тогда легкомысленна! Позднее жизнь научила
ее читать по лицам, она  постигла  тайны  физиогномики,  научилась  по  чуть
заметному движению лица улавливать мелькнувшую мысль. Когда знаешь, что твоя
жизнь зависит от воли  другого  человека,  быстро  начинаешь  разбираться  в
подобных вещах...
   В те годы, что она  жила  рядом  с  ним,  ей  и  в  голову  не  приходило
рассматривать его, как сейчас. Сейчас она это делала с непонятной жадностью.
Это было сильнее ее. Движения, улыбка, звук его голоса - все вызывало в  ней
интерес и волновало ее. Она не могла побороть себя, ни даже  понять,  отчего
это с ней происходит. А может быть, и нечего было понимать? Все скрывалось в
самой  природе  того  неодолимого  и  естественного  влечения,   какое   она
испытывала к этому человеку, предназначенному ей самой судьбой.
   Сердце Анжелики начинало колотиться, когда он подходил  к  ней,  малейшее
его внимание наполняло ее радостью, когда его не было  рядом,  ее  охватывал
страх. Она еще не привыкла к тому, что его уже не  надо  больше  терять,  не
надо больше ждать, что теперь он всегда будет с ней.
   "Как я люблю тебя. И как мне страшно..." Она не сводила с него  глаз.  Де
Пейрак разглядывал в подзорную  трубу  противоположный  берег  озера,  потом
сложил ее и, отдав Малапраду, снова  подошел  к  Анжелике.  С  галантностью,
которая теперь так не вязалась с его суровой ролью кондотьера,  он  взял  ее
руки в свои и, повернув ладонями вверх, легко коснулся их поцелуем, и  глаза
его, обращенные к ней, наполнились нежностью.
   - Мне кажется, что сегодня ваши руки, - ласково проговорил он, - измучены
меньше, чем обычно. Неужели ваша упрямая лошадь начинает смиряться?
   - Представьте, да! - ответила Анжелика. - Понемногу она привыкает. Теперь
по вечерам у меня уже не отнимаются от усталости руки.
   - Я знал, какие они у вас сильные. Поэтому и доверил эту лошадь вам.  Мне
тоже, - продолжал он, - как будто удалось смирить своего жеребца.  Он  одной
породы с Волли. У нас еще две английских кровей. Остальные из Мексики.
   - Вы считаете, что лошади могут жить в этих краях? - спросила  она,  и  в
голосе ее прозвучало сомнение.
   - Они будут жить здесь, - с уверенностью ответил граф. - Там,  где  живет
человек, будет жить и лошадь. Вспомните, гунны вели с собой лошадей. И разве
не на лошадях Александр Македонский завоевывал Индию? А арабы - Африку?
   Мопунтук тем временем степенно удалился. Потом вернулся, неся все  в  той
же весьма сомнительной чистоты посудине воду для Онорины. Девочка,  впрочем,
отнеслась к этому с большей простотой. Она смеялась и  болтала  с  индейцем,
они прекрасно понимали друг друга. Прыгая, она забрызгала его, но и  это  не
рассердило надменного вождя металлаков. Де Пейрак зарядил пистолет. Его руки
действовали быстро и уверенно, в каждом движении чувствовался большой навык.
   - Надеюсь, ваши пистолеты тоже заряжены? - спросил он.
   - Да, как раз сегодня я проверила их,  пришлось  переменить  один  запал,
старый отсырел.
   - Хорошо. В этих краях надо держать оружие наготове.
   - Однако в этих краях мы пока не встретили ни души, и даже  дикие  звери,
вместо того чтобы напасть на нас, бегут прочь.
   - На свете существуют, к сожалению, не только дикие звери...  А  безлюдье
порой оказывается весьма обманчивым... И он тут же заговорил о другом.
   - За время нашего путешествия мы не потеряли ни одной лошади. Это большая
победа, мы можем считать,  что  нам  очень  повезло.  Это  было  чрезвычайно
рискованное предприятие, на которое никто до нас не  отваживался.  Прежде  в
эти края добирались только по рекам.
   - Я знаю. Никола Перро рассказывал мне. И  я  уже  поняла,  -  с  улыбкой
заметила она, - что не лошади везут нас, а мы ведем их через эти леса. И  не
индейцы сопровождают нас эскортом, а мы их.
   - Вы правы... Металлаки слишком боятся встречи с ирокезами, которые летом
бродят в этих местах, и они попросили взять их под защиту наших мушкетов, за
что, правда, без большого рвения согласились нести  некоторую  часть  нашего
багажа. Впрочем, несут его, как видите, женщины. Америка -  не  Африка,  где
вам пришлось побывать, душа  моя,  и  которая  наводнена  рабами.  Здесь,  в
Америке, белый человек в особом положении - он и хозяин, он  и  единственный
слуга.
   - Однако на Юге в английских колониях существует рабство.
   - На Юге, но не на Севере. Потому я и выбрал Север...  К  тому  же  здесь
богатые месторождения серебра и золота, - добавил он, словно вдруг  вспомнив
об истинных причинах своего выбора. - Рабство удобно... для хозяев, конечно.
Нам здесь придется обходиться без слуг и рабов, потому что индеец - все, что
угодно, только не раб. Если его принудить работать, он умрет.
   Анжелика все же  решилась:  она  погладила  рукав  мужа  и  на  мгновение
прижалась щекой к его плечу. Она стеснялась перед его людьми быть  нежной  с
ним.
   - Как мне хочется, чтобы хоть ненадолго вы принадлежали только мне. Когда
я ночью остаюсь одна, мне кажется, что я  вас  снова  теряю.  Когда  же  мы,
наконец, доберемся до Катарунка?
   - Возможно, скоро... а может быть, никогда! Она живо спросила:
   - Вас что-то настораживает?
   - Нет, дорогая! Обычная моя недоверчивость! Я  поверю  в  то,  что  мы  в
Катарунке, лишь когда ворота палисада закроются за нами и на мачте взовьется
мой флаг, оповещая каждого, что хозяин дома - в своих владениях. Чем  больше
я на вас смотрю, любовь моя, тем  очаровательнее  нахожу  вас.  Вы  даже  не
представляете, как меня влечет к вам. И  даже  сейчас,  когда  у  вас  такие
утомленные глаза, вы изнываете от жары и стараетесь скрыть свою усталость...
я так люблю вас...
   - О, я не скрываю, что я устала, и я действительно  изнываю  от  жары!  -
воскликнула, смеясь, Анжелика. - И я бы отдала сейчас все на свете, лишь  бы
искупаться в этой прозрачной воде.
   - За чем же дело стало?
   Он жестом подозвал Никола Перро, который только что вышел из воды и  едва
успел одеться.
   - Друг мой, могу я вам доверить целомудрие наших дам? Недалеко отсюда, за
ивами, я заметил тихую заводь. Там они смогут искупаться.  Поставьте  одного
человека у тропинки, пусть он заворачивает всех любопытных и  нескромных,  а
другого на самом краю мыса, чтобы  купальщики  не  заплывали  туда.  Стоянка
продлится еще час.

Глава 3

   Анжелика чувствовала себя на седьмом небе от счастья, подходя к маленькой
заводи; она и в самом деле оказалась тихой и надежно  защищенной  деревьями.
Но обе спутницы Анжелики были в полном смятении. Как?  Купаться  голыми  под
открытым небом? Нет, они никогда на  это  не  отважатся.  Напрасно  Анжелика
убеждала их, что здесь никто их не увидит,  что  их  охраняют,  -  уговорить
женщин было невозможно. Единственное, на что они решились, - это,  разувшись
и сняв чепчики, освежиться холодной  водой  и  немного  побродить  у  самого
берега. Оставив их, Анжелика отошла  в  сторону.  За  деревьями  она  быстро
разделась,  с  нетерпением  поглядывая  на  зеркальную  гладь  озера.  Затем
осторожно спустилась по отлогому берегу. Вода  была  такая  ледяная,  что  у
Анжелики даже перехватило дыхание. Но уже через миг она  почувствовала,  как
блаженная прохлада разливается по ее пылающему телу. Она  вошла  в  воду  по
самое горло и, застонав от наслаждения, откинулась на спину. Вода подхватила
ее горящий, словно свинцом налитый затылок. Она закрыла глаза. Холод  проник
до самых корней волос. Она почувствовала, как в ней возрождаются силы.
   Чуть заметно двигая руками, она лежала на воде. Анжелика  умела  плавать.
Когда-то в Париже и позднее, когда она с королевским двором проводила лето в
Марли, она любила купаться в Сене.
   Но Сена была далеко.
   Анжелика открыла глаза. Целый мир свежести, ярчайших красок и  света  был
перед нею. И этот мир принадлежал  ей.  Она  мягко  оттолкнулась  в  воде  и
поплыла. За ней золотыми водорослями плыли ее волосы.
   Отплыв довольно далеко от берега, Анжелика обогнула мыс и  с  другой  его
стороны обнаружила еще  одну  заводь,  более  широкую.  Над  ней  возвышался
гигантский багряный клен, протянувший по песку свои могучие корни  к  самому
озеру.
   У берега из воды, переливающейся на солнце всеми оттенками  синей  гаммы,
выступали огромные серые валуны.
   Анжелика подплыла к одному из них и взобралась на  него,  вода  струйками
стекала с ее тела. Она огляделась вокруг, потом  медленно,  словно  вся  еще
была во власти чудесного сна, поднялась  на  камне,  подставив  свое  белое,
отливающее золотом тело лучам солнца.
   Обеими руками она отжала волосы и вскинула их над собой, будто  приносила
этим жестом клятву в верности или заклинала  кого-то;  закинув  голову,  она
смотрела  в  лазурное  небо  и  вдруг,  охваченная   восторженным   порывом,
неожиданно для себя страстно произнесла:
   - Благодарю тебя, о Создатель, за это мгновение... Благодарю за  багрянец
кленов и золото тополей! И за след оленя в подлеске, и за запах лесных ягод.
Благодарю за эту тишь, и за покой, и за эту прохладную  воду.  Благодарю  за
то, что я осталась жива. Благодарю, благодарю тебя, Господи, за  то,  что  я
люблю. Благодарю за мое тело, за то, что  ты  сохранил  его  мне  молодым  и
прекрасным.
   Она уронила руки, широко открытые глаза ее восторженно сияли.
   - Слава тебе. Новый Свет!.. Слава!
   И вдруг гибким движением  русалки  бросилась  в  воду.  Что-то  неведомое
мгновенно вырвало ее из экстаза. Сердце бешено колотилось  в  груди.  Подняв
лицо к зарослям, подступавшим к самому берегу, она пыталась понять,  что  же
произошло.
   "Что это могло быть? Я будто слышала, как треснули ветки и что-то  черное
мелькнуло в кустах... Кто там был? Кто видел меня?"
   Она  напряженно  вглядывалась  в   золотое   кружево   листвы   на   фоне
темно-голубого неба. Стояла такая тишина, что было слышно, как  под  слабыми
порывами ветра чуть шелестит листва. Но теперь этот покой  казался  Анжелике
обманчивым, она не могла отделаться от охватившей ее тревоги.
   "Там только что мелькнул чей-то взгляд! И он перевернул мне всю душу!"
   Она вздрогнула. Тяжкое оцепенение сковало тело, и она почувствовала,  что
ее начинает медленно затягивать в прозрачную глубину. С трудом она  достигла
берега. Держась за ветки, она добралась туда, где оставила свою одежду. Там,
бросившись на песок, она долго  лежала,  переводя  дыхание.  Она  не  совсем
понимала, что случилось. Но ее била дрожь.
   Почудилось ей только или она в самом деле услышала какой-то неясный  звук
и видела, как что-то шевельнулось в листве, когда, обнаженная, она  во  весь
рост поднялась  на  камне  и  ясная  гладь  озера  отразила  ее  опрокинутое
изображение?
   Во  всяком  случае,  взгляд,  который  она  на  себе  ощутила,  вряд   ли
принадлежал человеку. В этом было что-то таинственное.
   Отряд уже начал собираться на другом берегу озера. Она слышала,  как  там
кричат и смеются люди. Но вокруг нее раскинулось спящее царство.
   И тут на память ей пришли истории, что по вечерам у костров  рассказывали
Перро и Мопертюи, жуткие истории, которые случаются в дебрях  Нового  Света,
населенных  еще  и  поныне   нечистой   силой;   сколько   раз   миссионеры,
путешественники и торговцы, попавшие в эти  места,  испытывали  на  себе  ее
злобные колдовские чары.
   Здесь кругом затаились дикие чудища,  здесь  блуждали  неприкаянные  души
язычников, принимающие самые неожиданные  обличья,  чтобы  легче  заманивать
путников в свои сети... Анжелика пыталась убедить себя, что просто ей  стало
нехорошо, потому что, разгоряченная, она бросилась в ледяную воду. Но в душе
она знала, что с ней произошло нечто таинственное,  поразившее  ее  в  самое
сердце.
   В тот самый миг, когда любовь к этому дарованному ей краю с  такой  силой
охватила все ее существо, вмешалась другая, враждебная сила и отвергла ее.
   "Уйди! - кричала она. - Ты не имеешь права жить здесь.  Никакого  права!"
Эта таинственная сила  налетела  внезапно,  как  ураган,  и  так  же  быстро
исчезла.
   Анжелика неподвижно лежала, вытянувшись на песке. Потом, привстав,  снова
стала вглядываться в лес. Там все было невозмутимо.
   Она поднялась и быстро оделась. Теперь она  чувствовала  себя  лучше,  но
страх и тревога по-прежнему не отпускали ее. Эта  земля  отвергала  ее,  эта
земля была ей враждебна. Она понимала, что  у  нее  не  хватает  сил,  чтобы
бороться, чтобы без страха встретить ту жизнь, что ожидала ее здесь вместе с
мужем, которого она так плохо знает!

Глава 4

   Анжелика добралась до места, где  Жан  Ле  Куеннек  сторожил  ее  лошадь.
Всадники уже были в седлах, но полураздетая Онорина  все  еще  плескалась  в
воде. В руках она держала что-то белое, что, видимо, очень забавляло ее.
   - Мне его дал Мопунтук, - сияя, сказала матери Онорина, выходя из воды.
   Анжелика увидела пушистую шкурку горностая, причем так умело  выделанную,
что зверек выглядел живым.
   - Мы с ним поменялись. Он мне - зверька, а я ему бриллиант... -  добавила
девочка.
   - Тот самый, что отец подарил тебе в Голдсборо?
   - Да, Мопунтуку он очень понравился. Он его приделает  к  волосам,  когда
будет танцевать. Вот увидишь, как будет красиво!
   В том состоянии, в котором была сейчас Анжелика, от  слов  дочери  у  нее
чуть не начался нервный припадок.
   "Ну что мне с ней делать... - едва сдерживаясь, подумала она. -  Жоффрей,
правда, говорил, что камень стоит не дороже початка кукурузы, и  все-таки...
Ведь он дал его Онорине в тот самый вечер, когда сказал ей: "Я  твой  отец".
Иногда она приводит меня в отчаяние!"
   Без лишних слов она подхватила девочку  на  лошадь,  натянула  поводья  и
выбралась на тропинку.
   Довольно долго она ехала, как в тумане,  не  отдавая  отчета,  куда  идет
лошадь. Потом заметила, что глинистая тропинка, которую ступенями перерезали
огромные корни, поднимается в гору. Возможно,  мул  нашел  бы  такую  дорогу
вполне сносной, но аристократку Волли она явно не устраивала.
   Тропинка резко свернула в сторону,  и  Анжелику  тут  же  оглушил  грохот
падающей воды. Срываясь с крутых скал тремя бурными потоками, вода  с  ревом
низвергалась в  кипящую  белой  пеной  реку,  несущуюся  в  глубине  ущелья.
Деревья, сплетаясь кронами, почти скрывали его.
   Из-за густой листвы не видно было неба,  но  солнечные  лучи  пробивались
сквозь медную  стену  леса  и,  пронизывая  пещерный  мрак,  слепили  глаза.
Анжелика уже давно потеряла из  виду  индейцев,  которые  шли  впереди.  Шум
водопада заглушал теперь те звуки, по которым, даже не видя никого из  своих
спутников, Анжелика угадывала, что караван где-то близко. Словно всадница из
страшной сказки, она очутилась у пределов опасных земель, где не слышно было
даже шагов ее лошади.
   Грохот становился чудовищным.
   Вдруг со склона, вдоль  которого  тянулась  тропинка,  скатился  огромный
плоский камень и, тяжело  рухнув  под  самые  копыта  лошади,  преградил  ей
дорогу. Затем, будто  под  колдовским  действием  сине-зеленого  цвета,  эта
овальная  глыба  вдруг  задвигалась,  приподнимаясь,   начала   раздуваться,
превратившись в какой-то морщинистый серый  пузырь,  и,  наконец  лопнув  по
швам, выбросила наружу маленькую головку, отвратительно  раскачивающуюся  на
вытянутой тонкой шее.
   Волли в ужасе взвилась на дыбы. Анжелика закричала, но сама  не  услышала
звука своего голоса. Должно быть, кричала и Онорина...  Вздыбившаяся  лошадь
била копытами в воздухе и пятилась к пропасти. Еще минута, и, запутавшись  в
поводьях, она скатится вниз, увлекая за собой Анжелику  с  ребенком.  Сделав
над собой  нечеловеческое  усилие,  Анжелика  бросилась  на  шею  лошади  и,
навалившись всей тяжестью своего тела, заставила ее опуститься  на  передние
ноги. Но это не спасло положения.  Волли  продолжала  отступать  к  роковому
обрыву.
   А между тем на тропинке была всего-навсего безобидная, правда, гигантских
размеров, черепаха. Но как это  объяснить  обезумевшему  животному?  Ужасный
грохот вокруг заглушал все звуки. Анжелика не  слышала,  как  трещат  ветки,
хотя на ее глазах они ломались,  разлетаясь  в  разные  стороны.  Все  ближе
бесновалась вода в потоке, все ближе видела Анжелика бешеный танец  бурлящей
пены,  которую,  казалось,  изрыгает  таинственное  чудовище,  но   она   не
осознавала сейчас, что оглушающий ее грохот исходит именно оттуда.
   Вдруг  перед  глазами  Анжелики  мелькнуло  что-то  красное.  "Кровь",  -
пронеслось у нее в голове. Это длилось  долю  секунды.  Потом  ей  почудился
глухой шум падения - это катились на  дно  пропасти  их  тела,  и  она  даже
ощутила, как подхватил ее с ревом несущийся поток.
   В этот момент ветка, больно хлестнув  по  лицу,  привела  ее  в  чувство.
Каменистая почва уже осыпалась под копытами Волли, топтавшейся в  нескольких
дюймах от края пропасти. Но со смертью еще можно  было  бороться.  Мысль  об
Онорине, маленькие ручонки которой вцепились  в  нее,  побудила  Анжелику  к
действию. Ей казалось, что вся ее воля  и  до  предела  обострившаяся  мысль
сосредоточились сейчас на этих ручонках. Теперь она знала, что надо  делать.
Она совсем бросила поводья и дала лошади полную свободу. Волли,  не  ждавшая
этого освобождения, только успела мотнуть головой,  как  Анжелика  до  крови
пришпорила  ее.  Лошадь  скакнула  вперед,  спасительное  пространство  было
отвоевано. У Анжелики хватило сил вывести лошадь на тропинку, но  она  снова
остановилась там с дрожащими коленями  -  гигантская  черепаха,  попрежнему,
преграждала путь.
   - Черепаха! Это же черепаха! - прокричала Анжелика, словно  лошадь  могла
ее понять.
   Она не слышала звука собственного голоса. Но теперь она чувствовала,  как
мучительно ноют у нее руки и ноги. Она знала, что никто не придет к  ней  на
помощь, никто не поможет справиться с лошадью, никто не отгонит  с  тропинки
это чудовище.
   И вдруг она заметила, что совсем рядом безмолвно  стоят  индейцы.  Должно
быть, они видели, как она укрощала лошадь, как отчаянно боролась со смертью,
с каким бесстрашием, удивительным даже для существа необычного, смотрела она
в глаза смерти. Анжелике показалось, что лица индейцев искажены ужасом и они
пребывают в каком-то странном оцепенении...
   Онорина все еще была за ее спиной. Анжелике удалось повернуться к  ней  и
прокричать, чтобы та прыгала на землю. Девочка, видимо, поняла... Анжелика с
облегчением увидела, как  она  скатилась  на  сухие  листья  и  подбежала  к
индейцу, который стоял ближе всех.
   Тогда и она сама спрыгнула с лошади. Сделать это было нелегко. Волли  вся
напряглась, пытаясь вырваться и ускакать в чащу.  Она  снова  вздыбилась,  и
Анжелика чудом избежала удара копытом. Ей удалось удержать повод, и,  сильно
стегая лошадь, она заставила ее сойти с тропинки -  необходимо  было  увести
Волли от черепахи, которая наводила на нее такой страх.
   Наконец  лошадь  начала  понемногу  успокаиваться.  Вся  еще  дрожащая  и
взмыленная, она дала привязать себя к дереву; она больше  не  вырывалась  и,
вдруг смирившись, беспомощно опустила к самой земле свою  узкую,  породистую
голову.
   Тогда Анжелика вернулась на тропинку и медленно направилась  к  черепахе.
Индейцы замерли. Затаив  дыхание,  они  ждали,  что  же  сейчас  произойдет.
Панцирь черепахи был похож на овальный гостиный сто