углу: в гневе он опасен, как белый медведь.
   Ноэль де ла Водьер опустил глаза и около своей ноги  увидел  темное  лицо
эскимоса и его ухмылку, обнажавшую острые зубы. Он отскочил в сторону, и его
парик зацепился за лампу "вороний клюв". Горящее масло опрокинулось, и белые
завитки охватил огонь.
   Анжелика хотела броситься к Ноэлю Тардье и потушить пламя  своим  пальто,
но тот выскочил из дома, испугавшись эскимоса и не заметив,  что  его  парик
горит. Его секретарь Карбонель побежал за ним, но споткнулся  на  прогнившей
доске и закричал, так как сломал себе ногу. К его ужасному  крику  добавился
голос прокурора, заметившего наконец пламя на парике; он сорвал его и бросил
далеко в сторону. Описав огненную дугу, подобную следу кометы, парик упал на
маленький дворик, где лежала куча мусора. Все сразу же схватилось  пламенем:
злосчастная куча, ограда, соседний дом. Его обитатели едва успели  выскочить
и оказались в сугробе на улице Су-ле-Фор.
   Лучники стояли в нерешительности; они не знали, куда бежать: вниз,  чтобы
потушить огонь, или наверх, на помощь орущим прокурору и его секретарю.
   - Помогите мне вынести отсюда г-на Карбонеля,  -  обратилась  Анжелика  к
мужу Беранжер.
   Но тот,  остолбенев,  наблюдал  за  бушующим  пламенем.  Наконец  сержант
проявил хладнокровие. Отдав приказ затушить факелы в снегу - было достаточно
светло и без них,  -  он  взял  двух  мужчин,  и  они  поспешили  на  помощь
секретарю, остальных он отправил на выручку жителей близлежащих домов. Те  с
криками выбегали на улицу, пытаясь спасти хоть что-нибудь из домашней утвари
или своего имущества. О том, чтобы попытаться потушить  пламя,  никто  и  не
задумывался.
   - Помогите детям и старикам, - кричал сержант, - уведите их!
   Ветер подхватил несколько связок горящей соломы, и  они  упали  прямо  на
заднем дворе трактира "Корабль Франции".
   Прибежал слуга и сообщил, что загорелись пустые бойки перед магазином.
   - Мои бобровые шкурки! - закричала Полька. - Моя мебель... мой дом.
   Кирками и лопатами пытались пробить берег в надежде добраться до воды.
   - Колодцы!
   Дома, где были  внутренние  водяные  скважины,  наполнились  мужчинами  и
женщинами с ведрами.
   - Ведра!
   Ведер явно не хватало. Ключ от магазина, где были ведра, необходимые  при
пожарах, находился не то у прокурора, не то у Карбонеля.
   - Топоры!
   Топоры тоже были там. Нужно было  бежать  в  канцелярию  суда.  Никто  на
заднем дворе  "Корабля  Франции"  не  знал,  что  в  это  время  прокурор  с
обожженной щекой и секретарь суда со сломанной  ногой  находились  в  Нижнем
городе. Наконец им удалось остановить пожар. А Нижний город был  принесен  в
жертву огню.  Поднявшийся  ветер  гонял  огненных  змеев,  и  никто  не  мог
предположить, в какую сторону они полетят в следующий момент.
   Полька вернулась в зал трактира, где Анжелика помогала  солдатам  уложить
на скамью стонущего секретаря.
   - Он зовет тебя! Ты слышишь?
   - Кто?
   - Красный Плут! Он остался там!
   Анжелика побежала. Огонь добрался до хижины Красного Плута, последней  на
верхушке скалы. Она увидела его, он стоял на пороге, крепко прижимая к  себе
книгу, и смотрел на черное от дыма небо.
   Полька упала на колени около Анжелики.
   - Скажи ему, пусть остановит огонь! - закричала она. - Он один может  это
сделать. Скажи ему! Пусть  отведет  от  нас  это  бедствие!  Скажи  ему!  Он
послушает только тебя.
   Затрещали цоколи хижины, фасад накренился, обрушился потолок.  В  огневой
вспышке исчезли Красный Плут, его эскимос и его проклятые книги. Внезапно со
скалы сорвался вниз огромный поток грязи, камней и льда,  который  обрушился
всей своей мощью на пылающие дома и  потушил  их.  Последние  языки  пламени
затихли под снегом, и наступила темнота. Оказалось, что вся трагедия длилась
двадцать минут.
   Облака дыма, поднимавшиеся от пожарища, нарушили покой  обитателей  замка
Сен-Луи: губернатор, офицеры, лакеи и поварята высыпали на террасу.
   Солдаты из охраны г-на  де  Фронтенака  припустили  к  Нижнему  городу  с
криками  "Пожар!".  Зазвонил  соборный  колокол.  Военные   взломали   дверь
магазинчика, достали  и  распределили  ведра,  лопаты,  топоры  и  лестницы.
Спасатели появились перед трактиром, где стояла  безмолвная  толпа,  которая
кашляла и плевалась под дождем пепла.
   - Каким образом потух пожар? - спросили они.
   - Колдовство! - ответили очевидцы.

***

   Прокурор отказался принять от г-жи де  Пейрак  какое-либо  лекарство  для
своей обожженной щеки. На память об этом  дне  на  его  лице  остался  шрам,
который  непонятным  образом  придавал  ему  более  умный  вид.  Жалели  его
немногие.
   - Ну что, вы довольны? - говорили ему со злобой. - Очистили  наконец  ваш
квартал?
   Эта история еще долго преследовала Ноэля Тардье де ла Водьера.
   Тем забывчивым, кто встречал его и интересовался, что  же  произошло,  он
отвечал;
   - Я сжег колдуна!

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
ПОСЛАННИК СО СВЯТОГО ЛАВРЕНТИЯ

   Жизнь в городе продолжалась своим чередом.  Каждое  утро  шестеро  ловких
парней относили Карбонеля в канцелярию суда. Его осаждали шутками различного
рода, он же отвечал на них угрюмым молчанием. Но больше всего потешались над
прокурором. Он так боялся пожара, всю зиму только и  говорил  об  этом  и  в
конце концов сам  оказался  поджигателем!  Никола  Карбонель  не  мог  этого
отрицать. Он видел собственными глазами, как прокурор отбросил свой  горящий
парик на крыши домов квартала Су-ле-Фор. Сам секретарь  предпочитал  молчать
об этом, но другие тоже все видели, свидетелей было достаточно.
   Поползли слухи, что в семье прокурора состоялся довольно резкий разговор.
   - Вы сделали меня посмешищем всего города, - кричала Беранжер,  она  была
вне себя. - От меня либо отворачиваются, либо смеются мне в лицо. И  в  этом
виноваты только вы. Я знала, что вы глупы, но не до такой  же  степени!  Как
вам пришло в голову отправляться на подобное задание в мантии  и  парике,  с
факелами для освещения...
   - Я устал повторять вам, что не  факелы  были  причиной  пожара,  -  орал
Тардье де ла Водьер, - они были там просто необходимы,  в  этих  злосчастных
притонах всегда ужасная темень. Мой парик задел за горящую лампу.
   - Но зачем вы явились в этот притон? И почему вечером?
   Он молчал, с мрачным видом трогая повязку на своей ране.
   - Так я вам скажу, я! Ваши шпионы доложили вам, что там находится госпожа
де Пейрак. И вы решили застать ее врасплох - молчите! - арестовать ее заодно
с колдуном, припомнив ей старые споры по поводу колдовства - нет, дайте  мне
сказать! - и все это для того, чтобы, причинив ей  зло,  поразить  человека,
которого вы ненавидите, но боитесь с ним сражаться в  открытую  -  графа  де
Пейрака!
   - Мадам, вы ведете себя с этим  человеком  самым  бесстыдным  образом,  -
Ноаль Тардье побелел от гнева, - по его милости я ношу рога!
   - Увы, нет. И в этом мое несчастье! - парировала Беранжер. - Увы!  Вы  не
рогоносец, и я сожалею об этом.  Но  все  еще  впереди...  И  если  я  этого
добьюсь, то это будет моя месть вам!
   На месте разрушенного квартала граф де Пейрак велел  построить  небольшой
бастион, который будет охранять дом Виль д'Аврэя. Днем  и  ночью  там  несли
караул его люди. Их бдительность усиливалась  присутствием  собаки,  которая
своими беспорядочными прыжками сможет предупредить о начинающемся пожаре.
   Но пламя, разрушившее целый квартал, казалось,  выдохлось,  и,  глядя  на
спокойно спящую собаку Банистера,  все  понимали,  что  опасность  более  не
угрожает городу.
   Анжелика рассказала мужу об опасениях епископа и  о  суждениях  по  этому
поводу колдуна, жизнь которого оборвалась так трагично.
   Без него им  будет  трудно  угадать,  кто  в  следующем  месяце  передаст
епископу разоблачительные документы.
   Предстояло  хорошенько  обдумать  предположение  колдуна,  что  посланник
получит донесение из Европы на юге  страны  и  предпримет  довольно  опасное
путешествие по Святому Лаврентию. Но нельзя было исключать возможность того,
что бумаги уже в Квебеке, в руках одного из приближенных отца д'Оржеваля,  и
он не замедлит их вручить , как только истечет срок, назначенный иезуитом.
   - Может быть, это отец де Геранд? - спросила Анжелика. - Он так враждебно
к нам относится.
   - Я поговорю с Мобежом, - сказал граф.

***

   Первое известие пришло из  совершенно  неожиданного  источника.  От  г-на
Лубетта. Это был довольно старый человек, прикованный к постели:  он  был  в
курсе всех событий, потому что к нему часто приходили навестить и справиться
о здоровье его старые приятели по службе, более молодые, будучи  проездом  в
Квебеке, и дамы из "Святого Семейства". Все его посетители служили для  него
прекрасным источником информации.
   Он не  доверял  церковнослужителям,  те  говорили  лишь  то,  что  хотели
сказать. В первую же неделю их пребывания в Квебеке Виль д'Аврэй  представил
Анжелику Пьеру Лубетту. Она  часто  навещала  его,  и  он  привык  к  ней  и
рассказывал различные истории из прошлого, ведь это интересовало ее.
   - Я принесла вам табак, - говорила ему Анжелика, нанося очередной визит.
   - Я не могу больше курить.
   - Но вы можете его просто жевать, это улучшает настроение.
   Благодаря ее снадобьям он меньше кашлял. И время от  времени,  когда  она
приходила,  он  закуривал  свою  знаменитую  трубку,  набив  ее  табаком  из
Вирджинии, который приносила Анжелика.
   - Вы мне нравитесь, - объявил он ей однажды. - Поэтому  я  вам  расскажу,
куда отправился Пасифик Жюссеран.
   - А кто это такой?
   Старик устроился поудобнее на своих подушках и затянулся трубкой.
   - Это один из преданных людей отца д'Оржеваля.
   Анжелика насторожилась и села к изголовью старика. Она догадывалась,  что
сейчас узнает что-то очень важное. Имя Пасифик Жюссеран ни о чем не говорило
ей.
   - Вы его знаете, - сказал старик, - вы ухаживали за ним и вылечили его, в
прошлом году, в Вапассу.
   Теперь она вспомнила его. В разгаре зимы он появился в форте,  он  принес
графу Ломени-Шамбор письмо от отца д'Оржеваля. Погода была ясная, и  солнце,
отражаясь от белого снега, едва не лишило его зрения. Она лечила его отваром
из сосновых почек. Это  был  молодой  дикарь,  чурающийся  людей,  до  конца
преданный своему хозяину-миссионеру.
   - Он отправился к югу, к тем берегам, где море  не  замерзает  всю  зиму.
Корабли  причаливают  там  отовсюду:  из  Америки,  Новой  Англии.  Там   он
встретится  с  курьером  из  Франции,  который  передает  что-то  для   отца
д'Оржеваля. Это "что-то" содержит неприятные вещи для вас и вашего мужа.
   - Но откуда вы узнали об этом?
   - Он пришел навестить меня накануне отъезда. Когда-то мы бывали с  ним  в
разных переделках. Но потом он полностью посвятил, себя  отцу  д'Оржевалю  и
его миссии.
   - Когда он должен вернуться?
   - Вряд ли он, сумеет  достичь  Квебека  до  оттепели.  При  условии,  что
ожидаемый корабль уже прибыл. Это могут быть голландцы  или  англичане,  они
рискуют выходить зимой в открытое море...
   - Что же может конкретно причинить нам вред?
   - Об этом я ничего не  знаю.  Но  Пасифик  утверждал,  что  сведения  эти
подобны взрыву. Они уничтожат вас, врагов его хозяина-иезуита. Я сказал ему,
что он сошел с ума, не нужно во  все  это  вмешиваться.  Но  он  всегда  был
немного безумен. Абенаки прозвали его "Упрямый чудак", а те,  кто  не  любил
его, - "Сумасшедший чудак". Достаточно иезуиту посмотреть ему в глаза, и  он
готов целовать его следы.
   Продолжением откровенного  рассказа  Пьера  Дубетта  послужил  совет,  на
который собрались Барсемпью,  д'Урвиль,  Пиксаретт,  Элуа  Маколле  и  Никез
Эртебиз: все они знали слугу отца д'Оржеваля.
   Красный Плут в своих рассуждениях оказался прав.  Но  сможет  ли  Пасифик
Жюссеран в погоне за разоблачающими бумагами добраться  до  цели?  Даже  для
выносливого и фанатичного человека столь длительное путешествие таит  немало
опасностей. Шансов на успех остается очень мало. Его может застигнуть буря и
сбить  его  с  тропы,  либо  он  не  перенесет  жестоких  морозов  и  заживо
обледенеет. А найти себе попутчика в это время года очень трудно.
   Пиксаретт не произнес ни слова. По возвращении из окрестностей Лоретты он
казался немного рассеянным. Он сидел на земле и курил свою трубку.  Табачный
дым окутал всех собравшихся. Граф де Пейрак и граф д'Урвиль  курили  сигары,
остальные - трубки, и это никому не мешало, кроме Анжелики, которая к  концу
собрания почувствовала, что ее грудь забита табачным дымом, а сама она плыла
в голубоватом облаке. Дело Пасифика Жюссерана омрачало ее настроение.  Кроме
того, перед глазами все время стоял Пиксаретт, он долгое  время  сопровождал
иезуита в его войнах. В последнее  время  ей  стало  казаться,  что  они  по
каким-то  причинам  отдаляются  друг  от  друга.  Что-то  нарушилось  в   их
сообществе. В этот момент веселый лучик блеснул в  глазах  индейца,  к  нему
вернулся его довольный вид; казалось, что он сейчас закричит:  "Я  нашел!  Я
знаю, что делать!"
   Он игриво подмигнул Анжелике.
   По какой дороге придет Пасифик Жюссеран?  С  какого  конца  он  войдет  в
город?
   В Леви  у  него  был  маленький  участок  земли  и  домик.  Элуа  Маколле
предположил, что он остановится в нем, если войдет в город с юга. Поэтому он
решил навестить  своего  сына  и  невестку,  которые  жили  по  соседству  с
Пасификом, и попросить их последить за его жилищем.
   Маколле был в ссоре со своей семьей, и попытка примирения ни  к  чему  ни
привела. Жена его сына, Сидони, была женщиной  суровой  и  скандальной.  Она
захлопнула дверь перед носом своего свекра, когда  он  однажды  заночевал  у
своей старинной приятельницы. Дело  осложнилось  тем,  что  вскоре  одна  из
дочерей этой приятельницы забеременела, не будучи  замужем.  Сидони  тут  же
распустила слух, что все это проделки ее свекра. Элуа Маколле качал головой;
"Я ведь ухаживаю за мамашей!"
   Сейчас Маколле постарался отогнать это неприятное воспоминание.
   - Ничего, покричит и перестанет! Ох уж эта Сидони! Ей придется  слушаться
меня. Не могу же я все время караулить его там, когда он может  появиться  с
другой стороны.
   Он  отправился  в  Леви,  поспорил  со  своей   невесткой,   порыскал   в
окрестностях дома Жюссерана и, дав  задание  сыну  и  невестке,  вернулся  в
Квебек.  Преследователи  развернули  широкую  сеть,  чтобы   не   пропустить
посланника и не дать  ему  появиться  в  Квебеке.  Огромное  число  сыщиков,
знавших его в лицо, рыскали по городу, преграждая подступы к епископу.
   Под  наблюдением  находились  все  дома,  подвалы  которых  сообщались  с
подвалами семинарии.
   Несколько дней  спустя  напряжение  спало.  Сильнейший  снегопад  как  бы
отрезал их от внешнего мира. Белая пустыня захлопнулась на замок.  Индейские
охотники привезли в Отель-Дье своих обессилевших от  холода  стариков.  Сами
они устроились на подступах к городу, продолжать охоту они не могли. Деревне
грозил голод. Приближалась Пасха.
   Когда наступила  страстная  пятница,  интендант  Карлон  в  сопровождении
нескольких членов Совета появился в Отель-Дье, чтобы раздать бульон  больным
и вымыть ноги беднякам.
   Это была очень трогательная церемония; ее истоки  восходили  к  старинным
временам, когда императоры раз в год преклонялись перед теми,  кому  Господь
оказывал предпочтение: перед бедными. Поскольку последние дни Великого поста
были ознаменованы злобными выходками и крючкотворством, то ровное, спокойное
поведение г-жи де Кастель-Моржа служило для остальных назиданием.
   - Сабина просто ангел, - говорили дамы из "Святого Семейства",  -  и  как
только ей хватает сил!
   За  ее  сдержанной  улыбкой  скрывалась  невыразимая   радость.   Подруги
завидовали ей. Иногда, когда она была одна  в  своих  апартаментах  в  замке
Сен-Луи, она брала в ладони маленькую чашу из золота,  выполненную  в  форме
ракушки, а в основании ее были чудесно выгравированные черепаха и ящерица из
зеленого нефрита.
   Она любовалась этим восхитительным предметом,  целовала  его,  держала  в
руках и прижимала к щеке; в нем заключалась вся ее сила, помогавшая  ей  все
преодолеть, все пережить.
   Несколько дней спустя после их встречи с г-ном де  Пейраком  ей  принесли
эту  итальянскую,  довольно  дорогую  безделушку.  Она  лежала  в  шкатулке,
отделанной бархатом, там же она нашла и открытку.  На  ней  значилось:  "Для
госпожи де Кастель-Моржа". Слезы Сабины упали  на  чистое  золото.  Что  мог
означать этот жест? В чем был скрытый смысл этой чаши? Прощение? Прощание?
   Она сохранила и открытку, но потом сожгла ее, так как она  юудила  в  ней
беспочвенные надежды и причиняла ей боль.

***

   Наступил апрель. Слежка не прекращалась, о  посланнике  не  было  никаких
новостей.
   Второе  упоминание  о  Пасифике  Жюссеране   произошло   при   совершенно
неожиданных обстоятельствах. Одна женщина из Нижнего города,  следуя  обычаю
своих предков, утром и вечером подметала порог своего дома,  чтобы  прогнать
духов. Однажды она вылила на снег ведро воды. Маркиз Виль  д'Аврэй,  проходя
мимо, поскользнулся на этом катке, упал и не  смог  встать.  Срочно  вызвали
Анжелику. Она обнаружила маркиза в трактире "Корабль  Франции"  в  окружении
своих друзей, которых он собрал со всего города. Там были все, даже  ворчун,
лейтенант полиции Гарро д'Антремон.
   Виль д'Аврэй с бранью набросился на него.
   - Посмотрите, что происходит из-за того, что вы не следите за выполнением
ваших приказов. Толпа шалопаев и озорников сбивает вас с ног!
   - Вас сбили?
   - Нет! Но могли сбить!
   При появлении Анжелики все с уважением  и  почтением  расступились  перед
ней, как будто она владела волшебной палочкой, способной поставить  на  ноги
любого.
   Во время своего визита в резиденцию судьи Анжелика решила, что  лейтенант
полиции недоволен ее врачебной  деятельностью.  Именно  поэтому  присутствие
Гарро д'Антремона расстроило ее.
   - Вы разрешите мне осмотреть его, господин лейтенант? - спросила она.
   - Ну конечно! Почему нет? Напротив, - пробормотал д'Антремон,  удивленный
таким началом.
   В этот момент Анжелика вспомнила, что причина ее вызова к лейтенанту была
совершенно иной. Но было уже поздно загладить неловкость.  Бедный  Гарро  не
понимал, почему так враждебно отнеслась к нему госпожа де Пейрак.  В  городе
было мало женщин, которых бы он уважал так, как  ее,  кроме  того,  он  тоже
преклонялся перед ее красотой. Конечно, он был убежден, что она лгала ему  в
тех вопросах,  что  были  связаны  с  делом  Варанжа;  все  эти  гасконцы  -
авантюристы, считают, что  закон  для  них  не  писан.  Но  это  к  делу  не
относилось.
   - Вы огорчили его, - сказал Виль д'Аврэй. - Какая муха вас  укусила?  Ах,
моя дорогая, я так страдаю! Наверное, я сломал лодыжку.
   Оказалось, что он ее просто вывихнул.
   В течение всего осмотра Виль д'Аврэй стонал, плакал, хватался  руками  за
своих друзей, желавших подбодрить  его  в  столь  тяжелые  минуты.  Анжелика
убедилась сама и убедила его, что у него все цело.
   Она рекомендовала ему две-три недели  полного  покоя,  бинтовать  ногу  и
класть ее на подушку.
   - Я останусь здесь, - решил Виль д'Аврэй.  -  Для  меня  всегда  найдется
компания. Вы не против, Жанин? - обратился он к хозяйке трактира.
   Все закончилось благополучно, и Анжелика призналась себе,  что  не  очень
расстроилась из-за того, что Виль д'Аврэй вынужден остаться в Нижнем  городе
прикованным  к  постели.  Маркиз  был   чересчур   любвеобилен,   он   любил
пококетничать с женщинами, хотя предпочтение отдавал молодым юношам. Милая и
умная Анжелика внушила ему такую страсть, что он забыл о всех, своих прежних
привязанностях. Когда ее не было рядом, он скучал. Как и Никола де  Бардане,
он искал ее по всему Квебеку, хотел быть в курсе всех ее дел.
   Теперь же положение изменилось, он будет не так непоседлив, как раньше, и
он