это трудно.  И  герцог  не  рассердился,  наоборот,  он  даже
сказал, что мог бы добиться при дворе милостей для графа, а граф  де  Пейрак
ответил, что...
   Старая Фантина замолчала, усердно втыкая булавки в юбку,  которая  и  без
того уже сидела безукоризненно.
   - Так что же он ответил?
   - Что... что, даже будь у него длинная рука, его короткая нога  от  этого
не подрастет. Вот как он дерзок!
   Анжелика, глядя  в  круглое  зеркальце  из  своего  дорожного  несессера,
приглаживала пальцем брови, тщательно выщипанные горничной Маргаритой.
   - Значит, правду говорят, что он хромой? - спросила она как  можно  более
безразличным голосом.
   - Увы, голубка моя, правда. Ах, боже мой, а ты такая красотка!
   - Замолчи, кормилица. Я устала от твоих причитаний. Пойди  позови  Марго,
пусть она причешет меня. И не говори больше  так  о  графе  де  Пейраке.  Не
забывай, что теперь он мой муж.

***

   Когда  стемнело,  во  дворе  зажгли  факелы.  Под   тихий   аккомпанемент
небольшого оркестра из двух виол, флейты, лютни и гобоя, расположившегося на
крыльце замка, шла шумная беседа. Анжелика вдруг попросила, чтобы сходили за
деревенским скрипачом, под звуки скрипки которого обычно танцевали крестьяне
на большом лугу у замка. Она не привыкла к  этой  немного  слащавой  музыке,
предназначенной для двора и увеселения всяких сеньоров в  кружевах,  которую
играл оркестр. Ей захотелось еще раз услышать нежные  звуки  волынки  Пуату,
пронзительную  свирель  и  в  такт  мелодии  -   глухой   топот   деревянных
крестьянских башмаков.
   Небо было в звездах, но затянуто легкой дымкой тумана. И  от  этого  луна
была окружена золотым ореолом. К столам без устали подносили новые  блюда  и
кувшины с чудесным вином. Около  Анжелики  вдруг  оказалась  корзина  с  еще
теплыми круглыми булочками, которую упорно держали до тех пор, пока Анжелика
не подняла глаза и не посмотрела на того, кто угощает ее.  Перед  ней  стоял
высокий юноша в добротном костюме светло-серого цвета,  какой  обычно  носят
мельники. Воротник и оборки на штанах были из тонкого кружева.  А  поскольку
муки ему было не покупать, он обильно, как сеньоры, напудрил ею себе голову.
   - А  вот  и  сын  мельника  Валентин  пришел  поздравить  новобрачную,  -
воскликнул барон Арман.
   - Валентин, - улыбнулась Анжелика. - Я еще не видела  тебя  после  своего
возвращения. А ты по-прежнему плаваешь  на  лодке  по  каналам  и  собираешь
дягиль для ньельских монахов?
   Юноша низко поклонился и ничего не ответил. Когда Анжелика взяла булочку,
он поднял корзину и передал ее по кругу. А сам растворился в толпе и в ночи.
   "Если бы все вдруг замолчали, - подумала Анжелика, - я,  верно,  услышала
бы, как кричат сейчас на  болоте  жабы.  Ведь  если  я  вернусь  сюда  через
несколько лет, может, я уже не услышу их - болота осушат, и жабы исчезнут".
   - Вы обязательно должны это попробовать, - говорил ей в самое ухо  маркиз
д'Андижос.
   Он предлагал ей какое-то на вид не очень аппетитное кушанье, от  которого
исходил тонкий аромат.
   - Это рагу из свежих зеленых трюфелей,  привезенных  прямо  из  Перигора,
сударыня. Знайте же, трюфель обладает божественными, волшебными  свойствами.
Ни одно самое изысканное блюдо так не располагает новобрачную к принятию  от
мужа выражения его чувств. Трюфель придает пылкость, улучшает кровообращение
и делает кожу чувствительной к ласке.
   - Но я не вижу надобности есть его сегодня, - холодно  сказала  Анжелика,
отодвигая от себя серебряную миску. - Ведь я увижу своего мужа не раньше чем
через несколько недель...
   - Но вы должны подготовиться к  этой  встрече,  сударыня.  Поверьте  мне,
трюфель - лучший друг супружества. Изо дня в день вкушая это  восхитительное
блюдо, вы в брачную ночь будете сама нежность.
   - В наших краях, - с усмешкой сказала Анжелика, глядя ему прямо в лицо, -
гусей перед рождеством откармливают укропом, чтобы  в  рождественскую  ночь,
когда жареного гуся подадут на стол, его мясо было бы особенно сочным.
   Уже изрядно подвыпивший маркиз расхохотался:
   - Ах, как бы я хотел быть тем, кто скушает такую маленькую  гусочку,  как
вы, - и так низко наклонился к ней, что его усы коснулись ее щеки. - Да будь
я проклят, - добавил он, отстраняясь и приложив руку к сердцу,  -  если  еще
раз разрешу себе произнести подобную вольность. Но -  увы!  -  я  заслуживаю
снисхождения, ведь меня обманули. Когда мой друг Жоффрей де Пейрак  возложил
на меня свои обязанности в выполнении  всех  формальностей,  лишив,  однако,
очаровательных прав, он клялся мне, что вы горбатая и косоглазая, но  теперь
я  вижу,  что  он  снова,  уже  в  который  раз,  обрек  меня  на  муки.  Вы
действительно не хотите трюфелей?
   - Нет, благодарю вас.
   - А я съем, - сказал  он  с  такой  жалобной  гримасой,  что  при  других
обстоятельствах это развеселило бы Анжелику,  -  хотя  я  подставной  муж  и
вдобавок еще холостяк. Но я надеюсь, судьба будет благосклонна ко  мне  и  в
эту праздничную ночь приведет в мои объятия дам или девиц,  менее  жестоких,
чем вы.
   Анжелика с трудом заставила себя улыбнуться его новой выходке. От факелов
и канделябров несло  нестерпимым  жаром.  Неподвижный  воздух  был  пропитан
тяжелым запахом вин и соусов. Все кругом пели, пили.
   Анжелика провела пальцем по вискам. Они были влажны.
   "Что со мной? - подумала она. - Кажется, я сейчас не выдержу, закричу им,
как я их ненавижу. Но почему?.. Отец счастлив. Он выдает  меня  замуж  почти
как принцессу. Тетки ликуют. Граф де Пейрак прислал им в  подарок  массивные
ожерелья из черного пиренейского граната и другие безделушки. Мои  братья  и
сестры получат прекрасное воспитание. А на что жаловаться мне?  В  монастыре
нам постоянно твердили, что  нельзя  предаваться  романтическим  мечтам  Муж
богатый  и  знатный  -  разве  не  к  этому  должна  стремиться  девушка  из
благородной семьи?"
   Она дрожала, словно загнанная лошадь, но совсем не от  усталости.  Просто
это была нервная реакция, протест всего ее существа, которое не выдержало  и
вдруг взбунтовалось в самый неожиданный момент.
   "Неужели это страх? А тут еще кормилица наболтала всякой ерунды, всюду ей
мерещится дьявол. Но почему я должна ей верить?  Вечно  она  преувеличивает.
Ведь и Молин, и отец не скрывали от меня, что граф де Пейрак  -  ученый.  Но
утверждать, что он устраивает какие-то дьявольские оргии, - это уже слишком.
И потом, если бы кормилица и в самом деле была уверена, что  меня  отдают  в
руки такому чудовищу, она бы не отпустила меня. Нет, я ничего не боюсь. Я не
верю в эти выдумки".
   Рядом маркиз д'Андижос с салфеткой под самым подбородком держал  в  одной
руке сочный трюфель, а в другой - стакан бордоского вина. Время от  времени,
удовлетворенно икая, он хрипловатым гортанным голосом декламировал:
   - О божественный трюфель, благодетель влюбленных!  Влей  же  в  мои  жилы
счастливый пыл любви! Я буду ласкать свою подружку до зари!..
   "Вот оно, вот чего я не хочу, - поняла вдруг Анжелика. - Вот  чего  не  в
силах буду вынести!"
   И ей представился тот ужасный урод, то чудовище, на растерзание  которому
ее отдают. Там, в далеком Лангедоке,  в  безмолвии  ночей  она  окажется  во
власти какого-то незнакомого мужчины. И она может сколько  угодно  звать  на
помощь, кричать, умолять о пощаде. Никто не откликнется на  ее  зов.  Он  ее
купил. Ее продали ему. И она будет его собственностью до конца своей жизни!
   "И все, хотя они и не говорят об этом вслух, тоже так думают. И  наверно,
служанки  и  слуги  перешептываются  об  этом  на  кухне.  Вот  почему  даже
южане-музыканты смотрят на меня с жалостью, хотя бы этот  курчавый  красавец
Энрико, который так искусно бьет в тамбурин. Но притворство побеждает в  них
жалость. Одного человека принесли в жертву, зато сколько довольных! Золото и
вино текут рекой! И какое кому дело до того, что там потом произойдет  между
их господином и мною! Ну нет, клянусь, никогда  он  даже  не  дотронется  до
меня..."
   Анжелику душила ярость, и от мучительных усилий сдержать себя она  вконец
изнемогла. Она встала и вышла из-за стола. В общей суете  никто  не  обратил
внимания на ее уход. Встретив некоего Клемана Тоннеля, которого отец нанял в
Ниоре, чтобы он распоряжался слугами во время празднеств, Анжелика спросила,
не видел ли он слугу Никола.
   - Он на хозяйственном дворе, сударыня, разливает вино.
   Она пошла дальше. Она шагала как во сне, сама не  зная,  зачем  ей  нужен
Никола, но она хотела его увидеть. После разговора в  роще  Никола  ни  разу
больше  не  взглянул  ей  в  лицо  и   исполнял   свои   обязанности   слуги
добросовестно, но без усердия. Она  нашла  его  в  винном  погребе,  где  он
наливал вино из бочек в кувшины и графины, которые ему непрерывно  подносили
мальчишки-слуги и пажи. Никола был одет в золотисто-желтую ливрею с обшитыми
галуном  отворотами,  которую  барон  де  Сансе  взял  напрокат  по   случаю
празднеств. Молодой крестьянин не только не выглядел нелепо в этом  одеянии,
но даже имел элегантный  вид.  Заметив  Анжелику,  он  встал  и  отвесил  ей
глубокий поклон, как учил всю челядь в течение двух суток Клеман Тоннель.
   - Я ищу тебя, Никола.
   - К вашим услугам, госпожа графиня...
   Она бросила взгляд на мальчишек, которые в ожидании стояли с кувшинами  в
руках.
   - Поставь кого-нибудь из мальчиков вместо себя и иди за мной.
   Во дворе она снова провела рукой по своему лбу.  Нет,  она  сама  еще  не
знала, что собирается сделать. Она была возбуждена  до  предела,  одурманена
пьянящим ароматом разлитого на земле вина. Она  толкнула  дверь  в  соседний
сарай. В нем тоже весь вечер наполняли кувшины и еще не  выветрился  тяжелый
винный дух. Но теперь бочки уже опустели, опустел и сарай. В нем было  темно
и жарко.
   Анжелика  приложила  свои  ладони  к  крепкой  груди  Никола.  И   вдруг,
прижавшись к нему, затряслась от беззвучных рыданий.
   - Никола, ты мой друг, - стонала она, - скажи мне, что все это не правда.
Они не увезут меня, они не отдадут меня ему. Я боюсь, Никола.  Обними  меня,
обними крепче!
   - Госпожа графиня...
   - Замолчи! - крикнула она. - Хоть ты-то не будь злым!
   И хриплым, срывающимся голосом, которого сама не узнала, добавила:
   - Обними меня! Обними меня крепче! Больше мне ничего не надо!
   Никола с минуту стоял в нерешительности, потом своими загрубевшими руками
обнял ее за тонкую талию.
   В сарае было темно. От большой кучи  соломы  тянуло  теплом,  в  воздухе,
казалось,  застыло  что-то  тревожное,  словно   перед   грозой.   Анжелика,
обезумевшая, опьяневшая от всех этих запахов, прижалась лбом к плечу Никола.
И снова она почувствовала, как ее захватывает его неудержимая страсть, но на
этот раз не стала ей противиться.
   - Да, ты хороший, - задыхаясь, говорила она. - Ты мой друг. Я хочу, чтобы
ты любил меня... Один только раз. Я хочу, чтобы один только раз  меня  любил
молодой и красивый мужчина. Ты понимаешь?
   Она обхватила руками могучую шею Никола и заставила его  склонить  к  ней
свое лицо. Он выпил, и от него жгуче пахло вином. Он вздохнул:
   - Маркиза ангелов...
   - Люби меня, - прошептала она, прильнув губами к его губам. - Один только
раз. Потом я уеду... Ты не хочешь? Ты больше не любишь меня?
   Он что-то глухо пробормотал, схватил ее на руки и споткнувшись в темноте,
упал вместе с нею на кучу соломы.
   Сознание Анжелики было до странности ясное, и в то же  время  она  словно
разом отрешилась от всех условностей. Она очутилась в  каком-то  ином  мире,
поднялась над тем, что до сих пор составляло ее жизнь.  Оглушенная  темнотой
сарая, спертым и жарким  воздухом,  неведомыми  ей  доселе  ласками  Никола,
грубыми и вместе с тем искусными, она пыталась  побороть  свою  стыдливость,
которая помимо ее воли взбунтовалась в ней. Она хотела  лишь  одного:  чтобы
это произошло, и как можно скорее, чтобы никто  не  застиг  их  здесь.  Сжав
губы, она твердила себе, что по крайней  мере  тот,  другой,  уже  не  будет
первым. Это ее месть, ее вызов золоту, за которое, они думают, можно  купить
все.
   Она  покорно  подчинялась  мужчине,  дыхание  которого  становилось   все
учащеннее, она полностью отдалась  в  его  власть  и  чувствовала,  как  все
тяжелее становится его тело.
   Внезапно сарай прорезал  сноп  света  от  фонаря,  и  в  дверях  раздался
душераздирающий женский крик.  Одним  прыжком  Никола  отскочил  в  сторону.
Анжелика увидела, как на него надвигается чья-то плотная фигура. Она  узнала
старого Гийома и, бросившись наперерез, изо всех сил вцепилась  в  него.  Но
Никола уже проворно вскарабкался на балки перекрытия и открыл  оконце.  Было
слышно, как он спрыгнул во двор и побежал.
   Стоявшая на пороге женщина  продолжала  вопить.  Анжелика  узнала  в  ней
тетушку Жанну. В одной руке она держала графин,  другую  прижимала  к  своей
лихорадочно вздымавшейся пышной груди.
   Анжелика выпустила Гийома, подбежала к тетке  и,  словно  кошка,  вонзила
ногти ей в руку.
   - Да замолчите наконец, старая дура... Вы что, хотите  скандала,  хотите,
чтобы маркиз д'Андижос уехал и увез с собой все подарки и  обещания?  У  вас
больше не будет ни пиренейских гранатов, ни сластей. Замолчите или я кулаком
заткну вашу старую беззубую пасть...

***

   Привлеченные шумом, из  соседних  сараев  сбежались  крестьяне  и  слуги.
Анжелика увидела кормилицу, потом и отца, который, несмотря на то, что много
выпил и не очень твердо держался на  ногах,  как  хороший  хозяин  продолжал
следить, чтобы ничто не нарушило праздника.
   - Что это вы кричите, Жанна, словно вас щекочет сам дьявол?
   - Щекочет, - задохнулась от  возмущения  старая  дева.  -  Ах,  Арман,  я
умираю.
   - Но отчего, дорогая?
   - Я пришла сюда, чтобы налить немножко вина. И в этом сарае увидела...  я
увидела...
   - Тетя Жанна увидела какую-то тварь, - прервала  ее  Анжелика,  -  не  то
змею,  не  то  куницу,  она  не  разглядела.  Право,  тетя,   вы   зря   так
взволновались. Лучше вернитесь к столу, а вина вам принесут.
   - Верно, верно, - заплетающимся языком поддакнул барон. - В кои-то  веки,
Жанна, вы захотели быть полезной и переполошили столько народу.

***

   "Вовсе она не собиралась быть полезной, - думала Анжелика. - Она  следила
за мной. И выследила! С тех самых пор, как она живет в  замке  и  сидит  над
своим вышиванием, как паук в паутине, она всех нас знает лучше, чем мы сами,
она видит нас насквозь, читает наши  мысли.  Она  пошла  вслед  за  мной.  И
попросила старого Гийома посветить ей".
   Ее ногти продолжали впиваться в дряблую руку толстой тетки.
   - Вы меня поняли? - шепотом спросила она. -  Если  до  моего  отъезда  вы
скажете кому-нибудь хоть одно слово, клянусь, я отравлю вас.  Я  знаю  такие
травы.
   Тетушка Жанна, закатив  глаза,  покудахтала  еще  немного.  Но,  пожалуй,
больше, чем угроза, на нее подействовало упоминание о  гранатовом  ожерелье.
Поджав губы, она молча последовала за своим братом бароном.
   Чья-то рука грубо удержала  Анжелику.  Гийом  резким  движением  стряхнул
соломинки, которые застряли в ее волосах и на платье. Она  подняла  на  него
взгляд, пытаясь по выражению  его  бородатого  лица  угадать  мысли  старого
солдата.
   - Гийом, - прошептала она, - я хотела бы, чтобы ты понял...
   - Мне нет нужды  понимать,  сударыня,  -  с  оскорбительным  высокомерием
ответил он по-немецки. - Мне достаточно того, что я увидел.
   Он погрозил кулаком в темноту и выругался,  Анжелика  вскинула  голову  и
пошла к гостям. Сев  за  стол,  она  поискала  глазами  маркиза  д'Андижоса.
Свалившись со своего табурета, маркиз сладко спал на  полу.  Стол  напоминал
поднос  с  церковными  свечами,  когда  они  догорают   и   оплывают.   Одни
приглашенные ушли, другие  уснули  тут  же,  в  гостиной.  Но  на  лугу  еще
продолжались танцы.
   Анжелика, напряженно выпрямившись, без тени улыбки  на  лице,  сидела  во
главе свадебного стола. Она мучительно страдала при мысли, что  ей  не  дали
довести до конца задуманное, исполнить свою  клятву  и  отомстить  за  себя.
Ярость и стыд боролись в ней. Она потеряла старого Гийома. Монтелу отказался
от нее. Ей оставалось лишь одно - уехать к своему хромому супругу.

Глава 13

   На  следующий  день  четыре  кареты  и  две  тяжело  нагруженные  повозки
двинулись по направлению к Ниору. Анжелике просто не верилось, что весь этот
праздничный кортеж с лошадьми, скрипящими повозками и кричащими  форейторами
- ее свита, что столько шумихи поднято  из-за  нее,  мадемуазель  де  Сансе,
которая никогда не знала иных провожатых, кроме вооруженного  пикой  старого
солдата.
   Слуги, служанки и музыканты  теснились  в  повозках,  вместе  с  багажом.
Кортеж двигался по залитым солнцем дорогам, среди цветущих  садов,  оставляя
за собой запах свежего лошадиного навоза. А сидящие в  повозках  смуглокожие
дети Юга беззаботно смеялись, пели и бренчали на гитарах.  Они  возвращались
домой, в свой жгучий край, пропитанный ароматами вина и чеснока.
   Среди всеобщего веселья один лишь мэтр Клеман Тоннель  сохранял  чопорный
вид. Нанятый бароном  на  неделю  свадебных  торжеств,  он,  чтобы  избежать
дорожных расходов, попросил довезти его до  Ниора.  Но  в  первый  же  вечер
путешествия он подошел к Анжелике и предложил ей свои услуги в качестве либо
дворецкого, либо камердинера. Он рассказал, что служил в Париже у нескольких
знатных господ, и назвал их имена, но ему  пришлось  поехать  на  родину,  в
Ниор, чтобы уладить дела  с  наследством,  оставленным  его  отцом-мясником.
Вернувшись в Париж, он  узнал,  что  какой-то  лакей-интриган  завладел  его
местом, и с тех пор он ищет честный и знатный дом, куда мог бы  поступить  в
услужение.
   Клеман выглядел человеком скромным и опытным и совсем очаровал  горничную
Маргариту, которая заверила Анжелику, что такой вышколенный  лакей  будет  с
радостью принят в тулузском дворце. У графа де Пейрака  много  самых  разных
слуг, белых и черных, но работают они из рук вон плохо.  Больше  нежатся  на
солнышке.  И  самый  ленивый  из  всех,  бесспорно,  дворецкий  Альфонсо,  в
обязанности которого входило следить за челядью.
   И Анжелика наняла Клемана. Правда, она непонятно почему робела перед ним,
но была благодарна ему хотя бы за то, что он говорил, как  нормальные  люди,
без  этого  невыносимого  южного  акцента,  который  начал  приводить  ее  в
отчаяние. Так пусть хоть этот хладнокровный, расторопный, почти раболепный в
своей почтительности и услужливости слуга, которого она вчера еще совсем  не
знала, будет для нее частичкой ее родины.

***

   Как только позади осталась столица болотного  края  Ниор  с  ее  тяжелой,
черной, словно чугунной,  башней,  кортеж  графини  де  Пейрак  вдруг  сразу
окунулся в  море  света.  Анжелика  даже  не  заметила,  как  тенистые  рощи
сменились  непривычным  пейзажем:  куда  ни  кинешь  взор,  кругом  сплошные
виноградники. Они проехали мимо Бордо. К виноградникам прибавились поля  еще
зеленой кукурузы. В  окрестностях  Беарна  они  сделали  остановку  в  замке
Антуана де  Комона  маркиза  де  Пегилена  герцога  де  Лозена.  Анжелика  с
удивлением смотрела на этого маленького забавного человечка, чье  обаяние  и
остроумие были столь велики, что он, как утверждал  маркиз  д'Андижос,  стал
"одним  из  любимчиков  при  дворе".  Даже  сам  король,  который,  как  это
свойственно юношам, хотел выглядеть  серьезным,  в  самый  разгар  заседания
Совета не мог удержаться от смеха, слушая блестящие остроты де Пегилена. Как
раз в это время Пегилен жил в своем имении, куда был  изгнан  за  перешедшие
все границы дерзости в адрес кардинала Мазарини. Но  это,  казалось,  ничуть
его не удручало, и он развлекал гостей всевозможными историями.
   Анжелике непривычен был фривольный язык, принятый тогда при дворе, и  она
не понимала и половины из  рассказа  де  Пегилена,  но  веселая,  оживленная
атмосфера  замка  сдела