Плесси.
   Неожиданно для себя Анжелика кинулась к нему, чтобы расцарапать его лицо.
Но Филипп крепко, по-мужски схватил ее за запястье и  с  силой  отшвырнул  к
стене. И ушел, даже не ускорив шага.
   Оглушенная, Анжелика слышала, как бешено колотилось ее сердце.  Неведомое
ей дотоле чувство стыда и отчаяния охватило девочку.
   "Я ненавижу его, - думала она. - Придет день, и я ему отомщу. Я  заставлю
его склониться передо мной, просить у меня прощения".
   Но сейчас она была всего-навсего  несчастной  маленькой  девочкой,  такой
одинокой в темноте старого замшелого замка.
   Скрипнула дверь, и Анжелика увидела плотную фигуру старого  Гийома  -  он
нес для юного сеньора два ведра горячей воды, над которыми  поднимался  пар.
Почувствовав, что в темноте кто-то прячется, старик остановился.
   - Кто там?
   - Это я, - ответила Анжелика по-немецки.
   Когда они были вдвоем с Гийомом, она всегда разговаривала с  ним  на  его
родном языке, которому он обучил ее.
   - Что вы здесь делаете? - спросил Гийом, тоже переходя на немецкий. - Тут
холодно. Идите лучше в гостиную, послушайте, какие истории рассказывает  там
ваш дядюшка маркиз. Потом на целый год хватит вспоминать их.
   - Я  ненавижу  этих  людей,  -  мрачно  сказала  Анжелика.  -  Они  злые,
противные. Приехали, посмеялись над всем, а потом уедут  в  свои  прекрасные
замки, там столько всяких красивых вещей, а мы останемся здесь...
   - Что с вами, доченька? - медленно проговорил старый Люцен.  -  Да  полно
вам, не обращайте вы внимания на их насмешки!
   Анжелика чувствовала себя все хуже. По вискам ее струился холодный пот.
   - Гийом, вот ты простой солдат, так скажи мне: как надо  поступить,  если
встретишь человека алого, трусливого?
   - Странный вопрос для ребенка! Но коли уж вы спрашиваете, я  вам  отвечу:
злого надо убить, а трусу - дать убежать.
   Немного подумав, он добавил, снова поднимая свои ведра:
   - Но ваш кузен Филипп не злой и не трусливый. Просто он еще молод, вот  и
все...
   - Значит, ты  тоже  его  защищаешь!  -  пронзительным  голосом  закричала
Анжелика. - Ты тоже! Потому что он красивый... потому что он богатый!..
   Она вдруг почувствовала во рту какую-то горечь, покачнулась и,  скользнув
вдоль стены, упала без чувств.

***

   Недомогание Анжелики объяснялось вполне естественными причинами.  Госпожа
де Сансе успокоила девочку, растолковав ей, что теперь она стала девушкой  и
эти явления, так взволновавшие ее, отныне будут повторяться каждый месяц  до
тех пор, пока она не достигнет старости.
   - И каждый месяц я буду терять сознание? - спросила Анжелика, удивленная,
что до сих пор не замечала этих обязательных обмороков у женщин, которые  ее
окружали.
   - Нет, ваш обморок - просто случайность. Вы  поправитесь  и  очень  скоро
привыкнете к этому.
   - Все равно плохо! До старости еще так далеко! - вздохнула Анжелика. -  А
когда я состарюсь, уже нельзя будет снова лазать по деревьям.
   - Вы сможете великолепно продолжать это занятие, - заверила ее госпожа де
Сансе, которая всегда проявляла большую чуткость в воспитании своих детей и,
по-видимому,  вполне  понимала  огорчение  дочери.  -   Но   как   вы   сами
догадываетесь,  это  действительно  подходящий  случай   для   того,   чтобы
расстаться с манерами, не соответствующими ни вашему возрасту, ни  положению
девушки из знатной семьи.
   Она произнесла также небольшую речь о том, как  радостно  производить  на
свет детей, и о наказании за первородный грех, который несут все женщины  по
вине нашей праматери Евы.
   "Вдобавок к нищете и войнам еще и это!" - подумала Анжелика.
   Она лежала, вытянувшись под простыней, слушала, как за окном шумит дождь,
и ей было даже уютно.  Она  чувствовала  себя  слабой,  но  в  то  же  время
повзрослевшей. Ей казалось, что она лежит на палубе судна, которое  отчалило
от знакомого берега  и  плывет  неведомо  куда,  неведомо  к  какой  судьбе.
Временами ее мысли возвращались к Филиппу, и тогда она стискивала зубы.
   После того как она упала в обморок, ее уложили в постель, и ухаживала  за
ней Пюльшери. О том, что маркиз с сыном уехали, Анжелика не знала.
   Позже ей рассказали, что они не стали  задерживаться  в  Монтелу.  Филипп
жаловался, что клопы ему не давали спать.
   - А как с моим прошением? -  спросил  барон  де  Сансе  своего  именитого
родственника, когда тот  садился  в  экипаж.  -  Удалось  вам  передать  его
королю?
   - Мой бедный друг, прошение я  передал,  но,  по-моему,  вам  не  следует
возлагать на него большие надежды, король еще совсем дитя, и сейчас он более
нищ, чем вы, ему даже негде, если  можно  так  выразиться,  преклонить  свою
голову.
   И он добавил с высокомерием:
   - Я слышал, вы развлекаетесь разведением прекрасных мулов.  Так  продайте
несколько штук.
   - Я обдумаю ваше предложение, - ответил Арман де Сансе,  на  сей  раз  не
скрывая  иронии.  -  В  наше  время  дворянину,  бесспорно,  надо  проявлять
трудолюбие, а не рассчитывать на щедрость себе равных.
   - Трудолюбие! Фи, какое низменное слово, - проговорил  маркиз,  грациозно
взмахнув рукой. - Итак, прощайте, кузен. Отправьте своих сыновей в армию,  а
в полк моего сына пошлите самых  крепких  из  ваших  голодранцев.  Прощайте.
Целую вас тысячу раз.
   Карета, удаляясь, затряслась по ухабам, а пухлая ручка маркиза, высунутая
в оконце, махала оставшимся.

***

   Больше сеньоры из замка дю Плесси в Монтелу не появлялись. Было известно,
что  они  устраивали  пышные  празднества,  потом  прошел  слух,   что   они
намереваются вернуться в Иль-де-Франс с набранным  полком.  В  Монтелу  тоже
побывали вербовщики.
   Из людей барона Армана де Сансе  соблазнились  славным  будущим,  которое
сулили королевским драгунам, только двое - Жан Латник да  еще  один  бедняк.
Кормилица Фантина горько оплакивала отъезд своего сына.
   - Был неплохой парень, а теперь станет таким же грубым солдатом, как  вы,
- говорила она Гийому Люцену.
   - Все дело в наследственности, кумушка. Ведь его предполагаемый отец тоже
был солдатом, не так ли?
   С тех пор, вспоминая о каких-либо событиях в замке, обычно говорили: "это
было до" или "Это было после визита маркиза дю Плесси".

Глава 7

   А потом приехал "черный гость".
   Это событие оставило более  глубокий  след  в  памяти  Анжелики.  "Черный
гость" не только не поколебал никаких устоев и не  ранил  ничьей  души,  как
предыдущие гости, но своими необычными речами  вселил  в  Анжелику  надежду,
непоколебимую и твердую надежду, которую она пронесла через всю свою  жизнь;
и в минуты самых тяжелых испытаний, что в  дальнейшем  выпали  на  ее  долю,
стоило ей закрыть глаза, как она снова видела этот весенний  вечер,  слышала
бормотание дождя, под шум которого появился "черный гость".
   Анжелика, как обычно,  была  на  кухне.  Дени,  Мари-Агнесс  и  маленький
Альберт играли рядом с ней. Самый младший братишка лежал в колыбели у очага.
По мнению детей, кухня была самым прекрасным местом в замке. В большом очаге
с высоким колпаком, благодаря которому в кухне почти не  было  дыма,  всегда
пылал огонь. Языки пламени плясали, отражаясь в днищах  кастрюль  и  тяжелых
медных тазов, развешанных по стенам. Диковатый мечтатель Гонтран мог  часами
наблюдать за мерцанием этих бликов,  и  его  воображение  рисовало  какие-то
фантастические видения, Анжелике же виделись добрые духи замка Монтелу.
   В тот вечер Анжелика готовила  пирог  с  зайчатиной.  Она  уже  раскатала
тесто, придав ему круглую форму, и рубила мясо. Неожиданно  снаружи  донесся
глухой стук лошадиных копыт.
   - Вот и ваш отец возвращается, - сказала тетушка Пюльшери. - Анжелика,  я
думаю, нам приличнее пройти в гостиную.
   Но после минутной  тишины  -  вероятно,  всадник  спешивался  -  зазвонил
колокольчик у входной двери.
   - Я открою! - крикнула Анжелика.
   Она помчалась к  двери,  не  обращая  внимания  на  засученные  рукава  и
выпачканные мукой руки.
   Сквозь пелену дождя и вечернего тумана она  увидела  высокого  худощавого
человека, с плаща которого стекала вода.
   - А вы поставили свою лошадь под навес?  -  спросила  Анжелика.  -  Здесь
животные легко простужаются. У нас из-за болот очень сильные туманы.
   -  Благодарю  вас,  мадемуазель,  -  ответил  незнакомец,   снимая   свою
широкополую шляпу и кланяясь. - Я позволил  себе  по  праву  путешественника
сразу же поставить лошадь в вашу конюшню и туда  же  положил  свои  вещи.  Я
понял, что мне сегодня не добраться до цели моего  пути,  и,  проезжая  мимо
замка Монтелу, решил попросить мессира барона оказать мне гостеприимство  на
одну ночь.
   По его костюму из грубой черной материи, единственным украшением которого
был белый воротник, незнакомца можно было принять за  мелкого  торговца  или
принарядившегося крестьянина, но Анжелику смутило его  произношение,  совсем
не похожее на местный говор и даже будто с каким-то чужестранным акцентом, а
также его изысканная манера выражать свои мысли.
   - Мой отец еще не возвратился, пройдите пока  на  кухню,  там  тепло.  Мы
пошлем слугу обтереть вашу лошадь соломой.
   Как раз в тот момент, когда Анжелика вела гостя в кухню, ее  брат  Жослен
вошел туда через заднюю дверь. Он был весь в грязи, с красным, перепачканным
лицом. За ним слуги втащили кабана, которого он только что убил рогатиной.
   - Удачно поохотились, сударь? - вежливо поинтересовался незнакомец.
   Жослен бросил на него недружелюбный взгляд и что-то буркнул себе под нос.
Потом он сел на табурет и протянул ноги  к  огню.  Гость  скромно  устроился
сбоку и взял миску супу, которую предложила ему Фантина.
   Он рассказал, что родом из этих мест, из-под Секондиньи,  но  он  столько
лет провел в странствиях, что в конце концов стал говорить на родном языке с
акцентом.
   - Но это скоро пройдет, - сказал он. - Ведь я всего неделю назад  приплыл
в Ла-Рошель.
   При этих словах Жослен поднял голову, посмотрел на  незнакомца,  и  глаза
его загорелись. Младшие дети окружили гостя, засыпая его вопросами.
   - А из какой страны вы приплыли?
   - А это далеко?
   - А кто вы такой?
   - У меня нет определенного занятия, - ответил незнакомец. -  Пока  что  я
думаю просто поездить по  Франции  и  рассказывать  тем,  кто  захочет  меня
слушать, о своих странствиях и приключениях.
   - Как в давние времена - трубадуры? - спросила Анжелика, которая  все  же
усвоила кое-что из уроков тетушки Пюльшери.
   - Да, вроде того, хотя я не умею ни петь, ни слагать стихи. Но я  мог  бы
рассказать много интересного о прекрасных странах, где нет  нужды  разводить
виноградники, потому что они сами по себе растут в лесах  и  их  тяжелые  от
гроздьев лозы обвивают деревья, но жители там не умеют делать вино. Впрочем,
так оно и лучше, ведь вы  помните,  что  было,  когда  Ной  напился;  видно,
господь бог не захотел, чтобы все люди превратились в свиней.  На  земле  до
сих пор еще существуют простодушные племена. Еще я мог бы рассказать  вам  о
бескрайних равнинах, где, спрятавшись за камень,  можно  подкараулить  стадо
диких лошадей, которые скачут с развевающимися по ветру гривами,  и  поймать
себе коня. Забросишь длинную веревку с петлей на конце - и конь твой.
   - И его легко приручить?
   - Не всегда, - с улыбкой ответил гость.
   Анжелика вдруг поняла, что этому человеку, должно быть, редко приходилось
улыбаться. На вид ему было лет сорок, в его взгляде  чувствовалась  какая-то
непреклонность и страстность.
   - А чтобы  попасть  в  эту  страну,  нужно  хотя  бы  переплыть  море?  -
недоверчиво спросил молчаливый Жослен.
   - Нужно переплыть весь океан. Да и в самой стране много рек и озер.  Люди
там красные, как медь. Они украшают свои головы перьями и плавают на челнах,
сшитых из звериных шкур. Был я и на островах, где люди  совсем  черные.  Они
питаются тростником толщиной с руку, который называется  сахарным.  Из  него
действительно делают сахар. А еще  из  его  сладкого  сиропа  делают  ром  -
напиток, пожалуй, покрепче, чем пшеничная водка. Он меньше пьянит,  но  зато
веселит и придает силы.
   - А вы привезли этот чудесный напиток? - спросил Жослен.
   - У меня в седельной кобуре есть фляга. Но несколько бочонков  я  оставил
своему  кузену,  который  живет  в  Ла-Рошели,  и  он  уверен,  что  неплохо
заработает на этом. Пусть, это его дело. А я не торговец. Я  путешественник,
мне интересно повидать новые земли, узнать такие страны, где нет ни  голода,
ни жажды, где человек чувствует себя свободным. Именно там я понял, что  все
зло исходит от людей белой расы, потому что  они  не  прислушались  к  слову
божьему, извратили  его.  Ведь  господь  бог  повелел  нам  не  убивать,  не
разрушать, а любить друг друга.
   Наступило молчание. Дети не привыкли к таким дерзким речам.
   - Значит, в  Америках  жизнь  более  совершенна,  чем  в  наших  странах,
принявших власть божию с давних пор? - неожиданно раздался  спокойный  голос
Раймона.
   Он тоже подсел к остальным. Анжелика  увидела  в  его  взгляде  такую  же
непреклонность, что и во взгляде пришельца. Гость внимательно  посмотрел  на
юношу.
   - Трудно, сын мой, взвесить на весах совершенства Старого и Нового Света.
Что вам сказать? В Америках живут  совсем  иначе.  В  доме  белого  человека
белому всегда окажут гостеприимство. И без всяких денег...  Впрочем,  там  и
деньги-то не везде существуют, вместо них в ходу шкуры и бусы, а люди  живут
только охотой и рыбной ловлей.
   - А землю они обрабатывают? - вдруг вмешалась в разговор  Фантина  Лозье,
чего она никогда не посмела бы сделать в присутствии своих взрослых  хозяев.
Она не меньше детей сгорала от любопытства.
   - Землю? На Антильских островах этим кое-где занимаются чернокожие.  А  в
Америках краснокожие землю не возделывают, но собирают фрукты и растения.  В
некоторых местах выращивают картофель  -  в  Европе  его  называют  земляным
яблоком и пока еще не  умеют  выращивать.  Но  особенно  много  там  плодов,
похожих на груши, но очень маслянистых. И еще там растут хлебные деревья.
   - Хлебные деревья? Значит, и мельник не нужен? - воскликнула Фантина.
   - Конечно, нет. Тем более что там хорошо растет  маис.  В  других  местах
люди питаются корой некоторых деревьев и орехами колы. И после  этих  орехов
целый день не хочется ни есть, ни пить. Еще они  употребляют  в  пищу  нечто
вроде миндального теста - какао, смешанное с сахаром. А пьют они напиток  из
бобов, который называется кофе. В странах, где земли менее плодородны,  пьют
пальмовый сок и сок агавы. Много там и всевозможных животных...
   - А туда плавали купеческие суда? - прервал его Жослен.
   - Несколько купцов из Дьеппа уже торгуют с ними, да и из наших краев тоже
попадаются. Взять хотя бы моего кузена, он связан  с  одним  судовладельцем,
который время от времени снаряжает корабли  к  Францисканскому  берегу,  как
называли его во времена Франциска I.
   - Знаю, знаю, - снова  нетерпеливо  прервал  гостя  Жослен.  -  Из  Сабль
д'Олонна корабли тоже иногда плавают в Новые земли, а  с  севера  -  даже  в
Новую Францию <Новые земли - Ньюфаундленд, Новая Франция  -  Канада.>  .  Но
говорят, это холодные страны, и меня они не привлекают.
   - Правильно, в 1603 году в Новую  Францию  был  послан  Шамплен  <Шамплен
(15б7-1635) - французский путешественник и колонизатор.>, и теперь там много
французских поселенцев. Но  это  действительно  суровый  край,  и  жить  там
нелегко.
   - Почему же?
   - Мне трудно объяснить  вам...  Может,  оттого,  что  туда  уже  проникли
французские иезуиты.
   - А вы гугенот, не так ли? - живо отозвался Раймон.
   - Да. Я  даже  пастор,  хотя  и  не  имею  прихода.  Но  прежде  всего  я
путешественник.
   - Вам не повезло, сударь, - усмехнулся Жослен. - Я подозреваю, что  моего
брата   привлекает   строгость    устава    и    требования    нравственного
самосовершенствования иезуитского ордена, который вы обвиняете.
   - Я далек от мысли осуждать его за это, - возразил  гугенот,  протестующе
подняв руку. - Я встречал в Новой  Франции  немало  отцов-иезуитов,  которые
мужественно, с подлинно христианской самоотверженностью  проникали  в  самые
отдаленные уголки страны. Для некоторых племен там  величайшим  героем  стал
знаменитый отец Жог, павший жертвой ирокезов. Но я признаю за каждым свободу
совести и свободу убеждений.
   - По правде сказать, - воскликнул Жослен, - мне трудно обсуждать  с  вами
эту  тему,  потому  что  я  уже  начинаю  забывать  латынь.  Но   мой   брат
красноречивее, когда говорит на латыни, чем по-французски, и...
   - Вот в этом и  состоит  одно  из  наибольших  зол,  которые  губят  нашу
Францию! - вскричал пастор. - Мы не можем молиться нашему  богу,  да  что  я
говорю - всеобщему богу! - на своем родном языке,  вложить  в  молитву  свое
сердце, а должны прибегать к магическим латинским заклинаниям!..
   Анжелика жалела, что больше не было рассказов о бурях и морских приливах,
о невольничьих судах, о необыкновенных  животных  вроде  гигантских  змей  и
ящеров с щучьими зубами, которые способны убить быка, или о китах  величиной
с корабль.
   Она не сразу заметила, что  кормилица  вышла  из  кухни.  Дверь  осталась
приоткрытой, и до девочки неожиданно донесся какой-то шепот и голос  матери,
которая не подозревала, что ее могут слышать.
   - Гугенот он или нет, милая  моя,  но  он  наш  гость  и  пробудет  здесь
столько, сколь пожелает.
   Немного погодя в кухню вошли баронесса  и  Ортанс.  Гость  весьма  учтиво
поклонился, но не стал ни целовать руку, ни расшаркиваться. Анжелика решила,
что он, конечно, из простолюдинов, но все же  человек  симпатичный,  хотя  и
гугенот, да к тому же немного восторженный.
   - Пастор Рошфор, - представился он. - Я направляюсь  в  родные  места,  в
Секондиньи, но дорога дальняя, и  я  позволил  себе  передохнуть  под  вашим
гостеприимным кровом, сударыня.
   Баронесса заверила его, что он желанный гость в их доме и  хотя  они  все
правоверные католики, это не мешает им проявлять терпимость,  потому  что  к
терпимости призывал славный король Генрих IV.
   - Именно на это я и имел смелость надеяться, входя в ваш дом, сударыня, -
ответил пастор, отвешивая еще более глубокий поклон, - и признаюсь вам,  мои
друзья поведали мне, что у вас уже много лет находится  в  услужении  старый
гугенот. Когда я приехал, я с ним повидался, и Гийом Люцен заверил меня, что
вы дадите мне приют на ночь.
   - Вы можете не сомневаться в этом, сударь. Не только на ночь, но и на все
то время, что вы пожелаете.
   - Мое единственное желание - служить господу богу в меру своих сил. И вот
он-то  и  вдохновил  меня,  скажу  по  чести,  согласиться  повидать  вашего
супруга...
   - У вас есть дело к моему мужу? - удивилась госпожа де Сансе.
   - Пожалуй, даже не дело, а поручение. Не обессудьте, сударыня, но об этом
я могу говорить только с мессиром бароном наедине.
   - Да, да! конечно, сударь. Кстати, я слышу топот его лошади.
   Вскоре в кухне появился барон Арман. Видимо, ему сообщили  о  неожиданном
госте, но он не выказал по отношению к нему своего обычного радушия.
   Он был сдержан и как будто даже встревожен.
   -  Это  правда,  господин  пастор,  что   вы   прибыли   из   Америк?   -
поинтересовался он после обычного обмена любезностями.
   - Да, мессир барон. И мне хотелось бы побеседовать с вами несколько минут
наедине об известном вам человеке...
   - Тсс! - повелительно остановил его барон Арман де Сансе, с беспокойством
оглядываясь на дверь.
   И  он  добавил,  пожалуй,  с  некоторой  поспешностью,  что  его  дом   в
распоряжении господина Рошфора  и  пусть  гость  соблаговолит  требовать  от
прислуги все, что ему необходимо. Ужин будет через час. Пастор  поблагодарил
и попросил позволения  пройти  в  отведенную  ему  комнату,  чтобы  "немного
помыться".
   "Неужели его недостаточно намочил ливень? - подумала Анжелика. - Странные
люди эти гугеноты. Правильно говорят, что они не такие,