асшнуровывают ее завязки, как воин снимает в бою свои доспехи.  Наш
Пейрак никогда не был таким, даже когда он был  молодым  дерзким  гасконцем,
нетерпеливым, жадным до всего. Я хорошо знаю  всю  его  жизнь  в  мельчайших
деталях. Он предпочитал любовь, как развлечение, как искусство, а вы научили
его тому, что он сам, поэт, трубадур, прекрасно знал  -  что  любовь  жалит,
впивается в сердце. Вы показали  ему  те  тайники  чувств,  в  существовании
которых он сомневался либо считал для себя возможным уклониться от  них.  Но
такой человек, как он, не должен жалеть о том, что эти барьеры им пройдены.
   Г-жа ле Башуа замолчала, казалось, она о чем-то задумалась.
   - Признаюсь вам, он производит на меня впечатление...  Он  мог  бы  очень
взволновать меня... Но есть огни, которые  не  нужно  пытаться  обратить  на
себя... Я хорошо себя знаю... Мне было бы  недостаточно  одного  раза.  А  я
совсем не уверена, что он предоставил бы мне больше... Это погубило бы меня.
Вот видите!
   Смеясь, она покачала головой.
   - Для него вы - женщина, которую  невозможно  забыть.  И  он  никогда  не
излечится от этого! Он сам это знает. Такой мужчина,  как  он,  прекрасно  с
этим  справляется,  а  вы...  вы  можете  делать  все,  что  угодно...  Даже
глупости... Это ничего не изменит... Счастливая! Какая же вы  счастливая!  -
Она с нежностью посмотрела на Анжелику, и под взглядом  ее  голубых  сияющих
глаз Анжелика впервые подумала о том, что перед ней стоит  женщина,  которая
могла бы быть ее единственной соперницей в Квебеке.

***

   "Счастливая! Какая же вы счастливая", - повторила  на  прощание  г-жа  ле
Башуа, дружески похлопав веером по плечу Анжелики. "Счастливая, у  вас  есть
все!"
   Пришло  письмо  от  настоятельницы  урсулинок,  что  ее  хотят  видеть  в
монастыре. Она  отправилась  туда,  сделав  передышка  в  своих  страданиях.
По-видимому, наставницы хотят поговорить с ней  об  Онорине,  ее  успехах  и
проказах.
   Маленькие девочки танцевали под  цветущими  яблонями.  "Жаворонок!  Милый
жаворонок!"
   Мать-настоятельница прежде всего с сожалением признала, что они сразу  же
не отблагодарили ее за то, что она спасла их жизни.
   - Наше затворничество, мадам, требует определенных жертв, и мы  не  можем
порой побежать к нашим друзьям, чтобы поцеловать их руки.
   Наставница Магдалина хотела бы побеседовать с  ней,  ей  было  счастливое
видение, и она должна сообщить советы Господа нашего.
   Что касается Онорины, то она всеобщая любимица. С ней не  бывает  никаких
хлопот, если обращаться к ее сердцу. Во дворе ее ждала наставница Магдалина.
   - Мне бы не хотелось, чтобы вы  дорого  заплатили  за  свое  мужественное
противостояние демонам. Знайте, что они всегда мстят нам.  Несмотря  на  все
милости Господа нашего, мы вынуждены оставлять врагам  нашим  кусочек  самих
себя, чтобы  удовлетворить  их  ненасытность.  Тем  самым  мы  отвлекаем  их
внимание от более серьезных ставок, сводя наши собственные  жертвоприношения
к минимуму.
   На этот раз Анжелика не спросила: "Что вам известно?". Она понимала,  что
мать Магдалина догадалась о переживаемом ею душевном кризисе. Она  ответила,
что, на ее взгляд, часть, которую она заплатила демону за то,  чтобы  спасти
Квебек, не такая уж минимальная, но это трудно объяснить монахине .
   Чтобы ничего не усложнять, она доверилась матери Магдалине, что узнала  о
неверности мужа.
   - Неверность? Разве это доказательство  отсутствия  любви?  -  с  наивным
видом спросила мать Магдалина.
   - ...Не нужно проливать столько слез. Ваши  друзья,  ваши  сыновья  живы,
ваша малышка жива. Ваш любимый муж жив. Благодарите небо! Самой  ужасной  на
земле может быть только смерть, с ней ничто не сравнимо.
   Решительно, весь мир объединился, чтобы успокоить ее. Есть люди,  которые
не могут вызывать жалость. Ведь она не одна проливала слезы.  В  Квебеке  до
сих пор подсчитывали убитых.
   С юга к городу направлялась флотилия, и  поднятые  паруса  больших  лодок
породили слух, что это возвращается армия. Но это были всего лишь монреальцы
в своих бело-голубых колпаках.
   На набережные вместо сетей с рыбой были выброшены слухи и  новости.  Ведь
столько  всего  случилось:  роды,  смерти,  свадьбы,  ссоры,   преступления,
исчезновения, разрушения и успехи...  Шум  голосов  временами  заглушал  шум
борных вод.
   Все это распространялось, бежало вдогонку друг за  другом.  Это  были  не
просто новости и рассказы, это были песни, принесенные течением реки.
   С первым конвоем прибыл барон д'Арребуст.  Он  был  в  отчаянии.  Зима  в
Монреале закончилась  для  него  полным  поражением;  Он  приложил  максимум
усилий, чтобы встретиться со своей женой: та добровольно стала  затворницей,
замуровав себя в келье и общаясь с окружающим миром только  через  маленькое
окошко.
   Г-жа д'Арребуст пожертвовала большую часть своего  состояния  монастырям.
Ее мужу только раз удалось проникнуть в ее келью, и то она упрекала его, что
он не сохранил верность клятве,  которую  они  дали  вместе,  что  он  дурно
поступает, приходя сюда и напоминая ей о мирских удовольствиях,  от  которых
она отказалась, посвятив себя служению господу.
   Он общался с ней через маленькое окошко, и голое ее показался ему  слабым
и дрожащим, и он ушел, серьезно обеспокоенный.
   - Вам  остается  заняться  судьбой  этой  несчастной,  -  сказала  м-зель
д'Уредан Анжелике после того, как у нес с визитом побывал удрученный барон.
   - Ей тридцать лет, а она стала затворницей! Я не могу этого  понять!  Все
это дело рук отца д'Оржеваля. Он был  ее  злым  гением.  Он  был  таким  для
многих. Но вы разрушили его чары. Вам нужно  съездить  в  Монреаль  повидать
Камиллу и заставить ее выйти из этой норы.
   - А вы?
   М-зель д'Уредан покраснела и виновато посмотрела на Анжелику.
   - Что вы хотите сказать?
   - А вы, Клео? Когда вы покинете свою кровать?
   - Я? Но меня не ждет любовь, как Камиллу д'Арребуст,
   - А интендант Карлон! Разве вы не знаете, что он все эти годы сгорает  от
любви к вам? Мне рассказывали об этом. Это видно невооруженным  глазом,  что
он не может обойтись без вашего общества, вы его давняя тайная мечта.
   - Но он разговаривает со мной только о месторождении поташа и корабельном
строительстве. И мы часто спорим, ведь я янсенистка, а он галликанец.
   - Он просто нерешителен и прячется за пустыми разговорами, лишь  бы  быть
рядом с вами, даже если для этого нужно спорить.
   - Мне так нравятся робкие мужчины, - сказала м-зель д'Уредан, краснея еще
больше. Она вздохнула.
   - Слишком поздно, Анжелика, ведь мне не тридцать лет.
   - Но вы очаровательны.
   Анжелика протянула ей руки.
   - Вставайте! Погода прекрасная, солнце  светит.  Просто  прогуляйтесь!  И
удивите его своим визитом...
   Наконец военные и несколько гуронов принесли вести из  армии.  Встреча  с
остатками ирокезов произошла. Теперь все желали зарыть топор войны. Анжелика
получила послание от мужа. На этот раз она его вскрыла.
   "Мне сообщили, мадам, что общество чрезвычайно благосклонно к вам, на вас
чуть ли не молятся. Вы стали хозяйкой города, который вы спасли, как  Святая
Женевьева спасла Париж. Вот какой путь вы прошли от вашего первого появления
на этих берегах, когда вы  бросили  вызов  Новой  Франции,  до  сегодняшнего
триумфа. Вы победили полностью и безоговорочно..."
   Он также расточал ей всевозможные нежности,  рассказывал  об  Уттаке.  Он
считал, что сможет вернуться не раньше, чем через две недели.
   - Пусть там и остается! Я не хочу его видеть!
   Но она вынуждена была поправить себя.
   - ...Нет, пусть возвращается! Но как можно позднее! У  меня  будет  время
привести в порядок мое лицо.
   Г-н д'Арребуст привез ей письмо из Монреаля от  м-зель  Буржуа.  Монахиня
уверяла Анжелику, что сохранила самые добрые воспоминания о  ней,  писала  о
зиме, о "прекрасных морозах". И ученики, и сестры чувствовали  себя  хорошо.
Она также спрашивала ее совета  по  поводу  ее  ученицы,  девочки  по  имени
Мари-Анж,  которая  удивительно  была  похожа  на  Анжелику.  Возможно,  она
что-нибудь знает о ее семье... Анжелика сначала удивилась, потом задумалась.
М-зель Буржуа, должно быть, решила, что подобное внешнее сходство связано  с
узами родства...
   Из всех ее родных никто не скрывался в Америке. Ее старший брат  Жосселен
исчез, когда ей было восемь или девять лет, ему  захотелось  приключений,  и
еще ее дядя; но оба они последовали за фанатичным пастором-протестантом, что
окончательно разбило сердце ее дедушки.
   В мыслях она вернулась в свое  детство;  ее  сестры,  замок  Монтелу,  ее
многочисленное семейство, которое судьба разбросала  по  всему  свету.  Один
стал иезуитом, другой повешен, она - вдали от родины...
   М-зель Буржуа  заканчивала  свое  письмо  выражениями  признательности  и
любви.
   Все говорили о любви, даже м-зель Буржуа. Именно в этот  момент  Анжелика
вновь впала в отчаяние. Увы! С любовью покончено... Первый раз в  жизни  она
сомневалась в могуществе своего очарования.
   Г-н де Шамбли-Монтобан объявил о своей  свадьбе  со  старшей  дочерью  из
семьи ле Башуа. Все  его  поздравляли,  на  что  он  отвечал:  "Да,  мать  -
прекрасная женщина".
   Анжелика встретила саму г-жу ле Башуа.
   - Моя дочь наконец забудет Пон-Бриана. Она не могла бы быть  счастлива  с
ним. И она вздохнула.
   - Ах, этот Пон-Бриан! Вы ошибались, не удостоив его своим вниманием.
   Анжелика не понимала, почему. Ведь он ей был в высшей степени неприятен.
   - Дорогая моя, в выборе мужчин вы чересчур эклектичны. Правда, тот,  кого
вы назначили своим покровителем и  хозяином,  делает  вас  неприступной.  Но
останавливает вас не страх.
   - В Вапассу все было по-другому, и во мне, и вокруг меня. Мы  были  одни,
среди густых лесов. Здесь, в Квебеке, мы сильнее.
   - Квебек это Квебек. Ветер дует, как ему  хочется,.  -  сказала  г-жа  ле
Башуа, - а в Квебеке он так часто срывает наши чепцы и уносит их вдаль.
   Ветер дул, крылья мельниц вращались, чепец г-жи ле Башуа улетал...
   Вдруг, в одночасье, осыпались все цветки на яблонях.
   Наступило лето. Начались полевые работы.
   Остров Орлеан в знойной дымке походил на  акулу,  выброшенную  на  берег;
казалось, он объят сном либо пустынен, как много  лет  назад,  когда  Картье
ступил на его берега.
   В Канаде лишь два времени года. Восемь месяцев морозов и льдов  сменяются
четырьмя месяцами удушающей жары. Между ними есть два  коротких  промежутка,
не более десяти дней; весна, когда цветут  все  сады,  и  осень,  когда  все
вокруг одето в пурпурные, желтые, розовые и золотистые тона.
   Квебек изнывал от палящего зноя. Анжелика шла  по  улице,  погруженная  в
свои мысли, когда вдруг увидела Сабину де Кастель-Моржа.
   Та первая заговорила с ней.
   - Отделка моего дома закончена. Не хотите ли пойти со мной, я  окажу  вам
радушный прием?
   Анжелика не рассчитывала на подобное  приглашение,  она  никак  не  могла
решить, что ей делать.
   - Я купила новую мебель  для  гостиной.  Через  несколько  дней  я  смогу
перевезти Анн-Франсуа в более удобную комнату, конечно, если  вы  дадите  на
это разрешение.
   Все-таки  Сабина   передергивает.   Или   она   считает   свои   поступки
незначительными после того, как они вынуждены были  поддерживать  нормальные
отношения во время набега ирокезов?
   - В разговоре со мной г-жа ле Башуа упомянула о вас,  -  живо  произнесла
Сабина.
   - По какому поводу? - Анжелика насторожилась.
   - Она сказала, что мы неблагодарные, мы столько вам должны. Возможно, вам
нужна наша помощь,  и  она  считает,  что  лучшей  кандидатуры,  чем  я,  не
отыскать. Г-жа ле Башуа чрезвычайно деликатная женщина, противница  сплетен.
Я поняла ее намерения. Вы не хотите поговорить со мной?
   Дом Кастель-Моржа возвышался над большим парком, ворота которого выходили
на Большую Аллею.
   Из гостиной, куда Сабина проводила  Анжелику,  открывался  чудесный  вид.
Солнце проникало в комнату и играло на деревянной мебели, которую наконец-то
водворили в родные стены. Анжелика поискала взглядом золотой  кубок,  но  не
нашла его.
   - О чем вы хотели говорить со мной? - холодно спросила она.
   - Не сочтите, что я слишком возомнила о себе, но  я  пригласила  вас  для
того, чтобы поговорить о своей персоне.  Я  считаю,  что  подобный  разговор
поможет вам освободиться от всех подозрений и даст наиболее  полную  картину
того, что произошло, что причинило вам столько страданий.
   - Как вам будет угодно! - с горечью пробормотала Анжелика.
   Она заметила, что Сабина сдержалась, чтобы не прыснуть  от  смеха.  Затем
она в недоумении посмотрела на Анжелику и воскликнула:
   - Анжелика! Это невозможно! Вы! Разве это вы?
   - Вы еще повторите  слова  г-жи  ле  Башуа:  "Вы!  Такая  соблазнительная
женщина!"
   - Ну да! Так и есть! Вы забыли о своем  оружии?  Разве  можно  воевать  с
такой красивой женщиной, как вы!
   - Красота - это еще не все. - И страдание омрачило ее лицо.
   - Конечно. Но очень многое. Не будьте такой неблагодарной, природа  щедро
одарила вас,  наделив  всеми  качествами,  которых  лишены  менее  удачливые
соперницы.
   - Но вам-то не стоит обижаться на судьбу, я уже говорила вам об этом.
   - И я вам признательна за это.  Но  давайте  не  будем  строить  иллюзий,
пальма первенства принадлежит вам, как женщине вам нет  равных...  Анжелика,
простите мою настойчивость, но вы действительно так страдаете или же  просто
разыгрываете комедию?
   Анжелика с досадой почувствовала, что слезы навернулись ей на глаза.
   - Я так несчастна, - заявила она.
   Столь наивное утверждение вызвало  улыбку  у  г-жи  де  Кастель-Моржа,  и
Анжелика вздрогнула. Если Сабина улыбается,  значит,  она  уверена  в  своем
очаровании.  Более  того,  ее  преимущества  усиливались  ее  благородством,
великодушием  и  прекрасным  характером;  теперь  она  действительно   стала
серьезной соперницей. Но в таком случае Анжелика виновата во всем  сама:  по
выражению Польки, она "сама себе роет яму".
   - Вы просто устали, - спокойно сказала Сабина, - Но все будет хорошо.  Вы
не хотите присесть? Анжелика придвинула кресло.
   - Итак? - спросила она, усаживаясь. - Я  вас  слушаю.  Расскажите  мне  о
вас...
   -  Анжелика,  несколько  дней  назад,  когда  я  поняла,  что   мой   сын
выздоравливает, что он спасен, вы, сами  того  не  понимая,  положили  конец
кошмару, в котором я жила последнее время, после его ранения. Я поняла,  что
небо подарило мне самое ценное, что может пожелать  человек  в  этой  жизни.
Потеря моего единственного сына обрекла бы меня на вечные муки, и жизнь  без
него не имела бы никакого смысла, ведь вместе  с  вашим  ребенком  в  могилу
уходит и часть вас самой. Я понимаю, конечно, что он не может все время быть
рядом со мной; когда он поправится, он уедет, покинет меня. Но все это ничто
по сравнению с тем, что однажды я  услышу  его  шаги,  увижу  его  живого  и
невредимого. И жизнь показалась мне такой прекрасной! Я счастлива, Анжелика!
Но меня тяготит то, что страдаете вы, вы, кому мы стольким  обязаны.  Сабина
сжимала и разжимала пальцы, ей нелегко было говорить об этом, но она  решила
дойти до конца.
   - Нужно, чтобы вы знали, что же произошло, и не воображали того, чего  не
было и не могло быть. Немыслимо, что  вы  узнали  об  этом,  ведь  это  была
случайность, не имеющая будущего.
   Если бы она знала, кто сообщил мне столь приятную  новость",  -  подумала
Анжелика. Но она сжала губы и ничего не сказала.
   - Я не помню, что предшествовало моему  вторжению  в  Монтиньи,  все  как
будто заволокло туманом. Знаю только, что я была на грани безумия. Я не могу
помешать  себе  считать  его  действия  спасением  для  меня.  Для   женщины
унизительно признавать это, но в его поступке главной действующей силой была
доброта...
   - И этой доброте не было никакого дела до меня.
   - Вы очень сильная, Анжелика, а я была такой слабой и беспомощной... Но я
лучше замолчу, я вижу, как  вам  противно  слушать  все  это...  Только  мне
хотелось бы поделиться с вами еще одним соображением.
   - Продолжайте, - громко сказала Анжелика.
   - Вы очень сильная женщина. Не знаю, всегда ли вы были  такой.  Возможно,
это произошло не так давно... Но я всегда знала, что вы самая сильная. И  он
тоже. Возможно, его бы больше мучили угрызения совести, если бы  он  не  был
уверен в вашей силе... Он рискнул, потому что доверял вам. Он угадывает  все
ваши поступки, принимает их... его очаровывает в вас то, что другие  приняли
бы за "недостатки". Вы не очень щедры по отношению к нему, но вы не полюбили
бы его, будь он другим... менее дерзким...
   Видя, что ее слова мучительны для Анжелики, она замолчала.
   - Так трудно говорить об этом, - продолжала она после небольшой паузы.  -
Словами невозможно выразить очевидные вещи. Лучше помолчать, чтобы не впасть
в неловкость, не напортить... Решено! Ни слова больше! И она засмеялась.
   - Иначе мы рискуем разыграть еще  одну  Аквитанскую  ссору.  Каковы  ваши
планы? ...Вы с мужем возвращаетесь во Францию?
   - Как я могу это знать? Это зависит от решения короля, а  его  предвидеть
невозможно. Г-н де Фронтенак  настаивает,  что  в  интересах  Новой  Франции
сохранить дружеские отношения. Король может подписаться под  этим,  а  может
объявить нам войну.  Кроме  того,  остался  ряд  спорных  вопросов  о  нашем
прошлом, моем и его.
   - Рассказывают, что король любил вас. Он может поздравить  себя  с  вашим
возвращением.
   - С таким же успехом он мог  поздравить  себя  с  моей  смертью.  Будущее
всегда неясно. Мы можем получить от короля приказ арестовать нас немедленно,
либо он порадует нас своими милостями. Посмотрим. А каковы ваши намерения?
   - Мне бы хотелось, чтобы Анн-Франсуа вернулся во  Францию,  на  службу  к
королю.  Эти  сумасшедшие  прогулки  по  здешнему  лису,   где   он   всегда
подвергается  опасности,  не  дают  мне  покоя.  Они  не  делают  его  более
изысканным. Он мог бы занять пост офицера в одном из королевских корпусов  в
Версале. Что касается меня, то г-н де  Кастель-Моржа  оставляет  решение  за
мной.  Я  с  удовольствием  останусь  в  Канаде.  Я  привязалась  к  здешним
колонистам, и я с охотой продолжу свою деятельность, не привнося в нее более
желание нравиться или же  боязнь  не  понравиться,  ведь  я  так  болезненно
воспринимала  любую  критику.  Я  слишком  мало  любила  себя.  Мне  хочется
вернуться на наши земли, где круглый год светит  солнце.  Там  у  нас  очень
красивый особняк, где собирается прекрасное общество.
   - А вы могли бы царить в нем,  как  аквитанская  княжна,  покровительница
искусств и литературы, и привлекать любовь молодых поэтов.
   Сабина, смеясь, покачала головой.
   - Нет! Я достаточно благоразумна... Даже  слишком,  хотя  не  всегда  это
показываю. Но если бы в моих жилах текла кровь моей тетки Карменситы,  то  в
своей борьбе за любовь я бы использовала не отступление. Мне  больше  ничего
не надо в жизни, у меня есть муж, который оказался прекрасным любовником,  а
значит, моя потребность в добродетели удовлетворена. Я счастлива.  Для  меня
открылся мир любви. Нам предстоит многое  наверстать  с  моим  мужем  в  той
области, что была мне доселе незнакома, да и я сама от нее  отстранилась.  Я
стала настоящей женщиной, живой, естественной. Я счастлива.
   Чем больше слушала ее Анжелика, тем сильнее  было  ее  беспокойство.  Она
почувствовала угрозу, исходящую  от  этой  новой  Сабины  де  Кастель-Моржа,
интересной, чувственной и открытой.
   Прочитав на лице Анжелики ее чувства и желая развеять ее тревогу,  Сабина
решила успокоить ее иным образом.
   - Поверьте мне, Анжелика, я поняла, как глупо было мечтать о старой любви
и строить на подобном фундаменте свою жизнь.  За  последнее  время  я  много
испытала. И если это вас успокоит, то поверьте мне, любовь  эта  исчезла  из
моего сердца. Я по-прежнему с уважением  отношусь  к  г-ну  де  Пейраку