Прижав руку к груди, Анжелика перевела дыхание.
   "Во что бы то ни стало я должна выбраться из  этого  осиного  гнезда",  -
твердила она себе.
   Как опрометчиво она поступила, вообразив, что  если  ей  удалось  уцелеть
после первого покушения на нее в галереях Лувра, то удастся и во второй раз.
   Герцогиня де Монпансье, конечно же, не знала, какой опасности  подвергает
она Анжелику, снова пригласив ее в Лувр. Да  и  сам  король,  Анжелика  была
уверена в этом, не подозревал о преступлении, которое замышлялось  в  стенах
его дворца. Но над Лувром простиралась невидимая власть Фуке. И вот  теперь,
боясь как бы тайна, известная Анжелике, не обратила в прах его  баснословное
богатство,  суперинтендант  призвал  на  помощь  Филиппа  Орлеанского,  душу
которого он купил, посеял тревогу в сердцах  тех,  кто  жил  на  его,  Фуке,
деньги и одновременно курил фимиам королю. Арест графа  де  Пейрака  -  лишь
начало. Исчезновение Анжелики завершит  этот  благоразумный  маневр.  Только
мертвые умеют молчать.
   Анжелика стиснула зубы. Яростное упорство овладело ею. Нет, она  не  даст
себя убить.
   Она обежала взглядом комнату, ища другую дверь, через которую можно  было
бы незаметно выйти.
   Но вдруг глаза ее округлились от ужаса.
   Перед ней  зашевелилась  обивка  стены.  Она  услышала,  как  в  замочной
скважине щелкнул ключ. Потайная дверь медленно отворилась, и в комнату вошли
трое мужчин, ее преследователи.
   В том, который шел впереди, она без труда узнала брата короля.
   Распахнув свой плащ, в который он кутался, чтобы  не  быть  узнанным,  он
щелчком расправил на груди кружевное жабо. Он не сводил глаз с  Анжелики,  и
его маленький рот с красными губами растянулся в холодной улыбке.
   - Великолепно! - воскликнул он  писклявым  голосом.  -  Лань  попалась  в
западню.  Но  какая  была  погоня!  Сударыня,  вы  можете  гордиться   своей
резвостью.
   Анжелика призвала на помощь все свое хладнокровие  и,  хотя  ноги  у  нее
подкашивались, даже сделала реверанс.
   - Так это вы, ваше высочество, так напугали меня? А  я-то  подумала,  что
это какие-то злодеи или  воры  с  Нового  моста  пробрались  в  Лувр,  чтобы
ограбить кого-нибудь.
   - О,  мне  случалось  ночью  на  Новом  мосту  разыгрывать  грабителя,  -
самодовольно ответил Филипп Орлеанский, - и никто  не  может  сравниться  со
мной в ловкости, когда я срезаю кошельки или  протыкаю  брюхо  какого-нибудь
богатого горожанина. Не правда ли, дорогой?
   Он повернулся к одному из своих спутников, и, когда тот приподнял  шляпу,
Анжелика узнала шевалье де  Лоррена.  Не  отвечая,  фаворит  его  высочества
приблизился и вытащил из ножен свою шпагу, на которую от камина упал красный
отблеск.
   Анжелика  пристально  вглядывалась  в  третьего  преследователя,  который
держался немного в стороне.
   - Клеман Тоннель, - проговорила она наконец, - Друг  мой,  что  вы  здесь
делаете?
   Лакей низко поклонился.
   - Я на службе у его высочества, - ответил он.
   И добавил, повинуясь привычке:
   - Да простит мне госпожа графиня.
   - Охотно прощаю, - сказала Анжелика, с  трудом  удерживаясь  от  нервного
смеха. - Но зачем у вас в руке пистолет?
   Бывший дворецкий смущенно посмотрел на свое оружие,  но  все  же  подошел
ближе к кровати, у которой стояла Анжелика.
   Филипп Орлеанский выдвинул ящичек столика на одной  ножке,  что  стоял  у
изголовья кровати,  и  достал  оттуда  стаканчик,  до  половины  наполненный
какой-то черноватой жидкостью.
   - Сударыня, - сказал он с пафосом, - вы должны умереть!
   - В самом деле? - прошептала Анжелика.
   Она смотрела на этих троих мужчин, стоявших перед  нею,  и  ей  казалось,
будто она раздваивается. Где-то в глубине ее  существа  обезумевшая  женщина
ломала себе руки и кричала: "Сжальтесь, я  не  хочу  умирать!"  -  а  другая
женщина трезво размышляла: "Право, у них смешной вид! Все это просто  глупая
шутка!"
   - Сударыня, вы вели себя с нами вызывающе, - продолжал Филипп Орлеанский,
и нетерпеливая гримаса искривила его рот. - Вы умрете, но мы  великодушны  и
предоставляем вам право выбора: яд, меч или пуля.
   От яростного порыва ветра сотрясалась дверь, клуб едкого дыма вырвался из
камина в комнату. Анжелика вскинула голову, с надеждой прислушалась.
   - Нет, никто не придет, никто не придет! - усмехнулся брат короля. -  Эта
кровать - ваше смертное ложе, сударыня. Она приготовлена для вас.
   - Но что я вам сделала, наконец? - воскликнула Анжелика, чувствуя, как от
страха на висках ее выступил пот. - Вы говорите о моей смерти как  о  чем-то
естественном, неотвратимом. Но я не могу  согласиться  с  вами.  Даже  самый
страшный преступник имеет право узнать, в чем его обвиняют, и защищаться.
   - Самая искусная защита не отменит смертного приговора, сударыня.
   - Ну что ж, если я должна умереть, то хотя бы скажите мне,  почему,  -  с
горячностью настаивала Анжелика. Ей нужно было любой ценой  выиграть  время.
Юный принц бросил вопрошающий взгляд на своего дружка.
   - Вообще-то, поскольку через несколько минут вас уже не будет в живых,  я
не вижу причины быть с вами излишне бесчеловечным, - проговорил  он  сладким
голосом. - Сударыня, вы не так уж несведущи, как утверждаете. Вы великолепно
догадываетесь, чей приказ привел нас сюда.
   - Приказ короля? - воскликнула Анжелика с притворной почтительностью.
   Филипп Орлеанский пожал хилыми плечами.
   - Самое большее, на что способен король, - это  засадить  в  тюрьму  тех,
зависть к кому в нем разжигают. Нет, сударыня, это приказ не его величества.
   - Но кто же еще может приказать брату короля?
   Принц вздрогнул.
   - Я нахожу, что вы слишком дерзки, сударыня, так разговаривая со мной. Вы
меня оскорбляете!
   - А я нахожу, что  вы,  вся  ваша  семья  слишком  обидчивы,  -  ответила
Анжелика с яростью, которая подавила в ней страх. - Вам  оказывают  почести,
вам угождают, а вы оскорбляетесь, потому что тот, кто принимает вас, кажется
вам  богаче,  чем  вы.  Вам  преподносят  подарки  -  какая  дерзость!   Вам
недостаточно  низко  поклонились  -  опять  дерзость!  Не   хотят,   разоряя
государство, выпрашивать милостыню, жить с протянутой рукой, как живет  весь
ваш придворный птичник, - оскорбительное высокомерие! Честно, до  последнего
су платят налоги - вызов! Вы просто сборище  мелочных  людишек,  вы,  и  ваш
брат-король, и ваша мать,  и  все  ваши  бесчестные  предатели-родственники:
Конде, Монпансье, Суассон, Гиз, Лоррен, Вандом...
   Задохнувшись, Анжелика остановилась.
   Приподнявшись на своих высоких каблуках, словно задиристый молодой петух,
задетый за живое, Филипп Орлеанский взглянул на шевалье де Лоррена:
   - Вы когда-нибудь слышали,  чтобы  с  такой  оскорбительной  неучтивостью
отзывались о королевской семье?
   Лицо шевалье де Лоррена исказила жестокая улыбка.
   - Брань не убивает, ваше высочество. Итак, сударыня, пора кончать.
   - Но я хочу знать, почему я умираю, - продолжала настаивать Анжелика.
   И торопливо добавила, решившись на все, лишь бы выиграть несколько минут:
   - Из-за мессира Фуке?
   Филипп Орлеанский удовлетворенно улыбнулся.
   - О, память вернулась к вам? Значит, вам известно,  почему  мессиру  Фуке
так необходимо ваше молчание?
   - Я знаю лишь одно: несколько лет назад я сорвала заговор, целью которого
было - уничтожить, отравить вас лично, ваше высочество,  а  также  короля  и
кардинала. И теперь я горько сожалею об этом, сожалею, что  мессиру  Фуке  и
принцу Конде не удалось выполнить своих намерений.
   - Итак, вы во всем признаетесь?
   - Мне не в чем признаваться.  Предательство  этого  лакея  позволило  вам
узнать то, что знала одна я и что я доверила своему мужу. Некогда  я  спасла
вам жизнь, ваше высочество, и вот ваша благодарность!
   Тень колебания промелькнула на женственном лице юноши. Эгоист по  натуре,
он был особенно чувствителен ко всему, что касалось его особы.
   - Что было, то прошло, - сказал он  неуверенным  голосом.  -  С  тех  пор
мессир Фуке сделал для меня много добра. И я считаю своим долгом помочь  ему
устранить нависшую над ним угрозу. Поверьте, сударыня, я очень  огорчен,  но
сейчас слишком поздно. Почему вы не приняли  разумного  предложения  мессира
Фуке, которое он сделал вам через госпожу де Бове?
   - Но я поняла, что тогда мне пришлось бы оставить своего мужа на произвол
судьбы.
   - Безусловно. Такого  человека,  как  граф  де  Пейрак,  можно  заставить
молчать, только замуровав его  в  тюрьме.  А  вот  женщина  ради  роскоши  и
поклонников быстро забывает то, что следует забыть. Но теперь все равно  уже
поздно. Итак, сударыня...
   - А если я вам скажу, где находится ларец? - предложила Анжелика, схватив
принца за плечи. - Вы и только вы, ваше высочество, будете владеть тайной, с
помощью которой сможете держать в страхе и повиновении самого мессира  Фуке,
в ваших руках будет свидетельство измены стольких знатных  вельмож,  которые
сейчас смотрят на вас свысока, не принимают вас всерьез...
   Глаза принца загорелись, он облизнул языком губы. Но теперь  уже  шевалье
де Лоррен схватил его и притянул к себе, словно вырывая  из-под  губительной
власти Анжелики.
   - Берегитесь, ваше высочество. Не дайте этой женщине  уговорить  себя.  С
помощью лживых обещаний она хочет выскользнуть из наших рук, оттянуть казнь.
Пусть она лучше уносит свою тайну в могилу. Обладая ею, вы  наверняка  стали
бы весьма могущественным, но дни ваши были бы сочтены.
   Прижавшись к груди своего фаворита, счастливый от  мысли,  что  находится
под его защитой, Филипп Орлеанский размышлял.
   - Как всегда, любовь моя, вы правы, - вздохнул он. - Ну что  ж,  выполним
свой долг. Сударыня, что вы предпочитаете: яд, шпагу или пистолет?
   - И решайте поскорее, - с угрозой добавил шевалье де Лоррен, -  иначе  мы
сделаем выбор сами.
   Мелькнувшая  было  надежда  угасла,  и  Анжелика  снова  оказалась  перед
жестокой реальностью, где для нее не было выхода.
   Перед ней стояли трое мужчин. Малейшее ее движение предупредит либо шпага
шевалье де Лоррена, либо пистолет Клемана. До шнура звонка ей не дотянуться.
За дверью, в галерее, не слышались ничьи шаги. Щемящую тишину  нарушал  лишь
треск поленьев в камине да стук дождя по стеклу. Сейчас убийцы набросятся на
нее. Анжелика перевела взгляд с пистолета на шпагу. Нет, это верная  смерть.
Может, выбрать яд? Ведь она уже больше года принимает  крошечную  дозу  яда,
который приготовлял для нее Жоффрей.
   Она протянула руку, стараясь, чтобы та не дрожала.
   - Яд! - прошептала она.
   Поднеся стакан ко рту, она заметила, что на дне его образовался осадок  с
металлическим блеском. Осторожно, стараясь не взболтать, она  выпила  едкую,
жгучую жидкость.
   - А теперь оставьте меня одну,  -  проговорила  она,  опустив  стакан  на
столик.
   Она не чувствовала никакой боли. "Наверно,  ужин  у  принцессы  Генриетты
пока что защищает желудок от действия яда", - подумала Анжелика. Она еще  не
потеряла надежду ускользнуть от своих палачей и избежать мучительной смерти.
   Она упала на колени перед принцем.
   - Сжальтесь надо мной, ваше высочество. Пришлите  ко  мне  священника.  Я
умираю, я уже не в силах даже ползти. Теперь вы можете быть спокойны, мне от
вас не уйти. Но не дайте мне умереть без покаяния. Бог вам не простит,  если
вы бесчестно лишите меня последнего причастия.
   И она принялась кричать душераздирающим голосом:
   - Священника! Священника! Бог вам не простит!
   Она увидела, что Клеман Тоннель побледнел И, отвернувшись, перекрестился.
   - Она права, - растерянно сказал принц. - Какая нам польза от  того,  что
мы  лишим  ее  последнего  утешения  причастием?  Успокойтесь,  сударыня.  Я
предвидел вашу просьбу. В соседней комнате  находится  священник,  я  сейчас
пришлю его к вам.
   - Уйдите, мессиры, -  умоляла  Анжелика  жалобным,  преувеличенно  слабым
голосом, держась рукой за живот, словно  ее  скрутило  от  острых  приступов
боли. - Сейчас я лишь хочу успокоить свою душу, примириться  с  судьбой.  Но
если перед моими глазами будет хоть один из вас, я чувствую,  что  не  смогу
простить своим врагам. О, как я страдаю! Боже, сжалься надо мной!
   Она откинулась назад и  закричала  истошным  голосом.  Филипп  Орлеанский
схватил шевалье де Лоррена за руку.
   - Пошли скорее! Ей недолго осталось жить!
   Дворецкий Клеман Тоннель выбежал из комнаты еще раньше.
   Едва они вышли, Анжелика быстро вскочила на ноги и кинулась  к  окну.  Ей
удалось распахнуть его, в лицо ей ударил дождь. Она  склонилась  над  темной
пропастью.
   В кромешной тьме Анжелика не увидела ничего, она не знала, высоко ли  над
землей находится окно, но, не раздумывая, взобралась на подоконник.
   Прыжок, казалось, длился бесконечно. Она тяжело упала  на  кучу  каких-то
нечистот, погрузившись в нее, и,  видно,  благодаря  этому  ничего  себе  не
сломала. Правда, острая боль в щиколотке заставила ее на мгновение  подумать
о переломе, но потом она поняла, что лишь подвернула ногу.
   Держась за стену, она отошла на несколько шагов, засунула в  горло  прядь
своих волос и вызвала обильную рвоту.
   Она никак не могла сообразить, где находится. Пройдя вдоль стены, она,  к
своему ужасу, обнаружила, что  оказалась  в  маленьком  внутреннем  дворике,
заваленном нечистотами и мусором. Уж не попала ли она в западню?
   К счастью, она нащупала какую-то дверь, которая открылась.  В  помещении,
где она оказалась, было темно и сыро. Она  уловила  запах  вина  и  плесени.
Должно быть, это дворцовые службы рядом с винными погребами.
   Анжелика решила подняться наверх. Она обратится за помощью к  первому  же
караульному, которого встретит... Да, но король  прикажет  ее  арестовать  и
бросить в тюрьму. О боже, как же ей выбраться из этой мышеловки?
   Когда Анжелика добралась до  галереи,  куда  выходили  жилые  покои,  она
облегченно вздохнула. В нескольких шагах от себя, у дверей в покои принцессы
Генриетты, она увидела швейцарца, у  которого  недавно  спрашивала,  как  ей
выйти из Лувра. В ту же секунду она увидела и другое: по  галерее  навстречу
ей со шпагами в руках бежали шевалье де  Лоррен  и  Филипп  Орлеанский.  Они
знали, куда ведет единственный выход из дворика,  в  который  выпрыгнула  их
жертва, и теперь спешили перерезать ей путь. Нервы ее не выдержали, и она  в
ужасе закричала.
   Оттолкнув часового,  Анжелика  вбежала  в  гостиную  и  кинулась  в  ноги
принцессе Генриетте.
   - Спасите, принцесса, спасите, меня хотят убить!
   Даже пушечный выстрел не привел  бы  это  блестящее  общество  в  большее
смятение. Игроки повскакивали со своих мест и  с  изумлением  уставились  на
молодую женщину с растрепанными волосами,  в  мокром,  грязном,  разорванном
платье, которая так неожиданно нарушила их покой.
   Совершенно обессилевшая, Анжелика  озиралась,  как  затравленный  зверек.
Среди гостей она увидела маркиза д'Андижоса и Пегилена де Лоэена.
   - Мессиры, защитите меня! - умоляюще простонала она. -  Меня  только  что
пытались отравить. А сейчас гонятся за мной, чтобы убить.
   - Но где же они, ваши убийцы, моя  дорогая?  -  нежным  голосом  спросила
Генриетта Английская.
   - Там!
   Не в силах вымолвить больше ни слова, Анжелика указала на дверь.
   Все повернулись к двери. На пороге стояли брат короля Филипп Орлеанский и
шевалье де Лоррен. Они уже вложили свои шпаги в ножны, и  вид  у  обоих  был
сокрушенный.
   - Бедная Генриетта, - сказал Филипп Орлеанский, мелкими шажками подходя к
кузине, - я очень удручен инцидентом. Эта несчастная сошла с ума.
   - Я не сумасшедшая! Я повторяю вам: они хотят меня убить!
   - Но, дорогая, подумайте только, что вы говорите, - попыталась  успокоить
ее принцесса. - Тот, кого  вы  называете  убийцей,  не  кто  иной,  как  его
высочество принц Орлеанский. Посмотрите как следует.
   - Я достаточно на него  насмотрелась!  -  крикнула  Анжелика.  -  Я  буду
помнить это лицо всю жизнь.  Ведь  я  же  вам  говорю,  что  он  хотел  меня
отравить. Мессир де Префонтен, вы же честный человек, дайте мне какое-нибудь
лекарство, молока, наконец, ну хоть чего-нибудь против этого страшного  яда.
Умоляю вас... Мессир де Префонтен!
   Ошеломленный бедняга, что-то бормоча, бросился к ящичку с  лекарствами  и
протянул  молодой  женщине  коробку  с  пилюлями.  Она  поспешно  проглотила
несколько штук.
   В гостиной царило полное смятение.

***

   Филипп Орлеанский с искаженным от досады лицом пытался всех убедить.
   - Уверяю вас, друзья, эта женщина потеряла рассудок. Ведь все вы  знаете,
что ее муж сейчас в Бастилии,  он  обвинен  в.  страшном  преступлении  -  в
колдовстве! А  эта  несчастная,  завороженная  своим  ужасным  мужем,  хочет
доказать, хотя вина его очевидна, будто он невиновен. Его величество  тщетно
пытался сегодня переубедить ее, во время встречи с нею  он  проявил  столько
доброты...
   - Ох уж эта королевская доброта!  Королевская  доброта!..  -  ожесточенно
выкрикнула Анжелика.
   Еще немного, и она потеряет контроль над собой... Тогда ей конец!
   Анжелика закрыла лицо руками, стараясь успокоиться.
   Она слышала, как Филипп Орлеанский говорил голосом невинного юноши:
   - И вдруг у нее начался поистине дьявольский  припадок.  В  нее  вселился
бес.  Король  немедленно  вызвал  настоятеля  монастыря  августинцев,  чтобы
молитвами успокоить ее. Но она ухитрилась удрать. Чтобы  избежать  скандала,
его величество не отдал приказа страже схватить ее, а поручил  мне  отыскать
безумную и задержать до прихода монахов. Я в отчаянии,  Генриетта,  что  она
испортила вам вечер. Мне думается, самое благоразумное для  всех  вас  будет
продолжить игру в соседней гостиной, а я пока побуду с ней здесь, как  велел
мне брат...
   Словно сквозь туман, Анжелика видела, как редела толпа теснившихся вокруг
нее дам и придворных кавалеров.
   Встревоженные, боясь не угодить брату короля, они спешили удалиться.
   Анжелика протянула руки и, собрав  последние  силы,  попыталась  ухватить
пальцами подол платья принцессы.
   - Сударыня, - проговорила она беззвучным голосом, - вы не бросите меня на
погибель?
   Принцесса заколебалась и с тревогой взглянула на своего кузена.
   - О Генриетта, неужели  вы  сомневаетесь  во  мне?  -  трагическим  тоном
спросил он. - Разве мы не  поклялись  доверять  друг  другу,  разве  нас  не
соединят скоро священные узы?
   Белокурая Генриетта опустила голову.
   - Доверьтесь его высочеству, дорогая, я убеждена, вам хотят лишь добра, -
сказала она Анжелике и торопливо вышла из гостиной.
   Анжелика была словно в бреду и от страха не могла вымолвить ни слова. Все
еще стоя на ковре, преклонив колени, она повернулась к двери, за которой так
быстро исчезли придворные. Она увидела бледных как смерть Бернара д'Андижоса
и Пегилена де Лозена - они не решались выйти из комнаты.
   - А вы, мессиры, что  же?  -  пронзительным  голосом  крикнул  им  Филипп
Орлеанский. - Мой приказ в равной степени относится и к вам. Может быть, мне
доложить королю, что вздор сумасшедшей внушает вам больше доверия, чем слова
его родного брата?
   Понурив головы, д'Андижос и Пегилен неохотно вышли из гостиной.
   Это последнее предательство вдруг пробудило в Анжелике боевой дух.
   - Трусы! Трусы! О, какие трусы! - крикнула она и, рывком вскочив на ноги,
спряталась за спинку кресла.
   Ей чудом удалось увернуться от шпаги шевалье де Лоррена, но вторым ударом
он полоснул ее по плечу, и у нее хлынула кровь.
   - Андижос! Пегилен! Ко мне, гасконцы! - в неистовстве прокричала  она.  -
Спасите меня от северян!
   Дверь, ведущая в соседнюю гостиную,  резко  распахнулась.  С  обнаженными
шпагами ворвались Пегилен де Лозен и маркиз д'Андижос.  Они,  прислушиваясь,
стояли за приоткрытой створкой двери, и теперь у них уже не было сомнений  в
чудовищных намерениях брата короля и его фаворита.
   Одним ударом маркиз д'Андижос вышиб шпагу  из  рук  Филиппа  Орлеанского,
поранив ему кисть.
   Де Лозен скрестил свою