шать  вашим  мужчинам  заниматься  таким
грязным ремеслом, грабить корабли и убивать людей.
   - Вы что выдумываете?
   - А заманивать корабли  на  ваши  поганые  скалы,  приканчивать  дубинами
несчастных пленников, которые пытаются спастись, это что,  честное  ремесло?
Бог и все святые рая накажут вас.
   Анжелика уже готова была  выйти  из  себя,  слушая  такие  оскорбительные
обвинения. С нее и так было достаточно сумасшедших мужчин и женщин в течение
этих последних дней, с их отчаянными криками и истериками.  Впрочем,  людям,
которые едва не погибли в море, все можно простить.
   Она ответила без всякого гнева:
   - Вы ошибаетесь, славный мой друг. Мы простые поселенцы и живем  за  счет
торговли и своего труда.
   - Да разве же я наскочил бы на  эту  острую,  как  игла,  б..,  подводную
скалу, - заревел он и круто, всем корпусом, повернулся к ней, - если  бы  не
увидел мигающие вдали огни? Я прекрасно знаю, что такое морские  разбойники,
заманивающие корабли, как  они  на  скалах  раскачивают  фонарями,  создавая
видимость, что здесь находится порт, а потом топят их. Я сам из Уссана,  что
стоит на самом мысу Бретонского полуострова. Удар о рифы был такой сильный и
неожиданный, что я вылетел  за  борт.  А  когда  доплыл  до  берега  и  стал
хвататься за него, "они" ударили меня  сюда  и  сюда...  Вот  посмотрите.  О
камень так не ударишься.
   Он откинул назад копну волос, слипшихся от морской воды и водорослей.
   Глаза у Анжелики расширились, сердце упало.
   - Каково? Что вы на это скажете? -  торжествовал  незнакомец,  видя,  как
лицо ее побледнело, и глаза застыли.
   Но не рана на покрытой  волосами  коже,  которую  он  ей  показывал,  так
приковала ее взгляд, а пятно фиолетового цвета, которое было на виске у Жоба
с самого рождения.
   "Как только ты увидишь высокого капитана с фиолетовым пятном, знай,  твои
враги близко!.."
   "Кто же это ей сказал?.. Да, Лопеш, тот маленький португальский разбойник
с корабля "Сердце Марии", когда она стояла вместе с ним на краю морской косы
Макуа".
   Но где же сам Лопеш? Он погиб  во  время  сражения..,  на  борту  "Сердца
Марии".

Глава 22

   Анжелика смотрит  на  себя  в  зеркало.  Ночная  тень  окружает  холодное
венецианское стекло.  Проникающий  через  окно  едва  заметный  свет  заката
оставляет на нем слабые отблески. Ее отражающееся в зеркале лицо  похоже  на
багряный призрак.
   В лучах лунного света ее  разметавшиеся  волосы  напоминают  ауру.  Ветер
распушил копну ее волос, когда она блуждала по пляжу в поисках тел  погибших
и увидела там Единорога. Она устала поправлять пряди,  бесконечно  спадающие
на виски, которые пронизывала острая головная боль.
   "Я сейчас заплету косу", - решает Анжелика.
   Она берет свои волосы в ладони, разглаживает  их,  разделяет  и  начинает
заплетать в перламутрово-золотую косу. Тяжелая, пышная, она покоится  на  ее
плече, как блестящая змея. Она отбрасывает  ее  назад,  распускает  и  снова
заплетает, потом укладывает ее  тройным  кольцом  на  затылке.  Она  ощущает
тяжесть волос у основания шеи, и на  какое-то  время  наступает  облегчение.
Анжелика проводит пальцами по лбу.
   Кто-то ей сказал: "Когда ты увидишь капитана (у фиолетовым пятном,  знай,
что твои враги находятся неподалеку".
   Она вспомнила, чьи это были слова. Да,  это  сказал  португальский  метис
Лопеш там, на косе Макуа в бухте Каско.
   Но ведь малыш Лопеш погиб в бою на корабле "Сердце Марии".
   Не раздеваясь, Анжелика ложится в холодную постель, но и  здесь  она  уже
давно не находит отдыха от своей изматывающей жизни. После  того,  как  всем
раненым была  оказана  помощь,  по  настоянию  Абигель,  которая  одна  была
озабочена усталостью госпожи де Пейрак в последние дни,  Анжелика  удалилась
на ночь в спальню.
   Действительно ли она видела сегодня своего мужа? Нет, она не  уверена.  У
нее больше нет супруга. Это - чужой, безразличный к ее беде человек.  Как  и
прежде, она была одна в чуждом ей мире, где - она это чувствовала  -  к  ней
медленно  подкрадывалась  невидимая  опасность.  Совсем  одна  она  борется,
мечется  среди  множества  обнаженных,  окровавленных,  с  открытыми  ранами
мужских и женских тел, этих отвратительных тел из "Ада" Данте. Временами это
видение пронизывают  ужасные  знамения:  украшающая  нос  корабля  золоченая
деревянная скульптура Единорога, прожорливый капитан  с  фиолетовым  пятном,
дома из светлого дерева на берегу, залитом светом утренней зари.
   Если бы Жоффрей был рядом, она поделилась бы с ним  своими  сумасбродными
мыслями, а он посмеялся бы над ней и успокоил ее.
   Но Анжелика была одна...
   "...Мне кажется, что все готово, что вот-вот произойдут ужасные события",
- сказала бы она ему.
   - Какие, моя дорогая?
   - Не знаю, но мне страшно!
   Ей казалось, что она слышит голос отца Вернона:
   "Когда начинаются дьявольские действа..."
   Анжелика ворочается на холодной постели в  поисках  успокоения  и  тепла.
Сейчас она встанет и отправится на поиски Жоффрея. Она скажет  ему:  "Прости
меня! Прости! Клянусь, я не предавала  тебя.  Не  отталкивай  меня  никогда,
прошу тебя..."
   Но он неумолим, мрачен и так же далек, как и во времена Рескатора. Она не
может себе представить, что он мог быть с ней таким  нежным,  и  что  каждая
минута их жизни была столь важной для их интимной близости.
   "О! Любовь моя! Мы  были  такими  веселыми  и  в  тоже  время  серьезными
любовниками. Эти  безумные  ночи...  Сколько  смеха,  безоблачных  радостей,
когда, не стыдясь, мы могли до  бесконечности  любоваться  друг  другом.  Ты
помнишь, когда разразилась эпидемия оспы? И, в особенности..." Тут глаза  ее
наполнились слезами. Она видит Пейрака, склонившегося над маленькой фигуркой
Онорины, которую обидел Кантор. "Подойдите, мадемуазель, я прикажу дать  вам
оружие..." Я думала, что любовь будет всегда с нами... Безумная!"
   Анжелика переворачивается во сне. Ей снится, что ее,  некогда  золотистая
коса приобрела ужасный оттенок и висит, подобно веревке, вдоль тела. Все эти
видения следуют одно за другим, перемешиваются, она начинает задыхаться.  Ей
чудится демон, оскал его зубов ужасен и напоминает росомаху Вольверину.
   Страшный крик вырывается из ее груди. Анжелика просыпается. Этот крик все
еще звучит у нее в ушах, но всем своим телом она чувствует затухающие в  ней
сладострастные ощущения. Еще несколько мгновений назад ей снилось, будто она
лежит в объятиях какого-то ужасного и в то же  время  необыкновенно  нежного
существа.
   Она помнит этот крик, однако кричала не она.
   И снова она слышит  пронзительный  женский  крик.  Он  доносится  снаружи
сквозь утренний туман.
   Анжелика бросается к открытому окну. Внизу  у  самой  земли  все  покрыто
розовой дымкой тумана, сквозь которую  пробиваются  первые  проблески  света
нарождающегося июльского дня, который обещает  быть  очень  жарким.  В  этой
утренней тишине чувствовалось что-то непроницаемое, подавленное.
   Сердце Анжелики билось неровно и никак не могло обрести нормальный  ритм.
Было так тихо, что ей казалось, будто она все еще спит.
   Она снова слышит крик. На этот раз он явно доносится  со  стороны  сарая,
где расположились на ночь потерпевшие кораблекрушение молодые француженки.
   - Боже! Что там еще происходит? - воскликнула Анжелика.
   Она выбежала из спальни, растолкала дремавшего охранника,  приказала  ему
открыть ворота  форта  и  попросила  одного  из  охранявших  потайную  дверь
испанцев проводить ее. Туман был такой густой, что в двух  шагах  ничего  не
было видно.
   У сарая беспорядочно мелькали какие-то фигуры.
   Анжелика подбежала в тот самый  момент,  когда  два  здоровенных  детины,
вооруженные тесаками, готовились сразиться, несмотря на то, что они с трудом
могли разглядеть что-либо в трех шагах от себя.
   - С ума сошли! - закричала она. - С  какой  стати  вы  устраиваете  здесь
побоище вместо того, чтобы находиться на своем корабле?
   - Это все из-за этих.., они хотят отнять у нас наших жен, - объяснил один
из участников стычки,  в  котором  Анжелика  узнала  Пьера  Ванно,  старшего
матроса с "Сердца Марии".
   - Как это, ваших жен?
   - Ну тех, которые там, мадам.
   - С чего вы взяли, что это ваши жены, если  они  появились  здесь  только
вчера?
   - Мадам, ведь это господь Бог послал их сюда  для  нас,  экипажа  "Сердца
Марии". Это было и в контракте.  А  отец  Бор  сказал  нам:  "Молитесь!"  Мы
молились, вот Бог и...
   - Значит, вам  известны  намерения  Господа  Бога  относительно  вас?  Вы
думаете, что ОН способен творить чудеса только для вас? И под этим предлогом
вы бессовестно присваиваете себе бедняжек, выброшенных на берег бурей... Это
уж слишком! Я поражаюсь, - продолжала она, глядя прямо в  глаза  матросу,  -
что  вы  осмелились  втянуть  в  такое  дело  ваших  людей.  Когда  господин
губернатор и ваш капитан узнают об этом, вам порядком нагорит.
   - Однако, госпожа графиня, замечу, что...
   - Еще чего, - взорвалась Анжелика. - Что за сумасбродные мысли  вы  вбили
себе в голову?... А вам, Ванно, не  удастся  так  просто  выкрутиться,  и  я
обещаю, что вам придется посидеть на бушприте, и вы лишитесь места боцмана.
   - Но, мадам, это ведь не мы.
   - А кто же?
   Туман  начал  рассеиваться,  и  Анжелика  увидела   группу   матросов   с
"Бесстрашного", пиратского корабля, которым командовал капитан Ванерек.  Все
они  были  отъявленные  висельники.  Складывалось   впечатление,   что   ими
верховодила красавица  Инее,  голову  которой  венчал  "мадрас"  из  желтого
атласа, а загорелую шею украшало коралловое колье.
   -  Когда  я  узнал,  что  эти  грубияны  с  "Бесстрашного"  вознамерились
"побеспокоить" наших.., ну, этих дам, мы с несколькими приятелями  бросились
им на помощь, - объяснил Ванно. - Мы не могли позволить, чтобы  эти  грязные
пираты, эти липовые флибустьеры, эти висельники притронулись к ним.
   - Какое тебе до этого дело, жирный кусок солонины? - выкрикнул с  сильным
испанским акцентом его  противник,  по-прежнему  сжимавший  в  руке  длинную
блестящую шпагу. - Тебе, должно быть, известен пиратский закон:  в  колониях
все  женщины  принадлежат  команде  зашедшего  на  отдых  корабля.   Драться
согласен, но мы имеем на этих "птичек" те же права, что и вы.
   Ванно сделал угрожающее движение в сторону противника,  но  Анжелика,  не
обращая внимания на подрагивавшее всего  в  нескольких  дюймах  от  ее  лица
острие шпаги, властным взглядом остановила его.
   Бранясь, бурча и переругиваясь, обе группы окружили  Анжелику,  враждебно
поглядывая друг на друга и цедя сквозь зубы  смачные  ругательства  на  всех
языках Земли.
   Инее начала на испанском языке подстрекать своих на бунт, однако Анжелика
без особого труда заставила  замолчать  и  ее.  Она  подозревала,  что  Инее
подбила матросов с "Бесстрашного" на эту авантюру из детской  ревности,  для
того, чтобы доставить ей неприятности. Вызывающий вид маленькой  испанки  не
производил впечатления на Анжелику, поскольку ей был хорошо знаком этот  тип
женщин, и она знала, как ими управлять. За их внешней  горячностью  не  было
злобы, и они были опасны лишь тем, что умели возбуждать мужчин и толкать  их
на любое безрассудство.
   Чувства заменяли им интеллект, а рассудительности у них было  не  больше,
чем у колибри. Она знала, как подойти к этим отважным созданиям.
   Одним  своим  взглядом  она  прервала  длинную  тираду  Инее  и  затем  с
насмешливой и одновременно сочувственной улыбкой на  лице  потрепала  ее  за
маленькое ушко с золотой серьгой в виде колечка. От этого почти материнского
жеста девушка опустила голову; она действительно была всего  лишь  маленькой
метиской, вырванной из привычной ей  индейской  среды  и  не  знавшей  иных,
нежели вполне  определенных,  знаков  внимания  со  стороны  мужчин;  жалкой
островной  куртизанкой.  Высокомерная,  но   в   то   же   время   дружеская
снисходительность Анжелики все перевернула в ней, и она вдруг превратилась в
смущенную уличную девчонку.
   Лишившись своей пылкой предводительницы, сумевшей  им  внушить,  что  они
ничем  не  рискуют,  и  что  ей  удастся  убедить  капитана,  люди  Ванерека
заколебались, переглядываясь между собой, и стали вести себя поспокойнее.
   Между  тем,  туман  полностью  рассеялся,  и  Анжелика  увидела  толстуху
Петрониль Дамурт с редкими всклокоченными волосами и  темными  синяками  под
глазами: бедняжка смело защищала  своих  "овечек".  Проворства  ей  явно  не
хватало, зато она воспользовалась своим преимуществом в весе. Из-за ее спины
выглядывали две или три молоденькие девушки в  рубашках,  лица  их  выражали
испуг; остальные попрятались в глубине сарая.
   Очень бледная, с синими пятнами на голых руках Дельфина Барбье  дю  Розуа
пыталась прикрыть грудь разорванной блузкой.  Это  она  закричала  не  своим
голосом, когда вдруг почувствовала  на  своем  теле  сладострастные  мужские
руки. Ее крик и  разбудил  Анжелику.  У  ног  Дельфины  лежал  без  движения
какой-то мужчина. Это был матрос с "Голдсборо", которого  оставили  охранять
вход в  сарай.  Люди  с  "Бесстрашного"  сразили  его  наповал.  Именно  эта
чрезвычайная  жестокость,  отчетливо  свидетельствовавшая   об   их   подлых
намерениях, переполнила чашу терпения Анжелики. Вдобавок ко всему среди этих
негодяев она  заметила  некоторых  "своих"  раненых,  которые,  несмотря  на
перебинтованные руки и ноги, оказались, тем не менее, в состоянии  принимать
участие в этом любовном похождении.
   Возмущенная, она почти закричала: "Это уж слишком!  Вы  все  заслуживаете
виселицы. Вы - подонки. С меня довольно! Хватит! Если вы будете  продолжать,
то я не буду вас лечить, и вы останетесь  с  выбитыми  глазами,  распоротыми
животами и сифилисом. Я вам обещаю, что оставлю вас здесь гнить... Вы будете
умирать от жажды, но я не дам вам и капли воды!
   Как вы осмелились вести себя подобным образом на нашей земле! Вы  -  люди
без  чести.  Ничтожества!  Вы  -  падаль,  которую  следовало  бы   скормить
бакланам...  Я  жалею,  что  не  сделала  этого  раньше,  когда  была  такая
возможность".
   Гнев и резкость выражений Анжелики, весь ее величественный  вид,  который
сегодня усиливали строгая прическа и достойное появления  при  дворе  короля
темно-фиолетовое платье из фая, а также ослепительный блеск колье и какая-то
особая манера кутаться в плащ из тюленьей кожи, сломили и напугали пиратов с
"Бесстрашного", превратили их в жалкие существа,  каковыми  они  и  были  на
самом деле. Они полностью утратили свою словоохотливость, а Гиацинт  Буланже
и его приятель Аристид стали потихоньку ретироваться.
   - Господин Ванно, вы хорошо сделали, что вмешались, - признала  Анжелика.
- Окажите любезность, позовите, пожалуйста,  отца  Бора  и  аббата  Лошмера,
которые, я вижу, направляются на утреннюю мессу.
   Когда священники подошли, Анжелика поведала им о случившемся.
   - Я вверяю их вам, святые отцы, - сказала она. -  Попытайтесь  разъяснить
им, что они вели себя, как плохие христиане, и что они  заслужили  серьезное
наказание. Я же должна рассказать обо всем господину де Пейраку.
   Бретонский священник разразился проклятиями, обещая пиратам все муки ада.
Было решено отвести оба экипажа на мессу, предварительно исповедовав их.
   Понурив головы, матросы вложили ножи в ножны и  с  раскаивающимся  видом,
тяжело переставляя ноги, последовали за священниками на вершину холма.

Глава 23

   В каюте на борту "Голдсборо"  Жоффрей  де  Пейрак  заканчивал  обсуждение
торговых вопросов с Джоном Кноком  Мэтером,  его  помощниками  и  английским
адмиралом. Здесь же находились Колен Патюрель,  д'Урвилль,  Берн  и  Маниго.
Сильно оплывшие свечи говорили о том, что их встреча началась на  заре,  так
как корабль из Бостона должен был отплыть с началом прилива.
   Энрико провел Анжелику в каюту. Теперь  она  поняла,  в  каком  "вертепе"
проводил ночи ее муж.
   В глубине души она была довольна, что события подтолкнули ее к  действию,
дали ей повод снова войти в жизнь этих мужчин. Раз Пейрак не прогнал ее, она
вновь займет подобающее ей место, и он будет вынужден заговорить с ней.  Это
будет началом объяснения, которое позволит прояснить  все  недоразумения.  В
эти утренние часы Анжелика чувствовала себя  сильной  и  была  готова  снова
стать хозяйкой своей судьбы.
   При виде Анжелики все мужчины встали и застыли в задумчивом молчании. Для
каждого из них эта необыкновенная женщина была в большей или меньшей степени
предметом  самых  потаенных  мыслей.  Каждое  ее  появление   придавало   их
существованию новый смысл.
   Поздоровавшись, Анжелика спокойным голосом  рассказала  им  об  инциденте
между двумя экипажами:  одна  группа  матросов  решила,  что  женщины  -  их
пиратская добыча, а другая посчитала,  что  Всевышний  внял  их  молитвам  и
послал им их в законные жены.
   - О! Отличная мысль, - воскликнул де Пейрак,  повернувшись  к  Колену.  -
Надо признать, что чудесное появление этих  молодых  дам  может  благотворно
повлиять на настроение той части  ваших  людей,  которые  в  этом  отношении
чувствовали себя обделенными.  Господин  губернатор,  вам  надлежит  принять
решение. В действительности, мы не можем и думать об отправке этих девушек в
Квебек, даже если они туда направлялись. В настоящее время  у  нас  нет  для
этого ни времени, ни средств. Я подумывал об их отправке в  Порт-Руаяль,  но
разве решение, о котором  помышляли  ваши  люди,  не  есть  самое  мудрое  и
выгодное для всех? Их перевозкой занималась одна частная компания и,  вполне
возможно, что и в без того очень  бедных  французских  поселениях  в  Акадии
никто не захочет взять их на свое содержание.  Если  они  пожелают  остаться
здесь, это хорошо, мы примем их, как жен  наших  французских  колонистов.  Я
предоставляю вам обо всем договориться, господин губернатор.
   Колен Патюрель встал, скатал карты и пергаменты и рассовал их по  широким
карманам своего камзола. Теперь он носил строгую прямую одежду,  которая  не
исключала однако некоторых богатых  деталей,  соответствовавших  его  новому
положению. Жабо и манжеты отличались тщательной отделкой, отвороты  рукавов,
воротник и карманы камзола  из  темно-рыжего  драпа  были  украшены  шитьем.
Аккуратно подстриженная борода и строгое выражение лица  настолько  изменили
внешность Колена, что Анжелика с трудом его узнала. Это был другой  человек,
и казалось, что его широкие плечи легко выдерживали возложенную на них ношу.
   Колен взял свою круглую шапку из бобра, украшенную черным пером.
   - Я тоже за то, чтобы оставить этих девушек здесь, - сказал он, -  однако
в Квебеке могут быть этим недовольны. Тамошние власти посчитают, что  мы  их
захватили. Господин де  Пейрак,  не  приведет  ли  это  к  обострению  ваших
отношений с Новой Францией?
   - Это уже моя забота. Если они пожалуются, я скажу, что им  следовало  бы
доверять свои корабли таким лоцманам, которые не проведут суда мимо цели. Во
всяком случае, наши отношения с Новой  Францией  уже  столь  осложнены,  что
одним инцидентом больше или меньше мало что изменит  в  ситуации.  Предлогом
для начала войны может послужить все, что угодно. Но одно ясно. Сегодня я их
больше не боюсь, и я сам буду решать, жить  ли  нам  в  добром  согласии.  Я
думаю, что если ветер пригнал этот приятный "груз" к  нашему  берегу  в  тот
момент, когда мы этого  желали,  нам  следует  принять  это  знамение.  Я  с
удовольствием присоединяюсь к мнению ваших людей на этот счет.
   - Кстати, - подхватила Анжелика, - я хотела бы, чтобы Жиль  Ванерек,  его
Инее и команда убрались отсюда ко всем чертям.  Они  мешают  нам,  осложняют
нашу жизнь. И если они ничего лучшего, как  развлекаться  за  наш  счет,  не
придумали... Мне удалось отдать их на попечение священников. Во время  мессы
они, возможно, будут вести себя спокойно, а потом?...  Сожалею,  капитан,  -
сказала она, заметив присутствие дюнкеркца, - что мне приш