то, что знает Анжелика, что
она несет в себе на протяжении всей жизни. Эта тайна делает ее счастливой  и
заставляет светиться ее кожу, она вся пропитана любовью, все  ее  жесты,  ее
одежда. Тайна! Она, как обжигающий напиток, течет  по  ее  венам,  по  всему
телу. "Желанна ли я? Желанна?" - в голове ее стучала одна и та же мысль.
   Она вынуждена ответить на свой вопрос, и она ослабела перед надвигавшейся
определенностью. Сладострастная боль выворачивала наизнанку ее внутренности,
заставляла ее стонать, вызывала приступ тошноты. Она  чувствовала  на  своем
теле обжигающую и властную мужскую руку, ее плечи, спина,  талия  горели  от
его прикосновений. Его влажная ладонь скользила везде, подчиняла ее себе,  и
она опять подумала, что всегда ждала именно такой ласки, она  хотела,  чтобы
так ласкали  ее  обнаженное  тело.  Она  почувствовала  неудержимое  желание
сбросить с себя одежды, иначе она умрет. Только соприкосновение этой руки  с
ее кожей успокоит ее, возродит ее, вырвет  ее  из  лап  смерти.  "Один  лишь
раз... Один раз в жизни... чтобы знать, что я живая... Живая ли я?"
   - Да, конечно, маленькая  глупышка!  -  произнес  мужской  голос  как  бы
издалека, сквозь завесу тумана.
   Она не знала, что говорила вслух. Она стиснула зубы,  сдерживая  тошноту,
отбиравшую у нее все силы. Кровь стучала в висках, губы  болели,  язык  стал
твердым, как камень. Страх и желание, как два мощных потока,  захватили  ее.
Когда она поняла, что лежит  на  кровати,  совершенно  голая,  она  испытала
благодарность за то чудо, которое мощной  волной  захлестнуло  ее,  унося  с
собой все сомнения. Ловкие руки, ласкавшие ее, не оставляли ей ничего, кроме
огромного наслаждения,  к  которому  примешивалось  удовольствие  одержанной
победы.  Это  случилось!  Наконец-то  она  совершила  этот   ужасный   грех,
сладострастный грех! Она шагнула в огонь, разрушила мощную стену, о  которую
билась долгие годы. И все это произошло так легко, как будто море унесло  ее
на своих волнах и растворило в себе тяжесть ее тела.
   Как все просто! Как будто солнце засияло в ее сердце, душе, во всем теле.
   Она была свободна.
   Она стала женщиной, настоящей женщиной,  чья  красота  зовет  к  радостям
любви. Невозможно было не поверить в это, она красива  и  желанна,  ведь  он
любит ее, находит в этом удовольствие,  он,  обладатель  стольких  женщин  и
самой красивой среди них. Она плакала и смеялась, цепляясь руками за  что-то
твердое и влажное, и понимала, что это его тело, слитое с  ней,  его  мощные
плечи, его затылок, его мускулистые руки; увидев совсем близко его лицо, его
блестящие насмешливые глаза, она совсем потеряла голову. Он же внимательно и
настойчиво  ласкал  ее,  усиливал  ее   исступление   и   свое   собственное
наслаждение. Он целовал ее набухшие груди, и она почувствовала, что ее  тело
взорвется от восторга. Он вошел в нее и заполнил ее всю, так, что ей  трудно
было дышать.  Ее  тело  сотрясалось  беспорядочными  движениями,  как  земля
сотрясается в конвульсиях от подземных толчков. Это было прекрасно и  ужасно
одновременно! Теперь она может умирать!
   "Господи, благодарю тебя! Благодарю тебя за то, что такой  мужчина  живет
на этой земле!" Замирая, она почувствовала, как ею  завладела  страсть,  она
почти закричала. Ослепительный свет заполнил  все  вокруг,  она  изогнулась,
дрожа, едва не потеряв сознание; ее не покидало ощущение счастья, у которого
не было имени, счастья, которого она была лишена. Но теперь она познала  его
вкус, оно ворвалось в  ее  жизнь,  как  праздничный  салют,  чьи  сверкающие
огненные букеты вновь и вновь взмывают в небо и падают блестящим  дождем  на
землю. Неудержимая дрожь охватила все  ее  существо  и  внезапно  с  яростью
отбросила ее назад. Ее висок наткнулся на лепнину кровати,  и  она  потеряла
сознание.
   Придя в себя, она почувствовала на своих плечах шелковое покрывало  своих
волос. Она была наполовину одета и лежала на кровати,  в  изголовье  которой
она увидела графа де Пейрака,  одетого  с  ног  до  головы.  На  секунду  ей
показалось, что все ей приснилось, страх охватил ее при мысли, что нечего не
произошло между ними. Но наслаждение, разлившееся по ее телу, доказывало ей,
что пережитое в объятиях этого мужчины не было  сном.  Она  подняла  руку  и
потрогала рану на виске, она причиняла ей боль.
   - Как вы себя чувствуете, моя дорогая? -  спросил  он.  -  Я  должен  был
исполнять обязанности брата милосердия.
   Он объяснил ей, что приложил к ране холодный компресс,  чтобы  остановить
кровь, затем дал ей нюхательные соли, чтобы она пришла в себя.
   - Вот видите... - грустно сказала она, - я такая неловкая, даже в любви.
   Он смеялся и не спускал с нее глаз.
   -  В  вас  слишком  много  страсти,  моя  дорогая.  Вам  нужно  научиться
сдерживать пылких лошадей вашего наслаждения.
   - Вы думаете, что я настоящая женщина? - смиренно спросила она.
   Он снова расхохотался.
   - Слово чести, вы привели мне вес возможные доказательства этого факта.
   Она посмотрела  на  него,  потом  окинула  взором  комнату.  Сумерки  уже
прокрались в нее, на мебели отражались отблески  заходящего  солнца.  Пришло
время  уходить.  Он  помог  ей  одеться.  Теперь  она  стояла  рядом  с  ним
удивленная, что их тела были слиты друг с другом так недолго. "Слияние кожи,
дыхания, его властные руки, никогда больше это не повторится", - сказала она
себе.
   Но, уходя, она унесет с собой несметное богатство. Целый мир  отделял  ее
от запутавшейся женщины, которая  появилась  в  этой  комнате  вскоре  после
полудня. Она обожала этого мужчину. И он спас ее: от нее самой, от  безумия,
от самоубийства  и  от  падения  в  собственных  глазах.  Но  он  больше  не
принадлежит ей. И то, что она пережила с ним, никогда не повторится.
   - Нужно забыть, - сказала она, сжимая руки. - Вы забудете, не правда ли?
   - Ни в коем случае!  Забыть  это  -  значит  проявить  неблагодарность  к
небесам и к вашему очарованию.
   Сабина рассмеялась. Ответ доставил  ей  удовольствие  и  пробудил  в  ней
легкость  и  веселье,  свойственные  провансальцам.  Он  улыбался.  Как   он
улыбался!
   Она опустилась перед ним на колени. Она взяла его руки и начала  страстно
целовать их, прижимая к своим щекам, своим губам.
   - Благодарю, благодарю вас! Благодарю вас за то,  что  вы  не  похожи  на
других. У вас пылкое сердце, отзывчивое тело, вы не боитесь  греха.  Господь
вас благословит за это. Я знаю, без вас все для меня было кончено. Вы спасли
меня! Благодарю вас за то, что вы есть, за то, что в вас нет страха ни перед
чем.
   - Мне кажется, мадам, что вы пренебрегаете моим избавлением.
   Его это забавляло.
   Но она почувствовала его  снисходительность  и  то,  что  их  объединяло:
своеобразный сговор,  их  секрет.  Никогда  она  не  забудет.  Вставая,  она
подарила ему благодарный взгляд своих влажных черных глаз.  Она  никогда  не
забудет, как он сказал ей сегодня: "Вы очень красивая женщина!"
   Не в силах более добавить ни слова, она направилась к двери. Щеколда была
задвинута. Когда граф де Пейрак сделал это? Эта деталь доказала ей,  что  он
действительно хотел завладеть  ею,  сделать  ее  своей  любовницей.  Все  ее
сомнения рассеялись окончательно.
   - Мадам!
   Сабина обернулась, в ее взгляде был вопрос.
   - Не забудьте сходить на исповедь.
   - Вы просто дьявол! - воскликнула она, Она открыла дверь и  удалилась.  В
глубине души она смеялась, ведь впереди была целая жизнь и череда счастливых
дней.
   Не обращая внимания на порывы ветра, Сабина  вернулась  к  себе  в  замок
Сен-Луи, сбросила с себя все одежды,  спрятала  свое  разгоряченное  тело  в
одеяла и погрузилась в сладострастные мечты.
   - Что я наделала? Анжелика  мне  этого  не  простит.  Неожиданная  победа
ошеломила   и   опьянила   ее,   отбросив   все   пережитые   неудачи.   Она
восторжествовала над этой ослепительной блондинкой, которая вонзилась  в  ее
жизнь как меч и лишила ее земного рая... "Я была несправедлива! Как  я  была
глупа!" Ее безумная злопамятность крошилась, превращалась  в  пыль.  Лед  ее
сердца растаял под победными лучами ее триумфа. Правда, у ее триумфа не было
будущего, она это знала. Но ей уже  было  достаточно  того,  что  колдовской
круг, в который она себя упрятала, разбился на части...
   Ее одолела дремота, но  внезапно  она  пробудилась  при  мысли,  что  эти
неповторимо прекрасные часы, увы, слишком короткие, были лишь сном, и ничего
не произошло, и она снова  замурована  в  холодной  могиле,  в  плену  своих
демонов. Потом ее тело напомнило ей о себе: легкий жар  и  сладостная  боль,
едва уловимый стон жили в  ней,  шептали  ей,  что  у  страсти  есть  тысяча
оттенков и что только от нее самой, от податливости желаниям мужчины зависит
рождение страсти. Неважно, какого мужчины, с мукой сказала она себе, ведь  о
нем она не должна больше думать.

***

   То, что г-жа де Кастель-Моржа выходила из апартаментов графа  де  Пейрака
со словами "Вы просто дьявол!", не осталось незамеченным. Более  того,  рана
на ее виске породила в городе слух, что на этот раз граф дал отпор несносной
бой-бабе  и  ударил  ее.  Новость   приобрела   такой   размах,   что   даже
приближающаяся буря не могла остановить  ее,  она  быстро  достигла  Нижнего
города, поползла по маленьким кафе, появилась среди гуляк "Корабля  Франции"
и  добралась  до  ушей  г-на  де  Кастель-Моржа  в  тот  момент,  когда  он,
разгоряченный  многочисленными  возлияниями  и  прелестями  доброжелательной
кумушки, собирался продолжить свои амурные похождения и забрел в трактир.
   Ему даже не дали опомниться, друзья окружили  его,  разделившись  на  два
лагеря: одни сочувствовали,  что  его  жена  своими  действиями  вредит  его
карьере, другие предлагали вызвать графа де Пейрака,  осмелившегося  поднять
руку на его жену, на дуэль.
   Раздираемый желаниями отколотить свою супругу и отомстить за свою  честь,
Кастель-Моржа бросился вон из таверны, пьяный  от  вина  и  от  гнева.  Ночь
встретила его сверкающим снежным хороводом. Он выбрал самую короткую  дорогу
к замку Сен-Луи, ту, которая шла в гору, и, взобравшись на  вершину,  сломав
ограду и крышу соседки колдуна, он прошел мимо  его  логова  и  бросился  на
скалы, в заросли колючего кустарника и карликовых деревьев;  посыпался  град
булыжников и сломанных сосулек, лавина  снега  и  грязи.  Уносимый  каким-то
дьявольским потоком, без шляпы, в разодранных ботинках и пальто,  он  достиг
наконец дома губернатора.
   Два солдата несли караул на подступах  к  форту,  и  его  появление  было
воспринято ими как привидение.
   - Ты видел то, что я видел, Ла Флер? - спросил один из стражников.
   - Конечно, видел, - ответил другой, тараща глаза.
   - А что ты видел, Ла Флер?
   - Я видел нашего генерал-лейтенанта, он парил в небесах...
   Г-н де Кастель-Моржа ощупывал пораненными руками шершавые камни  рядом  с
террасой замка, затем он нашел маленькую дверь, проник в замок, пробрался  в
комнату,  где  начиналась  лестница,  ведущая  в  их  апартаменты,  в  обход
центрального вестибюля. Его окружила кромешная тьма, он с трудом выбрался из
нагромождения досок, снастей, каких-то деталей,  споткнулся  и  сильно  ушиб
ногу, ругая на чем свет стоит всех гасконцев и их безумных  самок,  а  также
эти дурацкие станки, которые бог знает для чего поставили именно сюда. Когда
он наконец добрался до спальни г-жи де Кастель-Моржа, он с трудом  сдерживал
ярость. Свет ночника освещал альков.
   В изумлении он  остановился.  На  широкой  кровати  спала  полуобнаженная
женщина, поразительная в своей красоте. Ритмичное дыхание плавно вздымало ее
грудь. Он не поверил своим глазам.
   Сначала он с ужасом решил, что сошел с ума,  потом  понял,  что  это  его
собственная жена, и тут же в нем  проснулись  все  его  обиды  и  страдания,
которые она ему причинила.
   В чем его вина, в том, что он всегда  любил  и  желал  эту  женщину?  Она
обрекла его на страдания, она оттолкнула его, он вынужден  был  прибегать  к
услугам проституток, хотя его вполне удовлетворило бы это  прекрасное  тело.
Она почувствовала его взгляд и открыла глаза. Сначала она не узнала  его,  в
лохмотьях, взъерошенного; он стоял у ее кровати и тяжело  дышал.  Затем  она
вспомнила о чуде - когда оно было, вчера или сегодня?  Жизнь  наградила  ее,
научив ее простым радостям любви и наслаждения. Все в ней преобразилось, она
была вновь готова  открыться  любви  по  первому  ее  зову.  И  она  уже  не
испытывала ненависти к тому, кто стоял сейчас рядом с ней. Это был  мужчина,
Мужчина, и его безумный взгляд больше не раздражал ее. Она поняла, что нужно
просто отдаться ему, ведь он здесь и он хотел ее.
   Она протянула к  нему  руки,  и  Кастель-Моржа,  даже  не  сняв  ботинки,
бросился на кровать. "Ай, моя нога!"
   Обнимая ее, он с удивлением обнаруживал в  этой  соблазнительной  женщине
новые прелести; он решил, что это неслыханное везение. Уж теперь-то  ему  не
понадобится больше по вечерам ходить в Нижний город.
   Вскоре все  заметили,  что  Сабина  де  Кастель-Моржа  обрела  счастливое
равновесие и спокойствие.  В  ее  отношениях  с  людьми  царило  терпение  и
легкость, заменившие ее обычную нервозность. Приступы гнева  исчезли  вовсе.
Г-жа де Меркувиль подозревала, что между супругами произошло  примирение,  и
более благородное  поведение  мужа  доказывало  это.  Фронтенак  скептически
высказывался: "Посмотрим, посмотрим! Чего только не бывает!"
   Сабина не обращала внимания на подобные разговоры.
   Она жила как растение, дождавшееся весны. Ночи дарили ей радость, а  днем
она щедро делилась своей нежностью  с  окружающими.  Кастель-Моржа  оказался
искушенным любовником, и ей так много нужно было наверстать.
   Иногда на ее шелковые  ресницы  набегала  слеза,  как  высшее  проявление
испытанных наслаждений и как тоска о потерянном  счастье,  ушедших  годах  и
мечте, слишком прекрасной и принадлежащей другой. Но жизнь обошлась с ней не
как мачеха, она оградила ее от бедствий  и  наградила  любовью.  Иногда  она
размышляла о той цепи таинственных событии, которые сделали ее счастливой, и
она благодарила за это Небеса.
   А когда она испытала некоторые угрызения совести,  она  пошла  в  храм  и
поставила свечку Господу, дабы искупить свои грех.

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
ПРОГУЛКА К БЕРРИШОНАМ

   На следующее утро опять похолодало, мороз  пощипывал  кожу,  а  лошади  в
нетерпении  ржали  в  ожидании  поездки   по   бескрайней   белой   равнине,
припорошенной только что выпавшим снегом. Анжелика  возвращалась  в  Квебек,
который спал вдали, как алмаз на вершине скалы.
   Анжелика и Гильомета проговорили почти всю ночь.  Гильомета  курила  свою
трубку, набитую  каким-то  особым  табаком,  от  которого  слегка  кружилась
голова.
   Она была странная, эта голубоглазая  Гильомета,  умная  и  такая  слабая,
когда по ночам воспоминания наплывали на  нее:  "Смотри,  смотри,  маленькая
колдунья, смотри, как горит в огне твоя мать..."
   - Моя мать была такой доброй, - рассказывала  Гильомета,  -  если  бы  ты
знала, она всем делала только добро, только добро!
   Когда ее повели к костру, она держала меня  за  руку,  но  вела  ее  я  и
поддерживала ее, ведь она сошла с ума.  Это  все  оттого,  что  ей  пришлось
вытерпеть, от пыток и допросов; ее заставляли признаться, и в  чем?  В  том,
что она продала душу Дьяволу, что  она  убивала  детей,  наводила  порчу  на
урожай. Я была маленькой, мне было всего семь лет, но я до конца была  рядом
с ней. Все, что она умела, она передала мне...
   Дым окутывал Гильомету, она затянулась, затем продолжила свой рассказ.
   - ...Они ненавидят нас... за добро, которое мы  делаем,  больше,  чем  за
зло. Все потому, что мы занимаемся не душами людей, а их телами, прекрасными
и больными... Для них все, что связано с телом, - грех.  В  каждом  человеке
живет священник. Священники убивают нас, жгут на  кострах.  Здесь,  на  моем
острове, я в безопасности.
   С того дня, как ее мать сожгли на костре,  и  до  ее  вступления  на  эти
берега  она  не  сохранила  в  памяти  ни  одного  прожитого  дня,   никаких
воспоминаний о странах, где она побывала, о том, чем она занималась.
   Здесь она начала  свою  жизнь  сначала,  вдохнула  восхитительный  аромат
кленовых почек, которые собирали индейцы и готовили из них  чудесный  отвар.
Повсюду распространялся медовый запах, прелестно-горьковатый, как поцелуй на
устах.
   Великое спокойствие этого острова и его отдаленность от тех мест, где она
страдала, исцелили ее от острой боли в сердце.
   Эта  грандиозная  страна,  не  имеющая  прошлого,  действовала   на   нее
умиротворяюще. Вдали вставал Квебек, похожий на сон, он не пробуждал  в  ней
никаких отрицательных эмоций.
   Череда дней и времен года захватила ее, действуя  как  бальзам  на  душу,
снег обволакивал ее нежностью, а бури  защищали  и  укрывали.  Когда  стояла
ясная погода, ее охватывала безумная радость, зима дарила  ей  свои  краски,
серовато-перламутровые или розовые, а иногда бледно-голубые.
   Она пугалась ирокезов меньше, чем собственных воспоминаний, а к людям она
относилась с большим страхом, чем к собственному одиночеству.
   Ей нравились индейцы, их простая жизнь напоминала ей, как она  далеко  от
Старого Света.
   Женщины, за которыми она ухаживала, удовольствия от  собственного  труда,
аромат трав, любовь молодых парней, возможность делать кого-либо  счастливым
- все это постепенно успокаивало ее мятежную душу.
   Анжелика смотрела на  высокую  женщину  с  необычайно  голубыми  глазами,
стоящую  на  берегу  в  лучах  солнца,  и  внезапно  она  ей  напомнила  эту
англичанку, миссис Уильямс. Правда, та была  непреклонной  пуританкой  и  не
могла себе позволить даже кружевной чепец; Гильомета позволяла себе все.
   Она могла долго скакать верхом по бескрайней белой долине. Весной,  когда
спадали морозы, она надевала высокие мужские сапоги и  шла  освобождать  ото
льда свою лодку вместе с молодыми парнями, смелыми и крепкими.
   - А как же он? - внезапно спросила Анжелика. - Человек, которого я люблю?
Ты мне ничего не рассказала про него.
   - Я его совсем не знаю, - ответила колдунья и, улыбнувшись, отвернулась.
   - Но ты могла бы догадаться, ведь в нем столько силы и энергии.
   - Вряд ли это возможно. Вокруг него так много неясных мне предметов.
   Она задумалась, глядя  на  город,  в  ее  выражении  лица  была  какая-то
отстраненность, она улыбалась. "Ты счастливая женщина",  -  прошептала  она.
Потом на ее лицо набежала тень, и она через силу произнесла:
   - Не нужно ему ездить в Прагу!
   - В Прагу! - повторила ошеломленная Анжелика.
   - Да, Прага!.. Город... Неужели ты такая невежда?
   Затем, чтобы рассеять бесполезную тревогу, зародившуюся в душе  Анжелики,
она погладила ее по щеке, успокаивая и прогоняя набежавшие опасения.
   - Малышка, ничего не бойся!.. Это еще так далеко.  И  возможно,  что  это
никогда не произойдет... Но ты знай, ты всегда  будешь  самой  сильной.  Это
написано на твоем лбу. А теперь иди, Прекрасная Анжелика!..
   В Квебеке Анжелику постигло разочарование, она узнала, что граф де Пейрак
уехал в Силлери.
   Ефрозина  Дельпеш,  следившая  за  г-жой  де  Кастель-Моржа,  когда   она
ворвалась в замок Монтиньи в состоянии, близком к  истерии,  а  затем  вышла
оттуда с раной на виске, была должным образом  наказана  за  свою  постыдную
слежку: она отморозила себе нос.
   Бегая за советами к соседям, врачу и  сестрам  милосердия,  которые  лишь
качали головой, она наконец  решилась  отправиться  к  г-же  де  Пейрак;  по
слухам, у нее были "чудесные средства".
   Анжелика только что вернулась  из  поездки  на  остров  Орлеан,  где  она
встречалась с колдуньей, факт этот лишь укреплял надежду  Ефрозины  получить
лекарство от беспокоящих ее болей.  Нос  ее  распух,  а  по  цветовой  гамме
представлял собой смесь голубого, красного, желтого, зеленого и  фиолетового