ше воображение. Пока мы придумаем второй  Генриетте  достойную
роль:  пускай  она  проживает  в  Голдсборо.  Вернувшись  туда,  я  подробно
расспрошу Патюреля. Возможно, он поведает мне о каких-нибудь подробностях, о
которых мы не  удосужились  у  него  разузнать  после  зимы,  проведенной  в
Квебеке, то есть после отсутствия продолжительностью почти в год. Кто  знает
- вдруг она вышла замуж за какого-нибудь пирата с  "Бесстрашного"  и  теперь
нежится себе на теплых просторах Карибского моря?
   Дельфина вяло улыбнулась.
   - Да услышит вас Господь!
   - Не мучьте себя страхами. Совсем скоро мы узнаем обнадеживающие новости.
   - Уверена в этом, мадам, - отвечала молодая женщина, однако в  ее  голосе
не было и следа уверенности.
   Впрочем, стоило Анжелике, собрав бумаги, направиться  к  двери,  как  она
схватила ее за подол.
   - О, мадам, я должна рассказать вам всю правду!  Думаю,  мне  не  следует
утаивать от вас никаких подробностей, тем более что речь не идет о  каких-то
реальных событиях. Нет, это сон, даже кошмар,  который  все  время  посещает
меня. Наверное, трагический конец, постигший герцогиню, не даст мне покоя до
конца жизни. Я вижу ее бегущей среди деревьев; меж стволов и ветвей мелькает
ее платье - синяя накидка, желтый пояс, красные юбки - помните,  иногда  она
одевалась очень ярко... Спасаясь бегством,  она  напоминает  яркую  птицу  с
южных островов, бьющуюся о решетки клетки. Я знаю, что смерть преследует  ее
по пятам, и не окликаю ее. Однако в конце концов я не выдерживаю и  испускаю
крик. Тогда она поворачивается ко мне - и я вижу,  что  это  НЕ  ОНА...  Это
другая женщина. Я не могу узнать ту,  что  несется  среди  деревьев,  однако
ничто не может  разубедить  меня,  что  это  не  она.  Это  другая.  Другая!
Понимаете, эта женщина просто надела ее одежду!.. - Она  рухнула  в  кресло,
лишившись сил. - Я знаю, что это всего лишь сон,  дурной  сон,  и  все-таки,
мадам, не сочтите меня сумасшедшей, когда я скажу вам, что всякий раз, когда
мне удается достичь спасительного  забытья,  когда  я  начинаю  наслаждаться
благами мирной жизни бок о бок с любимым человеком, среди  радушных  друзей,
всякий раз, когда в моей душе начинает расцветать подобие скромного счастья,
мне снова снится этот кошмар, и я вскакиваю, дрожа от ужаса, вся  во  власти
воспоминаний о прошлом и  страшной  уверенности:  ее  место  заняла  другая,
другая приняла смерть вместо нее!
   Напрасно мой муж пытается  прийти  мне  на  помощь  разумными  вопросами,
побуждая  рассказать  о  сне,  навязчивость  которого   свидетельствует   об
оставшихся в моей душе зловредных корнях, которые следует вырвать во что  бы
то ни стало, - я ничего не могу ответить и только рыдаю у него на плече.  На
протяжении нескольких дней после этого мной владеет глубокая  тревога.  Меня
обуревает болезненное желание встретиться с прежними подругами, засыпать  их
вопросами, сравнить наши воспоминания.  Я  запрещаю  себе  думать  об  этом,
поскольку подозреваю, что ни одна из них,  даже  Генриетта  Губэ,  известная
своей добротой, не захочет вспоминать былое. Теперь я знаю, что я  опасалась
услышать в ответ на свои вопросы - то самое,  что  мы  волей-неволей  должны
установить с вами сейчас: что одна  из  них  исчезла,  что  никто  не  может
сказать, что с ней  стало,  и  что  только  мой  сон  -  единственный  знак,
указывающий в сторону истины.
   - Сон - это слишком мало, - решительно сказала Анжелика.
   Она вернулась от двери и усадила Дельфину рядом с собой на диван. Снаружи
моросил дождь. В комнате царила полутьма, из-за которой их  разговор  звучал
еще более зловеще.
   Анжелика попыталась побороть собственный испуг.
   -  Ничего  удивительного,  что  после  всех  бед,  которые  вам  пришлось
претерпеть рядом с этой женщиной, вас мучают  кошмары,  в  которых  она  вам
является. Но зачем же такие мрачные выводы?
   - Но ведь это - единственное  логичное  объяснение  исчезновения  младшей
Майотэн!
   - А может  быть,  все  дело  в  том,  что  в  ваших  воспоминаниях  царит
путаница?
   Во сне вам видится герцогиня, спасающаяся бегством в тех  самых  одеждах,
кричащая расцветка которых поразила всех нас, когда она сошла  с  корабля  в
Голдсборо. Но разве они были на ней в тот знаменательный день, в  Тидмагуше,
когда она была разоблачена?
   - Да! Я сама помогала ей  одеваться.  Она  накинула  сверху  свою  черную
мантию с красной подкладкой. По ее собственным  словам,  она  усматривала  в
этой одежде символ. Разве тот день не был днем ее торжества, днем, когда она
решила предать вас смерти  и  еще  до  захода  солнца  получить  в  качестве
подтверждения вашей гибели ваши глаза?
   - Не будем продолжать!..
   Анжелика  не  желала,  попросту  не  желала  снова  погружаться   в   эти
воспоминания, от которых впору было обезуметь!..
   Она  не  желала  даже  слышать  о  том,  что  когда-то  существовала  эта
Амбруазина с повадками обольстительной сирены - красивая, хитрая, как  змея,
которая умудрялась дотянуться повсюду, подливая своим  недругам  яду,  и  за
которой тянулась целая кавалькада ангелов (одними ангелами-хранителями здесь
не удалось бы обойтись), спасавшая in extremis ее жертвы, устраивая  чудеса,
именуемые  неблагодарными  людьми  "счастливыми  случайностями",  от   одних
воспоминаний о которых по коже пробегали мурашки.
   Дельфина призналась,  что  и  раньше  пыталась  произвести  те  же  самые
подсчеты, которых от нее потребовали сейчас, перебирая в памяти  королевских
девушек, вверенных мадам Модрибур, и всякий  раз  спотыкалась  на  Генриетте
Майотэн, вспоминая ее расплывчатый  облик,  похожий  скорее  на  привидение;
никто не упоминал  ее,  и  Дельфина  оставалась  единственной,  кто  отдавал
должное ее памяти. Ужас перед навязчивым  кошмаром  мешал  ей  заговорить  о
несчастной в  присутствии  других  людей,  задать  главные  вопросы  -  хоть
близким, хоть самой себе, добиться истины.
   - Я всегда знала...
   - Что вы знали?
   - Что между исчезновением Генриетты и исчезновением мадам  Модрибур  была
прямая связь. Это Генриетта помогла ей убежать из хижины,  где  ее  стерегла
Марселина.
   Неужели она воображает, что в ту глубокую ночь, когда она увидела то, что
навечно  запечатлелось  в  ее  испуганной  памяти,  она  проглядела  другого
человека?
   - Если согласиться, что они убежали вместе и добрались до леса, то где же
они схоронились столь умело, что их так и не нашли?
   - У них могли быть сообщники - выжившие члены  экипажа,  местные  жители,
даже индейцы... Такие, как они, повсюду найдут сообщников.
   - Но ведь тело герцогини было найдено!
   - Изуродованным. Ее узнали только по  одежде.  -  Голос  Дельфины  звучал
глухо, но убедительно. Она не просто предполагала - нет, она утверждала:
   - Так все и произошло. Они убили Генриетту  и,  сделав  ее  неузнаваемой,
оставили на растерзание диким зверям, одев в  платье  герцогини,  чтобы  все
поверили, что герцогини больше нет в живых.
   В таком случае там, в Тидмагуше, покоится в  могиле  несчастная  девушка?
Нет!
   Немыслимо! Одна мысль о том, что Амбруазина жива, в какой бы части  света
она ни находилась, тотчас лишала душевного равновесия.
   - Что же стало с ней?
   - Она улизнула. Покинула Америку.
   - На каком корабле?
   - На корабле Никола Пари.
   Анжелика почувствовала, как  по  всему  ее  телу  пробежал  кладбищенский
холодок и как встали дыбом волосы у нее на голове.
   Все  сходится!  Она  вспомнила  старика  Никола   Пари   перед   посадкой
нетерпеливого, рассерженного... Его  удерживал  на  берегу  маркиз  де  Виль
д'Авре, схвативший его за воротник и требовавший, припав к его уху, чтобы он
поделился  перед  отплытием  секретом  приготовления   молочного   поросенка
по-индейски. В тумане высился корабль, готовый сняться с якоря. В его  трюме
пряталась Амбруазина-Демон, считавшаяся погибшей и зарытой в землю...
   Если догадка Дельфины верна, то это означает,  что  Амбруазина  жива.  Но
если бы это было так, она гораздо раньше дала бы о себе знать...
   - А я думаю иначе. Наоборот, этих немногих лет  едва  хватило  ей,  чтобы
обрести уверенность, что ее недавние жертвы успокоились и многое  забыли,  а
самой буквально возродиться из  пепла,  восстановить  подорванное  здоровье,
вновь сделаться красавицей... Стать, живя под чужим именем,  как  бы  другим
человеком -  и  снова  начать  плести  тончайшие  интриги;  совершать  новые
злодеяния,  ткать  коварную  завесу,  призванную   обманывать   чувства,   и
готовиться к мести...
   - Успокойтесь! Вы сами себя пугаете!
   - Нет! Я хорошо ее знаю. Даже слишком хорошо.
   - А я сомневаюсь, что она до сих пор жива. Она так и не вернулась.
   - Но может вернуться.
   Анжелика в ужасе подметила, что Дельфина говорит о герцогине в  настоящем
времени, подобно матери Мадлен из монастыря урсулинок, ясновидящей,  которая
предсказывала также будущее, предрекая появление "архангела, который в  один
прекрасный день поднимется во  весь  рост  и  натравит  страшного  зверя  на
демона...". Анжелика сказала тогда и ей: "Вы говорите так,  словно  она  все
еще бродит по земле, словно ее дьявольская миссия еще не завершена".
   Маленькая монахиня испуганно посмотрела на нее через свои круглые очки...
   - В том-то и дело: возбуждение дела о "Ликорне"  может  быть  ее  пробным
камнем, - проговорила Дельфина.
   - Это меня весьма удивило бы!  Ничто  в  словах  господина  Антремона  не
навело меня на мысль, что за всеми этими раскопками и запросами может стоять
подобный человек. Нет,  по-моему,  это  всего  лишь  завершение  длинного  и
скучного административного расследования, и чиновники  с  писарями,  которым
поручалось отыскать концы, всласть посмеялись  бы,  узнав,  какие  драмы  мы
усматриваем за их пачкотней.
   Она  умолчала  о  намеке  лейтенанта  полиции  на  два  пиратских  судна,
названные  компаниями-кредиторами  участниками  экспедиции  мадам  Модрибур.
"Военные трофеи" графа де Пейрака всегда вызывали раздоры; в частности, Виль
д'Авре присвоил один из этих кораблей себе в качестве компенсации за  утрату
своей "Астарты".
   А если возбуждению старых распрей  способствовал  Тардье  де  ла  Водьер,
подвизающийся в морском министерстве? Это  вполне  в  его  духе.  Надо  было
сообразить это раньше!
   - Пускай посмеются! - прошептала Дельфина. - Я с радостью расцелую  всех,
узнав, что мои предчувствия оказались ошибочными.  Ничего  другого  я  и  не
прошу у милосердного Создателя!
   - Так и будет, вот увидите.  -  Анжелика  взглянула  на  окно.  -  Дождь.
Дельфина, не найдется ли у вас слуги, который смог бы отнести эти  бумаги  в
сенешальство? При всем моем расположении к Гарро Антремону, у  меня  нет  ни
малейшего желания снова забираться в его логово.
   Она сделала для  бумаг  непромокаемый  пакет  из  пергамента.  Получилась
симпатичная  посылочка,  которая  тем  не  менее  даст   понять   лейтенанту
гражданской  и  уголовной  полиции,  что  она,  испытывая  к  нему  глубокое
уважение, ничем больше не в силах ему помочь.

Глава 44

   Анжелика вышла из дома Дельфины, дождавшись, пока прекратится дождь.
   Неприятная тема больше не упоминалась:  решение  было  принято,  говорить
было больше не о чем.
   - Если к вам пристанут с расспросами, отсылайте любопытных  к  интенданту
Карлону. Он сейчас борется за карьеру, поэтому сумеет  не  ударить  в  грязь
лицом. Вы же позаботьтесь лучше о семейном счастье и о своем здоровье.
   Почему вы до сих пор не стали матерью? Неужто вам не хочется детей?
   - Детей!.. - воскликнула Дельфина. Это всегда было ее сокровенной мечтой,
согревавшей ее сиротские годы. Однако над ней нависло проклятие. А ведь  они
с Гильда так любят друг друга!
   Анжелика назвала ей несколько трав, которые можно отыскать у аптекаря,  и
растолковала, как их приготовлять и смешивать.
   Дельфине захотелось услышать про близнецов. Анжелике пришлось  рассказать
о Глорианде и Раймоне-Роже, о том, как они  растут  и  что  вытворяют.  Тема
оказалась неисчерпаемой.
   Наконец настала минута расставания.
   - Выкиньте прошлое из головы, - посоветовала напоследок  Анжелика.  -  Вы
наказываете саму себя  страхом  и  воспоминаниями  о  ней.  Ведь  она  лютой
ненавистью ненавидела чужое счастье! Нанесите ей поражение, родив ребенка.
   Пейте настои трав, которые я вам  перечислила,  а  также  ликер  Эфрозины
Дельпеш. Говорят, это непревзойденное средство для разжигания пылкой любви.
   Увидите, вы зачнете дитя и обретете счастье.
   Молодая женщина в конце концов расплылась в улыбке.
   - Такие целители и целительницы, как вы, держат в руках жизнь  и  смерть,
здоровье и хворь, счастье любви и горе, зачатье и бесплодие. Понятно, почему
вас страшатся те, кто хочет безгранично властвовать над людьми!
   Промеж разбегающихся облаков блеснуло горячее  летнее  солнце,  и  умытые
дождем листья засверкали, отражая его лучи. Потоки воды стекали  с  Соборной
площади, грозя затопить Нижний Город. Прежде чем начать спускаться  туда  по
улице Горы, Анжелика устремила взгляд на восток, как делала часто, не  желая
расставаться с Францией, ибо для этого не было причин.
   Перед ней расстилалась река, похожая на золоченое озеро, со  снующими  по
ней лодками, осененными парусами. Картина была  мирной,  в  ней  не  таилось
никакой угрозы. Однако Анжеликой все еще владела нерешительность, словно она
была обречена носиться по свету, лишенная возможности  где  бы  то  ни  было
бросить якорь...
   За ее спиной послышались чьи-то легкие  шаги.  Обернувшись,  она  увидела
маленькое создание в беленьком платьице.
   - Эрмелина! Крошка!
   Однако девочка уже не была крошкой: она успела подрасти.
   - О, дитя мое, сокровище, - шептала Анжелика, сжимая  ее  в  объятиях,  -
будь всегда такой же просветленной! Никогда не расставайся со своей  тайной!
Ты по-прежнему неисправимая лакомка?
   Ребенок смеялся, но ничего не отвечал.
   - "Верно! Ее мать писала мне, что она так и не заговорила..."
   Несмотря  на  немоту,  Эрмелина  казалась   вполне   здоровой   девочкой.
Счастливая, как мотылек,  резвящийся  над  луговыми  цветами,  она  сверкала
румяными щечками и показывала в развеселой улыбке все свои круглые зубки.  В
ее глазах горел  хитрый  огонек,  и  они  так  искрились,  что  было  трудно
разобрать, какого же они  цвета;  скорее  всего  это  цвет  озерной  воды  в
солнечный день...
   - Ты ни капельки не изменилась! Какое счастье! Эрмелина,  не  сердись  на
меня, но у меня нет конфет. Но я все равно очень рада  тебя  видеть.  Дай-ка
тебя чмокнуть...
   Ее воркующий голос так развеселил ребенка, что  он  смеялся  теперь,  как
заливистый колокольчик.
   "Как бы  мне  хотелось  побаловать  тебя  конфетами!"  -  упрекнула  себя
Анжелика.
   Она вспомнила слова Ломени-Шамбора, подарившего Онорине лук со стрелами:
   "До чего приятно одаривать невинные создания! Они одни заслуживают  нашей
щедрости!"
   Что же делать с этим блуждающим огоньком?  Ей  уже  случалось  бежать  по
Квебеку, сжимая Эрмелину в объятиях...  Она  вспомнила  тот  грозовой  день,
когда малышка едва не взлетела в воздух, подхваченная порывом ветра.
   А вот и кормилица Перрина, испуганно семенящая  к  ним  в  тени  вишневых
деревьев. Анжелика, как и в прошлый раз, торжественно передала ей беглянку.
   - Все семейство Меркувиль в сборе, - сообщила ей чернокожая кормилица.
   - Я отплываю уже завтра, но я пришлю Куасси-Ба,  чтобы  вы  могли  с  ним
поболтать, Перрина. Прощай,  Эрмелина,  моя  крошка!  И  больше  не  убегай,
напутствовала ее Анжелика, которой  встреча  с  этой  девочкой  была  дороже
встречи с кем-либо еще в целом городе.
   "Странные создания - малыши, -  размышляла  она,  не  спеша  удаляясь  по
улице, - но до чего  очаровательные!  Как  долго  их  сопровождает  загадка,
осеняет крыло неведомого! Вот почему я так люблю их, а они души не  чают  во
мне..."
   Раздавшийся за ее спиной голосок заставил ее порывисто обернуться.
   - До свиданья, до свиданья, солнышко!
   Перрина прижимала Эрмелину к себе, а та верещала, по-прежнему хохоча:
   - До свиданья, до свиданья!
   Пухлой ручкой она посылала Анжелике воздушные поцелуи.
   Что ей за дело теперь до всяких гарро антремонов, амбруазин,  что  ей  до
страха и ненависти, в плену которых они влачат свое жалкое существование?
   Что могут они противопоставить подлинной любви?
   - О, моя милая, стоило мне о вас подумать, а вы тут как тут...
   Пред ней стояла мадам ле Башуа.
   - Кажется, вы посылали воздушные поцелуи небесам?
   - Нет, всего-навсего малютке Меркувиль.
   То ли из-за приближающегося праздника Святой Анны,  заставившего  горожан
поспешить назад в свои жилища, то ли из-за скорого отплытия  Анжелики  город
испытал толчок, заставивший его очнуться. Квебек неожиданно ожил.
   Ближе  к   полудню   в   гостинице   "Французский   корабль"   столпилось
видимо-невидимо народу. На пристани тоже было не протолкнуться.
   Анжелика   заканчивала   последние   приготовления,   слушая   напутствия
собравшихся, превратившиеся  в  сплошной  гул.  Можно  было  подумать,  что,
спохватившись, что долго теперь не увидятся с нею, знакомые сбежались, чтобы
поведать ей обо всех своих неотложных заботах. Не отставала от  остальных  и
Полька, которая, казалось  бы,  могла  успеть  выложить  ей  все  наболевшее
гораздо раньше.
   - ...Если супругам Пейракам придется отправиться во Францию, - тараторила
Полька, - то пусть они захватят с собой маленьких савойцев - ты  их  знаешь,
это те, которых Карбонель спускал  в  дымоход,  потому  что  они  все  равно
прирожденные трубочисты. Они прибыли сюда как малолетние слуги Варанжа  того
самого, который потом исчез.
   Дети были совершенно немощны; такие долго не живут.
   Добросердечная мадам  Гонфарель  решила  позаботиться  о  них,  поскольку
прознала, что  их  болезнь  зовется  "болезнью  горцев".  В  армии  для  нее
придумали ученое название, однако  неоспоримо  одно:  этой  болезнью  болеют
только рекруты, спустившиеся с гор; это "ностальгия", тоска по родине.
   Единственное лекарство от нее - вернуться домой.
   -  Понимаешь,  они  не  могут  без  своих  посвистывающих   сурков,   без
высокогорных долин,  закрытых  со  всех  сторон  хребтами,  без  тишины;  им
необходимо беспрерывно сновать вверх-вниз, как сернам, иначе...  Я  знаю,  о
чем говорю.
   Я ведь из Аверни! Зимой у нас белым-бело,  а  летом  -  черным-черно;  мы
лопаем один ржаной хлеб с сыром. Голод, тишина... Я еще помню былые времена,
до того,  как  мать  продала  меня  забредшему  к  нам  вербовщику,  который
подыскивал девушек для солдат.
   - Но ты, кажется, никогда не страдала от ностальгии?
   - Женщины - другое дело.
   - Послушай, Полька, разве сейчас время говорить мне об этом?  Я  не  могу
забрать этих детишек, не поговорив с Карбонелем.
   - Вот и он сам!
   - Сжалься, Полька! Говорю тебе, сейчас не время! Ведь мы не собираемся во
Францию! Видишь  этот  кошелек?  Возьми  его  и  оплати  из  этих  денег  их
путешествие   на   корабле   с   каким-нибудь    жалостливым    церковником,
возвращающимся во Францию. Так они скорее окажутся в родной Савойе...  Кроме
того, дай полакомиться вкусненьким детям Банистера, находящимся в  семинарии
и у урсулинок, и не забудь передать от меня привет матери Магдалине.
   Тут к Анжелике подошел Янн  Куэннек,  попросивший  разрешения  сбегать  в
монастырь урсулинок, чтобы повидаться или по крайней мере оставить записочку
некой  молодой  особе,  приглянувшейся  ему  еще  в  Голдсборо,   по   имени
Мавританка,  хотя  ее  грация   и   миловидность   вполне   достойны   более
христианского имени.
   - Что вам стоило заговорить со мной об этом немного раньше, Янн?
   Оказалось, что он только сейчас узнал, что девушка все еще не нашла  себе
подходящей партии.
   - Мавританка разборчива! - И Анжелика повторила ему то,  что  слышала  от
мадам Меркувиль и от Дельфины. - Она именует себя Люс