ак эти невинные на вид бумажки.
   Короче  говоря,  разразилась  драма.  Господа  из  парламента  это  давно
предчувствовали;  они  все  время  опасались,  как  бы  королева  не  увезла
маленького короля из Парижа, и по три раза за вечер приходили большой толпой
якобы полюбоваться,  как  спит  прелестное  дитя,  а  на  самом  деле  желая
удостовериться, что он на месте. Но испанка и итальянец всех перехитрили.  В
день богоявления мы весело пировали при дворе, ни о чем не подозревая, съели
традиционную лепешку. Примерно  в  середине  ночи,  когда  я  с  несколькими
друзьями собирался продолжить  праздник  в  тавернах,  мне  был  дан  приказ
собрать своих людей, экипажи и направиться  к  одной  из  застав  Парижа.  А
оттуда - в Сен-Жермен. Там я обнаружил прибывших до меня королеву  с  обоими
сыновьями, фрейлин и пажей - все это испанское общество спало  на  соломе  в
старом замке, где гуляли сквозняки. Пожаловал туда и монсеньор  Мазарини.  С
тех  самых  пор  Париж  осажден  принцем  Конде,  который  встал  во   главе
королевской армии. Парламент в столице продолжает потрясать знаменем мятежа,
но он в большом смятении. Коадъютор Парижа Поль де Гонди, кардинал  де  Рец,
не прочь занять место Мазарини, и он присоединился  к  бунтовщикам.  Я  тоже
последовал за принцем Конде.
   - Вы меня очень утешили этой новостью, - вздохнул  старый  барон.  -  При
Генрихе IV подобного безобразия никогда бы не  случилось.  Подумать  только,
члены парламента и принцы поднимают бунт против короля Франции!  Вот  оно  -
влияние идей, вывезенных из-за Ла-Манша. Ведь ходят  слухи,  что  английский
парламент тоже поднял мятеж против своего короля и даже посмел бросить его в
тюрьму.
   - И даже положить его голову на плаху. Месяц назад его величество Карл  I
был казнен в Лондоне.
   - Какой ужас! - в один голос воскликнули все, потрясенные услышанным.
   - Как вы догадываетесь, в Сен-Жермене  это  известие  никому  не  придало
бодрости, тем более что убитая горем вдова короля  Англии  находится  там  с
обоими своими детьми. И тогда было решено: с Парижем надо держаться сурово и
непримиримо. Я послан сюда как помощник мессира де Сен-Мора, чтобы набрать в
Пуату войско и передать  его  в  распоряжение  мессира  де  Тюренна,  самого
отважного из королевских военачальников.
   - Было бы чертовски странно,  если  бы  я  не  набрал  в  своих  и  ваших
владениях, дорогой  кузен,  хотя  бы  полк  для  моего  сына.  Итак,  барон,
отправляйте к моим сержантам всех лентяев и неугодных вам людей. Мы  сделаем
из них драгунов.
   - Неужели снова будет война? - медленно проговорил барон. - Казалось, все
уже  наладилось.  Ведь  только  что  был  подписан  в   Вестфалии   договор,
подтверждающий поражение Австрии и Германии... А мы думали,  что  наконец-то
сможем свободно вздохнуть. Конечно, нам здесь еще трех жаловаться, но каково
крестьянам Пикардии и Фланрии, где испанцы торчат вот уж тридцать лет...
   - Ничего, они свыклись с этим, - беспечно сказал маркиз. - Война, дорогой
мой, неизбежное зло, и это просто наивно - требовать  мира,  в  котором  бог
отказывает нам, бедным грешникам. Но вот что важно -  так  это  оказаться  в
числе тех, кто ведет войну, а не тех, кто от нее страдает. Лично я всегда  в
первом лагере, ибо мое положение дает мне на это  право.  Одно  только  меня
тревожит - моя жена осталась в Париже... да, да, с ними...  она  на  стороне
парламента. Не думаю, впрочем, чтобы у нее был любовник  среди  этих  важных
ученых мужей, ведь их не  назовешь  блестящими  кавалерами.  Но  представьте
себе, придворные дамы обожают всякие заговоры, и они в восторге  от  Фронды.
Они приверженцы дочери Гастона Орлеанского, брата короля Людовика XIII,  они
носят  через  плечо  голубые  шарфы  и  даже  маленькие  шпаги  в  кружевных
портупеях. Все это очень мило, но меня не оставляет тревога за маркизу...
   - Она подвергает себя такой опасности!.. - простонала тетушка Пюльшери.
   - О нет. Насколько я ее знаю, она женщина  хоть  и  экзальтированная,  но
осторожная. Меня беспокоит совсем другое: боюсь, что если кто и  пострадает,
так это, пожалуй, я. Вы понимаете, что  я  хочу  сказать?  Подобные  разлуки
весьма огорчительны для супруга, который не желает ни с кем делиться.  Лично
я...
   Сильный кашель не дал маркизу закончить, так как срочно  произведенный  в
камердинеры конюх, чтобы поддержать огонь в  камине,  бросил  туда  огромную
охапку сырой соломы. Несколько минут в  окутанной  дымом  гостиной  слышался
только надрывный кашель.
   - Проклятье, кузен! - воскликнул  маркиз,  обретя  наконец  дар  речи.  -
Теперь  я  понимаю,  почему  вам  хочется  свободно  вздохнуть.  Ваш  дурень
заслуживает хорошей порки.
   Маркиз отнесся к происшествию юмористически, и  Анжелика  нашла,  что  он
довольно симпатичный, несмотря на этот  снисходительный  тон.  Его  болтовня
приводила ее в восторг. Старый, сонный замок, казалось,  вдруг  проснулся  и
распахнул свои тяжелые ворота в иной мир, полный жизни.
   Зато сын маркиза, напротив, становился все более мрачным.  Он  застыл  на
своем стуле в напряженной позе, его белокурые кудри рассыпались по  широкому
кружевному воротнику. Время от времени  он  в  ужасе  бросал  взгляд  то  на
Жослена, то на Гонтрана, а те,  понимая,  какое  впечатление  производит  их
неопрятный вид, нарочно подливали масла в огонь  и  то  ковыряли  пальцем  в
носу, то скребли голову. Их поведение  огорчало  Анжелику,  вызывало  у  нее
какое-то неприятное чувство, почти тошноту.  В  последнее  время  ее  вообще
томила какая-то тоска: у нее побаливал живот, и Пюльшери запретила  ей  есть
сырую морковь, которую она так любила. Но в этот  вечер,  принесший  столько
переживаний и впечатлений, связанных с приездом необычных  гостей,  Анжелике
казалось, что она заболевает. Поэтому она не вступала в разговор и  тихонько
сидела на своем стуле. Но стоило ей взглянуть на своего  кузена  Филиппа  дю
Плесси, как у нее сжималось горло, и она не могла понять, отчего  это  -  от
ненависти к нему или  от  восхищения.  Никогда  еще  она  не  видела  такого
красивого мальчика.
   Его лоб прикрывали мягкие как шелк  золотистые  волосы,  по  сравнению  с
которыми ее собственные кудри казались  темными.  Черты  лица  у  него  были
безукоризненные. Костюм из тонкого  серого  сукна,  отделанный  кружевами  и
голубыми лентами, подчеркивал нежность его бледного, с легким румянцем лица.
Да, Филиппа дю Плесси можно было бы принять за девочку, если бы  не  жесткий
взгляд, в котором не было ничего женственного.
   Из-за Филиппа ужин, да и весь вечер, превратился для Анжелики в  сплошную
пытку. Малейшая оплошность слуг, малейшая неловкость,  и  подросток  тут  же
бросал на них презрительный взгляд или криво усмехался.
   Жан Латник, теперь уже исполняющий обязанности  дворецкого,  внес  блюда,
перекинув салфетку через плечо. Маркиз расхохотался и сказал,  что  салфетку
перекидывают через плечо  тогда,  когда  подают  королю  или  принцу  крови;
конечно, он польщен оказанной ему честью, но его  вполне  удовлетворило  бы,
если б слуга просто  обернул  салфетку  вокруг  руки.  Конюх  с  готовностью
принялся оборачивать свою волосатую руку сомнительной чистоты салфеткой,  но
его неуклюжие движения  и  вздохи  вызвали  еще  больший  хохот  маркиза,  к
которому вскоре присоединился и его сын.
   - Нет, из этого парня получится хороший драгун,  но  никак  не  лакей,  -
сказал маркиз, глядя на Жана Латника. -  А  ты  сам  что  думаешь  об  этом,
дружок?
   Оробевший конюх ответил каким-то медвежьим рычанием. От скатерти, которую
ради гостей достали из сырого шкафа, из-под горячих тарелок с супом шел пар.
Один из слуг, желая проявить усердие, без  конца  снимал  нагар  со  свечей,
освещавших гостиную, и они у него то и дело гасли.
   И в довершение ко всем бедам мальчишка, которого послали за вином к кюре,
вернулся и, почесывая затылок, сказал, что кюре ушел  в  соседнюю  деревушку
изгонять крыс, а Мари-Жанна, его служанка, отказалась дать хотя бы маленький
бочонок.
   - Пусть вас не тревожит этот пустяк, кузина, - любезно проговорил  маркиз
дю Плесси, - мы будем пить сидр, и если мессиру Филиппу он не по душе, пусть
не пьет ничего. А вместо хорошего вина вы дадите мне  некоторые  разъяснения
по поводу того, что я сейчас услышал. Я немножко знаю местный  диалект  -  в
раннем детстве неплохо через плечо голубые шарфы и даже  маленькие  шпаги  в
кружевных портупеях. Все это очень мило, но меня  не  оставляет  тревога  за
маркизу...
   - Она подвергает себя такой опасности!.. - простонала тетушка Пюльшери.
   - О нет. Насколько я ее знаю, она женщина  хоть  и  экзальтированная,  но
осторожная. Меня беспокоит совсем другое: боюсь, что если кто и  пострадает,
так это, пожалуй, я. Вы понимаете, что  я  хочу  сказать?  Подобные  разлуки
весьма огорчительны для супруга, который не желает ни с кем делиться.  Лично
я...
   Сильный кашель не дал маркизу закончить, так как срочно  произведенный  в
камердинеры конюх, чтобы поддержать огонь в  камине,  бросил  туда  огромную
охапку сырой соломы. Несколько минут в  окутанной  дымом  гостиной  слышался
только надрывный кашель.
   - Проклятье, кузен! - воскликнул  маркиз,  обретя  наконец  дар  речи.  -
Теперь  я  понимаю,  почему  вам  хочется  свободно  вздохнуть.  Ваш  дурень
заслуживает хорошей порки.
   Маркиз отнесся к происшествию юмористически, и  Анжелика  нашла,  что  он
довольно симпатичный, несмотря на этот  снисходительный  тон.  Его  болтовня
приводила ее в восторг. Старый, сонный замок, казалось,  вдруг  проснулся  и
распахнул свои тяжелые ворота в иной мир, полный жизни.
   Зато сын маркиза, напротив, становился все более мрачным.  Он  застыл  на
своем стуле в напряженной позе, его белокурые кудри рассыпались по  широкому
кружевному воротнику. Время от времени  он  в  ужасе  бросал  взгляд  то  на
Жослена, то на Гонтрана, а те,  понимая,  какое  впечатление  производит  их
неопрятный вид, нарочно подливали масла в огонь  и  то  ковыряли  пальцем  в
носу, то скребли голову. Их поведение  огорчало  Анжелику,  вызывало  у  нее
какое-то неприятное чувство, почти тошноту.  В  последнее  время  ее  вообще
томила какая-то тоска: у нее побаливал живот, и Пюльшери запретила  ей  есть
сырую морковь, которую она так любила. Но в этот  вечер,  принесший  столько
переживаний и впечатлений, связанных с приездом необычных  гостей,  Анжелике
казалось, что она заболевает. Поэтому она не вступала в разговор и  тихонько
сидела на своем стуле. Но стоило ей взглянуть на своего  кузена  Филиппа  дю
Плесси, как у нее сжималось горло, и она не могла понять, отчего  это  -  от
ненависти к нему или  от  восхищения.  Никогда  еще  она  не  видела  такого
красивого мальчика.
   Его лоб прикрывали мягкие как шелк  золотистые  волосы,  по  сравнению  с
которыми ее собственные кудри казались  темными.  Черты  лица  у  него  были
безукоризненные. Костюм из тонкого  серого  сукна,  отделанный  кружевами  и
голубыми лентами, подчеркивал нежность его бледного, с легким румянцем лица.
Да, Филиппа дю Плесси можно было бы принять за девочку, если бы  не  жесткий
взгляд, в котором не было ничего женственного.
   Из-за Филиппа ужин, да и весь вечер, превратился для Анжелики в  сплошную
пытку. Малейшая оплошность слуг, малейшая неловкость,  и  подросток  тут  же
бросал на них презрительный взгляд или криво усмехался.
   Жан Латник, теперь уже исполняющий обязанности  дворецкого,  внес  блюда,
перекинув салфетку через плечо. Маркиз расхохотался и сказал,  что  салфетку
перекидывают через плечо  тогда,  когда  подают  королю  или  принцу  крови;
конечно, он польщен оказанной ему честью, но его  вполне  удовлетворило  бы,
если б слуга просто  обернул  салфетку  вокруг  руки.  Конюх  с  готовностью
принялся оборачивать свою волосатую руку сомнительной чистоты салфеткой,  но
его неуклюжие движения  и  вздохи  вызвали  еще  больший  хохот  маркиза,  к
которому вскоре присоединился и его сын.
   - Нет, из этого парня получится хороший драгун,  но  никак  не  лакей,  -
сказал маркиз, глядя на Жана Латника. -  А  ты  сам  что  думаешь  об  этом,
дружок?
   Оробевший конюх ответил каким-то медвежьим рычанием. От скатерти, которую
ради гостей достали из сырого шкафа, из-под горячих тарелок с супом шел пар.
Один из слуг, желая проявить усердие, без  конца  снимал  нагар  со  свечей,
освещавших гостиную, и они у него то и дело гасли.
   И в довершение ко всем бедам мальчишка, которого послали за вином к кюре,
вернулся и, почесывая затылок, сказал, что кюре ушел  в  соседнюю  деревушку
изгонять крыс, а Мари-Жанна, его служанка, отказалась дать хотя бы маленький
бочонок.
   - Пусть вас не тревожит этот пустяк, кузина, - любезно проговорил  маркиз
дю Плесси, - мы будем пить сидр, и если мессиру Филиппу он не по душе, пусть
не пьет ничего. А вместо хорошего вина вы дадите мне  некоторые  разъяснения
по поводу того, что я сейчас услышал. Я немножко знаю местный  диалект  -  в
раннем детстве неплохо болтал на нем, -  и  я  понял,  о  чем  говорил  этот
бездельник. Кюре ушел изгонять крыс?.. Что это значит?
   - Значит,  ничего  странного,  дорогой  кузен.  Действительно,  крестьяне
соседней деревушки с некоторых  пор  жалуются  на  нашествие  крыс,  которые
пожирают все запасы зерна. И вот кюре, видимо,  отправился  туда  со  святой
водой, чтобы прочесть соответствующие молитвы, которые изгонят злых духов из
крыс, после чего они перестанут приносить вред.
   Маркиз с изумлением посмотрел на Армана де Сансе и, откинувшись на спинку
стула, тихо засмеялся.
   - Никогда не слышал ничего более забавного. Надо будет написать  об  этом
госпоже де Бофор. Значит, Чтобы истребить крыс, их кропят святой водой?
   - А что в этом смешного? - возразил барон,  начиная  терять  терпение.  -
Всякое зло исходит от  злых  духов,  которые  вселяются  в  животных,  чтобы
вредить людям, В прошлом  году,  например,  мои  поля  были  сплошь  покрыты
гусеницами. Я попросил изгнать их.
   - И они исчезли?
   - Да. Через каких-нибудь два-три дня.
   - Когда им нечего стало есть в поле.
   Госпожа де Сансе, которая обычно  считала,  что  женщина  должна  скромно
молчать, нарушила свой принцип, чтобы защитить веру, которая, по ее  мнению,
подверглась нападкам.
   - А почему вас удивляет,  дорогой  кузен,  что  святые  молитвы  помогают
изгонять вредных тварей? Разве сам господь бог, как мы знаем  из  Евангелия,
не повелел нечистой силе проникнуть в стадо свиней? Наш кюре считает, что  в
таких делах молитвы приносят большую пользу.
   - И сколько же вы платите ему за изгнание злых духов?
   - Он довольствуется малым и всегда готов прийти по первому зову.
   На этот раз Анжелика заметила, как маркиз дю Плесси переглянулся с сыном:
эти жалкие люди, казалось, говорил его взгляд, поистине наивны до глупости.
   - Надо будет рассказать об этих сельских обычаях его преподобию  Венсану,
- проговорил маркиз. - Беднягу просто удар хватит. Господин  Венсан  основал
орден, цель которого - распространение евангельского учения среди  сельского
духовенства. Его миссионеры находятся под покровительством  святого  Лазаря.
Их называют лазаристами.  Они  по  трое  ходят  по  деревням  и  проповедуют
Евангелие и учат кюре, чтобы те не начинали мессу с "Отче наш" и не спали со
своими служанками. Довольно необычное занятие, но его  преподобие  Венсан  -
борец за реформу церкви руками самой церкви.
   - До чего же я не люблю этого слова - реформа! - воскликнул старый барон.
- Реформа и опять реформа! Вы рассуждаете почти как гугенот,  кузен!  Боюсь,
еще немного, и вы предадите короля.  Что  же  касается  вашего  преподобного
Венсана, то хотя он и духовное лицо, но, судя по тому, что я о нем слышал, я
понял, что он действует как еретик и Риму следует опасаться его.
   - Тем не менее его величество король Людовик XIII, выражая перед  смертью
свою последнюю волю, поставил его во главе Совета совести.
   - А это еще что такое?
   Маркиз дю Плесси легким щелчком взбил кружева своих манжет.
   - Как бы вам объяснить... Это нечто грандиозное...  Совесть  королевства!
Да, да, Венсан де Поль является совестью  королевства!  Он  почти  ежедневно
видится с регентшей, он принят всеми принцами.  И  при  всем  том  он  самый
простой и веселый человек на свете. Он считает, что нужда излечима и сильные
мира сего должны помочь побороть ее.
   - Бредни! - раздраженно проговорила тетя Жанна. - Нужда -  то  же  самое,
что и война, которая, как вы только что сказали,  является  злом,  коим  бог
пожелал наказать людей за первородный грех. И восставать против возложенного
на нас бремени - значит восставать против божественного миропорядка!
   - Милая мадемуазель, его преподобие Венсан ответил бы вам на это,  что  и
вы тоже несете ответственность за окружающее нас  зло,  и  без  долгих  слов
послал бы вас лечить и кормить самых бедных из  ваших  землепашцев,  добавив
при этом, что если они кажутся вам "слишком грубыми и  земными"  -  это  его
выражение, - то взгляните на них другими глазами, и тогда  вы  увидите  лицо
страдающего Христа. И вот этот удивительный человек умудрился таким  образом
завербовать в свои благотворительные когорты почти всю знать королевства;  Я
сам, - добавил маркиз с жалобной гримасой, - когда был в Париже, по два раза
в неделю ходил в городскую больницу разливать и разносить суп больным.
   - Вы все больше поражаете меня! - взволнованно воскликнул старый барон  -
Вот уж воистину, такие дворяне, как вы, словно нарочно придумывают,  как  бы
опозорить свой герб. Нет, я вижу, мир  сошел  с  ума  посылают  священников,
чтобы они проповедовали среди священников, а вы, человек безнравственный,  я
бы  сказал,  почти  вольнодумец,  читаете  нравоучения   такой   честной   и
добродетельной семье, как наша! Нет, я не в силах больше выносить это!
   Старик вне себя встал из-за стола, а так как ужин был уже  закончен,  все
последовали его примеру. Анжелика - она так ни к чему и  не  притронулась  -
выскользнула из гостиной. Ей почему-то было холодно, ее знобило. Все, о  чем
говорили за столом в гостиной, смешалось  в  ее  голове:  спящий  на  соломе
король, взбунтовавшийся парламент, разливающие суп знатные  сеньоры,  Париж,
манящий, полный  жизни  мир.  И  рядом  с  этими  бурлящими  страстями  она,
Анжелика, была словно заживо похоронена в склепе.
   По  коридору  шел  ее  кузен  Филипп,  и  она  торопливо  спряталась  под
лестницей. Он прошел совсем рядом,  не  заметив  ее.  Она  слышала,  как  он
поднялся на второй этаж и кликнул слуг, которые при тусклом свете нескольких
свечей готовили спальни для своих господ. Визгливый голос  подростка  звенел
от ярости.
   - Черт знает что, никто даже не подумал на последнем  перегоне  запастись
свечами! Могли бы догадаться, что в этой глуши так называемые дворяне  ничем
не отличаются от своих голодранцев-вилланов. Вы хоть согрели  мне  воды  для
ванны?
   Слуга что-то ответил, однако Анжелика  не  расслышала  его  слов.  Филипп
проворчал уже более мирным тоном:
   - Час от часу не легче. Мыться в тазу! К счастью, отец говорил, что у нас
в Плесси есть две флорентийские ванные комнаты. Скорее бы  уж  добраться  до
них. Мне кажется, что вонь этого племени де Сансе теперь будет  преследовать
меня вечно.
   "Ну, за это он у меня поплатится!" - подумала Анжелика.
   При свете фонаря, стоявшего в передней на столике  с  выгнутыми  ножками,
Анжелика увидела, что Филипп снова идет вниз.
   Когда он приблизился,  она  вышла  из  своего  убежища  в  тени  винтовой
лестницы.
   - Как смеете вы говорить о нас так оскорбительно при лакеях?  -  раздался
под сводами замка ее голос. - Неужели вы  понятия  не  имеете  о  дворянской
чести? Это, верно, оттого, что вы ведете  свой  род  от  незаконнорожденного
сына короля! А вот у нас - чистая кровь!
   -  Такая  же  чистая,  как  ваша  грязная  физиономия,  -  ледяным  тоном
отпарировал Филипп дю