,  но
будьте спокойны, я не люблю его больше.
   - Вы ошибаетесь, - сказала Анжелика, - и я вам не верю.
   Сабина озадаченно посмотрела на нее, потом рассмеялась. Решительно,  если
она и дальше будет такой же веселой и забавной, Квебек в ее лице  приобретет
еще одну великосветскую даму.
   - Анжелика, я восхищаюсь вами! Ну хорошо! Да, вы правы. Такую  любовь  не
так-то просто вырвать из сердца, тем более, что предмет вашей  любви  своими
достоинствами лишь усилил вашу привязанность к нему. Мне только хотелось  бы
вам сказать, и уж  в  этом  вы  мне  поверьте,  что  надо  мной  не  довлеют
навязчивые идеи, я вырвалась из плена этого чувства. А значит, вам  не  надо
во мне сомневаться, и вы должны отбросить все предубеждения, которые  гложут
вас, они нелепы и несправедливы. Хочу еще добавить, что понимаю,  почему  вы
немного дрожите. Ваш муж - довольно загадочная личность.
   - А отец Мобеж считает его простым и открытым.
   - Что касается преподобного Мобежа, то он и сам недалеко ушел от него. Но
что касается  женщин...  В  любом  случае  я  не  могу  злоупотреблять  моим
реваншем.  Я  не  могу  видеть  вас  несчастной.   И   я   предоставлю   вам
доказательство моего к вам дружеского  расположения.  При  условии,  что  вы
обещаете мне забыть: никогда ни единого слова, намека, даже мысли о том, что
принесло вам столько боли и страданий. Я же дам  вам  обещание,  которое,  я
уверена в этом, прогонит ваши напрасные тревоги. Каким бы  ни  было  решение
короля на ваш счет, я выберу ту дорогу, которая не совпадает с  вашей.  Если
Его Величество останется глух и слеп к вашим достоинствам и  откажет  вам  в
помиловании,  обязав  вас  жить  в  Новом  Свете,  я  дам  понять  г-ну   де
Кастель-Моржа, что хочу вернуться во Францию. Если же, как я и  надеюсь,  вы
будете полностью оправданы и отплывете к Старому Свету, я  скажу  мужу,  что
хочу остаться в Канаде...
   - Благодарю... - сказала Анжелика, и у  нее  перехватило  дыхание.  -  Вы
очень великодушны.
   - При условии, что и вы будете такой. Помните, о  чем  я  попросила  вас.
Забыть эту историю, эти мрачные  мысли,  которыми  вы  забили  себе  голову.
Оставайтесь прежней, прошу вас.  Такой,  какой  мы  вас  знали,  оставайтесь
Анжеликой.
   - А что это значит, быть Анжеликой?
   - Никто не знает... только без нее солнце бы потухло...
   Анжелика не ответила.  Она  подошла  к  окну  и  окинула  взором  пейзаж,
изменения которого она так часто наблюдала: как будто природа  заигрывала  с
ней, меняя цвета, отблески, затягивая тучами  голубое  чистое  небо  или  же
прогоняя легкие облака к горизонту.
   Вглядываясь в даль, она хотела получить ответ на все вопросы.
   - "Рядом с тобой... всегда..."
   Она вздрогнула.
   - Сабина! - позвала она изменившимся голосом. - Идите сюда!  Скорее!  Мне
кажется...
   Г-жа де Кастель-Моржа поспешила к ней.
   - Посмотрите! Туда!
   Сквозь бледно-голубой туман выплывали огромные белые крылья, дрожащие  на
ветру: одно, другое, третье, они приближались  увеличиваясь,  медленно  паря
над рекой.
   -  Корабли...  -  сказала  Сабина  очень  тихо.  -  Французские  корабли!
Французские корабли...
   В городе уже царило оживление, паруса заметили и из других домов.
   Анжелика схватила за руку ту, что стояла рядом с ней.
   - А если они везут наш приговор?
   - Тогда мы защитим вас, - воскликнула Сабина, - мы все защитим вас...
   Если понадобится, она готова еще раз выстрелить из пушки.

ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ
ПИСЬМО КОРОЛЯ

   Анжелика побежала к себе и обнаружила в  доме  всех  офицеров,  капитанов
кораблей г-на де Пейрака: Эриксон,  Ванно,  Кантор...  Каждого  сопровождали
человек шесть, скромно одетых и вооруженных мушкетами. После набега ирокезов
город продолжал жить в состоянии тревоги, поэтому вооруженная команда  ни  у
кого не могла вызвать подозрения.
   - Таков приказ г-на де Пейрака, если первые французские корабли  прибудут
раньше его, - напомнил Барсемпью, появившийся чуть позже.
   Охрана дома и замка Монтиньи должна быть усилена. Кроме  того,  Барсемпью
предупредил г-жу де Пейрак, извинившись при этом несколько раз,  что  отныне
она и дети будут выходить из дома только в сопровождении охраны.
   - Уверен, что это лишнее, - добавил граф, - но лучше,  если  мы  соблюдем
все предосторожности.
   Анжелика позволила им взять все  необходимое.  Прибежали  дети:  Онорина,
Керубин, Марсэлен; они прыгали от радости, нетерпения. Сюзанна была огорчена
тем, что не сможет нарядить своих четырех сыновей, вся их одежда сгорела  во
время пожара. В Квебеке стало почти традицией  встречать  первые  корабли  в
новой праздничной одежде.
   Подобное кокетство было явно лишним. Люди высыпали на  набережные,  негде
было яблоку упасть, но никто не обращал внимания на своего соседа.  Анжелика
поняла, что даже если бы она украсила себя, как украшают к празднику алтарь,
никто бы этого не заметил.
   Первый корабль бросил якорь и встал на рейде. Весельные шлюпки подплывали
к берегу и выплескивали своих  пассажиров.  Это  были  солдаты,  насмешливые
болваны  в  бесформенных  одеждах,   переселенцы,   священники   в   черном,
путешественники, одни - измученные, другие - оживленные. Тут же они кричали,
что им надоел Париж, его улицы, его чиновники, и ничего  нет  лучше  Канады.
Наконец показалась шлюпка под флагом, расшитым золотом, в ней были вельможи,
официальные  лица,  королевские  посланники   и   министры,   сопровождающие
дипломатическую и государственную почту.
   Барки и плоты были заполнены лошадьми, баранами и свиньями, как будто  их
было мало в Канаде,  и  "не  лучше  ли  было  скормить  их  пассажирам,  чем
привозить нам этих полудохлых животных!"
   Командиры выстраивали своих солдат. Морская  болезнь  позади,  мошенники!
Смирно! Дети переселенцев собрались вместе и пальцами  показывали  на  своих
первых в жизни индейцев.
   Жители Квебека перемешались с приезжими,  и  образовалось  единое  целое,
оживленная  толпа,  болтающая,  жалующаяся,  обменивающаяся   впечатлениями,
нежными излияниями, требующая свою почту.
   М-зель д'Уредан  впервые  пришла  в  порт  и  получила  из  рук  капитана
коробочку с письмами от своей подруги, вдовы польского короля. Те,  кто  еще
вчера,  встретившись  на  улице,  беседовал  о  прекрасной  погоде,  сегодня
проходили мимо, не замечая друг друга. Анжелика несколько раз сталкивалась с
г-ном де Барданем, Виль д'Аврэем и Вивонном,  но  ни  с  той,  ни  с  другой
стороны не последовало ничего, кроме равнодушных взглядов.
   Ее окликнул мужчина приятной наружности, которого она не узнала, так  как
не ожидала, что он  прибудет  с  французским  кораблем.  Это  был  барон  де
Сен-Кастин, он поднялся на борт во время стоянки в проливе.
   Она увидела, как герцог де Вивонн долго беседовал вполголоса  с  каким-то
элегантным господином, который, должно быть, осведомлял его о последствиях и
обвинениях, выдвинутых против него. У Вивонна  был  удовлетворенный  вид,  к
нему вернулось его былое высокомерие и манера разговаривать, едва  раскрывая
рот и бросая направо и налево пренебрежительные взгляды.
   Он  ушел  вместе  с  незнакомцем,  за  которым  следовала  многочисленная
прислуга с багажом. У герцога до сих пор была перевязана рука, рана заживала
медленно, и он немного хромал.
   Виль д'Аврэй, тоже с перевязанной рукой, следствием  его  дуэли,  носился
взад и вперед. Анжелика заметила рыдающую Беранжер-Эме  де  ла  Водьер.  Она
распечатала письмо и из первых же строчек узнала, что ее мать умерла.
   - Да читайте же! Читайте все! - настаивали Эфрозина  Дельпеш  и  г-жа  де
Меркувиль.
   - Она умерла! - жалобно стонала Беранжер.
   - Но вы узнайте, почему. Если смерть ее была спокойной, это утешит вас.
   Г-жа де ла Водьер снова начала читать, дошла до конца и упала в  обморок.
Ее отец тоже умер.
   На горе багажа сидели два  негритенка,  еще  не  совсем  оправившиеся  от
морской болезни. Они были в тюрбанах и в пажеских формах из розового сатина,
в ботинках с серебряными пряжками.
   Они вращали глазами от страха. Человек с манерами  управляющего  богатого
дома повсюду разыскивал господина Виль д'Аврэя.
   Когда он его нашел, он объяснил ему, что герцогиня де Понтарвиль посылает
ему, как он и просил, двух маленьких мавров прислуживать в доме. Взамен  она
просила его  поддержать  в  Канаде  дела  человека,  прибывшего  с  ними,  и
приобрести для нее акции компании, занимающейся торговлей мехами.
   - Но я возвращаюсь во Францию, возвращаюсь! - воскликнул Виль д'Аврэй.  -
По вине ирокезов я потерял здесь самое дорогое для меня существо...  Как  вы
думаете, смогу я после всего жить в этой ужасной стране?  Если  у  вас  есть
сердце, вы должны это понять.
   - Да, господин.
   - Так что же мне делать с этими пажами?
   - А что мне с ними делать? Через час я отплываю.
   Кроме оживленной толпы прибывших, на набережной  еще  собрались  те,  кто
хотел покинуть город с первым же кораблем, они привезли весь  свой  багаж  и
ждали, когда освободится судно, чтобы занять свои места.
   Среди них был и галантерейщик  Жан  Прюнель  со  своей  женой  и  дочкой:
родители решили  отправить  свою  дочь  во  Францию,  в  монастырь  к  очень
религиозной тетушке, уж там-то она научится вести себя как  подобает,  а  не
впускать к себе по ночам прытких молодых людей.
   Хлопотал интендант Карлон, окруженный приказчиками. Он сортировал  пакеты
и сумки, откладывал  в  сторону  конверты  с  печатью,  пакеты,  рулоны.  Он
поспорил с секретарем г-на де Фронтенака, который отказался передать ему два
письма по причине, что они от самого короля и предназначены лично  господину
губернатору, а значит, должны быть переданы ему в руки, и  только  он  имеет
право сорвать печать и прочитать их прежде, чем все остальные депеши.
   - В ожидании возвращения г-на де Фронтенака этим  письмам  лучше  быть  в
моих руках, чем в ваших, - сердился Карлон. - В его  отсутствие  я  выполняю
его миссии и получаю письма из самых высоких инстанций и имею  полное  право
ознакомиться с их содержанием.
   К ним приблизился один из вновь прибывших, возможно, самый почетный  член
делегации, сопровождающей королевскую почту.
   - Я знаю, о чем идет речь. Это очень деликатный вопрос, Его Величество  в
двух словах рассказал мне его  суть.  Главное  в  том,  что  письмо  следует
вскрыть именно господину Фронтенаку лично, что  не  является  пренебрежением
достоинств господина интенданта. Но дело, о  котором  идет  речь  в  письме,
должен решить сам господин Фронтенак и там упомянутые лица. Досадно, что Его
Превосходительство отсутствует, так же как и человек, о котором идет речь  в
письме: господин де Пейрак. Его Величество в нетерпения, и мне  чуть  ли  не
пришлось лететь на крыльях, чтобы прибыть как можно быстрее.
   Анжелика, расстроенная, ходила по  набережной,  среди  прибывших  она  не
встретила ни одного знакомого, да и кого она,  собственно,  хотела  увидеть;
никто не передал ей письмо - она была уверена, что Дегре обязательно  заявит
о себе весточкой, - и тут она услышала имя Пейрак и подошла к группе  людей.
Жан Карлон указал на нее.
   - Вот как раз и госпожа  де  Пейрак.  Мадам,  позвольте  вам  представить
господина де ла Вандри, государственного советника, чрезвычайного посланника
короля.
   Г-н де ла Вандри снял шляпу, украшенную  перьями,  и  сделал  глубокий  и
изысканный реверанс. Совершив все необходимые движения, он  не  произнес  ни
слова и вытянулся с чопорным видом. Несмотря  на  свой  высокий  ранг,  ему,
возможно, не хватало легкости и непринужденности в общении  с  дамами.  Либо
ему не нравилось, когда они вмешивались в серьезные дела.  Он  заметил,  что
желает иметь дело с господином де Пейраком, поэтому его жена  не  может  его
заинтересовать, и, повернувшись к интенданту и секретарю, сказал:
   - Мне необходимо передать этому дворянину ценные письма. - После чего  он
вытащил из сумки два толстых конверта, больше похожих  на  посылки,  чем  на
письма. - Господин де Фронтенак должен лично передать их ему. Всю эту  почту
я вручаю вам, господин интендант,  следите  за  ней,  как  за  зеницей  ока,
уважайте желания короля, что касается их вручения, прочтения и так  далее...
Нет сомнений, что столь важные документы должны находиться в ваших руках.
   Разгневанный секретарь удалился. Эти версальские выскочки обошлись с ним,
как с лакеем!
   Два месяца морского путешествия никак не отразились на г-не де ла Вандри.
Он производил впечатление человека, только что  покинувшего  Версаль,  более
того, вышедшего из кабинета короля. Он нес  на  себе  отпечаток  королевской
персоны, королевского доверия. Это был красивый мужчина,  величественный,  с
прямой осанкой. Ему было к лицу высокомерие придворного.  В  его  манерах  и
особенно в его речи обнаруживались детали, которые задавали тон новой моде.
   - Разве парики не должны быть короче?..
   - Шляпа меньших размеров, но оперенье богаче...
   На него поглядывали. После суровой зимы, какой еще не было в этих  краях,
все стали подозрительнее, и приняли его за "шпиона короля"; все верили в его
существование, но никто его не видел. В конце концов все узнали, что в  лице
г-на де ла  Вандри  Канада  встречает  одного  из  тридцати  государственных
советников Франции.
   Также никто никогда не видел, чтобы королевскую почту сопровождал  офицер
особого подразделения, грозы всех армий. Такие люди,  как  он,  каждый  день
встречались с Его Величеством, слышали его голос, наблюдали за ним; конечно,
офицеры личной охраны должны быть немы,  как  рыбы,  но  это  не  мешает  им
смотреть во все глаза.
   Квебекцы останавливались и разглядывали униформу. Неужели король  всерьез
заинтересовался своей далекой колонией, раз прислал сюда  весь  этот  высший
свет?
   Анжелика, как  и  секретарь  г-на  Фронтенака,  не  была  очарована  этим
господином де ла Вандри. Что все это значит? Что он знал или подозревал, что
заставляло его молчать и быть таким чопорным по отношению к ней? Может быть,
ничего? Очевидно  одно,  все  эти  джентльмены,  наделенные  сверхсекретными
миссиями,  могли  возвысить  либо  унизить  тех,  чья  судьба  зависела   от
результатов этих миссий.
   Вот и Бардань пожинал горькие плоды своего письма, отправленного в ноябре
с  кораблем  "Марибель".  Молодой  чиновник,  атташе   господина   Кольбера,
направлялся в карете к замку интенданта и встретил Барданя на углу одной  из
улиц; не дожидаясь, пока они окажутся в более подходящем и достойном  месте,
он дал ему понять, что тот впал в немилость. Когда г-н Бардань представился,
он тут же выложил ему, что его отстранили от  обязанностей,  и  показал  ему
документы, подтверждающие это решение. Вдобавок он подчеркнул,  что  Бардань
не должен отныне ни во что вмешиваться.
   Он разговаривал с ним полупренебрежительным, полусочувственным тоном, как
говорят с теми, кто лишился власти. Он  дал  ему  понять,  что  остаток  его
путешествия будет описан в специальном донесении.
   - Плевать мне на это, - ответил Бардань. Чиновник холодно улыбнулся.
   - Вряд ли стоит так пренебрегать добротой Его Величества, ведь  вы  могли
бы вернуться во Францию в трюме и в кандалах. Знайте, что я  получил  приказ
собирать сведения о ваших поступках  как  королевского  посланника  в  Новой
Франции. Я могу облегчить или утяжелить ваше досье. Не успел я высадиться  в
Квебеке, как мне уже доложили, что вы постоянно посещали, днем и ночью, дом,
пользующийся дурной славой.
   - Дурной славой? - Бардань был ошеломлен.
   - "Корабль Франции", - произнес чиновник, бросив взгляд в бумаги.
   - Но позвольте, - воскликнул Бардань, - я ходил туда потому,  что  там  я
встречался с друзьями.
   - Прекрасно! Вы сами в этом признались, я вас не заставлял, -  насмехался
чиновник.
   Никола де Бардань открыл было рот, чтобы защитить себя. Но как  объяснить
ему, что благородная г-жа де Пейрак дружила с хозяйкой трактира, что за  год
произошло столько случаев, например, несчастие с г-ном Виль д'Аврэем,  когда
все высшее общество зачастило в этот трактир, "пользующийся дурной  славой",
что его посещали самые уважаемые  люди  в  городе,  и  среди  них  лейтенант
полиции, г-н Гарро д'Антремон. Он не сказал ни слова, только пожал  плечами.
Как объяснить этому  выскочке,  этому  молокососу,  бледному  после  тяжелой
морской болезни, уверенному в том, что он будет служить  королю  лучше,  чем
это делали до него другие, как объяснить ему  течение  жизни  в  Квебеке  на
протяжении бесконечной зимы.  Затронет  ли  его  душу  то,  что  в  "Корабле
Франции" жизнь била ключом: их споры, зеленые глаза Анжелики по  ту  сторону
стола, Жанин Гонфарель у плиты, маркиза Виль д'Аврэй и красавец Александр...
   Это невозможно описать и объяснить. А такой позер не достоин того,  чтобы
ему об этом хотя бы намекнули.
   - Меня мало заботят те  вердикты,  которые  вы  мне  передали,  -  сказал
Бардань, запихивая документы в карман. - Меня поражает ваше поведение. У вас
нет ни осторожности, ни такта, вы  забыли,  что  пересекли  океан  и  теперь
находитесь далеко от ваших покровителей. И я сомневаюсь в том, что  в  своей
сумке вы храните документы, обеспечивающие  вам  беспрепятственный  прием  у
самых  "влиятельных  фигур"  этой  страны.  Вам  поручили  несколько  мелких
делишек, например, уведомить меня об отсутствии ко мне расположения. Но ведь
вам тоже не избежать подобной судьбы, все  повторяется  в  этой  жизни.  Вам
многое предстоит понять. Вы начнете ценить влияние человека,  который  сумел
найти друзей в Новой Франции. Не рассчитывайте на меня,  что  я  приму  вас,
позабочусь о вашем комфорте, и знайте, я постараюсь сделать так, чтобы у вас
не было здесь ни кола, ни двора!
   Он расстался с ним, не попрощавшись, и направился к м-зель  д'Уредан.  Уж
она-то даст понять Карлону, что ни в коем случае  не  надо  принимать  этого
ничтожного человека. На улицу его! На улицу королевского чиновника!
   Время от времени Бардань останавливался и смотрел на горизонт. Постепенно
он успокоился. Впереди было лето,  наполненное  щебетанием  птиц,  охотой  и
рыбалкой. Он стал думать о своем дворянском поместье в Берри, жизнь там была
бы тихой и размеренной. Его  прекрасные  книги,  приятные  соседи,  красивые
окрестности, где можно мечтать и философствовать, вспоминать свои  победы  и
поражения, радости мнимые и подлинные! Он сказал про себя: "Прощай!  Прощай,
моя любовь! Прощай, Квебек!.."
   И, шагая один по дороге в Верхний город, он не смог сдержать слез.

***

   В маленьком доме Анжелика беседовала с приближенными  графа  де  Пейрака.
Отношение к ней г-на де ла Вандри обнадежило  ее.  Он  не  был  приятен,  но
проявил почтение, отсюда можно заключить, что  король  решил  не  обрушивать
свой скипетр на их головы.
   Толстый конверт был уже в Квебеке, в  руках  Жана  Карлона,  и  дожидался
Ф'ронтенака. Какие  распоряжения  ожидали  их?  Суровость  и  непреклонность
короля? Милосердие короля? Как бы ни обстояли  дела,  они  решили  отправить
человека навстречу г-ну де Пейраку и предупредить его о приходе кораблей,  а
вместе с ними решения короля об их судьбе.
   Анжелику разбудили крики.  Первые  лодки  военной  экспедиции  показались
недалеко от Квебека.
   В  порту  было  столпотворение   почище   вчерашнего.   Вновь   прибывшие
рассказывали об ирокезах, о Военном совете. От них пахло лесом  и  медвежьим
жиром. Жители Квебека обсуждали новости из Франции, про ирокезов все забыли.
   - Никто не видел господина де Пейрака?
   Никто не мог ответить. Знали только  одно,  он  не  был  вместе  с  г-ном
Фронтенаком, а тот уже прибыл и находится у себя в замке, вскрывает почту.
   Анжелика была в панике. Мысль, что он не  присоединился  к  остальным,  а
решил еще остаться с Уттаке, либо на полдороге свернул в Вапассу,  причинила
ей страдание. Она была близка к отчаянию.  Она  хотела  видеть  его,  просто
видеть. Все остальное было ей безразлично. Без него жизнь не  и