кто так ясно не давал ей понять, какие желания  вызывает
ее красота. Любовное томление юного пажа в Пуатье было лишь  детской  игрой,
забавой молодого зверька, который проверяет силу своих когтей.
   Сейчас  все  было  по-иному.  Сейчас  это  было  нечто  могущественное  и
жестокое, древнее, как мир, как земля, как гроза.
   Анжелика испугалась. Будь она более опытной, она  не  смогла  бы  устоять
перед этим призывом. От волнения у нее подкашивались ноги, но  она  нашла  в
себе силы и отпрянула от Никола, как лань при виде охотника. И то невидимое,
что ждало ее, и сдерживаемая страсть Никола вызывали в ней чувство страха.
   - Никола, не смотри так на меня,  -  пробормотала  она,  пытаясь  придать
своему голосу твердость. - Я хочу тебе сказать...
   - Я знаю, что ты хочешь мне сказать, - глухо прервал он ее. - Я читаю это
в твоих глазах, в том, как ты сейчас вскинула голову. Ты  -  мадемуазель  де
Сансе, а я - слуга... И теперь мы уже не можем даже  открыто  смотреть  друг
другу в лицо. Я должен  стоять  перед  тобой  с  опущенной  головой!  "Будет
исполнено, мадемуазель, слушаю-с, мадемуазель..." Ты  глядишь  на  меня,  не
видя. Словно я  бревно  какое-то,  ведь  на  собаку  и  то  обращают  больше
внимания. Некоторые маркизы в своих  замках  заставляют  лакеев  мыть  себя,
потому что лакей - не мужчина, перед ним можно показаться и голой. Да, лакей
не человек - он вещь, которая служит вам. Теперь и ты будешь  обращаться  со
мной так же?
   - Замолчи, Никола!
   - Хорошо, я замолчу...
   Он стиснул зубы и тяжело дышал, словно больное животное.
   - Я замолчу... Но прежде я должен сказать тебе кое-что, - начал он снова.
- Мне никто не нужен, кроме тебя. Я это понял,  когда  ты  уехала.  Я  тогда
несколько дней ходил сам не свой. Это правда, я лентяй,  бегаю  за  девками,
мне противно возиться с землей и со скотом. Я и  сам  не  знаю,  чего  хочу.
Раньше мое место было подле тебя. Теперь ты вернулась, и я  не  могу  больше
ждать, я должен знать - по-прежнему ли ты моя или  я  тебя  потерял.  Да,  я
дерзкий, бесстыжий. Но если бы ты только захотела, ты  бы  стала  моей,  вот
здесь, на мху, в этой роще, в нашей роще, на земле Монтелу, которая,  как  и
раньше, принадлежит нам, только нам с тобой! - прокричал он.
   Птицы в ветвях деревьев испуганно смолкли.
   - Ты бредишь, бедный мой Никола, - ласково сказала Анжелика.
   - Только не жалей меня! - воскликнул Никола, и, несмотря  на  его  загар,
видно было как он побледнел.
   Анжелика тряхнула своими длинными волосами, которые, как прежде, свободно
спадали ей на плечи. Ее охватил гнев.
   - А как же ты хочешь, чтобы я с тобой разговаривала? - спросила она, тоже
переходя на местное нарезе. - Нравится мне это или нет, но я больше не  имею
права слушать любовные признания пастуха. Я скоро выйду замуж  за  графа  де
Пейрака.
   - За графа де Пейрака! - потрясенный, повторил Никола.
   Он отступил на несколько шагов и молча посмотрел на нее.
   - Значит, у нас говорили правду!.. - еле слышно прошептал он. -  Граф  де
Пейрак. Вы!.. Вы! Вы выйдете замуж за этого человека?
   - Да.
   Она не желала его расспрашивать, она сказала "да",  и  этого  достаточно.
Она на все отвечала бы сейчас "да", не задумываясь, только одно "да"!
   Анжелика пошла по тропинке к дороге, нервно сбивая хлыстом нежные  побеги
на кустах, которые росли на обочине.
   Конь и мул дружно паслись на опушке леса. Никола отвязал их. Не  поднимая
глаз, он помог Анжелике  сесть  в  седло.  Теперь  уже  она  вдруг  схватила
шершавую руку слуги.
   - Никола... скажи, ты его знаешь?
   Он вскинул на нее глаза, и в них загорелась злая насмешка.
   - Да... Я его видел... Он много раз бывал в наших краях. Он так  уродлив,
что, когда едет на своем черном коне, девушки разбегаются. Он,  как  дьявол,
хром и такой же злой... Говорят, в своем замке в Тулузе он завлекает  женщин
всякими зельями и какими-то странными песнями... И те, кто попадается на его
удочку, либо вовсе исчезают, либо  сходят  потом  с  ума.  О,  у  вас  будет
прекрасный супруг, мадемуазель де Сансе!..
   - Ты говоришь, он хромой? - переспросила Анжелика, чувствуя,  как  у  нее
холодеют руки.
   - Да, хромой! Хромой!  Спросите  кого  хотите,  и  вам  ответят:  Великий
лангедокский хромой!
   Он расхохотался и, нарочито хромая, пошел к своему мулу.
   Анжелика хлестнула коня и пустила его во весь опор.  Она  мчалась  сквозь
кусты боярышника, пытаясь убежать от насмешливого голоса, который  повторял:
"Хромой! Хромой!"

***

   Едва она въехала во дворец замка Монтелу, как на старом  подъемном  мосту
показался всадник. По его потному, запыленному лицу и штанам с нашитой сзади
кожей сразу было видно, что это гонец.
   Сначала никто не понял, о чем он спрашивает, такой у него  был  необычный
акцент,  и  потребовалось  время,   чтобы   догадаться,   что   он   говорит
по-французски.
   Гонец вынул из маленькой железной коробочки письмо и  вручил  его  барону
Арману де Сансе, который поспешил ему навстречу.
   - Боже мой, маркиз д'Андижос  приезжает  завтра!  -  в  сильном  волнении
воскликнул барон.
   - А это еще кто такой? - спросила Анжелика.
   - Друг графа. Маркиз д'Андижос должен на тебе жениться...
   - Вот как, и он тоже?
   - ...по доверенности, Анжелика. Дитя мое, не прерывай  меня,  пожалуйста.
Тысяча чертей тебе в бок, как говорил твой дедушка, хотел бы я  знать,  чему
тебя учили монахини, если они не сумели даже привить тебе должного  уважения
ко мне. Граф де Пейрак посылает лучшего своего друга, чтобы  он  представлял
его на первой брачной церемонии, которая состоится здесь, в часовне Монтелу.
Второе церковное благословение будет дано в Тулузе. На этой церемонии - увы!
- твоя семья не сможет присутствовать. Маркиз д'Андижос  будет  сопровождать
тебя до самого Лангедока. Южане - народ быстрый. Я знал, что они выехали, но
не ожидал их здесь так скоро.
   - Как я вижу, у меня было не слишком-то много времени на  раздумье,  -  с
горечью заметила Анжелика...
   На следующий день около полудня двор наполнился  скрипом  колес,  конским
ржанием, звонкими криками, быстрым южным говором.
   В Монтелу пожаловал сам Юг. Маркиз д'Андижос, жгучий брюнет  с  торчащими
пиками усов и горящими глазами,  в  двухцветных  желто-оранжевых  рингравах,
которые искусно скрывали  полноту  этого  весельчака  и  кутилы,  представил
барону приехавших вместе с ним графа  де  Карбон-Доржерака  и  юного  барона
Сербало - на предстоящем бракосочетании они должны  были  выступать  в  роли
свидетелей.
   Приехавших пригласили в гостиную, где де Сансе выставили  на  столы  все,
что было у них лучшего: мед прямо из  ульев,  фрукты,  простоквашу,  жареных
гусей и вина с виноградника Шайе.
   Гости умирали от жажды. Но несмотря на это, маркиз  д'Андижос,  отхлебнув
глоток вина, отвернулся и, метко сплюнув прямо на плитки пола, сказал:
   - Клянусь святым Поленом, барон, вино Пуату обдирает  мне  язык!  Оно  до
того кислое, что у меня на зубах заскрипело. Эй, гасконцы, тащите бочки!
   Его простота и чистосердечие, певучая речь  и  даже  исходивший  от  него
запах чеснока не только не вызвали неприязни у барона де Сансе, но привели в
полный восторг.
   Что же касается Анжелики, то у нее не было  сил  хотя  бы  улыбаться.  Со
вчерашнего дня  она  с  тетушкой  Пюльшери  и  кормилицей  Фантиной  столько
трудилась, чтобы придать их старому замку  приличный  вид,  что  чувствовала
себя совершенно разбитой и словно одеревеневшей. Впрочем, это было к лучшему
- по крайней мере она уже была не в состоянии ни о чем  думать.  Она  надела
свое самое нарядное платье, сшитое в Пуатье, опять серого цвета, но, правда,
с несколькими голубыми бантиками на корсаже: серая утица среди блистательных
сеньоров в лентах. Она и не догадывалась, что ее пылающее личико с упругими,
словно налитые  яблочки,  розовыми  щеками,  свежесть  которого  подчеркивал
большой, жестко накрахмаленный кружевной воротник, было  прекрасно  само  по
себе и не нуждалось ни в каких украшениях. Маркиз и его спутники то  и  дело
поглядывали на нее с восхищением, которое эти пылкие южане не могли  скрыть.
Они осыпали ее комплиментами,  смысла  половины  которых  она  не  понимала,
потому что они говорили очень быстро и с невероятным  акцентом,  неузнаваемо
изменявшим каждое слово.
   "Неужели отныне мне всю жизнь придется слышать такой говор?" -  с  тоской
подумала она.
   Лакеи тем временем вкатили в гостиную  большие  бочки,  поставили  их  на
козлы и принялись открывать. Из  днища  вынимали  затычку,  и  тотчас  же  в
отверстие вставляли деревянный кран; однако струя из бочки вырывалась в этот
короткий  момент  наружу  и  оставляла   на   полу   большую   розовую   или
красновато-золотистую лужу.
   - Сент-эмильон, - объявлял граф де  Карбон-Доржерак,  уроженец  Бордо,  -
сотерн, медок...
   Но привыкшие к сидру и терновому соку, обитатели  Монтелу  пробовали  все
эти преподносимые так помпезно вина с осторожностью. Однако  вскоре  Дени  и
остальные трое младших де Сансе заметно повеселели. Винные пары всем ударили
в голову. Анжелику охватило какое-то блаженное  чувство.  Она  увидела,  что
отец радостно смеется, не стесняясь своего  ветхого  белья,  распахнул  полы
старомодного камзола. А сеньоры южане расстегнули свои короткие  безрукавки.
Один из них даже снял парик, чтобы утереть пот со лба,  и  потом  надел  его
слегка набекрень.

***

   Мари-Агнесс, вцепившись в руку старшей сестры, звонким  голоском  кричала
ей в ухо:
   - Анжелика, да пойдем  же!  Анжелика,  пойдем  наверх,  в  твою  комнату,
посмотрим, там такие чудесные вещи...
   Анжелика дала себя увести. В большой  комнате,  где  она  спала  когда-то
вместе с Ортанс и Мадлон, стояли огромные, обитые железными полосами сундуки
из сыромятной кожи, которые называли гардеробами. Слуги и служанки,  откинув
крышки сундуков, выкладывали их содержимое на пол и  колченогие  кресла.  На
широкой кровати Анжелика увидела платье из зеленой  тафты,  как  раз  такого
оттенка, как ее глаза. Необычайно тонкое кружево украшало корсаж на  китовом
усе, а шемизетка была сплошь расшита  цветами  из  брильянтов  и  изумрудов.
Такие же цветы были на узорчатом бархате верхнего платья черного цвета.  Его
полы были отвернуты и заколоты брильянтовыми аграфами.
   - Это ваше свадебное платье, - сказал поднявшийся, вместе с  ними  маркиз
д'Андижос. - Граф де Пейрак долго выбирал  среди  материй,  доставленных  из
Лиона, такую, что подошла бы к вашим глазам.
   - Но он же никогда меня не видел, - возразила Анжелика.
   - Господин Молин подробно описал ему ваши глаза: цвета морской  волны,  -
сказал он, - какой она бывает, когда смотришь с  берега,  а  солнечные  лучи
пронизывают ее до самого песчаного дна.
   - Чертов Молин! - воскликнул барон. - Нет, вы меня  не  убедите,  что  он
столь поэтичен. Я подозреваю,  маркиз,  что  вы  несколько  приукрасили  его
слова, чтобы заставить улыбнуться невесту,  польщенную  таким  вниманием  со
стороны будущего мужа.
   -  А  это!  А  вот  это!  Ты  только  посмотри,  Анжелика!  -   повторяла
Мари-Агнесс, и ее личико, похожее  на  мордочку  маленькой  пугливой  мышки,
сияло от восторга.
   Вместе с младшими братьями, Альбером и Жаном-Мари, она ворошила тончайшее
белье, открывала коробки, в которых лежали ленты и кружевные отделки,  веера
из пергамента и перьев. Был здесь  и  очаровательный  дорожный  несессер  из
зеленого  бархата  на  белой  камчатой  подкладке,  отделанный  позолоченным
серебром, в котором лежали две щетки, золотой футляр с тремя  гребнями,  два
зеркальца итальянской работы, квадратная коробочка для булавок, два чепчика,
ночная сорочка из тонкого батиста, подсвечник из слоновой кости  и  атласный
зеленый мешочек с шестью восковыми свечами.
   Были  еще  другие  платья,  менее  роскошные,  но  тоже  очень  красивые,
перчатки, пояса, маленькие золотые часики и бесконечное количество  каких-то
мелочей, о назначении которых Анжелика даже не догадывалась, как,  например,
перламутровая коробочка с крохотными кусочками черного  бархата,  смазанного
клеем.
   - Это мушки, их принято наклеивать на лицо для красоты, -  объяснил  граф
де Карбон.
   - У меня смуглая кожа, и мне незачем подчеркивать это, - сказала Анжелика
и закрыла коробочку.
   При виде таких богатств она испытала почти детскую  радость  и  в  то  же
время впервые ощутила восторг женщины, которую инстинктивно тянет к  нарядам
и красоте.
   - А вот это тоже не подходит к вашему лицу? - спросил маркиз д'Андижос.
   Он открыл плоский футлярчик, и в комнате, куда набились уже и служанки, и
лакеи, и работники с фермы, раздался  дружный  возглас  изумления,  а  потом
пробежал восхищенный шепот.
   На белом атласе сверкало ожерелье ослепительного, в три ряда,  жемчуга  с
золотистым  отливом.  Лучшего  украшения  для  новобрачной  нельзя  было   и
придумать. Тут же лежали  серьги  и  две  нитки  жемчуга  помельче,  которые
Анжелика приняла было за браслеты.
   - Это украшения для волос, - разъяснил маркиз д'Андижос. Несмотря на свое
брюшко и повадки славного вояки, он оказался весьма сведущ в тонкостях моды.
- Надо приподнять немного волосы, хотя, по совести  говоря,  я  не  очень-то
представляю, как это делается.
   - Я вас  причешу,  мадемуазель,  -  вмешалась  рослая  плотная  служанка,
подходя к Анжелике.
   Она была моложе Фантины Лозье, но до странного походила  на  нее.  То  же
сарацинское пламя - память о  давних  нашествиях  -  опалило  ее  кожу.  Обе
женщины исподлобья бросали друг на друга неприязненные взгляды.
   - Это Маргарита, молочная сестра графа де  Пейрака.  Она  служила  многим
знатным дамам Тулузы и подолгу жила со своими хозяевами в Париже. Теперь она
будет вашей горничной.
   Служанка ловко приподняла  тяжелые  золотистые  волосы  Анжелики  и  туго
оплела их нитями жемчуга.  Затем  она  решительным  жестом  вынула  из  ушей
Анжелики скромные сережки, которые барон де  Сансе  подарил  дочери  в  день
первого причастия, и  заменила  их  роскошными  серьгами.  Теперь  наступила
очередь ожерелья.
   - Ах, для него  декольте  должно  бы  быть  больше!  -  воскликнул  барон
Сербало, устремив взгляд своих черных и блестящих, как лесная ежевика  после
дождя, глаз в вырез платья Анжелики.
   Маркиз д'Андижос без долгих разговоров стукнул его тростью по голове.
   С зеркалом в руке к Анжелике подбежал паж.
   Анжелика увидела себя в этом новом обличье. Ей показалось, что вся она, и
даже нежная, шелковистая кожа  лица  с  легким  румянцем  на  щеках,  словно
излучает  сияние.  Радость,  вырвавшись  из  самой  глубины   ее   существа,
распустилась на губах очаровательной улыбкой.
   "А ведь я красива", - подумала она.
   Но тут все окуталось туманом, и ей показалось, будто откуда-то из глубины
зеркала она слышит ужасный, насмешливый голос: "Хромой!  Хромой!..  Он,  как
дьявол, хром и такой же злой. О, у вас будет прекрасный супруг,  мадемуазель
де Сансе!"

***

   Через неделю свадьба по доверенности состоялась. Увеселения  длились  три
дня. Танцевали во всех окрестных  деревнях,  а  вечером  в  день  свадьбы  в
Монтелу  устроили  фейерверк,  в  воздух  взлетали  ослепительные  ракеты  и
петарды.
   Расставленные во дворе замка и за  его  стенами  вплоть  до  самых  лугов
длинные столы ломились от кувшинов с сидром и  вином,  от  блюд  со  всякими
яствами и фруктами, и крестьяне, то и дело подходившие  туда  угоститься,  с
изумлением взирали на шумных гасконцев и тулузцев, чьи бубны, лютни, скрипки
и звонкие голоса заглушали деревенских скрипача и свирельщика.
   В последний вечер перед  отъездом  новобрачной  в  далекий  Лангедок  был
устроен пир во  дворе  замка,  на  который  пригласили  именитых  соседей  и
владельцев окрестных поместий. Прибыл и эконом Молин с женой и дочерью.
   В  той  самой  большой  комнате,   где   Анжелика   девочкой   по   ночам
прислушивалась к скрипу огромных флюгеров старого замка,  кормилица  помогла
ей одеться. Любовно расчесав щеткой  великолепные  волосы  девушки,  Фантина
подала ей бирюзовый  корсаж  и  прикрепила  к  груди  шемизетку,  украшенную
драгоценными камнями.
   - Ах, какая же ты красавица, какая красавица, голубка моя,  -  сокрушенно
вздыхала она. - Грудь у тебя такая упругая, что ей не нужны никакие корсеты.
Смотри, чтобы корсет не сдавливал ее. Не затягивайся сильно.
   - Нянюшка, а не слишком ли глубокий вырез?
   - Знатной даме положено, чтобы грудь была видна. Ах, какая ты  красавица!
- И кормилица со вздохом глухо пробормотала, словно про себя. -  И  подумать
только, боже милостивый, для кого!
   Анжелика увидела, что по лицу ее старой кормилицы катятся слезы.
   - Не плачь, няня, а то и я потеряю последнее мужество.
   - А оно - увы! - понадобится тебе, бедная моя девочка... Нагни голову,  я
застегну ожерелье. А жемчуг на волосы пусть надевает Марго, я в этих фокусах
ничего не смыслю... Ах, голубка, у меня сердце разрывается! Когда  я  только
подумаю, что эта дылда, от  которой  за  сто  лье  разит  чесноком  и  самим
дьяволом, будет мыть и убирать тебя в  день  свадьбы!..  Ох,  просто  сердце
разрывается!
   Фантина опустилась на  колени,  чтобы  поправить  шлейф  верхнего  платья
Анжелики, и девушка вдруг услышала, как она зарыдала.
   Отчаяние старой кормилицы было для Анжелики неожиданным, и тоска, которая
сжимала ее сердце, всколыхнулась с новой силой.
   Все еще стоя на коленях, Фантина Лозье прошептала:
   - Прости меня, доченька, ведь  я  тебя  своей  грудью  вскормила,  а  вот
защитить не сумела. Сколько уж ночей, с тех самых пор, как услышала об  этом
человеке, я глаз не могу сомкнуть...
   - А что о нем говорят?
   Кормилица встала. Взгляд у нее был темный, застывший - взгляд пророчицы.
   - Золото! Полон замок золота!
   - Но разве грешно иметь много золота, нянюшка? Посмотри, сколько подарков
он прислал мне. Я в восторге от них.
   - Не обманывайся, доченька. Это проклятое золото. Он делает его  в  своих
сосудах при помощи всяких зелий. Паж, что так хорошо  играет  на  тамбурине,
его зовут Энрико, рассказал мне, что во  дворце  графа  де  Пейрака,  в  его
красном, как кровь, дворце, есть флигель, куда никому не дозволено  входить.
Его охраняет черный страж, такой черный, как днище моих  чугунов  на  кухне.
Однажды, когда страж на минутку  отошел,  Энрико  увидел  через  приоткрытую
дверь большой зал, а в нем полно всяких стеклянных шаров, колб и  трубок.  И
все это свистело, кипело! А потом вспыхнуло пламя и раздался  такой  грохот,
что Энрико убежал.
   - Просто мальчишка выдумщик, как и все южане.
   - Увы! По голосу было видно, что  он  не  врет  и  так  напуган,  что  не
поверить нельзя. Нет, этот граф де Пейрак пошел на сделку с  самим  сатаной,
чтобы получить власть и деньги. Он Жиль де Рец, вот кто он, самый  настоящий
Жиль де Рец, да к тому же еще чужак!
   - Не болтай глупостей! - резко остановила ее Анжелика. - Никто никогда не
обвинял его в том, что он ест маленьких детей.
   - Он завлекает женщин какими-то странными чарами, - прошептала кормилица.
- В его дворце такое творится... просто срам. Говорят,  даже  сам  монсеньор
архиепископ Тулузский в своей  проповеди  осудил  его,  сказал,  что  в  его
гнусных делах замешан сатана. И тот нехристь  паж,  что  рассказал  мне  все
вчера на кухне, еще смеялся как сумасшедший, вспоминая, как после  проповеди
граф  де  Пейрак  приказал  своим  людям  поколотить  пажей  и   носильщиков
архиепископа, и какая драка завязалась, даже  в  самом  соборе  дрались.  Ну
подумай, разве у нас могло бы случиться такое бесчинство? И потом, откуда  у
него столько золота? Родители оставили ему одни долги.  Земли  -  и  те  все
заложены были. А он  не  угодничает  ни  перед  королем,  ни  перед  другими
знатными вельможами. Говорят, когда в Тулузу приехал его  высочество  герцог
Орлеанский, наместник Лангедока, граф не встал  перед  ним  на  колени,  для
него, вишь ты,