ссказать вам завтра. Но сегодня я устала,  да  и
детям пора ложиться.
   Однако когда все разошлись  по  своим  комнатам,  она  попросила  Абигель
остаться:
   - Мне нужно поговорить с вами.
   Они подождали, пока все  в  доме  затихло,  и  Онорина  уснула.  Анжелика
открыла сундук, стоявший в углу кухонного алькова, и вытащила самое  толстое
свое  пальто  и  черный  шерстяной  платок,  который  крепко  затянула   под
подбородком, чтобы чепец не слетел с головы.
   - Я не хотела говорить мэтру Берну о своем замысле, потому что он помешал
бы мне. А действовать могу я одна. Но вы должны все знать.
   Она кратко рассказала девушке самое главное. Их выдали. Кто? Может  быть,
один из приказчиков Маниго. А  может  быть,  из  их  собственных...  Это,  в
сущности, неважно. Важно  то,  что  Бомье  все  известно.  Он  знает  имена.
Подручные и стражники уже  сторожат  их,  следят  за  складами,  за  "Святой
Марией". Все  их  дома  уже  помечены.  Черный  ангел  гибели  уже  коснулся
невидимой рукой и богатых особняков, и  скромных  лавочек  с  их  улицы  Под
городскими стенами. Завтра за ними придут и всех арестуют.
   Абигель слушала, не шевелясь. Как никогда, она была похожа на фламандскую
мадонну с одной картины, со своим длинным кротким лицом, бледными ноздрями и
белым чепцом. Она держалась спокойно. У нее было  достаточно  душевных  сил,
чтобы смириться с тем, что ее ждет, но пока это ей легко,  думала  Анжелика,
потому что она еще не знала несчастья. Она не испытала  тюрьмы,  не  была  в
положении преследуемой жертвы, когда некуда  приклонить  голову  и  напрасно
молишь о помощи.
   - У нас остался только один шанс. Надо рискнуть. Поэтому я  должна  выйти
из дома ночью.
   Абигель вздрогнула.
   - Сейчас? Когда буря так разыгралась? Послушайте...
   Ветер рвал ставни, и оконные стекла звенели  от  его  ударов.  Дождь  лил
снова, и его шум смешивался с глухим ворчаньем моря.
   - Остались считанные часы, - сказала Анжелика. - Если завтра утром мы все
не будем на корабле, значит, мы погибли.
   - На корабле? Но как же? Ведь вы сами сказали, что  порт  сторожат.  А  в
такую погоду ни один корабль не выйдет в море.
   - Один, может быть, найдется. Это  последний  наш  шанс.  Надо  рискнуть.
Будьте наготове, Абигель. Пока меня нет,  приготовьте  для  каждого  узелок.
Много не кладите: одну смену одежды и белье.
   - Когда вы вернетесь?
   - Не знаю. Может быть, на заре. Но вы будьте наготове... Я надеюсь прийти
с вестью, что корабль ждет нас и надо спешно идти к нему.
   Она подошла уже к двери, но обернулась:
   -  Если  я  не  вернусь,  Абигель..,  моя  дочка  Онорина,   постарайтесь
позаботиться о ней, что бы ни случилось. Да что за глупости  я  говорю!..  Я
должна вернуться. Иначе быть не может!
   Абигель обняла ее за плечи.
   - Что вы думаете сделать, Анжелика?
   - Самое простое. Я хочу найти капитана одного корабля, которого я знаю, и
попросить забрать нас всех.
   Девушка крепко прижалась к Анжелике, обратив к ней сияющие глаза.
   Так приятен был этот порыв дружбы, и в памяти  встало,  сливаясь  с  ним,
наивное видение детских лет. Когда совсем маленькой она слышала вой бури над
болотами Монтелупа, она воображала, что дева Мария берет ее на руки, и страх
проходил. Она прижалась лбом к плечу Абигель. Та тихонько спросила:
   - Почему вы стараетесь увезти нас всех?  Ведь  это  гораздо  труднее.  Вы
могли бы спастись одна, Анжелика, я чувствую...
   - Нет, не могла бы. Это было бы выше моих сил, поверьте.  Вам  не  понять
этого, моя милая Абигель, но я знаю, что, если  не  помогу  спастись  вам  и
вашим собратьям-протестантам, я никогда не искуплю  ни  пролитой  крови,  ни
всех ошибок моей жизни... - И  добавила,  стараясь,  чтобы  голос  прозвучал
бодро:
   - Сейчас или никогда! Вот почему я должна добиться удачи.
   Абигель проводила ее до ворот. Порыв ветра задул свечу.  Молодые  женщины
обнялись, и, цепляясь за стены, чтобы ветер не сбил ее с ног, Анжелика пошла
к городским воротам. Пока она будет пробиваться  сквозь  дождь,  Абигель  не
уснет, сидя у лампы. Значит, она не одна. Чуть не на коленях она  взобралась
на мокрые ступени, ведущие к окружной дороге. Там ее охватил  немолчный  гул
моря. Время от времени слышались мощные удары  больших  волн,  колотивших  в
дамбу. Разлетавшаяся от  них  водяная  пыль  покрывала  все  кругом  влажной
пеленой. Анжелика промокла насквозь,  пока  дошла  до  кордегардии  у  Башни
маяка.
   Уцепившись за одну из  боковых  подпор,  она  немного  отдышалась,  потом
поднялась на цыпочки и заглянула внутрь. В караульном помещении сидел, уныло
пригибаясь к жаровне, солдат Ансельм  Камизо,  на  его  небритую  физиономию
падал красный отблеск от горящих углей.
   Хорошо, что Анжелика знала  о  природной  робости  этого  ее  вздыхателя,
потому что вид солдата под скрещенными балками потолка  средневековой  башни
никак не внушал доверия. Но выбора не было! Она стукнула в окошко.
   Солдат неторопливо поднял глаза, и на  лице  его  выразилось  глубочайшее
потрясение при виде  чудесного  призрака,  посланного  ему  богом  бури.  Он
несколько раз протер глаза,  вскочил,  зацепился  за  алебарду,  споткнулся,
уронил каску, пробудив многократное эхо башни, наконец добрался до  двери  и
отпер ее. Анжелика, стоявшая  уже  у  двери,  быстро  вошла,  с  облегчением
сбрасывая мокрый капюшон.
   -  Вы?  Госпожа  Анжелика!  -  воскликнул  Ансельм  Камизо,  не  в  силах
вздохнуть, словно после долгого бега. - Вы!... Здесь, у меня!..
   Жалкое было это "у меня" - полутемная круглая будка, матрас  на  полу  да
скромный ужин часового - креветки и черный хлеб.
   - Господин Камизо, я пришла просить у вас о большой услуге. Отоприте  мне
угловую калитку, потому что мне надо выйти из города.
   Стражник задумался. Разочарование придало ему суровости.
   -  Полагается...  Я  обязан...  Ничего  подобного!  Это  ведь  запрещено,
красавица.
   - Потому я и обращаюсь к вам. Только тут можно выйти. И я знаю, что ключи
от этой калитки у вас.
   Обезьяньи брови бедного Камизо ползли все дальше вверх.
   - Если вы к любовнику идете, нечего на меня рассчитывать. Я, как  и  все,
охраняю мораль.
   Анжелика пожала плечами:
   - Вы думаете,  что  в  такую  погоду  назначают  свидания  любовникам  на
ландах?
   Солдат прислушался к стуку дождя и завываниям ветра вокруг башни.
   - Пожалуй, что нет. Даже здесь лучше, чем снаружи. Но тогда зачем?  Зачем
вам надо выйти из города?
   Анжелика не приготовила объяснения, но оно ей быстро пришло в голову:
   - Мне надо отнести записку человеку, который прячется в Сен-Морисе. Этому
человеку грозит смерть... Это пастор.
   - Понятно, - пробурчал Камизо. - Но если вы будете  вмешиваться  в  такие
истории, госпожа Анжелика, не миновать вам тюрьмы.  А  мне  уж  не  дыбы,  а
веревки.
   - Никто не проговорится... Я дала обещание отнести  записку  и  сразу  же
подумала о вас. Я никому об этом не говорила, но если вы откажете,  кому  же
мне довериться?
   Она ласково положила руку на огромную волосатую лапу и подняла  умоляющий
взгляд к солдату. Бедный Ансельм Камизо был потрясен до глубины души.  Когда
ему случалось встречать  ее,  если  она  проходила  мимо,  он,  конечно,  не
удерживался от любезностей, как всякий уважающий  себя  мужчина,  но  ему  и
присниться не могло, что когда-нибудь она окажется рядом и так посмотрит  на
него. Он провел рукой по подбородку, вспомнил, что небрит и вообще некрасив,
что женщины всегда смеялись над ним.
   - Я буду вам очень обязана, господин Камизо.., так обязана...
   Воображение солдата не могло представить ничего больше поцелуя,  но  даже
мысль о том, что эти  чудные  губы  милостиво  прикоснутся  к  нему,  самому
несчастному из всех солдат  гарнизона,  сводила  его  с  ума.  Его  товарищи
нередко говорили между собой о холодности красивой служанки  Берна.  А  если
они узнают когда-нибудь, что ему, Ансельму, уроду, турецкой башке, досталось
то, что самый дерзкий среди них счел бы невероятным счастьем... Ах,  за  это
можно и свечку поставить в папистской церкви! Да неужели это  сбудется?  Ему
даже стало  страшно  от  предвкушения.  И,  глядя  в  сторону,  он  смущенно
забормотал:
   - Ну, ладно... Хорошо! В конце концов, ничего дурного я никому не сделаю.
Я сам распоряжаюсь тут, у  стен,  что  же,  могу  и  постараться  для  такой
женщины, как вы.
   Он встряхнул связку ключей.
   - А на обратном пути вы заглянете ко мне на минутку?..
   - Да, загляну.
   Она готова была идти на уступки. И  улыбнулась  ему,  подумав,  что  этот
безобразный невежа на самом деле хороший человек и даже не  потребовал,  как
многие другие, платы вперед. Ансельм же соображал, что, пока  она  вернется,
он успеет побриться перед кирасой, служившей ему вместо зеркала, и сходить к
потайному погребу, где у него хранились сокровища:  бочонок  белого  вина  и
окорок... Ох, и пир же будет...
   Анжелика дрожала от нетерпения,  следуя  за  ним  вдоль  старой  стены  к
потайному ходу, которым когда-то во время осады города пробирались  лучники,
чтобы осыпать стрелами нападающих. Деревянная калиточка вела оттуда на узкую
лестницу,  спускавшуюся  к  дюнам.  Анжелика  переступила  порог  и   начала
спускаться по скользким ступенькам,  ежеминутно  рискуя  сломать  себе  шею.
Солдат светил ей сверху, но ветер несколько раз задувал  фонарь  и  водилось
дожидаться, пока он загорится вновь, притаясь к стене, от  которой  яростный
ветер чуть не отрывал ее.
   Наконец она ощутила под ногами мокрую зыбкую почву Город остался  позади.
Волны шумно налетали на берег  расшвыривая  гальку.  Анжелика  выбралась  на
тропинку, ведущую к скале, и пошла по ней, двигаясь  на  ощупь.  Иногда  она
сбивалась, отклонялась в сторону натыкаясь на стебли трав, а то и  на  кусты
тамариска, потом с трудом возвращалась на тропинку. В такой  кромешной  тьме
ей еще не доводилось  бывать.  Нигде  не  было  ни  малейшего  просвета,  ни
слабенького лучика - ничего, что могло бы указать путь в непроглядном мраке.
Холодный дождь хлестал неутомимо, так что ресницы ее слипались.  Иногда  она
двигалась с закрытыми глазами. А слева была скала со страшным обрывом.  Один
ложный шаг - и она рухнет вниз, на мокрые камни. Страх все  более  охватывал
ее, наконец она опустилась  на  четвереньки  в  грязь  дорожки,  по  которой
струился целый ручей дождевой  воды.  Продвигаться  вперед  было  совершенно
невозможно. Тогда она решила, поборов страх, спуститься к подножию  скалы  и
дальше идти по краю берега. К счастью, она наткнулась на  старый  деревянный
крест, который заметила, когда проходила здесь с Онориной. Это позволило  ей
ориентироваться. Неподалеку должен был  находиться  каменный  оползень.  Она
отыскала это место и стала спускаться. Какая-то глыба вывернулась из-под  ее
ног, целый град камней полетел вниз, увлекая  ее  за  собой.  Она  скатилась
кубарем, но быстро пришла в себя. На ушибы и царапины некогда было  обращать
внимание, из ладоней сочилась кровь, платье на коленях порвалось, но главное
- она ничего не вывихнула. Можно было подняться  и  продолжать  путь.  Скала
теперь была справа, и на нее можно было опереться.
   Рядом было море, со страшной  злобой  бросавшееся  на  землю.  Постепенно
глаза Анжелики, привыкшие уже к темноте, стали различать белые гривы валов и
слетавшие с них длинные клочья пены. Эти  бледные  грозные  формы  с  адским
грохотом  наскакивали  на  берег,  некоторые  вдали,  а  другие,   наоборот,
разливались беспредельно широко, свирепыми  змеями  подползая  к  ее  ногам.
Вдруг налетела такая высокая волна, что Анжелике пришлось вжаться  в  обрыв,
чтобы ее не снесло. Эта волна разбилась о камни  совсем  рядом,  и  холодная
вода залила ей ноги, поднялась до щиколоток, потом до колен. Следующая волна
залила ее до пояса, и потянула ее с собой в море  с  такой  силой,  что  она
упала и едва уцепилась за какие-то камни. Еще такой вал  -  и  ее  унесет  в
море. "Надо подняться вверх", - подумала  она.  Но  как  выбраться  из  этой
западни? Она пустилась бежать, поскальзываясь на гальке, - только бы  ее  не
догнали эти страшные волны. В некоторых местах песчаная полоса так сужалась,
что некуда было  поставить  ногу.  Теперь  ею  владела  одна  мысль:  скорее
вернуться на ланды. Ведь прилив нарастает.  Если  она  останется  внизу,  то
непременно утонет. Она хваталась за скалу, ища, где бы подняться, но выступы
нависали над  берегом.  Наконец  она  как-то  дотащилась  до  бухточки,  где
останавливались  иногда  рыбачьи  лодки,  и,  обходя  ее,  натолкнулась   на
вырубленную в камне  тропинку,  которой  пользовались  рыбаки.  Она  вползла
вверх, вырвавшись из гибельной круговерти.
   Дотянувшись наконец до края скалы, она  без  сил  растянулась  на  мокрой
земле, не подымая головы.
   Это путешествие во мраке ночи походило, должно быть, на то, что совершает
человек, умирая - медленно и мучительно пробираясь в неведомые края.
   Осман Ферраджи, знаменитый черный колдун, так рассуждал об этом:  "Смерть
не всегда замечают. Некоторые люди оказываются, не  зная  почему,  где-то  в
потемках и должны искать дорогу по свету единственного  лучика,  взращенного
их земным опытом. Если они ничего на земле не взрастили, не  наработали,  им
придется снова блуждать в мире духов... Так говорят восточные мудрецы..."
   Осман Ферраджи! Он стоял перед ней, черный, как эта ночь, и говорил:
   - Почему ты убежала от этого человека?.. Твоя судьба скрещивается  с  его
судьбой.
   Опираясь на руки, Анжелика поднялась.  "Если  его  судьба  и  моя  должны
скреститься, значит, я добьюсь успеха!" - и она сжала зубы.
   Навряд ли случайность привела Рескатора  к  этим  берегам.  Это  означало
что-то другое. Это означало, что ей  надо  добраться  до  него.  И  она  это
сделает, несмотря на ветер, море, дождь и ночь. Она вновь  услышала,  словно
рядом, глухой голос, шепчущий ей на ухо: "У меня  вы  уснете.  У  меня  есть
розы". И ее охватила колдовская атмосфера Кандии, и вспомнилась  та  минута,
когда она готова была остаться там навсегда - возле человека в маске который
ее купил.
   Она выпрямилась и увидела,  что  дождь  перестал.  Зато  ветер  стал  еще
сильнее. Он хватал ее за плечи толкал вперед потом вбок; каждый шаг требовал
борьбы,  словно  с  настоящим  противником.  Пройдя  совсем   немного,   она
испугалась, что повернула не туда. Она бросалась в разные стороны, кружилась
на месте и никак не могла найти путь. Наконец небо чуть-чуть прояснилось.  И
вдруг  на  востоке  стало  заметно  красное  пламя  на  Башне  маяка.  А   в
противоположной стороне, на краю острова Ре, засветился огонь послабее.
   Теперь она выбралась из  чистилища.  Перед  ней  расстилалась  обдуваемая
ветром, но свободная от тумана равнина. Можно было идти быстрее.  Добравшись
до того залива, где накануне видела корабль, она замедлила  шаги.  Вдруг  ей
пришло в голову: "А что, если он снялся с якоря?" Но она тут же успокоилась.
За  последние  несколько  часов  произошло  столько  трагических  событий  -
возвращение детей, арест, допрос у Бомье, допрос Дегре,  что  казалось,  она
прожила уже много дней. Пираты,  когда  она  заметила  их,  конопатили  свой
корабль. Значит, он нуждался в ремонте, и навряд  ли  они  могли  сняться  с
якоря ночью, да еще когда начиналась буря.
   И тут над ней, высоко, как звезда, загорелся довольно  яркий  огонь.  Она
поняла, что это фонарь на вершине мачты "Голдсборо".  Ведь  пираты,  как  ни
старались остаться незамеченными, нуждались в освещении.  Залив,  в  котором
они укрылись, не защищал  судно  от  бури,  и  оно  раскачивалось,  напрягая
якорные цепи. На мостике можно было различить силуэты часовых.
   Анжелика застыла у края скалы.  Из  своего  укрытия  она  вглядывалась  в
начавшее выступать из тени судно; оно казалось сказочным видением, мачты без
парусов едва вырисовывались, паруса были, конечно, свернуты, чтобы ветер  не
сорвал их, в кипении морской пены оно подпрыгивало, словно под ним  клокотал
котел ведьм.
   Совсем недавно, когда она выходила из Ла-Рошели, ей  казалось,  что  надо
просто скорее добраться до этого места и  тут  ее  будет  ждать  единственно
возможное спасение.
   Теперь этот замысел  показался  безумным:  добровольно  отдаться  в  руки
человека, стоявшего вне закона, самой явиться к  опасному  пирату,  которого
она обидела и выставила на посмешище, и просить у него помощи в деле, ничего
не обещающем, кроме  риска!..  Столько  безумных  поступков,  которые  могут
привести лишь к катастрофе. Но катастрофа ждала и позади. А  она  зашла  уже
так далеко.
   Под скалой загорелся еще огонек, у края  одной  из  пещер,  должно  быть,
дозорные матросы разожгли костер.
   И та же рука, которая только что  заставила  Анжелику  подняться  и  идти
вперед, - может быть, это была рука Османа Ферраджи - толкнула ее: "Иди Иди!
Там твоя судьба..." Надежда и ужас боролись в ее сердце. Но  она  больше  не
колебалась, разыскала тропинку, по которой накануне спускались крестьяне  из
Сен-Мориса, таща своих свиней, и стала сходить вниз. На берегу ноги  увязали
в перламутровой массе миллионов истертых морем раковин. Она еле  пробиралась
вперед. Вдруг ее схватили сзади за пояс и за руки, не давая шевельнуться,  и
направили прямо в лицо фонарь. Пираты заговорили на  незнакомом  языке,  она
видела их смуглые  лица  под  кроваво-красными  платками,  жестокие  зубы  и
сверкавшие в ушах  у  некоторых  золотые  серьги.  И  тогда  она  закричала,
выставляя перед собой, словно щит, одно имя:
   -  Рескатор!..  Я  хочу  видеть  вашего   предводителя,   его   светлость
Рескатора!..

Глава 15

   Она ждала, опираясь на деревянный борт сильно  раскачивавшегося  корабля.
Береговые дозорные посадили ее в каик, который волны  швыряли  как  ореховую
скорлупку, и бог весть откуда у нее взялись  силы  подняться  в  темноте  на
корабль по веревочной лестнице.
   Теперь сил у нее уже не оставалось. Ее ввели в  какое-то  помещение,  где
пахло жиром, должно быть, камбуз. Два человека сторожили ее. Вошел третий, в
маске, в шляпе с мокрыми перьями, и она узнала этот приземистый силуэт.
   - Вы капитан Язон?
   Она видала  его  на  мостике  галеры  "Ла  Рояль".  Тогда  капитан  Язон,
сподвижник знаменитого Рескатора, отдавал распоряжения  герцогу  Вивонскому,
главному адмиралу  флота  короля  Людовика  XIV.  Теперь  он  был  не  столь
великолепен, но держался с уверенностью власть имущего, чья  воля  не  знает
преград.
   - Откуда вы меня знаете? - спросил он удивленно.
   - Я видела вас в Кандии.
   Его глаза из-под маски всматривались в эту странную  крестьянку,  которую
привели сюда, в испачканной и разорванной одежде, с которой стекала вода. Он
явно не узнавал ее.
   - Скажите вашему предводителю, господину Рескатору, что я.., та  женщина,
которую он купил в Кандии за тридцать пять тысяч пиастров четыре  года  тому
назад.., в ту ночь, когда случился пожар...
   Капитан Язон буквально подпрыгнул до потолка. Пораженный, он  снова  стал
всматриваться в нее. Потом выругался несколько раз по-английски.  Наконец  с
непривычным для него волнением - вообще это был человек спокойный - приказал
двум матросам бдительно сторожить пленницу и бросился на мостик.
   Матросы сочли нужным взять  Анжелику  за  руки.  Все  равно  бежать  было
невозможно. Она же попала в  логово  зверя.  Впечатление,  произведенное  ее
именем, встревожило ее. По всей видимости, про нее тут помнили. Ей  придется
предстать перед Господином. Сразу налетели воспоминания. Кандия,  освещенная
взрывом синего пламени, Кандия в огне. Отходящий от берега  "Гермес"  пирата
д'Эскренвиля,  уже  запылавший,  блестящий,  словно  золотой,   с   мачтами,
падающими  в  вихре  искр.  Рескатор,  выскочивший  из  клубов  дыма   своей
загоревшейся шебеки, и этот старый гном,  колдун  де  Савари,  плясавший  на
корме своей греческой барки и кричавший: "Это греческий огонь! Это греческий
огонь!"