лерных  рабов.  У  всех  разномастных   и   разноязыких   матросов
"Голдсборо", чей смех и  странные  песни  иногда  по  вечерам  слышались  из
кубрика, в глазах было совершенно особое выражение, которое среди пассажиров
могла понять одна только Анжелика. Такое выражение глаз бывает у  тех,  кому
привелось томиться в неволе, в цепях, и для кого земля отныне  всегда  будет
недостаточно велика, а море - недостаточно  просторно.  Они  возвращаются  в
мир, так долго бывший для них запретным, с опасливым чувством, что не  имеют
на это права, и со страхом  вновь  потерять  свое  отвоеванное  сокровище  -
свободу.
   - Скажите, боцман, зачем вы пристаете к нам с этой немецкой  капустой?  -
спросил Ле Галль. - Сейчас мы должны находиться примерно на широте  Азорских
островов, где можно купить апельсины и другую свежую пищу.
   Боцман искоса взглянул на него и пожал плечами.
   - Он не понял, - сказал Маниго.
   - Он все отлично понял, -  не  согласился  Ле  Галль,  провожая  взглядом
коротышку-боцмана в великаньих сапогах, который поднимался по трапу вслед за
матросами, уносившими пустые котлы.
   Через день  Анжелика,  прогуливаясь  по  баку,  заметила,  что  Ле  Галль
занимается какими-то таинственными расчетами, используя при  этом  карманные
часы и компас. При появлении Анжелики он вздрогнул и  спрятал  эти  предметы
под своей клеенчатой рыбацкой накидкой.
   - Вы мне не доверяете? - спросила Анжелика. - Но  ведь  я  совершенно  не
способна понять, что вы тут замышляете наедине с вашими часами и компасом.
   - Нет, госпожа Анжелика, вам я доверяю. Просто я подумал, что это подошел
кто-то из команды. Вы ходите так же, как они, - бесшумно.  Шагов  совсем  не
слышно, и вдруг глядь - а вы уже рядом. Даже становится немного не по  себе.
Ну ничего, раз это вы, то не о чем беспокоиться.
   Он понизил голос:
   - Там, на грот-мачте, на марсе<Марс - площадка  на  мачте,  служащая  для
наблюдения за горизонтом, а также для работ по управлению парусами.>,  сидит
матрос и наблюдает за мной с высоты, но это ничего. Ему все равно не понять,
что я делаю. А все остальные, кроме рулевого,  сейчас  ужинают.  Море  нынче
вечером спокойно, хотя это, может статься, и ненадолго, но странное  дело  -
вокруг совсем не видно других судов.  И  я  воспользовался  затишьем,  чтобы
попытаться наконец определить наши координаты.
   - Мы очень далеко от Азорских островов?
   Ле Галль устремил на нее насмешливый взгляд.
   - Вот именно! Не знаю, обратили ли вы внимание, что на днях боцман ничего
мне не ответил, когда я спросил его об Азорских островах. А между тем,  если
мы плывем в Вест-Индию, то Азорские острова должны быть  как  раз  на  нашем
пути. Я бы не удивился, даже если бы корабль прошел мимо острова Вознесения,
что свидетельствовало бы о том, что мы держим курс прямо на юг. Но идти, как
идем мы, прямо на запад - это  весьма  странный  путь  для  тех,  кто  хочет
попасть на Большие Антильские или другие тропические острова!..
   Анжелика спросила Ле Галля, как ему удалось  установить  это  без  таблиц
долготы и поясного времени, а также без секстанта и хронометра.
   - Я просто засек время, когда на  борту  бьют  склянки  полуденной  смены
вахты. Это и есть астрономический полдень - я в  этом  уверен,  потому  что,
проводя  корабль  через  пролив  под  Ла-Рошелью,   мельком   посмотрел   на
оборудование  капитанского  мостика.  И  знаете   -   приборы   там   просто
великолепные. Есть все, что нужно. Так что я  убежден:  склянки  здесь  бьют
ровно в полдень. С курса здешние моряки не собьются.  Я  сверяю  корабельные
склянки со своими часами, которые все еще показывают ларошельское время.  Ну
так вот, знания астрономического  времени,  моих  часов,  компаса,  а  также
положения солнца при прохождении зенита и при  заходе  мне  вполне  хватило,
чтобы определить, что мы  идем  "северным  путем",  путем  ловцов  трески  и
китобоев. Сам я никогда по нему не ходил, но могу его узнать. Да  вы  только
взгляните на море - оно совершенно изменилось!
   Однако это объяснение не убедило Анжелику. Методы  достойного  ларошельца
показались ей неточными и небесспорными. А вот море и впрямь  отличалось  от
Средиземного, впрочем, это не море, это океан, а она не раз слышала рассказы
матросов о страшных бурях, которые обрушивались на их суда уже в  Бискайском
заливе. Кроме того, говорят, что в некоторые времена года может  быть  очень
холодно даже у Азорских островов.
   - Да посмотрите же, какая тут вода - точно молоко, - настаивал Ле  Галль.
- А вы заметили утром, каким перламутровым стало небо? Это северное небо - я
вам ручаюсь! А какой тут туман! Густой, будто снег. Во  время  равноденствия
этот путь чрезвычайно опасен, и ловцы трески в эти дни никогда им не  ходят.
А вот мы почему-то выбрали именно его. Спаси и сохрани нас, Боже!..
   В голосе Ле Галля зазвучали похоронные нотки.  Однако  Анжелика  напрасно
таращила глаза - она не видела  никакого  тумана,  только  на  северо-западе
белое небо почти сливалось с морем, и их разделяла только  едва  различимая,
красноватая линия горизонта.
   - Буря и туман будут нынче ночью.., или  завтра,  -  угрюмо  закончил  Ле
Галль.
   Положительно, он все хочет видеть в черном цвете! Для бывалого моряка  он
слишком уж легко растерялся перед этими пустынными просторами, на которых за
все время пути им не встретился ни один корабль. Изо дня в день  одно  и  то
же: ни единого паруса, насколько  хватает  глаз.  Пассажиры  находили  такое
однообразие чрезмерным, а  Анжелика  радовалась.  Собственный  горький  опыт
научил ее, что встреч на море надо опасаться. Вид  океана  с  его  могучими,
бесконечно длинными, казалось, вздымающимися из бездонной пучины  валами  не
надоедал ей. К тому же, она не была подвержена морской болезни,  от  которой
страдали в начале пути большинство ее спутниц.
   Теперь из-за холода они перестали  выходить  из  твиндека.  Уже  два  дня
матросы приносили  им  туда  разрисованные  каким-то  варварским  орнаментом
глиняные горшки с  отверстиями  сверху  и  сбоку,  наполненные  раскаленными
углями. Благодаря этим необычным жаровням или скорее  примитивным  маленьким
печкам на нижней палубе было довольно тепло и сухо; а по  вечерам  пассажиры
получали для освещения толстые  сальные  свечи.  Даже  менее  любознательные
люди, чем ларошельцы, и те не могли бы не заинтересоваться  столь  необычной
системой обогрева.
   Каждый из эмигрантов-мужчин высказал о ней свое мнение.
   - Во  всяком  случае,  это  куда  менее  опасно,  чем  открытые  жаровни.
Интересно, откуда взялись эти диковинные глиняные горшки?
   Анжелика вдруг вспомнила слова Никола Перро:  "Когда  мы  войдем  в  зону
льдов, вам сюда принесут жаровни".
   - Но разве вблизи Азорских островов могут быть льды? - воскликнула она.
   И тут же услыхала насмешливый голос:
   - А где вы здесь видите льды, госпожа Анжелика?
   К ней приближались Маниго, Берн и владелец бумажной фабрики Мерсело.  Они
закутались в плащи, а шляпы надвинули до самых глаз, и  поскольку  все  трое
были мужчины рослые и широкоплечие, их  можно  было  легко  спутать  друг  с
другом.
   - Действительно холодновато, тут я с вами согласен, - продолжал Маниго, -
однако зима уже не за  горами  и,  к  тому  же,  бури  равноденствия  всегда
охлаждают воздух в окрестностях.
   Ле Галль пробурчал:
   - И все-таки здешние, как вы, сударь, выразились  "окрестности"  выглядят
как-то чудно.
   - Ты опасаешься бури?
   - Я опасаюсь всего!
   И он добавил со страхом:
   - Посмотрите... Да посмотрите же... Ведь это похоже на конец света!
   Сейчас на поверхности океана не было заметно ни  малейшего  волнения,  но
она пузырилась, точно  кипящая  в  котле  вода.  Красное  солнце  неожиданно
вырвалось из-за облаков и разлило по небу, дотоле абсолютно  белому,  сияние
цвета расплавленной меди. Дневное светило вдруг сделалось огромным, подавляя
своим  гигантским  размером  даже  океан,  потом  стремительно  скрылось  за
горизонтом, и почти тотчас все вокруг  на  мгновение  окрасилось  в  зеленый
цвет, после чего погрузилось в черноту.
   - Море Тьмы, - вздохнул Ле Галль. - Так в старину его называли викинги.
   - Просто красивый закат, -  сказал  Мерсело.  -  Что  вы  в  нем  увидели
странного?
   Но Анжелика поняла, что  его  тоже  поразила  необычность  происходящего.
Мрак, бывший поначалу столь густым,  что  пассажиры  перестали  видеть  друг
друга, начал рассеиваться, уступая место вечерним сумеркам.  Внезапно  опять
стало видно все, вплоть до горизонта, но теперь корабль, казалось,  очутился
в некоем безжизненном мире, где не могли возродиться ни цвета, ни тепло.
   - Вот это и называется полярной ночью, - проговорил Ле Галль.
   - Полярной? Ну ты и скажешь! - воскликнул Маниго.
   Его  громовой  хохот  прозвучал  в  тишине,  как  святотатство;  он   это
почувствовал и быстро оборвал его, а затем, чтобы скрыть смущение, посмотрел
вверх, на обвисшие паруса.
   - На этом корабле-призраке не матросы, а жеребцы стоялые! Только и знают,
что лодырничать!
   В этот миг, как будто они только и  ждали  этого  высказывания,  из  всех
закоулков на палубу высыпали матросы.
   Марсовые вскарабкались вверх по вантам и начали перелезать с них на  реи.
По своему обыкновению, они работали почти бесшумно,  и  вид  этих  беззвучно
снующих в вышине неясных теней  еще  более  усугублял  ощущение  необычности
того, что творилось вокруг.
   "Сегодня вечером или ночью что-то должно произойти", - подумала  Анжелика
и прижала руку к груди, словно ей не хватало воздуха. Мэтр Берн стоял  рядом
с нею, однако она сомневалась, что он будет в силах ей помочь.
   С  юта  послышался   голос   капитана   Язона,   отдававшего   приказания
по-английски.
   Маниго облегченно фыркнул.
   - Кстати, вы сейчас говорили об Азорских островах. Ты, Ле  Галль,  плавал
больше моего, ну так вот, можешь ли ты мне сказать, когда мы до них  дойдем?
Мне хочется поскорее узнать, получили ли мои португальские корреспонденты те
суммы, что я перевел им с Берега пряностей?
   Он похлопал по карманам своей просторной суконной куртки.
   - Когда я получу мои денежки, я смогу наконец дать  отпор  этому  наглому
пиратскому главарю. Сейчас он держится с нами, как с  какими-нибудь  нищими.
Мы должны чуть ли не руки ему целовать! Но вот увидите -  в  Карибском  море
все будет иначе. Там он уже не будет самым сильным.
   - В Карибском море хозяева - пираты, - процедил сквозь зубы Берн.
   - А вот и нет, мой дорогой. Хозяева там  -  работорговцы.  Я  уже  теперь
занимаю среди них весьма недурное положение. А  когда  возьму  дело  в  свои
руки, то рассчитываю заполучить монополию на торговлю рабами. Много ли проку
от судна, которое просто перевозит из Вест-Индии в Европу табак и сахар,  не
заходя на обратном пути в Африку и не набивая там трюмы рабами?  А  корабль,
на котором мы плывем, не невольничье судно. Если бы он перевозил негров,  то
был бы снаряжен иначе. И потом, недавно я как бы по ошибке забрел в трюмы, и
смотрите, что я там нашел.
   Он разжал руку: на его ладони лежали две золотые  монеты  с  изображением
солнца.
   - Это из сокровищ инков!  Точно  такие  же  иногда  привозят  испанцы.  И
главное, я заметил, что другие трюмы заполнены любопытными  приспособлениями
для глубоких погружений, какими-то необычными маленькими якорями,  лесенками
и еще Бог  весть  чем.  А  вот  место,  отведенное  под  коммерческий  груз,
наоборот, чересчур мало для порядочного торгового судна.
   - И что вы по этому поводу думаете?
   - Ничего не думаю. Я могу сказать только одно  -  что  этот  пират  живет
разбоем. Как именно он разбойничает? А это уж не мое дело. По мне, так лучше
уж пират, чем потенциальный конкурент. На пиратов мне наплевать -  люди  они
смелые, спору нет, но почти ничего не смыслят в  торговле.  Они  никогда  не
смогут по-настоящему господствовать на морях. Их  место  мало-помалу  займем
мы, торговцы. Вот поэтому  мне  было  бы  весьма  интересно  побеседовать  с
Рескатором с глазу на глаз. Он мог бы, по крайней мере, пригласить  меня  на
ужин.
   - Говорят, что его апартаменты на корме очень роскошны  и  там  множество
дорогих вещей, - сказал мэтр Мерсело.
   Они ждали, что на это скажет Анжелика, но ею, как  и  всякий  раз,  когда
речь заходила о Рескаторе, овладело какое-то тягостное, тревожное чувство, и
она промолчала. Мэтр  Берн  пристально  смотрел  на  нее,  пытаясь  прочесть
что-либо в ее глазах.
   Отчего темнота вместо  того,  чтобы  сгущаться,  наоборот,  рассеивается?
Можно подумать, что близится рассвет.
   Цвет моря вновь изменился. Чернильно-черное у бортов, оно вдали  казалось
рассеченным надвое какой-то бледно-зеленой,  как  полынная  водка,  полосой.
Когда "Голдсборо" вошел в нее,  корпус  его  задрожал,  точно  бока  лошади,
почуявшей близкую опасность.
   С капитанского мостика неслись команды.
   Берн вдруг разобрал, что сверху крикнул по-английски марсовый:
   - По правому борту плавучий лед, - перевел он.
   Все как один повернулись вправо.
   Рядом с  кораблем  высился  ледяной  утес,  похожий  на  громадный  белый
призрак. Матросы с баграми  и  мотками  канатов  тут  же  выстроились  вдоль
фальшборта, чтобы попытаться предотвратить губительное столкновение  с  этой
дышащей ледяным холодом горой.
   К счастью, ведомое искусной рукой капитана  судно  прошло  на  безопасном
расстоянии от препятствия. Между тем небо за айсбергом еще больше посветлело
и в серой полутьме проглянули розовые проблески.
   Онемевшие от изумления и страха пассажиры ясно различили на айсберге  три
темные  точки;  точки  эти  медленно  поднялись  и   начали   увеличиваться,
приближаться к кораблю, превращаясь в три белых крылатых существа.
   - Ангелы! - выдохнул Ле Галль - Это смерть!
   Габриэль Берн остался невозмутим. Он обнял Анжелику за плечи  (она  этого
даже не заметила) и сухо уточнил:
   - Это альбатросы, Ле Галль.., просто полярные альбатросы.
   Три огромные птицы летели вслед за кораблем, то описывая в  небе  широкие
круги, то опускаясь на темную, плещущую у борта воду.
   - Это дурной знак, - сказал Ле Галль. - Он предвещает нам бурю и гибель.
   Внезапно Маниго выругался.
   - Может быть, я сошел с ума? Или сплю и вижу сон? Что  сейчас:  день  или
ночь? И кто тут плетет, будто мы близко от Азорских островов? Проклятие!  Да
мы же плывем совсем другим путем...
   - Именно об этом я и толкую, господин Маниго.
   - А ты не мог сказать об этом раньше, болван?
   Ле Галль рассердился.
   - А что бы это изменило? Ведь хозяин на корабле не вы, господин Маниго.
   - Ну, это мы еще посмотрим!
   Они замолчали, потому что неожиданно  все  вокруг  опять  погрузилось  во
тьму. Странная заря померкла.
   И тотчас же на корабле зажглись фонари. Один из  огоньков  приблизился  к
баку, где стояли Анжелика и четверо мужчин-гугенотов, и в ореоле света стали
видны  резкие  черты  старого  арабского  врача  Абд-эль-Мешрата.  Его  лицо
пожелтело от холода, хотя он был закутан почти до самых очков.
   Араб отвесил Анжелике несколько поклонов и сказал:
   - Хозяин корабля просит вас пожаловать к нему.  Он  хотел  бы,  чтобы  вы
провели ночь у него.
   Смысл этой фразы, произнесенной  по-французски  без  малейшей  запинки  и
очень учтиво, был вполне ясен. Анжелика  вскипела,  от  возмущения  ее  даже
бросило  в  жар.  Она  уже  открыла  рот,  чтобы  отклонить   оскорбительное
предложение, но ее опередил Габриэль Берн.
   - Мерзавец! - вскричал он дрожащим от ярости голосом. - Здесь,  при  нас,
передать женщине такое гнусное предложение! Уж не  воображаете  ли  вы,  что
находитесь на алжирском невольничьем рынке?
   Берн занес кулак для удара, однако  это  движение  разбередило  его  едва
затянувшуюся рану и он, с трудом удержавшись от стона, вынужден был опустить
руку. Анжелика встала между ним и Абд-эль-Мешратом.
   - Вы сошли с ума! Нельзя так разговаривать с эфенди.
   - Эфенди он или нет, он вас оскорбляет. Согласитесь, госпожа Анжелика,  -
он принимает вас за женщину.., за женщину, которая...
   - Похоже, эти молодчики считают, что имеют права на наших жен и  дочерей!
- вмешался бумажный фабрикант Мерсело. - Это верх бесстыдства!
   - Успокойтесь, - взмолилась Анжелика. - В конце концов, все это не  стоит
выеденного яйца и касается только меня. Его превосходительство великий  врач
Абд-эль-Мешрат всего лишь передал  мне..,  приглашение,  которое  под  иными
небесами, скажем, на Средиземном море, можно было бы почитать за честь.
   - Какой ужас, - сказал Маниго  и  беспомощно  огляделся  вокруг.  -  Дело
ясное, мы попали в лапы к берберийцам, ни больше, ни меньше.  Часть  команды
состоит из этой сволочи, и я готов  побиться  об  заклад,  что  в  жилах  их
хозяина тоже есть басурманская кровь, хотя он и строит из себя  испанца.  Он
либо андалузский мавр, либо прижит от мавра...
   - Нет, нет, - с жаром запротестовала Анжелика. - Я вам ручаюсь, что он не
магометанин. Мы находимся на христианском корабле.
   - Христианском?! Ха-ха-ха! Вот рассмешили! Госпожа Анжелика, у вас просто
мутится рассудок - впрочем, есть из-за чего.
   Арабский лекарь продолжал с  бесстрастно-пренебрежительным  видом  ждать,
кутаясь в свои шерстяные одежды.  Достоинство,  с  которым  он  держался,  и
удивительно  умный  взгляд  его  темных  глаз  напоминали  Анжелике   Османа
Ферраджи, и она чувствовала некоторую жалость, видя, как он дрожит от холода
в этой ледяной ночи на краю света.
   - Достопочтенный эфенди, я прошу извинить мою нерешительность и благодарю
за то, что вы донесли до меня пожелание  монсеньора  Рескатора.  Я  отклоняю
требование, которое вы мне передали - для женщины моей веры оно неприемлемо,
однако  я  готова  последовать  за  вами,  чтобы  лично  дать  ответ  вашему
господину.
   - Хозяин этого корабля не господин мне, - мягко ответил старик. - Он  мой
друг. Я спас его от смерти, потом он  спас  меня  от  смерти,  и  мы  с  ним
заключили духовный союз.
   - Надеюсь, вы не собираетесь принять это наглое предложение?  -  вмешался
Габриэль Берн.
   Желая успокоить его, Анжелика коснулась рукой его запястья.
   - Позвольте мне пойти и  наконец  объясниться  с  этим  человеком  раз  и
навсегда. Раз он выбрал такое время, что ж, пусть  будет  так.  Поверьте,  я
действительно не знаю, ни чего он хочет, ни каковы его намерения.
   - Зато я знаю, - буркнул Берн.
   - Не уверена. Он такой оригинал...
   - Вы говорите о нем с  такой  снисходительной  непринужденностью,  словно
давно с ним знакомы...
   - Я и в самом деле достаточно хорошо его знаю, чтобы не бояться сейчас..,
того, чего боитесь вы.
   И чтобы слегка поддразнить его, она с коротким смешком добавила:
   - Уверяю вас, мэтр Берн, я умею за себя постоять.  Мне  случалось  давать
отпор и более грозным противникам.
   - Я страшусь не насилия с  его  стороны,  -  тихо  промолвил  Берн,  -  а
слабости вашего сердца.
   Анжелика не ответила. Этими последними словами они обменялись,  оставшись
в полной темноте и  одиночестве,  так  как  сопровождавший  арабского  врача
матрос с фонарем уже удалялся, а за ним последовали Абд-эль-Мешрат, Маниго и
Мерсело. Все четверо  пассажиров  снова  собрались  вместе  только  у  люка,
ведущего на нижнюю палубу.
   Берн решился:
   - Если вы отправитесь к нему, я пойду с вами.
   - Думаю, что с вашей стороны  это  было  бы  большой  ошибкой,  -  нервно
сказала Анжелика. - Вы вызовете его гнев - и притом без всякой пользы.
   - Госпожа Анжелика права, - вступил в разговор Мерсело. - Она уже не  раз
доказала, что в обиду себя не даст. И я тоже считаю, что ей надо объясниться
с этим субъектом. Он взял нас на свое судно - что ж, прекрасно. Но затем  он
вдруг как в воду канул, после чего мы очутились в полярных  широтах.  И  как
прикажете все это понимать?
   - Судя по тому, как арабский  лекарь  изложил  его  просьбу,  у  нас  нет
оснований полагать, что монсеньор Рескатор желает