дочь умрет (англ.)> - прошептала она.
   Днем Анжелика увидела, что индеец - хозяин маленькой Роз-Анн -  сидит  на
камне у очага один и курит свою трубку.
   Она присела напротив него.
   - Ты когда-нибудь видел, как подпрыгивает гора? спросила она  индейца.  -
Ты когда-нибудь видел, как зеленая  гусеница  спускается  с  неба  и  звезды
дождем падают на землю?
   Индеец, казалось, заинтересовался: это выразилось в том, что зрачки  чуть
повернулись в щелках его полуприкрытых век. Но  Анжелика  умела  разгадывать
мимику индейцев и не дала обескуражить себя каменным выражением его лица.
   - А вот ирокезы видели. И уткнулись лицом в землю.
   Индеец - его звали Скванто - вытащил изо рта наконечник трубки и  подался
вперед.
   - Если ты тоже увидишь это зрелище, - продолжала Анжелика, -  ты  сможешь
рассказать о нем своим братьям, и зачем тогда тебе твоя пленница, все и  без
того станут завидовать тебе, поздравлять с успехом.  Поверь  мне,  она  тебе
вовсе не нужна. Такое зрелище, если его устроят для тебя одного, стоит того,
чтобы ты согласился продать нам свою пленницу. Тем более ты ведь знаешь, она
не вынесет дороги, умрет. Ну, что ты на это скажешь?
   Соблазнительные, вероломные речи Анжелики вызвали спор  между  Скванто  и
его товарищами, и спор этот чуть было не перешел в потасовку. Другие индейцы
завидовали Скванто. Почему это он один увидит такое волшебное зрелище?  И  в
то же время ни один из них не хотел расстаться со своей добычей. Это вызвало
у индейцев душевный разлад. Жоффрей де Пейрак примирил их, сказав, что  если
Скванто, один из них, сможет увидеть  зрелище,  то  они,  не  лишаясь  своей
добычи, смогут коечто услышать и поведать своим соплеменникам о том, что они
слышали. А Скванто им расскажет, что он увидел. Кстати, и для канадцев  тоже
будет совсем неплохо, если они узнают, что происходит в Вапассу.
   В сумерки Скванто повели через перевал на другую сторону горы. И  там  он
увидел, как скала вдруг раскрылась и с  ужасающим  грохотом  выплюнула  свои
внутренности. А когда  наступила  ночь,  три  или  четыре  петарды,  которые
великолепно взлетели, несмотря на влажный воздух, завершили этот ослепляющий
обман. Скванто вернулся к своим собратьям, и  на  лице  его  было  такое  же
выражение, как у Моисея, когда он спустился с горы Синай.
   - Да, я видел, как звезды упали с неба!

***

   На  рассвете  следующего  дня  миссис  Уильям   поцеловала   лежавшую   в
беспамятстве, но спасенную дочь,  чтобы  больше,  возможно,  не  увидеть  ее
никогда.
   Она объяснила Анжелике, где находится  поселение  Брансуик-Фоль,  что  на
реке  Андроокоггин,  там  живут  бабушка  и  дедушка  девочки.  Может  быть,
когда-нибудь  удастся  переправить  ее  к  ним.  Потом,   прижав   к   груди
новорожденную, миссис Уильям  мужественно  последовала  за  своими  суровыми
стражами.
   Анжелика смотрела, как под  тихим  мелким  дождиком  удаляется  маленькая
группа. Мгла и туман блуждали по поверхности озер. Вершины деревьев на плато
заволакивались набухшими влагой тучами. Индейцы  и  их  пленники  шли  вдоль
озера. Пятилетнего мальчика  нес  его  хозяин  -  индеец.  Двенадцатилетнего
Самюэля  Догерти  снова  нагрузили,  словно  осла.  Его   отец   поддерживал
хромающего Уильяма.
   Женщины, теплее одетые и лучше обутые,  несли  на  руках  своих  малышей.
Анжелика  напичкала  лекарствами  крикливого  мальчугана,   которого   звали
Корнелием, чтобы он не плакал, и дала его матери бутылочку микстуры с собой.
   Обе пленницы, подняв головы, мужественно  зашагали  вперед,  стараясь  не
отставать от шедших мягким и быстрым шагом индейцев,  чтобы  не  вызвать  их
недовольства. Видно было, как они углубляются в лес,  исчезая  в  зеленеющей
листве, словно погружаясь в какое-то пасмурное, пористое, мокрое чрево.

Глава 2

   По мере того как весна вступала в свои права,  в  форт  Вапассу  отовсюду
потянулись индейцы. Они без всякого стеснения входили в дом, бросали на стол
меха, бесцеремонно располагались на кроватях в заляпанных грязью  мокасинах,
дымили своими трубками. Они требовали "огненной воды" и повсюду совали  свой
нос. Все это просто в отчаяние приводило госпожу Жонас.
   Меховая лихорадка постепенно захватывала даже самых  равнодушных.  Пейрак
все время твердил, что эта торговля нежелательна для него и как  бы  выгода,
которую они получат от нее, не обернулась вскоре ловушкой для них самих.  Он
хорошо знал, что для французов из Новой Франции  есть  две  священные  вещи:
крест и монополия на бобров, и  считал,  что  не  следует  вызывать  к  себе
неприязнь со стороны губернатора Квебека торговлей, в которой  он,  граф  де
Пейрак, не нуждается. Но совсем отказаться от нее было  трудно.  Торговля  -
весенняя болезнь в Америке. Каждую весну она трясет людей, словно лихорадка.
   И действительно, как устоять перед неповторимой прелестью этих  роскошных
мехов, как устоять перед девственной белизной горностая, перед мягкой нежной
выдрой, перед блестящим, пленительным мехом норки  или  серебристой  лисы  и
особенно перед темно-коричневым золотом  бобров  -  потрясающая  картина!  -
иногда шириною десять дюймов или, наконец,  перед  шкурой  черного  медведя,
волка, розовой ласки, полосатого скунса...
   Появились в Вапассу и  канадские  трапперы  -  в  их  числе  и  Ромен  де
Л'Обиньер, - нагруженные шкурами, которые  они  добыли  в  горах  на  другом
берегу реки Святого Лаврентия.
   Они отважились на  такое  путешествие  тайком,  чтобы  просить  графа  де
Пейрака быть посредником и продать их  меха  в  английских  или  голландских
городах, чего они не могли сделать сами, боясь, что соотечественники обвинят
их в предательстве. Но они знали, что таким путем заработают вдвое и то, что
они получат у англичан в обмен, будет лучшего качества и в два раза дешевле,
чем в Канаде. Так что их прибыль возрастет в четыре раза, если они  продадут
свои меха не в Квебеке.
   Граф согласился сыграть роль посредника, но  -  услуга  за  услугу!  -  с
условием, чтобы и они помогли ему и в случае надобности были бы по отношению
к нему дружественны.
   После прихода Л'Обиньера Элуа Маколле не  смог  дольше  терпеть.  Вапассу
весь был пропитан запахом меха,  зверей,  и  Маколле  чувствовал  себя,  как
старый боевой конь, который слышит призывные звуки труб и барабанов.
   Он снял со ствола березы кору, сшил ее, набил обручи,  приладил  все  как
следует,  заделал  дыры,  и,  закончив  сооружать  свою   небольшую   лодку,
взгромоздил ее себе на голову и отправился на поиски водного  пути,  который
донес бы его до реки Сен-Франсуа, а оттуда - в земли Утауэс. Анжелика и дети
гурьбой проводили его довольно далеко, сколько могли,  и,  когда  он  весьма
проворно бросился в стремительный водоворот реки,  долго,  прощаясь,  махали
ему вслед.
   Маленькая англичанка  Роз-Анн  уже  поправилась.  Это  была  высокая,  но
хрупкая, бледная девочка, которую цветущий  вид  Онорины,  казалось,  пугал.
Онорина покровительственно звала ее малышкой, хотя Роз-Анн была в  два  раза
старше ее. Девочки прекрасно находили общий язык, играя  в  куклы  и  часами
готовя для заморских принцесс микстуры, которые затем поглощал Ланселот.
   Анжелика заметила, что Кантор перестал изводить Онорину и временами  даже
проявлял к ней доброе внимание. Он целыми днями, а случалось, даже и  ночами
пропадал в горах, где бродил в сопровождении своей маленькой росомахи. И его
отец не препятствовал  этому.  Возвращаясь,  Кантор  рассказывал  любопытные
истории о своих ночных прогулках и обещал  Онорине  как-нибудь  взять  ее  с
собой на ночь, чтобы она  при  свете  луны  посмотрела  на  волчью  семью  с
волчатами. Он стал более разговорчив, охотнее делился своими мыслями.
   - Я люблю волков, - говорил он, - они  чувствительные,  умные.  Собака  -
животное свирепое.  А  волк  -  нет,  только  когда  он  защищается.  Собака
рассчитывает на человека. Волк - нет. Он знает, что он один, что у него  нет
друзей.
   Повсюду в окрестностях форта возникали индейские  типи,  слышались  крики
детей, лай собак, вились неторопливые дымы очагов.
   В один прекрасный день в Вапассу  появился  величественный  Пиксарет.  Он
прошествовал по берегу озера, гордо потряхивая перьями ворона, что вместе  с
нитями жемчуга украшали его голову, и, улыбаясь, вошел во  двор,  бросая  по
сторонам надменные взгляды. Казалось, он даже  не  заметил,  какое  волнение
вызвал его приход, и прямо прошел к мужчинам, которые так же, как и Анжелика
с Эльвирой, находились во дворе. В знак сердечного приветствия индеец поднял
руку с раскрытой ладонью. Потом он протянул плотнику Виньо что-то  странное,
что они сначала приняли за кусок меха, нечто вроде грязного хвоста ондатры.
   - Хотите скальпы ингизов?.. Скальпы англичан?
   Эльвира, чувствуя, что ее мутит, поднесла руку к губам и убежала.
   - Хотите скальпы ингизов? - повторил индеец. - Они целые. Я сам снял их в
Джемстуке с голов этих нечестивых койотов, которые  предали  господа  нашего
Иисуса Христа... Хотите повесить  это  над  вашей  дверью?  Если  вы  добрые
христиане...
   И,  расхохотавшись  в  лицо  растерявшимся  мужчинам,  вождь  патсуикетов
оборвал себя на полуслове, круто повернулся и ушел, как и  появился,  полный
надменности, потрясая на вытянутой руке своими гнусными трофеями.
   В начале июня прошел слух, будто на лодках по реке  Кеннебек  поднимается
вооруженный отряд. Они уже долго жили  слишком  спокойно.  Они  даже  иногда
смеялись, вспоминая, что возомнили себе, когда устраивались на зиму в форте:
думали, что не увидят ни одной живой души в  течение  долгих  месяцев.  Кто,
мол, осмелится пересечь эти таящие смерть пустынные  пространства?  Но,  как
оказалось, канадские французы осмеливаются на все.  Вот  что  узнали  жители
Вапассу за минувшую зиму. Зимой им, отрешенным  от  всего  мира,  отнюдь  не
пришлось скучать. Их навещали. И уж теперь, когда у них  с  избытком  сил  и
достаточно пороха и пуль, изготовленных на руднике, пусть приходят! Теперь у
них есть все, чтобы принять непрошеных гостей...
   Но  вскоре  по  некоторым  подробностям,  сообщенным  индейцами,  которые
принесли эту весть, выяснилось, что речь идет о  наемниках,  которых  набрал
Курт Риц, доверенное лицо Жоффрея де Пейрака. Граф с этой целью оставил  его
в Новой Англии.
   Волнение сменилось  заботами.  Никола  Перро  ушел  с  эстафетой,  а  все
остальные принялись спешно сооружать помещения, где могли  бы  расположиться
наемники. Спустя несколько дней появился посланец Никола Перро.
   - Они идут!.. Они идут!
   Не выдержав, все устремились навстречу. Жители Вапассу и  индейцы  бежали
вдоль берега. Когда они достигли конца третьего озера, из зеленых  зарослей,
совсем рядом с низвергающимся в пучину водопадом, показался  первый  путник.
Он был в стальных латах, плечистый, похожий на германца, с жесткими волосами
и светлыми глазами под кустистыми бровями - типичный  наемник,  каких  можно
встретить на полях сражений в Европе, ступающий по земле Нового  Света.  Они
окружили его и с волнением приветствовали. Он ответил по-немецки.
   Затем во главе с Никола Перро появились и  остальные.  Их  было  тридцать
человек: англичане, шведы, германцы, французы и швейцарцы, ирландцы.
   Жоффрей де Пейрак сразу заметил, что самого Курта Рица среди них  нет,  а
ведет  отряд  его   верный   друг   лейтенант   Марсель   Антин.   Это   был
швейцарец-дворянин  из  французского  кантона.  Он  приветствовал  графа  де
Пейрака и передал ему  довольно  пухлое  послание,  в  котором,  сказал  он,
объясняется отсутствие их командира Рида. Что же касается его самого, то  он
взял на себя его полномочия и счастлив, что исполнил порученное ему дело. Он
сказал также, что одна парусная лодка отправилась  по  реке  одновременно  с
ними, другие последуют за ней. Провизия уже отправлена с его людьми,  и  еще
каждый из тех, кто пришел с ним, принес с собой по бочонку водки  или  вина,
предназначенному для праздника по случаю их прибытия.
   На вопросы де Пейрака о Рице, не заболел ли  он,  не  ранен  ли,  Марсель
Антин уклончиво ответил, что объяснение содержится в письме,  которое,  если
мессир граф пожелает, они вместе обсудят позднее.
   Жоффрей де Пейрак согласился с его предложением. Не надо  ничем  омрачать
радость первых часов встречи!
   В Вапассу на просторной поляне, неподалеку от  лагеря  индейцев,  их  уже
ждали длинные столы на козлах.  И  вот  на  глазах  у  оторопевших  индейцев
начался пир. Анжелика ходила от одного стола к другому, присаживалась  около
новичков,  расспрашивала  их,  стремясь  перекинуться  хотя  бы  несколькими
словами с каждым.
   Ее сердце ликовало. Гимн радости звучал  в  ее  душе.  "Мы  победили,  мы
победили", - думала она.
   А  со  старожилами  Вапассу   она   обменивалась   радостными   взглядами
сообщников. И когда она проходила мимо этих людей, ставших ей за зиму такими
близкими, она крепко жала руку каждому из них. Ей хотелось обнять всех, даже
Кловиса, и со слезами на глазах благодарить их. Она  вспомнила  слова  мужа,
сказанные ей в те дни, когда они еще только готовились к зимовке в  Вапассу,
слова, которые он  произнес  тогда  с  таким  убеждением,  что  заставил  ее
поверить в их правоту: предстоящая зима покажет, чего стоит каждый из них.
   И вот зима осталась позади. Они все здесь, живые.  Каждый  из  обитателей
Вапассу доказал за эти месяцы, чего он  стоит,  даже  женщины  и  дети!  Все
остались верными самим себе и тому, кто предложил им тогда держать пари, что
они выживут. И теперь к ним пришла победа.
   Да, победа, потому что тридцать солдат - это  сила  в  Новом  Свете,  где
большинство  крепостей  могут  похвастаться  всего  лишь  пятью  или  шестью
защитниками. Кто отныне  сможет  одержать  верх  над  фортом  на  Серебряном
озере?..  Завтра  наемники  возьмутся  за  работу,  будут  валить   деревья,
воздвигнут неприступные крепостные стены.
   Победа!
   Ведь если взвесить все, то, когда они высадились здесь, в этой обманчивой
- ибо она казалась пустынной - Америке, чем могла она устрашить их? Шесть  с
небольшим тысяч канадцев на севере, около двухсот  тысяч  англичан  на  юге,
живущих на побережье и в устье больших рек, на западе двести тысяч ирокезов,
дружески настроенных по отношению к англичанам, и почти столько же союзников
Новой Франции на востоке - абенаков, алгонкинов и гуронов.
   На первый взгляд повсюду - полчища врагов, но на самом деле они  были  не
так уж страшны, потому что страна огромная  и  весь  этот  разрозненный  мир
белых и красных находился в постоянных раздорах, которые ослабляли и  тех  и
других.
   Вот  почему  шестьдесят   человек,   полных   решимости   отстоять   свою
независимость, являли собою непобедимую силу, ибо дух господствует над всем.
Канадцы из Новой Франции уже доказали это, когда они, невзирая на то что  их
в тридцать раз меньше, сумели подчинить себе весь север  Америки  вплоть  до
Нью-Йорка, а скоро,  возможно,  доберутся  и  до  Китайского  моря.  Сегодня
Жоффрей де Пейрак утвердил свою свободу и свою независимость!
   Когда поднялась луна, они снова вернулись к праздничному  столу.  Индейцы
тоже получили свою долю и включились в общее веселье.  До  глубокой  ночи  в
Вапассу продолжалось пиршество - пили,  пели,  танцевали  под  звуки  гитары
Кантора  и  неистовой  скрипки  одного  из  наемников-ирландцев.  Из  лагеря
индейцев доносились удары барабанов, черепашьих погремушек, звуки фарандолы,
бурре и тарантеллы, которую, жонглируя кинжалами, танцевал Энрико Энци.
   Три женщины Вапассу не могли пожаловаться на нехватку кавалеров. Анжелика
и Эльвира переплясали в этот вечер все танцы французских провинций,  и  даже
госпоже Жонас пришлось исполнить ригодон.
   И прибрежные скалы изумительным эхом отражали  смех  и  песни,  музыку  и
хлопки, а луна нежно смотрела сверху на три озера.
   Почти сразу после полуночи Анжелика вернулась в форт. За ней послал  муж.
Она нашла его в их спальне подле искусно выделанного кожаного мешка, который
в числе прочих вещей  принесли  наемники.  Жоффрей,  приоткрыв  его,  достал
оттуда  роскошное  платье  из  голубого  атласа  с  филигранным   серебряным
воротничком. Он приказал привезти  это  платье  из  Голдсборо.  А  для  него
привезли костюм из зеленого бархата и все, что необходимо к нему.
   Анжелика надела платье почти с робостью. Когда они оба вышли из форта  на
мыс, громкий приветственный возглас  разнесся  над  поляной,  где  собрались
вместе белые и индейцы. В этом крике слышались и гордость, и удовлетворение,
и восхищение успехом, и чистосердечная любовь к супружеской чете, что стояла
там, на мысе, и с улыбкой смотрела на своих сподвижников.
   В свете луны платье  Анжелики  выглядело  серебряным,  а  ее  ниспадающие
волосы - цвета светлого золота.
   - Черт возьми, - сказал один из французов, который уже подружился с Жаком
Виньо, - ты все  твердишь  о  какой-то  принцессе!  Если  когда-нибудь  я  и
сомневался, что у вас здесь есть такое чудо...
   - Она не принцесса, - оборвал его плотник, с презрением глядя на него,  -
она королева!..
   Он смотрел на Анжелику, которая подходила к ним, опираясь на руку Жоффрея
де Пейрака.
   - Наша королева! - тихо сказал он. - Королева Серебряного озера!

Глава 3

   В эту ночь в объятиях  Жоффрея  де  Пейрака  Анжелика  вкусила  любовь  с
чувством какой-то веселости и легкости, чего, казалось ей, она не испытывала
со дней юности. По сияющей  улыбке  Анжелики  Пейрак  догадывался,  что  она
наконец освободилась от оков, слишком долго сдерживавших  непосредственность
ее порывов. Их наслаждение было обновленным.
   Под сенью деревьев начинали петь птицы. Светало. На берегах озер  кое-где
еще виднелись огни - там горело несколько  костров,  вокруг  них  сидели  со
своими трубками мужчины. В маленькое оконце доносился шум леса и воды.
   Эта грубая, неприхотливая кровать была  челном,  который  перевез  их  на
другой берег зимы. Здесь Анжелика спала в такой тесной близости к мужу,  что
иногда ощущала на своей щеке его дыхание и запах его кожи преследовал ее  во
сне, а едва проснувшись, она чувствовала, как он губами  нежно  касается  ее
губ. Нечто неуловимое, жаркое, нежное. Ее исцеление  началось  с  этого  сна
любовников.
   Сегодня они вновь отыскали нить Ариадны и вновь обрели то, что пятнадцать
лет назад было прервано костром  инквизиции  и  гонением,  которому  подверг
графа де Пейрака король Франции.
   Только на следующий день Жоффрей де Пейрак прочел  письмо.  Оно  было  от
мэтра Берна. Торговец-рошелец сообщал новости о колонии  Голдсборо,  о  том,
как провели они зиму. В общем, зима прошла хорошо, писал он, но не  обошлось
без неприятностей: недавно  в  бухте  появился  пират  по  прозвищу  Золотая
Борода. Преследуемый по пятам то одними, то другими, он укрылся на островах,
и вот он-то черт знает чего ради похитил этого самого  Курта  Рица,  который
только что прибыл в порт со своими людьми.
   Несмотря на этот досадный инцидент, Маниголь и Берн приказали  наемникам,
прибывшим из Новой Англии на одном из небольших судов графа, продолжить свой
путь, как было задумано, в верховья Кеннебека, поскольку  мессир  де  Пейрак
может нуждаться в подкреплении. Но оба они  надеются,  что  граф  де  Пейрак
приедет, чтобы лично отрегулировать вопрос с  пиратом,  а  заодно  и  прочие
вопросы.
   В постскриптуме Берн добавлял,  что  жена  его  Абигаель  чувствует  себя
хорошо и к лету ждет ребенка. Она немножко побаивается этого момента и очень
надеется, что госпожа де Пейрак будет рядом с нею,  когда  ей  придет  время
родить. Если бы госпожа де Пейрак могла сопровождать своего  супруга  в  его
поездке в Голдсборо, все они были бы чрезвычайно счастливы...
   Граф долго пребывал в задумчивости.
   "Что все это означает?" - спрашивал он  себя.  Странное  похищение  Курта
Рица не выходило у него из головы. И хотя пиратские налеты были привычны для
тех, кто жил на поб