с ней и о тебе.
  - Премного благодарен, госпожа графиня, - смиренно произнес Аристид,
- коли вы за это дело взялись, у меня на душе полегче стало. С вами
известно как дела идут: под барабанный бой - и вперед, не будь я Дырявый
Живот!
  Он заговорщически подмигнул ей. Его фамильярность по отношению к
герцогине де Модрибур покоробила Анжелику, но надо было помнить, кто стоит
перед ней: выходец из простонародья, член берегового братства, без чести и
совести, без Бога в душе и родной души на земле, для которого правила
приличия навсегда останутся тайной за семью печатями.
  Кроткая Мария сказала, что герцогиня де Модрибур предается молитве.
Но едва заслышав голос Анжелики, та вышла из закутка, где молилась.
  - Я принесла вашу одежду, кроме верхнего платья, - сообщила Анжелика.
  Амбруазина задержала взгляд на желтой юбке, на красном лифе,
вздрогнула и движением руки оттолкнула их.
  - Нет, нет, это невозможно!.. Я предпочитаю ходить в этом черном
платье. Пожалуйста, оставьте его мне. Я ношу траур по этому кораблю и по
тем несчастным, что погибли столь злополучно и без покаяния!..
Воспоминания о той ужасной ночи беспрестанно преследуют меня. Я задаю себе
вопрос: какой знак послал нам Господь этим кораблекрушением, что промысел
божий уготовил нам... Сегодня 22 июля, мы должны были быть уже в Квебеке,
и я могла бы наконец обрести мир, молясь в келье. Некогда меня очень
влекло к монахиням ордена феянтинов, ибо устав их суров; я удалилась к ним
в монастырь, когда овдовела. Они сродни урсулинкам. Я чувствую, что мне
будет там покойно. Этот орден мне ближе всех остальных, они наставляют
паству в беседах, более других созвучных тем, которые Господь вел с
уверовавшими на земле нашей грешной. Почему.., о, почему не привел он меня
в сие тихое пристанище, но забросил на эти дикие, мрачные берега?
  Она казалась растерянной, словно ребенок, и огромные глаза ее
устремлялись тревожно и вопрошающе то на Анжелику, то на видневшиеся через
приоткрытую дверь нестерпимо голубой горизонт и испещренное белыми
бурунами море.
  Внутри этого деревенского, скудно обставленного дома было жарко. В
глинобитном полу кое-где попадалась крупная галька. Поселенцы в Америке, в
своем стремлении построить жизнь заново на новой земле, уже притерпелись к
этой убогости, но вся ее неуместность и жестокость вдруг проступила рядом
с этими двумя женщинами. Наследницы знатных древних родов, с их
аристократической красотой, самим рождением, казалось, предназначенные для
того" чтобы блистать, в роскошных туалетах при королевском дворе, среди
всеобщего поклонения, осыпаемые почестями и драгоценностями, - встретились
здесь...
  Действительно, любой беспристрастный наблюдатель бы подивиться
безумию взбалмошной судьбы, решившие забавы ради, соединить их в этом
заброшенном краю, каждый прожитый миг требовал от человека нечеловеческих
усилий и все-таки не приносил уверенности в том, ч удастся дожить до
завтра.
  Амбруазина де Модрибур с ее восприимчивой натурой и глубиной души
прониклась этим подспудным ощущением; ее беспокойство и подавленность были
столь велики, что на какой-то миг они передались и Анжелике. Но у графини
де Пейрак был свой магнит, своя точка притяжения - присутствие человека, с
которым она связала свою жизнь, это стало ее пристанищем и ее надеждой.
Уже очень давно для нее не существовало вопроса - а не лучше ли ей было бы
остаться в Европе.
  Однако она могла понять смятение молодой женщины, подавленной
бременем своей ответственности, оказавшейся здесь без надежной опоры, без
привычной ей религиозной среды.
  Анжелика положила одежду на один из тюфяков, набитых сухими
водорослями, - они лежали вдоль стен и предназначались для королевских
невест.
  - Не тревожьтесь, - сказала она, - и не размышляйте слишком много о
том, чего вам здесь не хватает. Скоро вы уже будете в Квебеке, у урсулинок.
  - Ах, если бы я только могла слушать мессу...
  - Пожалуйста, уже завтра утром! Морем к нам занесло целый сонм
священников.
  - Я так давно, уже несколько недель, не слушала мессу. Я всегда
обретаю в ней утешение.
  - Разве у вас на борту не было капеллана? - поинтересовалась Анжелика.
  Рассуждение герцогини о людях, умерших без причастия, напомнило ей,
что среди трупов, выброшенных морем на берег, не было ни одного в сутане
или в монашеской рясе.
  По зрелом размышлении, для корабля, снаряженного с религиозной
миссией под попечительством человека столь набожного, как госпожа де
Модрибур, это казалось довольно странным.
  - Был, - ответила герцогиня глухо, - у нас был преподобный отец
Кентен. Ораторианец, которого мне порекомендовал мой духовник. Пылкая
душа, жаждавшая посвятить себя спасению дикарей. Посудите же, какое
проклятие висело над нашим путешествием: несчастный утонул неподалеку от
Новой Земли! Стоял густой туман. Мы столкнулись с огромной льдиной. Весь
экипаж кричал: "Боже, сохрани нас, мы погибли!" Я своими глазами видела
эту ужасную льдину. Она была так близко к нам, что мы слышали ее треск.
Туман помешал нам увидеть ее вершину...
  Казалось, Амбруазина вот-вот потеряет сознание. Анжелика придвинула к
себе скамейку, села и знаком пригласила сесть герцогиню.
  - А отец Кентен? - спросила она.
  - Он исчез как раз в тот день. Никому не ведомо, что произошло. Я до
сих пор вижу эту чудовищную льдину, вижу, как она проплывает мимо,
чувствую ее ледяное, смертельное дыхание. По-моему, там собирались
дьяволы, они-то и направили ее против нас...
  Анжелика подумала, что "благодетельница" женщина, конечно, ученая,
набожная и богатая, но слишком впечатлительная для подобных путешествий,
всегда исполненных тягот и опасностей. Ее духовник дал ей дурной совет,
или же он по ошибке почитал ее Жанной Манс "Жанна Манс (1606 - 1673) -
прибыла в Канаду вместе с Полем Мезонневом, основателем Квебека, где
создала первую в Канаде больницу." либо Маргаритой Бургуа - эти отважные
женщины были знамениты во французской Канаде, и на их счету было уже не
одно странствие через океан. Но скорее всего, этот иезуит - а он наверняка
был иезуитом - захотел использовать на благо миссий в Новой Франции,
опекаемых Орденом, мистическую экзальтацию несчастной, хотя и слишком
богатой молодой вдовы.
  В сердце Анжелики зародилась жалость, и она упрекнула себя за
раздражение, испытанное ею, когда герцогиня читала лекцию о приливах и
лунном притяжении.
  Амбруазина сидела в своем черном платье, сцепив руки на коленях, и
перед ее взором, казалось, проносились какие-то скорбные видения; пышные
черные волосы, обрамляющие тонкое, словно из хрупкого фарфора, лицо,
делали ее как никогда похожей на сироту-инфанту.
  Анжелика стала лучше понимать, сколь велико одиночество, окружающее
эту женщину. Но как помочь ей, если жила она в особом мире, ею самой для
себя созданном?
  - Где вы сели на корабль?
  - В Дьепе. Когда мы выходили из Ла-Манша, была опасность, что нас
захватят испанцы или дюнкеркцы. Я и не знала, что моря так ненадежны...
  Она спохватилась, тряхнула головой, ее бледное лицо озарила улыбка.
  - Должно быть, я кажусь вам смешной.., оттого, что я так всего
пугаюсь, словно ребенок?.. Вы прошли через такие превратности судьбы и все
же излучаете безмятежность и радость, в вас столько силы, хотя вы не раз
смотрели в лицо смерти.
  - Откуда вы знаете?..
  - Я чувствую... Разумеется, я слышала, что о вас говорили в Париже
этой зимой, накануне моего отъезда. Упоминалось имя господина де Пейрака,
дворянина, искателя приключений, чьи действия угрожают поселениям в Новой
Франции. Говорили, что осенью он привез туда целую колонию гугенотов и
красивейшую женщину - может быть, свою супругу? Этого никто не мог сказать
определенно. А может быть, вы и не жена ему? Но какое мне до того дело!..
Я никогда не забуду впечатление, которое я испытала, завидев вас на
берегу, такую красивую и умиротворяющую, среди стольких незнакомых и
свирепых лиц... И еще у меня возникло тогда чувство, что вы женщина, не
похожая на других...
  Она добавила задумчиво:
  - Он тоже не похож...
  - Он?..
  - Ваш супруг, граф де Пейрак.
  - Конечно, не похож, - с улыбкой сказала Анжелика. - За это я его и
люблю!
  Она попыталась придумать, каким окольным путем завести с Амбруазиной
разговор о королевских невестах.
  - Так значит, сударыня, невзирая на обстоятельства, при которых вы
появились в Голдсборо, наши края произвели на вас скорее благоприятное
впечатление?
  Герцогиня вздрогнула и настороженно взглянула на Анжелику. Тревожно,
с дрожью в голосе, она спросила:
  - Так значит, вы не хотите звать меня Амбруазиной? Эта просьба
поразила Анжелику.
  - Если вам так хочется.
  - А вам - нет?
  - Достаточно ли мы знаем друг друга?
  - Можно почувствовать некое родство с первой же встречи.
  Герцогиня де Модрибур дрожала всем телом и была, судя по всему,
глубоко потрясена.
  Она отвела взор и вновь устремила его сквозь открытую дверь на
морской горизонт, словно в нем заключалась ее единственная надежда.
  - Голдсборо? - прошептала она наконец. - Нет! Я не люблю эти места. Я
ощущаю здесь страсти, чуждые мне, и помимо моей воли, с тех пор, как я
здесь, душу мою смущают отчаяние и сомнение. И страх - страх узнать, что
жизнь моя, прежде чем меня забросило сюда, устремилась на гибельную стезю.
  Предчувствия, возможно, не обманули ее. Теперь, когда молодая вдова
оставила привычную ей искусственную атмосферу и очутилась на холодном
пронзительном ветру Голдсборо, не начала ли она прозревать другую жизнь,
которую она могла бы прожить - более человечную, более счастливую?
  Анжелике претил этот спор, ей не хотелось в него углубляться.
Личность герцогини де Модрибур была слишком чужда ей, хотя она и могла
понять, что же терзает Амбруазину, что изломало ее, сделало несколько
странной.
  Однако, если графиня де Пейрак и испытывала жалость, она не
чувствовала себя способной давать советы этой страдающей душе, ибо
понимала, что Амбруазине следовало скорее оставаться в пахнущем ладаном
полумраке исповедален Сен-Сюльпис, нежели устремляться к суровым,
первозданным берегам Америки.
  Конечно, день, чтобы поговорить с герцогиней о сюжете столь
низменном, как замужество королевских невест, был выбран неудачно, но все
же следовало что-то решать - люди Колена, опасаясь потерять своих
"нареченных", начинали терять терпение.
  - Подумали ли вы над предложениями, которые мой муж изложил вам вчера
вечером? - спросила графиня.
  На сей раз Амбруазина де Модрибур устремила на нее взгляд,
исполненный ужаса. Лицо ее стало мертвенно-бледным.
  - Что вы хотите сказать? - запинаясь, пробормотала она.
  Анжелика вооружилась терпением.
  - Он ведь беседовал с вами о планах некоторых из ваших девушек - они
хотят обосноваться здесь, обвенчавшись, как добрые и истинные католички, с
нашими поселенцами.
  - Ах, так дело в этом? - произнесла Амбруазина вслух.
  - Простите меня... Я опасалась... Я подумала, что речь идет о
другом...
  Она провела рукой по лбу, потом опустила ее на грудь, словно для
того, чтобы успокоить биение своего сердца. Наконец, сомкнув ладони, она
закрыла глаза и на минуту погрузилась в молитву.
  Когда она вновь взглянула на Анжелику, в ее взгляде опять читалась
уверенность, и голос был тверд:
  - Несколько девушек, действительно, открылись мне в своих чувствах,
которые испытывают они к тем мужчинам, что дали во время кораблекрушения
зарок принадлежать им. Я не придала этому никакого значения. Что за
безумные выдумки? Пустить корни в поселении еретиков?
  - Тут немало католиков.., среди нас... Герцогиня решительным жестом
прервала ее.
  - Эти католики согласны жить бок о бок с явными гугенотами и даже
действуют с ними заодно. Это, на мой взгляд, не очень ревностные католики
или даже в будущем - еретики. Я не могу доверить души моих девушек
подобным личностям.
  Анжелика вспомнила размышления Виль д'Авре и его слова: "У всего
этого нет будущего". Он не был ни глупым, ни пустым человеком, каким хотел
казаться. Сказанное герцогиней в который раз подтверждало силу мистических
преград, которые разделяли человеческие существа, обрекая их во имя
господа на постоянные войны и вражду, закрывая перед народами путь к
процветанию, к существованию не столь варварскому. Значит, не настало еще
время примирения? И все же она воззвала к голосу разума и рассудка.
  - Не являют ли в наш век все государства, в том числе и Франция,
подобную же картину? Католики и протестанты живут бок о бок, внутри одних
и тех же границ, сплачиваясь ради процветания страны.
  - Прискорбная картина пагубного компромисса. При мысли об этом я
словно вижу кровоточащие раны Господа нашего на кресте, и боль пронзает
меня - ведь Он умер, дабы сохранилось слово Его, дабы не извращалось слово
Его!.. А сегодня ересь проникает повсюду!.. Неужели это не причиняет вам
страданий? - обратилась она к Анжелике, недоуменно глядя на нее.
  Анжелика перевела разговор в другое русло.
  - Не следует без конца подвергать сомнению то, что лица, гораздо
более важные, чем мы, уже определили своею властью. Например, что до
Франции, то разве король Генрих IV не решил раз и навсегда, что все
французские католики и протестанты равны перед нацией? Он воплотил свои
решения в Нантском эдикте "Согласно Нантскому эдикту (1598), изданному
французским королем Генрихом IV, католицизм оставался в стране
господствующей религией, но гугенотам предоставлялась свобода
вероисповедания и богослужения в городах (кроме Парижа и некоторых др.),
они получили определенные политические права. Эдикт был отменен частично в
1629, полностью - Людовиком XIV в 1685 году.", и это пошло на благо
королевству.
  - Вот именно, - подхватила герцогиня с улыбкой, - я вижу? вы не все
знаете, дорогая. Речь идет о том, что король отменит Нантский эдикт
Анжелика была потрясена.
  - Но это невозможно! - воскликнула она. - Король не может отменить
это соглашение, которое его предок торжественно заключил перед всеми
французами от имени своих наследников и преемников. Во всей истории
народов не было такого бесчестья!..
  Она уже видела, как катастрофа обрушивается на Францию. Если Нантский
эдикт будет отменен, французские гугеноты потеряют всякую свободу и право
богослужения в городах. Они не смогут жениться законным образом, их дети
будут считаться незаконнорожденными, их подписи не будут действительны, и
у них не останется иного выхода, нежели обратиться в католичество или
бежать из страны...
  Но в сущности, разве Нантский эдикт уже давным-давно не потерял силу?
Разве он не перестал применяться? Ей ли не знать этого!
  Она жила в Америке новой, свободной жизнью и стала понемногу забывать
мрачные преследования, которым она подвергалась вместе с гугенотами в
Ла-Рошели.
  Однако ее цельная натура взбунтовалась против бессовестного обмана,
затрагивающего судьбу народов.
  - Нет, это невозможно, - повторила она, резко подымаясь, - это
значило бы, что все порывы людей к благу разбиваются о произвол королей...
  - Вы говорите, как античный трибун, - заметила с иронией госпожа де
Модрибур.
  - А вы как ханжа из Общества Святого причастия, - бросила ей
Анжелика, направляясь к двери. Герцогиня стремительно настигла ее.
  - О, простите меня, дорогая, обожаемая, - молила она прерывающимся
голосом, - не знаю, что со мною сталось, я вела разговор с вами в таком
тоне.., с вами, с той, кто олицетворяет милосердие. Простите меня! Вы
сокрушаете во мне какую-то твердыню, которая помогала мне жить, и потому
временами.., я начинаю вас ненавидеть! И завидовать вам... В вас столько
жизни, вы такая настоящая! Ах, как мне хочется, чтобы вы оказались не
правы... И все-таки, боюсь, вы будете правы. Но простите меня... Здесь
вдруг обнаружились моя слабость и ненадежность, и это мучает меня...
  Она вцепилась в плечи Анжелики, стремясь удержать ее, а глаза ее
пытались поймать взгляд графини.
  Ее золотые зрачки вспыхнули невыразимой радостью, когда, подобные
разбушевавшемуся, яростному морю, зеленые, потемневшие глаза Анжелики
встретились наконец с ее взглядом.
  - Услышьте же мое раскаяние, - прошептала она. - Простите меня...
Я.., я немного похожа на вас, я привыкла, чтобы мне повиновались или же
чтобы меня понимали.., по крайней мере, чтобы меня выслушивали. Я знаю,
что мне нужно бороться с моей гордыней, но я не хочу, чтобы между нами
стояла хоть какая-то тень, несмотря на все различия между нами... Не знаю,
каким загадочным образом вы обрели над моим сердцем огромную власть, а оно
не так просто уступает чьим-то чарам...
  Казалось, из глубины прекрасных глаз герцогини звало на помощь
напуганное существо. От этого впечатления, промелькнувшего в сознании
Анжелики, ее раздражение улетучилось. Она не могла сердиться на Амбруазину
де Модрибур за то, что ее жизненные правила списаны с упрощенных
религиозных предписаний, вдолбленных ей с самого детства: все, что не с
Богом и не с его Церковью, то против Бога.
  Однако она догадывалась: научные познания герцогини, столь редкие для
женщины того времени, позволяли надеяться, что Амбруазина сможет прийти к
более широкому пониманию жизни. Герцогиня обняла Анжелику, пылко сжала ее
руки.
  - Пожалуйста, давайте помиримся. И давайте отныне постараемся
излагать друг другу наши точки зрения, не ссорясь и не теряя терпения.
По-моему, мы обе чуть что "кипятимся", как и все французы вообще и выходцы
из Пуату в частности, не правда ли?..
  Ее улыбка взывала о сочувствии. Амбруазина была почти одного роста с
Анжеликой, но из-за своей хрупкости (которая столь бросалась в глаза, что
временами приходилось даже опасаться, как бы герцогиня не потеряла
сознание) она выглядела невысокой. В минуты подобной слабости герцогиня
излучала какое-то особое обаяние, и Анжелика решила, что сейчас было бы
неуместно упорствовать.
  - Хорошо, - сказала она, улыбнувшись в ответ, - я признаю, что,
обсуждая Нантский эдикт, мы слишком увлеклись, споря вокруг этой жгучей
темы; к тому же, в конечном счете, она нас более не касается. Ведь мы обе
- и вы, и я - живем отныне в Америке.
  - Да, и это принуждает обратиться и к другим жизненным укладам, быть
может, исповедовать не столь строгие принципы. Я попробую!
  Они вновь сели, и госпожа де Модрибур поинтересовалась подробностями
намечающихся браков.
  Анжелика постаралась, ничего не преувеличивая, описать положение
Голдсборо и связанных с ним поселений в том деликатном "дуэте", который
Новая Франция и Новая Англия исполняли в северной части американского
континента. Счастье еще, что последние десятилетия в эту ситуацию больше
не вмешивались испанцы - англичанин Дрейк "Фрэнсис Дрейк (1540 - 1596) -
английский мореплаватель, руководитель пиратских экспедиций в Вест-Индию
против испанских колоний. В 1588 году фактически командовал английским
флотом при разгроме испанской "непобедимой Армады"." их образумил. А
когда-то они были совершенно убеждены, что вместе с португальцами смогут
поделить между собой весь американский континент, повинуясь лишь указаниям
папы римского.
  Она описала положение Французского залива, чьи границы подходили
ближе к англичанам (которым, по Бредскому договору "Согласно Бредскому
договору (1667), делящему сферы влияния между Двумя державами в Северной
Америке, Англия получила, в частности, Французский залив (ныне залив
Фанди), а Франция вернула себе Акадию, Расположенную на его берегах.", он
отошел), чем к французам, под чьим влиянием он находился благодаря жителям
тех колоний и поселений, что здесь еще оставались у Франции. Впрочем, этот
край был слишком заброшен и удален от обеих держав, чтобы им можно было
управлять из такой дали. Кроме того, независимый ухе в силу своего
географического положения залив, открытый в никогда не замерзающий, полный
сказочных богатств океан, мог рассчитывать на кипучую торговую
деятельность, если только местное население сможет объединиться, создать
свои законы и жить по ним.
  Как только речь заходила о коммерческих предприятиях, герцогиня де
Модрибур ст