которых я хотел  примирить  самих  с
собой и вел их по дороге повиновения Богу  и  королю,  гугеноты,  которых  я
убеждал в своей дружбе и  преданности,  они  презирали  меня...  Вы  помните
Манигола?
   Она покачала головой.
   - Я был покорен красотой и любезными манерами его старшей дочери,  Женни.
Сегодня я понимаю, что мое предложение о браке возмутило их: грязный  папист
просит руки их  дочери.  Они  поторопились  выдать  ее  за  Жозефа  Гаррета,
простачка, но подходящего им по религиозным соображениям...
   Анжелика  не  решилась  рассказать  ему,   что   чета   Маниголов   давно
эмигрировала в Голдсборо, сейчас они гораздо менее фанатичны  в  религии;  а
что  касается  бедной  Женни  Манигол,  то  она  исчезла  навсегда  в  чащах
американского леса, ее похитили индейцы, занимавшиеся грабежами.
   Мысли Барданя все еще были в Ла Рошели.
   - И именно тогда вы появились, обманщица и плутовка.
   - Вы ошибались, я уже говорила вам. Для вас я родилась в тот день,  когда
вы впервые увидели меня. Я шла по мостовой Ла Рошель  с  корзинкой  белья  в
одной руке и маленькой дочуркой - в другой. А мое будущее  целиком  зависело
от вашей доброй воли. Разве не так?
   - Вы правы, моя очаровательная служанка. Признаю, я был ужасным эгоистом.
Вы так стремительно вошли в мою жизнь, я никого не видел, кроме  вас,  никто
другой не существовал для меня. Мне и в голову  не  приходило  поговорить  о
вами о вашем прошлом.
   - Слава Богу, что вы не расспрашивали меня об  этом...  Если  бы  вы  это
сделали, я бы погибла.
   - Я защитил бы вас, - слабо возразил он.
   - Нет! Только не тогда... Вы бы ужаснулись, узнав о моих преступлениях, и
выдали меня полиции.
   Он покачал головой.
   - Нет! Ужаснулся? Может быть! Но выдать вас! Никогда!
   - За вас это сделал бы Бомье. Он рыскал повсюду, как крыса.  У  него  уже
были кое-какие подозрения. Он вызвал из Парижа Франсуа Дегре, думая, что тот
признает во мне мятежницу из Пуату.
   Она почувствовала, что он задрожал при упоминании о Дегре, и добавила:
   - А вы?.. Ведь Бомье вовремя удалил вас, зная, что  вы  можете  отнять  у
него его добычу.
   Чтобы успокоить его, она нежно погладила его по бедру.
   - Вот видите! И хорошо, что я солгала!
   Ее ласка вновь пробудила в нем неистовое  желание,  и,  опрокинув  ее  на
подушки, он сжал ее в объятиях и обладал ею с безутешной яростью.
   Когда она уходила от него, она попросила какое-нибудь оружие. Она  и  так
достаточно  пренебрегала  советами,  была   чересчур   неосторожна.   Вполне
возможно, что ее самые злейшие враги погибли вчера вечером, но она не хотела
больше рисковать... Он предложил проводить ее, но она отказалась.
   Уже рассвело, и она не хотела, чтобы их видели вместе в столь ранний час.
Он приготовил для нее пистолет и запас пуль и пороха. Она стояла перед ним в
своем зеленом платье н накидке, которую вычистил лакей.  Она  посмотрела  на
него.
   - Итак? Вы утешились?
   - Вашим отсутствием? Никогда. Горечью? Возможно... Когда-нибудь!
   - В добрый час! Я нахожу, мой дорогой друг, что вы полны жизни.
   Он с грустью покачал головой.
   - Нет! Увы, когда вы говорите об этом, мне трудно поверить, что это  я...
Вы внесли в мою жизнь опьяняющий  праздник  с  примесью  страданий  и  боли.
Возможно, я был рожден именно для этого!  Не  знаю.  Но  я  ничего  не  хочу
повернуть вспять. И жизнь продолжается! Какая мука!
   - Прежде всего, вам предстоит пересечь океан и вернуться во Францию.
   - Ах, да! Морское путешествие... Ужасная вещь! Вот уж прекрасное средство
от любовных страданий. А потом еще борьба с Версалем...
   - Вы все видите  в  черном  цвете...  Король  уже  проявил  к  нам  обоим
милосердие, и ему не в чем вас упрекнуть.
   - Вы заблуждаетесь... Мое положение никак не зависит  от  того,  помилует
вас король или осудит. Он может поздравить себя с тем, что приблизит  вас  к
собственной персоне, либо с тем,  что  обрушит  на  вас  свой  обвинительный
скипетр и докажет всему миру, какой ценой вы заплатили за мятеж;  какими  бы
ни были решения короля, я в этой истории останусь лишь посмешищем,  которого
обвели вокруг пальца, выставив напоказ его некомпетентность. При  встрече  с
королем мне остается лишь склонить голову и принять на себя весь королевский
сарказм. По части бичевания нашему государю нет равных.
   - Хорошо! Но чтобы поддержать вас в столь трудный момент вашей  жизни,  я
хочу напомнить вам об одном из ваших преимуществ перед ним. Несмотря на  его
язвительность и пренебрежение к вам, Никола, помните, что король  лелеял  ту
же мечту, что и вы, но в этом случае вы выиграли, вы  получили  то,  что  не
досталось ему...
   - Для меня это будет огромным утешением, - сказал Бардань.
   Он поднял голову, его глаза блестели.
   - Быть может, как король, он будет внушать мне величественное поклонение,
но как мужчина - только жалость
   - Вот это прекрасная мысль! В свою очередь, я могу поздравить себя с тем,
что воспоминание о нашей встрече прибавит вам  достоинства  и  хладнокровия,
когда вы предстанете перед королем.
   - Но удастся ли мне избежать Бастилии? - вздохнул он. - Мне  бы  хотелось
только одного: вернуться в мое имение.
   - Уверяю вас, ваши мечты  исполнятся.  И  я  покидаю  вас,  завидуя,  что
однажды вы прибудете в свою деревню и проведете там чудесные дни в окружении
приятных людей и божественной природы. Это будут  счастливейшие  часы  вашей
жизни.
   Она обняла его за шею.
   - Прощайте, мой храбрый Святой Михаил!
   - Почему Святой Михаил?
   Но ответ ему уже был  не  нужен.  Что  бы  она  ни  говорила,  теперь  он
переходил в другой мир, мир, где они уже никогда не встретятся. Его будущее,
какими бы яркими красками он ни описывал  его,  вдруг  предстало  перед  ним
тусклым пятном. Он должен был расстаться с ней! Он должен...
   Он держал лицо Анжелики в своих ладонях и взглядом целовал ее лоб, глаза,
влажные губы, чуть распухшие после его  яростных  поцелуев.  Никогда  он  не
сможет расстаться с ней! Никогда! Но это нужно сделать!
   Когда он заговорил, в его голосе перемешивались нежность  и  безграничная
грусть:
   - Сердце мое! Любовь моя! Прощай! Вы уносите с собой мою душу!

***

   Анжелика поднималась по долине Абрахама. В том месте, где вчера ее  ждала
смерть, она остановилась. Было раннее утро,  и  воздух,  необычайно  свежий,
чуть попахивал дымком. Полоски  снега  явно  уменьшились,  если  день  будет
теплым и ясным, то  они  и  вовсе  исчезнут.  Земля  была  более  утоптанной
бесконечными хождениями. Анжелика разглядывала эти следы  прошлой  битвы,  и
внезапно на нее снизошло чувство  глубокой  благодарности  Господу,  что  он
отвел от нее беду. Никогда еще смерть не была так близко от нее, но вот  она
жива, а ее враги мертвы.
   Она  продолжила  свой  путь,  храня  в  своей  душе,  как  самое  дорогое
сокровище, это прекрасное слово: жизнь. Жизнь, этот бесценный дар, который у
вас могут отнять в любую минуту, но она еще обладала им,  она  несла  его  в
своем счастливом гибком теле. Утро позолотилось лучами  восходящего  солнца.
На горизонте легкие белые облака выстраивались в цепочку над розовато-медным
озером, а из долин поднимался туман, оставляя на земле  россыпи  росы.  Было
ясно и свежо.
   Анжелика направилась к городу. Из-за деревьев показался какой-то  человек
и вышел на тропинку,  поджидая  ее.  Рукой  она  нащупала  рукоятку  оружия,
которое дал ей Бардань. Любой прохожий внушал ей подозрение здесь, в  долине
Абрахама.  Но,   приглядевшись,   она   узнала   молодого   Анн-Франсуа   де
Кастель-Моржа и, успокоившись, пошла ему навстречу.
   У молодого человека был хмурый вид. Она окликнула его  и  улыбнулась,  но
это нисколько не развеселило его. Она увидела,  что  он  необычайно  бледен,
казалось, что он  во  власти  жестоких  переживаний,  которые  не  дают  ему
говорить.
   - Что происходит, Анн-Франсуа? - обеспокоено спросила она.
   Дар речи внезапно вернулся к нему, и его ярость и гнев выплеснулись в его
словах:
   - Ага! Все та же карточная игра! В ходу только дамы и короли, а  ненужный
валет всеми отброшен.
   Затем голос его стал глуше:
   - До сих пор лишь одна мысль не давала мне сойти с ума: я  знал,  что  вы
окружены почестями, и для меня вы - лишь  несбыточная  мечта,  по  той  лишь
причине, что вы -  воплощенная  добродетель.  А  вы  отдались  Барданю.  Ему
повезло... Но почему? Почему? Почему не мне? Вам  незнакомо  такое  понятие,
как верность.
   Столь резкое высказывание удивило ее,  и  она  было  открыла  рот,  чтобы
ответить, но он опередил ее.
   - Не отрицайте этого. Я прогуливался и видел, как вы  выходили  из  этого
дома...
   - Господин де Кастель-Моржа, как часто вы бываете там, где вас  вовсе  не
хотят видеть, - сухо ответила она.
   - О, да! Это правда! - в его смехе слышалось разочарование. -  Я  слишком
много вижу, много знаю, к моему несчастью...
   Страдание невольно старило его юное лицо, он прошептал:
   - ... Вы влюбляетесь... а любовь уходит от вас... И однажды вы замечаете,
что остались совсем один, у вас украли то, что еще вчера давало вам  силы  и
могущество, и это наказание несправедливо.
   Он повторил почти те же слова, что  и  Никола  де  Бардань.  По-видимому,
безответная любовь раскрылась перед ним лишь с одной стороны; он познал лишь
ее жестокость, и Анжелика посочувствовала молодому человеку.
   - Мой бедный Анн-Франсуа, что вы вбили себе  в  голову?  У  вас  еще  все
впереди, и мир полон молодых улыбающихся девушек...
   -  ...  и  глупых!  И   совершенно   неопытных!   Конечно,   я   мог   бы
довольствоваться ими. Но зачем в  моей  жизни  появились  вы?  Вы  были  так
добродетельны и милы, вы заставили меня поверить в то, что вы  -  воплощение
моей мечты, реальное ее воплощение, а оказалось, что  все  это  -  мираж.  Я
давно не ребенок, и вы прекрасно знаете, что  я  полюбил  вас,  как  мужчина
любит женщину. Я разрывался на части, я жаждал обладать вами и в то же время
знал, что вы не похожи на других женщин, ветреных  и  бесчувственных...  Все
мои надежды обрушились! Вы были для меня солнцем, центром вселенной,  но  вы
не имели права...
   - Права на что?
   - Вы не имели права вводить меня в заблуждение до такой степени.
   - Требования одних отнюдь не  являются  обязательными  к  исполнению  для
других, Анн-Франсуа. Вы должны знать это... если вы  хотите  иметь  успех  у
женщин. Вы больше не ребенок, и в своем непреклонном эгоизме  вы  проявляете
себя как мужчина. Любовь - действительно игра, судьба раздает карты так, как
ей заблагорассудится, а слабых игроков, как правило, ждет поражение.
   - Но как научиться быть сильным игроком,  когда  ваша  жизнь  зависит  от
одного взгляда или слова, а жестокий отказ приведет вас к отчаянию?
   - Но в этом и состоит любовная игра, мое милое дитя.
   - Не надо жалеть  меня,  я  не  ребенок.  Вы  сильная  женщина  и  умеете
преподнести себя без  стеснения  и  боязни.  Раз  вы  не  обратили  на  меня
внимания, значит, я не интересовал вас. Вы, как  все  женщины,  все  делаете
ради своего удовольствия, и вам  совершенно  все  равно,  какие  чувства  вы
вызываете: страсть, отчаяние или ревность.
   - Ах, ревность! - с раздражением произнесла Анжелика. - Мне  бы  хотелось
забыть о ней, хотя бы на несколько часов. Позвольте мне пройти, Анн-Франсуа.
   Он медленно отошел  в  сторону  и  следил  за  ней  взглядом,  когда  она
проходила мимо него, как будто хотел вобрать ее всю, без остатка.
   - Ваша власть безгранична, - сказал он. - Среди прочих  вы  околдовали  и
моего отца, но он даже не осмелился ухаживать за вами.
   - Не болтайте глупостей, Анн-Франсуа. На мой взгляд,  ваша  семья  и  так
достаточно вмешивается  в  наши  дела;  мне  бы  хотелось  по  меньшей  мере
сохранить о ней дружеские воспоминания, но если вы будете продолжать в таком
тоне, то это будет невозможно.
   От разочарования его сердце вывернулось наизнанку, и он почувствовал, что
может убить ее, что он сильнее.
   - Я мог бы вернуть вам ваш упрек, мадам, - ответил он,  и  в  его  улыбке
сквозило превосходство, - по поводу  неприятностей,  причиненных  вами  моей
семье. Как ни жестоки для меня мысли о том, что вы были в объятиях  г-на  де
Барданя, поверьте, что не менее тягостно  вообразить  мою  мать  в  объятиях
графа де Пейрака.
   Анжелика вовсе не горела желанием продолжить этот диалог, бессмысленный и
глупый, а кроме того, хотела доказать этому  юнцу,  что  она  его  вовсе  не
боится. Но когда его последние слова долетели до нее, она резко остановилась
и повернулась к нему. Она побледнела, но владела собой и холодно бросила:
   - Объяснитесь!
   Она вернулась, чтобы выслушать его. Свет, падавший на ее лицо, делал  его
почти прозрачным. Никогда еще она не казалась ему такой красивой. Вызывающая
жестокость ее взгляда унижала его. Она требовала  от  него  ответа,  как  от
расшалившегося ребенка, который  нагрубил  старшим.  Поистине  она  обладала
несокрушимой силой духа, и он ненавидел ее за это.
   - Да! Мою собственную мать! - воскликнул он. - Ее и  вашего  мужа.  Я  их
видел вместе, в тот день, когда вы уехали на остров Орлеан. Я  был  в  замке
Монтиньи, внизу... Я знаю все, что там, происходило в тот день... И  еще  об
этом знает Эфрозина Дельпеш... Я видел, как она следила за  моей  матерью  и
поджидала ее у дома так долго, что отморозила себе нос...  Спросите  у  нее.
Вот вам и прекрасная карточная партия: два короля, две дамы, и тем хуже  для
валета, он не в счет...
   Он был весь во власти этой навязчивой идеи и спрашивал  себя,  какие  еще
доказательства привести к своим словам.
   - А чуть позже г-н де Пейрак  передал  моей  матери  дорогую  безделушку,
золотой кубок.
   Внезапно она дала ему пощечину,  как  будто  резко  ударила  хлыстом.  Он
держался за щеку и с трудом приходил в себя после всех волнений, а она  была
уже далеко, почти у самого города.

***

   Пройдя через сад губернатора, Анжелика вернулась  в  город  по  Оружейной
площади. Она шагала, никуда не сворачивая, как во сне.
   Слова Анн-Франсуа до сих пор стучали в ее голове. Они отпечатались  в  ее
мозгу, как будто их выжгли каленым железом. И помимо собственной воли, в ней
зарождалась уверенность,  что  он  говорил  правду!  Это  была  правда!  Она
чувствовала это, знала,  видела.  Она  увидела  это  в  неискреннем  взгляде
Эфрозины Дельпеш, когда та пришла к ней со своим обмороженным носом.
   Она почувствовала это в смущении Сабины, когда, будучи в гостях  в  замке
Сен-Луи, она заметила маленький золотой кубок и подумала: "Постой-ка,  когда
же он ей подарил это?"
   Она могла сказать, что поняла это еще раньше, по той легкости, с  которой
г-жа де Кастель-Моржа ответила на ее вопрос о ране на виске. Слишком быстрым
и беззаботным был ее ответ.
   Дрянь!
   Анжелика продолжала идти, не обращая внимания на тех, кого она  встречала
по дороге. Ей хотелось одного: побыстрее оказаться дома и запереться в своей
комнате. Тогда она сможет спокойно подумать обо всем. Когда она подходила  к
Соборной площади, дорогу ей преградил кортеж,  направлявшийся  от  монастыря
урсулинок. Огромная толпа сопровождала носилки и повозки,  на  которых  были
установлены обновленные реликвии Святой Анны, сверкающие золотом.
   Именно в этот  день  решено  было  перенести  все  реликвии  на  северное
побережье Бопре, в новый храм, сооруженный из  камня  и  заменивший  прежний
деревянный.
   В толпе Анжелика заметила скульптора и его сыновей, его учеников, а также
множество  священнослужителей,  которые   должны   были   произвести   обряд
благословения  для  многочисленных  "спасенных"  Святой  Анной.  Среди  этих
спасенных был и Элуа Маколле, и маленькая Эрмелина. Его Высокопреосвященство
посетит храм позже, в августе, на день Святой Анны.
   - Вы идете, с нами, г-жа де Пейрак? - раздался голос из толпы.
   Она машинально ответила: "Нет". Когда процессия  прошла,  она  продолжила
свой путь.
   Она не услышала звонкий крик маленькой Эрмелины,  когда  та,  увидев  ее,
выскользнула из рук Перрины и, как мышь, устремилась в соседние  улочки.  Ее
мать и кормилица бросились за ней, надеясь поймать ее раньше, чем  лодки  на
пристани поднимут паруса.
   В порту уже заканчивались последние приготовления  к  путешествию.  Самая
большая лодка быстро заполнилась людьми, державшими  реликвии;  статуэтки  и
дарохранительницу.
   Поскольку г-жа де Меркувиль и кормилица Перрина  так  и  не  вернулись  с
Эрмелиной, то двое других детей Меркувилей тоже сошли на  берег  и  уступили
свое место другим желающим.
   - Скажи мне, - спросил молодой Гонфарель у Элуа Маколле, - о чем  говорит
этот дым, который зажгли колдуны на острове Орлеан?
   В каждой руке он держал маленькую статуэтку. Покрыв их золотом, урсулинки
красивыми росписями украсили платье каждой из них. Никто еще не видел  таких
изумительных статуэток. На огромной  лодке  подняли  парус,  ветер  подул  и
погнал лодку вперед, вместе с поющими людьми, священниками  и  позолоченными
реликвиями.
   Только Маколле  должен  был  отправиться  на  другой  лодке,  сопровождая
погребальницу;  сейчас  он  стоял  и  внимательно  смотрел  вдаль,   пытаясь
расшифровать знаки, посылаемые колдунами с острова Орлеан .
   Вооруженные моряки подошли к лодке, И один из них сказал:
   - Эй, Маколле! Дай руку, вместо того, чтобы  любоваться  пейзажем!  Нашел
время для мечтаний.
   Но Элуа Маколле вовсе не мечтал. Он не  сводил  глаз  с  маленьких  белых
облачков, которые то тут, то там поднимались над островом. По мере того, как
он расшифровывал послание, губы его шевелились.
   - Что они говорят, Элуа? - Настаивал мальчик,
   - Так  и  есть,  -  заметил  один  из  моряков,  -  они  сегодня  слишком
разговорчивы, эти жители острова. Но что они хотят,  Элуа,  ведь  ты  знаешь
наизусть все их знаки?
   - Они зовут на помощь! - ответил старик.

***

   Анжелика вошла в дом  с  заднего  хода  и  решила  пройти  через  большую
гостиную. Сюзанна уже была там, она натирала  до  блеска  медные  изделия  и
напевала.
   Едва ответив на приветствие милой канадки, Анжелика быстро  поднялась  по
лестнице и очутилась в своей комнате, как  в  убежище,  где  она  наконец-то
сможет осознать случившееся.
   "Хороший урок для тебя! Хороший урок для тебя!"
   Прислонившись к стене, она все повторяла эту фразу с горькой иронией.
   Самым ужасным во всем этом она  считала  свою  собственную  глупость.  Ее
предали. Теперь она все потеряла.
   Она обвела взглядом свою  комнату  и  кровать,  на  которой  она  познала
столько опьяняющих ночей с ним, и сердце ее поразила тоска  и  боль.  Слепая
ярость уступила место  страданию.  Схватив  хрупкий  сосуд,  где  они  часто
готовили себе превосходные напитки и  утоляли  жажду  в  минуты  любви,  она
бросила его на пол и разбила вдребезги.
   - Мадам, - крикнула снизу Сюзанна, - что случилось?
   Анжелика взяла себя в руки.
   - Ничего! - спокойно ответила она. - Просто разбилась одна вещь.
   И, пытаясь сдержать свою ярость, она тихо притворила за собой дверь.
   "Да, - подумала она, - просто разбилась  одна  вещь.  Это  разбилось  мое
сердце". Она прижалась лбом к стеклу. Прижав руки к губам,  она  постаралась
сдержать крик, стон, который еще не перешел в рыдания. "Жоффрей и  Сабина...
Нет, это невозможно! Это не правда! Да нет же, правда! Это правда!"
   Чудесное преображение Сабины говорило за то, что это правда.  А  в  своем
замке она хранила золотой кубок, подарок от него, который  он  преподнес  ей
просто так, без всяких причин.  Без  причин?  Но  теперь-то  она  знает  эти
причины. Когда же это произошло? Должно быть,  во  время  ее  пребывания  на
острове.
   Этот кубок означал только одно: полное согласие между гасконцами, в  этом
можно было не сомневаться. Анжелике показалось, что она умирает.
   Никогда! Никогда  она  не  переживет  этого;  Жоффрей,  склонившийся  над
Сабиной, его улыбка для другой женщин