все уладится... Надо смело идти своим путем, и чудовища
отступят. Я не могу отделить себя от него, разве что ценой смерти... Я на
это не способна... И тогда?.. Что же делать?.. Идти вперед... Знать..."
Марселина внимательно смотрела на нее, и Анжелика поняла, что та
догадывается о ее беде. Недаром акадийка употребила простонародное
выражение: он "с той"...
  Но для Анжелики это еще ничего не значило. Для нее важно было одно:
Амбруазина была там, на восточном побережье, тогда как она должна быть в
Новой Англии, в Салеме или Бостоне.
  - Он меня удивил, - продолжала свой монолог Марселина, качая головой.
- Ведь он не из тех мужчин, кому может вскружить голову какая-то шлюха. Но
с "ними", мужиками, не знаешь, что и думать! У нас, у женщин, сердце
находится здесь, - сказала она, положив руку на свою пышную грудь, - а у
мужчин.., у них пониже...
  Внезапно Анжелика почувствовала приступ тошноты.
  Она мысленно увидела Амбруазину, с ее загадочной чувственностью..,
эту дьявольски умную и искушенную соблазнительницу, которая не могла не
вызвать в восприимчивой Душе Пейрака по меньшей мере охотничьего интереса.
  Нет, невозможно!.. Невозможно... Она не верила, что он в такой
степени уязвим.
  - Эти мужчины, у них есть тридцать шесть способов надувать нас, -
продолжала Марселина. - А мы, женщины, не настолько умны, чтобы понять,
что же ими движет. Так уж повелось, что мы не много значим в их жизни.
Куда меньше, чем приключения, победы, честолюбивые замыслы.
  "Она права... Ив то же время не права! Ведь он не такой, как все".
  Анжелике вдруг захотелось возблагодарить своего любимого за то, что
он не похож на "других", что его так трудно раскрыть, понять, что он -
тайна даже для нее, что он способен проявить немыслимую суровость, но и
невообразимую доброту и нежность; за способность признать, что только
Анжелика сумела победить его глубокое пренебрежение к чувствам, что она
завоевала его сердце почти против его воли, что только она смогла
по-настоящему покорить его, сковать его так, что он не почувствовал ни
опасений, ни унижения.
  Она превозносила гнев, который охватил его при первом подозрении о ее
неверности, гнев, настолько противоречивший его характеру, что он и сам
был поражен силой своего чувства.
  "Когда-то при всей моей любви к вам, я мог жить без вас... Но сегодня
уже не смог бы..."
Несмотря на эти слова, которые всплыли в ее памяти, как спасительная
соломинка, мысль о том, что где-то там, рядом с ее мужем, находится
Амбруазина, отозвалась в ее сердце такой резкой болью, что у нее
перехватило дыхание. Как же смогла она, эта коварная сирена, ускользнуть
от Фипса?
  - Вы уверены, что речь идет именно о ней? - спросила Анжелика.
  - Никакого сомнения. Она там вместе с целой командой королевских
невест. Говорят, что привез их господин де Пейрак и что он, возможно,
будет сопровождать их в Квебек.
  И снова Анжелика почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
  Был ли Жоффрей де Пейрак предупрежден о пленении Амбруазины
англичанами... Искал ли он встреч с ней, хотел ли освободить, когда
курсировал у Порт-Руаяля и Голдсборо, не высаживаясь на берег?
  Ей не хотелось показывать Марселине свои сомнения, ни тем более
уверять ее в полном доверии к мужу. Это были их личные отношения, слишком
деликатные, чтобы облекать их в сухие слова, и ни ее боль, ни ее глубокая
вера никого не касались.
  - Ладно, - сказала она наконец, - посмотрим.
  - Вы все-таки едете?
  - Разумеется! Мне совершенно необходимо увидеться с ним, особенно
после того, что здесь произошло. И еще, я попросила бы вас, Марселина, не
сообщать Виль д'Авре о появлении на восточном побережье герцогини де
Модрибур. Я хочу просить его сопровождать меня, так как мне необходимо его
свидетельство. Если он узнает, что герцогиня там, он может отказаться
поехать со мной.
  - Договорились, - согласилась Марселина. Свет восхищения блеснул в ее
прекрасных карих глазах, обращенных к Анжелике.
  - Вы настоящая дама! - сказала она с нежностью.
  Они вышли на лужайку перед домом.
  Снизу, как всегда, доносились голоса людей, смешиваясь с криками
бакланов и морских сорок, но в их тональности слышалось нечто тревожное.
Все двигались в одном направлении, взволнованно обсуждали что-то, указывая
на какой-то предмет у прибрежных скал.
  - Похоже, в бухте нашли утопленника, - сказала Марселина, приставив
ладонь козырьком ко лбу.
  Через несколько минут на песчаный берег вытащили недвижное тело.
  - Возможно, этот человек остался на борту корабля, и исчезновения его
никто не заметил? - предположила Анжелика.
  - Кто знает?.. Нынче столько народу болтается у нас без дела...
  От собравшейся вокруг трупа толпы отделился Кантор и бросился бежать
к дому по тропинке, окаймленной кустами люпина. Когда он, тяжело дыша,
приблизился к женщинам, Анжелика уже догадалась о чем-то по его
взволнованному лицу.
  - "Они" все же добрались до него, - бросил юноша. - Это Кловис!..


                                  Глава 12


  Анжелике не пришлось уговаривать Виль д'Авре сопровождать ее. Он
вдруг сам заявил не терпящим возражений тоном:
  - Я возьму вас с собой. Не имеет смысла сидеть здесь и ждать
неизвестно чего. Я должен как можно быстрее попасть в Квебек, чтобы
представить господину де Фронтенаку Доклад о том, что замышляется здесь, в
Акадии. Старина Никола Пари, хозяин восточного побережья, кое-чем мне
обязан. У него наверняка найдется для меня корабль и то, чем его
загрузить: шкуры, соль, уголь. Я не могу возвращаться в Квебек с пустыми
руками, об этом и думать нечего. В сундуках этого старого плута,
промышлявшего морским разбоем, осталось, конечно, кое-что из пиратской
добычи. И на этот раз ему придется показать мне дно своего денежного
ящика, или я лишу его привилегий на Консо и Королевском острове...
  Была еще одна трудность: предстояло переправить сушей, покрытой
многочисленными болотами, довольно тяжелый багаж, поскольку губернатору
удалось в конце концов спасти немало имущества. Среди грузов были и
голландская фаянсовая печь, и сундук Сен-Кастина.
  На выручку пришел Александр, предложивший погрузить все это на "его"
торговое судно, фламандскую шхуну братьев Дефур, подняться на нем как
можно выше по Малому Кодиаку, причем со скоростью дилижанса. Оттуда к
побережью идет приличная дорога. Менее чем за четыре дня груз будет на
берегу у Шедиака, и останется лишь направить за ним баркас из Тормантина.
  Лицо губернатора расплылось в улыбке.
  - Гениально! - воскликнул он, - я всегда говорил, что этот парень -
гений! Иди, я тебя обниму, Александр. Я вижу, что не зря старался
развивать твою сообразительность. Да, ты бываешь иногда легкомысленным и
фривольным, но когда твоя страсть к преодолению порогов и мелей служит
тем, кто тебя любит, я тебе многое прощаю... Отправляйся, друг мой, я тебя
благословляю...
  Они тут же обсудили кое-какие детали. Губернатор хотел, чтобы
Александр сопровождал его груз до Тормантина. Он очень боялся, что того
ограбят на побережье у Шедиака. "Чего еще ждать от этих браконьеров,
слетающихся летом со всего света к нашим берегам..."
Он выдал Александру кругленькую сумму денег, чтобы тот мог найти
надежную охрану или нанять какую-нибудь посудину, затем забрал их назад,
решив, что нынешней молодежи, с ее мозгами набекрень, ни к чему такие
деньги, и в конце концов снова вручил их с многочисленными наставлениями,
которые были выслушаны Александром, как обычно. Было ясно, что он ждал
лишь конца нотаций, чтобы взобраться на свое судно и поднять парус.
  - Вот и поймите эту молодежь, - вздохнул Виль д'Авре. - Лето сводит
их с ума. Зимой он обязательно вернется погреть ноги у моей фаянсовой
печки и полакомиться яблочками с карамелью.., фирменным изделием моей
кухарки... Вот увидите! Но это еще когда будет. А сейчас нужно найти судно
и спасти то, что еще можно сохранить... Уж эта мне Акадия! Как гвоздь в
башмаке! Настоящий адский котел!.. Никогда я сюда больше не вернусь... И
все же я люблю Марселину и моего маленького Херувима!..
  Что касается Анжелики, она уже отослала "Ларошельца" с боцманом Ванно
и небольшим экипажем на борту. Они должны были обогнуть Новую Шотландию и
встретиться с их экспедицией в Тормантине или Шедиаке после захода в
Голдсборо, чтобы поставить в известность об их злоключениях Колена
Патюреля. В качестве эскорта Анжелика оставила при себе лейтенанта
Барсампюи и несколько матросов.
  Она предпочла бы, чтобы Кантор и в этом рейсе исполнял обязанности
капитана "Ларошельца", но юноша отказался оставить ее. "Через два дня мы
встретимся с твоим отцом, - сказала она, - еще через несколько дней к нам
присоединишься и ты... Нет никаких оснований бояться за" меня..."
Однако Кантор заупрямился без видимых причин. Не без труда удалось
Анжелике скрыть свои переживания и не рассказать сыну о появлении
герцогини де Модрибур. Хотя, возможно, до него уже дошли слухи об этом или
подсказала что-то интуиция.
  Она не стала настаивать. В конце концов присутствие сына всегда
доставляло ей радость, служило поддержкой и утешением.
  К поездке готовился, конечно и Пиксарет, всегда невозмутимый и
уверенный в себе. Он даже подсмеивался над чем-то. Однако Анжелика,
начавшая все лучше понимать его, чувствовала, что он полон тревоги, как
человек, которого ждет поход через враждебную страну.
  - Эти малеситы - просто вонючие животные, - пояснил он коротко. - Их
друзья и союзники на земле - это спирт и товары с кораблей. Остальное их
не тревожит, и они с трудом отличают ирокеза от абенака...
  Среди аборигенов заметно было какое-то брожение, глухое недовольство;
ходили разговоры о войне и отмщении, о подарках, которые были-де обещаны,
но не вручены. Многие индейцы целыми группами без видимых причин следовали
за караваном. Виль д'Авре убеждал себя, что этим оказывалась честь ему,
губернатору Акадии. Однако Пиксарет не ждал от беспокойного эскорта ничего
хорошего. Местные индейцы Успели уже собрать с сезонных рыбачьих судов
дань в виде значительного количества спирта. Близилось время, когда они,
объединив имеющиеся в каждом племени запасы огненной воды, должны были
предаться безумным пьянкам, кончавшимся обычно дикими драками и
убийствами, которые постепенно принимали у них форму традиционных
колдовских церемоний.
  Возбужденные ожиданием наслаждения, доставляемого им этим ядом
бледнолицых, "молочком французского короля", как они его называли, зная,
как дорого им обойдется участие в оргиях и не имея сил отказаться от них,
индейцы становились подозрительными и нервными, недовольными собой и всем
остальным миром, теряли свое обычное благодушие.
  К счастью, присутствие двух братьев Дефур, а также сыновей Марселины,
которые были, можно сказать, местными жителями и имели родственников или
названых братьев среди индейцев, обеспечивало каравану безопасность.
  К тому же они довольно скоро должны были оказаться по другую сторону
перешейка Шигнекто, а с выходом на берег залива Святого Лаврентия покинуть
замкнутый в самом себе мир Французского залива, сурово охраняемого
болотами, бурями и туманами. Там им откроются более широкие горизонты: на
восточном побережье все взгляды прикованы к Европе, здесь уж не
повернешься к ней спиной.
  Нетерпение Анжелики, которой хотелось побыстрее покончить с
неизвестностью и покинуть эти забытые Богом и людьми дикие земли, было
столь велико, что она направила экспедицию кратчайшим путем, по тропинкам
Шигнекто, да еще со скоростью, которую выдерживали лишь дикари, а маркиз
то и дело жаловался, что он не в силах поспевать за ними.
  Но Анжелика была совершенно равнодушна и к его жалобам, и к
открывающимся их глазам пейзажам.
  Она очень спешила и молча шагала, погрузившись в свои мысли, которые
сталкивались в ее мозгу, не находя выхода, так как у нее не хватало
смелости обдумать все до конца и взглянуть правде в глаза.
  Она трепетала при мысли, что Амбруазина может покуситься на жизнь
Жоффрея. Не зря ведь Виль д'Аврс сказал ей: "Это отравительница..." Что
вполне похоже на правду.
  Но Жоффрей не такой человек, чтобы с ним могли легко расправиться, он
не даст себя обмануть, да еще женщине, пусть и соблазнительной,
вынашивающей планы его убийства... Анжелика его изучила. Она вспоминала
его редкую проницательность, его умение держать других на расстоянии, его
способность схитрить, но и проявить выдержку, что отражало свойственные
ему в известной мере пренебрежение и недоверие к роду человеческому.
  Обнаруживая в нем эти качества, она иногда страдала, думая, что
никогда не сможет его полностью постичь, но сегодня они ее радовали как
залог того, что он не позволит Амбруазине себя провести.
  "Он слишком опытен, - убеждала она себя. - Он всегда действовал с
умом, особенно когда дело касалось женщин... Даже по отношению ко мне.
Правда, иногда он недооценивал глубины моего чувства... Но и я ведь не так
проста... Может быть, и я недостаточно хорошо знаю себя, степень моего
недоверия к жизни и людям, силу своей страсти к нему... Если с ним
что-нибудь случится, я умру!.."
Временами, как это бывает с осужденными на смерть, перед ее мысленным
взором проносились картины ее жизни.., их жизни в разлуке, которая была
тем не менее их общей жизнью, так как их всегда объединяли воспоминания и
жгучее ожидание встреч. Возникали его образы, менявшиеся вместе с
превратностями их судьбы: воспоминания о юношеской любви, о графе
Тулузском, а позднее о бешеной тайной страсти, в которой не хотела себе
признаться дама Анжелика из Ла-Рошели, к выкупившему ее пирату по имени
Рескатор.
  Да-да! Достигнув зрелости, она вновь влюбилась в того человека, каким
он стал. Причем даже не узнав еще в нем мужа...
  Рескатор, который ждал ее там, на восточном побережье, оставался для
нее всегда немного загадочным. Когда же он улыбался и сбрасывал маску, то
превращался в доброго товарища по Вапассу, в друга, делившего с ней дни
радости и горя, обладавшего почти женской деликатностью и душевной
чуткостью. Когда же наконец она сможет прижаться к нему, убедиться, что он
есть, что живет среди живых, - ах, как быстро умерший человек исчезает из
мира живых!.. - узнать его, признать по знакомым жестам, выражениям,
звукам голоса, по каждой черточке, раскрывавшей его для ее чуткой любви,
увидеть то, на что раньше она не обращала достаточно внимания: внезапную
замкнутость, гнев, иронию или холодность, которые так пугали Анжелику,
поскольку ее неискушенный ум видел в этом угрозу для себя, а не проявление
высоких личных качеств, проникнутых глубокой человечностью. Он стремился
приспособиться к жизни, покорить судьбу ж не дать ей раздавить себя или
повлечь к слишком быстрому падению.
  В мире, который его окружал, она мало-помалу превратилась - как
звезда, увлекаемая движением галактики, постепенно приближающаяся к
центральному светилу, - в его главную заботу. Он признался ей в этом: "Я
полюбил вас, полюбил ту женщину, какой вы стали... Не будучи еще уверен в
том, что я завоевал ваше сердце, сегодня я в первый раз познал боль
любви... Я, граф Тулузский, признаюсь: потеряв вас, я погибну..."
Пусть он и преувеличивал немного, но в этих его словах было нечто
невыносимо тяжкое для ее боязливого сердца.
  Не означало ли это, что их чувство слишком прекрасно, слишком
необычно, чтобы стать их жизнью, что оно скоро пройдет.., что она
опоздает...
  И Анжелика шагала, не замечая времени, летела, охваченная желанием
броситься к нему, обнять наконец его, живого... А что будет потом, что она
затем узнает, уже не имело для нее значения...


                                  ЧАСТЬ ПЯТАЯ


  ПРЕСТУПЛЕНИЯ В ЗАЛИВЕ СВЯТОГО ЛАВРЕНТИЯ


                                  Глава 1


  Бретонский рыбак из Кемпера, устав после долгого дня работы в
одиночку на своей маленькой лодке, решил "покемарить", то есть поспать
несколько часов в уединенной бухте, куда залетают лишь морские чайки да
буревестники. Каково же было его удивление, когда из леса вдруг вышла
по-королевски элегантная светловолосая дама в сопровождении сеньора в
расшитом, правда, несколько запыленном сюртуке, офицера, похожего на пажа
красивого светловолосого юноши и целой группы украшенных перьями индейцев.
Можно было подумать, что в этом году весь версальский двор выбрал для
прогулок эти отдаленные районы Северной Америки, с превеликим
удовольствием резвясь на смрадном и туманном побережье, которое днем
напоминало ад, с его гнетущей жарой, облаками пара и тучами москитов, а
влажными ледяными ночами предупреждало жителей о скором приходе зимы с ее
полярными бурями.
  В Тидмагуше уже появилась некая герцогиня, а теперь еще и эта дама,
прогуливающаяся по диким лесам, словно по придворному парку, движется
прямехонько на него.
  Вышедшая из леса группа обступила рыбака, который, оторопев от
удивления, все еще лежал на песке.
  - Откуда ты, дружище? - спросил его Виль д'Авре.
  - Из Кемпера, монсеньор.
  - Рыбак-сезонник. А твой капитан платит налог?
  - Да, старому Пари.
  - А губернатору области?
  - Да пошел он в з... - ответил рыбак и шумно зевнул, не меняя позы. В
конце концов он был, можно сказать, у себя Дома, на этих берегах, куда на
протяжении нескольких веков каждое лето приплывали на лов и заготовку
трески его деды, прадеды и еще более далекие предки.
  - Вы только полюбуйтесь на этих наглецов, - воскликнул Виль д'Авре, в
гневе втыкая свою трость в песок. - Треска - это одно из главных сокровищ
Акадии. Ее называют зеленым золотом. А все эти баски, португальцы,
нормандцы и бретонцы считают возможным обогащаться здесь за счет
государства, не выплачивая ему ни гроша.
  - Слишком сильно сказано - обогащаться! - возразил рыбак, соизволив
наконец приподняться и сесть. Он подтянул штанины, чтобы показать свои
тощие, изъеденные солью ноги.
  - Вкалываешь здесь, как ненормальный, три-четыре месяца подряд, а
возвращаешься домой, не очень-то разбогатев. Едва хватает на несколько
гулянок между двумя плаваниями.
  - Для бретонца из Кемпера он хорошо говорит по-французски, - заметил
Виль д'Авре, довольно быстро успокоившись. - А откуда твой капитан?
  - Из Фауе.
  - Значит, тоже корнуэлец, только с севера. У них такой же гэльский
диалект, как и у английских корнуэльцев. Как зовут твоего капитана?
  - Спросите его самого, и он вам скажет.
  - Отлично, именно это мы сейчас и проделаем. Ведь у нас нет лодки, и
тебе придется взять нас в свою посудину и доставить к нему.
  - Всю эту толпу? - встревожился рыбак.
  Тут в разговор включилась Анжелика.
  - Подождите немного, маркиз. Нужно сначала узнать, где стоит корабль
этого моряка, в тех ли местах, куда мы держим путь, то есть в Тидмагуш
близ Тормантина...
  Оказалось, что именно там бретонцы из Корнуэла построили причал на
летний сезон. С "незапамятных" времен у них был контракт со старым Пари,
летняя резиденция и торговый пост которого располагались в Тидмагуше.
  - Берег там хорош, бухта обширная. Есть где развернуться и не мешать
друг другу в работе. Бывают здесь и пираты, пристают к берегу, потом
уходят. Приходилось и нам с ними попьянствовать.
  - А не у вас ли находится сейчас знатная французская дама, герцогиня
де Модрибур? - спросила Анжелика подчеркнуто безразличным тоном.
  - Да-да! Ох, и хороша стерва! Но она не про нас. Может быть, ее
вниманием пользуются пираты или наш старик. А может быть, никто вообще. В
конце концов я ничего об этом не знаю. Мы - рыбаки и с ними не знаемся. Мы
попытались приударить за девицами, которые ее сопровождают, но у них
надежная охрана. Кроме того, в разгар сезона нам приходится вкалывать так,
что нам не до женщин, да и капитан держит нас в строгости.
  Анжелика очень опасалась, как бы разговорчивый рыбак не связал имена
Жоффрея и Амбруазины. Но все обошлось, она облегченно вздохнула и
предпочла больше не задавать вопросов. Что до маркиза де Виль д'Авре, он
был вне себя от удивления.
  - Как? Что я слышу? Герцогиня там, и вы об этом мне ничего не
сказали?!
  - Я сочла это изл