ет  вырастали  вокруг
большой  деревни  Хоуснок  <Сегодня  город  Огаста.  (Здесь  и  далее  прим,
авторов.)> и многократно подвергались грабежам, сжигались и уничтожались под
разными предлогами.
   Хоуснок уже не был даже поселком. Оставались только название  и  привычка
кочевых племен, спускающихся к югу, останавливаться здесь.
   Отсюда  начинало  чувствоваться  влияние  приливов.  Это   были   низовья
Кеннебека, и несмотря на чистоту широких вод, которые мощно и спокойно текли
между заросшими лесом берегами, можно было по многим признакам догадаться  о
близости океана.
   В более влажном воздухе ощущался как бы привкус  соли.  Местные  индейцы,
вавеноки и канибы, не смазывали себя жиром медведя, а натирались  с  ног  до
головы салом морского волка, как они называли тюленей, на которых  охотились
зимой по берегам океана. Крепкие запахи  рыбного  базара  смешивались  таким
образом с запахом горячего хлеба и тяжкими испарениями  от  груд  валявшихся
шкур, создавая вокруг фактории смесь ароматов,  довольно  сильных,  но  мало
подходящих для тонкого обоняния.  Однако  Анжелика  уже  давно  не  обращала
внимания на эти детали. Оживление на реке вокруг острова казалось ей  добрым
предзнаменованием. Здесь можно будет найти разнообразные товары.
   Пристав к острову, все разбрелись в поисках нужных вещей.  К  Жоффрею  де
Пейраку тотчас же подошел какой-то человек, которого  он,  видимо,  знал,  и
который стал что-то говорить на иностранном языке.
   - Идем, - сказала Анжелика маленькой англичанке Роз-Анн. -  Сперва  нужно
что-нибудь выпить, и я  думаю,  здесь  можно  найти  свежее  пиво.  А  потом
отправимся за покупками, как в Дворцовой галерее.
   Они довольно быстро научились понимать друг друга, так как  за  последние
месяцы, взяв Кантора во временные учителя,  Анжелика  занималась  английским
языком. Но ее питомица не была говорлива. На ее гладком и  бледном  лице  со
слегка выдающимся подбородком было выражение ранней зрелости и задумчивости.
Она казалась подчас растерянной и слегка грубоватой.
   Однако, это был милый ребенок. Когда они  уезжали  из  Вапассу,  она,  не
колеблясь, оставила свою куклу Онорине. Ту самую, которую она, почти  умирая
в плену, ловко прятала в своем корсаже, чтобы та не попала в руки  индейцев.
Онорина оценила подарок. С такой чудесной игрушкой  и  ручным  медведем  она
сможет легко дождаться возвращения своей матери.
   Но  Анжелика  продолжала  сожалеть  об  ее  отсутствии.  Девочка  так  бы
порадовалась оживлению фактории, где торговля шла вовсю.
   Голландец,  управляющий  факторией  и   представитель   Компании   залива
Массачусетс, восседал  посреди  двора  в  застегнутых  выше  колен  коротких
штанах, черных и запыленных.
   При помощи мушкета он измерял тюк бобровых  шкур.  Расстояние  на  высоту
ствола равнялось сорока шкурам.
   Здание было скромным, из досок, покрытых коричневой краской.
   Анжелика и Роз-Анн вошли в большой зал. Два окна с маленькими стеклами  в
свинцовых переплетах давали достаточно света,  сохраняя  в  то  же  время  в
помещении свежий полумрак. Несмотря на индейцев, то и  дело  заходивших  для
торговли, здесь было довольно чисто, что свидетельствовало о твердой руке  и
организаторском таланте хозяина здешних мест.
   Справа был длинный прилавок - с весами, безменами, сосудами и  различными
мерками, куда высыпали жемчуг и медные деньги, нужные в торговле.
   Вдоль стен поднимались друг над другом полки с  товарами,  среди  которых
Анжелика уже приметила одеяла, шерстяные шапки, рубашки и белье, сахар-сырец
и рафинад, пряности, сухари.  Здесь  же  стояли  бочки  с  горохом,  бобами,
черносливом, соленым свиным салом и  копченой  рыбой.  В  большом  кирпичном
очаге с кухонной утварью по сторонам сегодня, в  этот  жаркий  день,  горело
лишь несколько головешек,  чтобы  подогреть  простую  пищу  торговца  и  его
служащих.
   На карнизе над очагом стояли рядами кувшины, кружки  и  оловянные  чарки,
предназначенные для клиентов, желающих выпить пива. Внушительная бочка  его,
открытая для всех, возвышалась на видном месте. Глубокие ковши,  висящие  на
карнизе, позволяли  каждому  налить,  сколько  он  хочет.  Часть  зала  была
превращена в таверну - с двумя большими деревянными столами,  табуретками  и
несколькими опрокинутыми бочками для тех, кому не хватило бы места за столом
или кто хотел бы пить в одиночку. Посетители сидели  тут  и  там,  окутанные
облаками голубоватого дыма.
   Когда Анжелика вошла, никто не пошевельнулся, но многие  головы  медленно
повернулись в ее сторону, и глаза загорелись. Кивнув всем вокруг, она  взяла
две оловянные чарки с карниза над камином.  Ей  и  Роз-Анн  хотелось  выпить
немного свежего пива.
   Но, чтобы подойти к  бочке,  нужно  было  потревожить  индейского  вождя.
Закутавшись в расшитый плащ, тот покуривал, словно в дреме, у края одного из
столов.
   Она приветствовала его в  подобающих  выражениях  на  языке  абенаков,  с
уважением, отвечающим его рангу, о котором свидетельствовали орлиные  перья,
воткнутые в его черный, с длинными косичками, шиньон.
   Индеец, казалось, очнулся от своего дремотного сна и резко выпрямился.
   Его глаза вспыхнули. Он смотрел на нее несколько мгновений с удивлением и
восхищением, затем, прижав руку к сердцу,  выставил  правую  ногу  вперед  и
согнулся в безупречном придворном поклоне.
   -  Сударыня,  как  мне  заслужить  ваше  прощение?   -   сказал   он   на
безукоризненном французском языке. - Я так мало был готов к вашему появлению
здесь. Разрешите представиться: Жан Венсен д'Аббади, сеньор Раздака и других
мест,  барон  де  Сен-Кастин,  лейтенант  короля   в   крепости   Пентагует,
поставленный здесь для управления его владениями в Акадии.
   - Барон, я очарована встречей с вами. Я много слышала о вас.
   - И я тоже о вас, сударыня... Нет, не нужно представляться. Я вас  узнал,
хотя никогда не видел. Вы прекрасная, необыкновенная мадам де Пейрак! Хотя я
слышал много рассказов о вас, действительность намного превосходит то, что я
мог себе представить... Вы приняли меня за индейца? Как  объяснить  вам  мое
неучтивое поведение? Увидев вас вдруг перед собою, поняв мгновенно, кто  вы,
и что вы здесь, я был поражен, потрясен и онемел, как те смертные, которых в
их жалкой земной обители, повинуясь неизъяснимому капризу, посещают  богини.
Да, сударыня, я знал, что вы невероятно прекрасны, но не знал, что вы к тому
же обладаете таким очарованием и приветливостью. Услышать из ваших уст слова
индейского языка, который я так люблю,  и  увидеть  вашу  улыбку,  озарившую
вдруг это темное и грубое прибежище,  -  какое  удивительное  потрясение!  Я
никогда его не забуду!
   - Теперь я вижу, сударь, что вы гасконец! - воскликнула она со смехом.
   - Вы, действительно, приняли меня за индейца?
   - Разумеется.
   Она разглядывала его  бронзовое  лицо,  на  котором  блестели  совершенно
черные глаза, его шевелюру.
   - А теперь? - спросил он, сбросив красную,  вышитую  жемчугами  и  иглами
дикобраза накидку. И предстал перед нею в  голубом  камзоле  офицеров  полка
Кариньяна - Сальера, отделанном золотым сутажем, с жабо из белых кружев.  Но
только  этот  камзол  представлял  предписанную   униформу.   Что   касается
остального, то Сен-Кастин носил высокие гетры по-индейски и мокасины  вместо
сапог.
   Барон подбоченился, упершись кулаком в бедро, с надменным видом  молодого
офицера королевской свиты.
   - А так? Не похож ли я на примерного придворного в Версале?
   Анжелика покачала головой.
   - Нет, - сказала она, - ваше красноречие запоздало, сударь! В моих глазах
вы вождь абенаков.
   - Хорошо, пусть будет так! - сказал барон де Сен-Кастин с важным видом. -
Вы правы. Он нагнулся, чтобы поцеловать ей руку.
   Этот  оживленный  обмен  любезностями   и   комплиментами   по-французски
происходил непринужденно в полной табачного дыма комнате. Сидящие за  столом
посетители и ухом не повели. Что касается нескольких индейцев,  находившихся
в зале, то они, занятые своими  торговыми  сделками,  не  обращали  никакого
внимания на эту сцену. Один из них при помощи магнита пересчитывал  одну  за
другой иголки, второй  пробовал  лезвия  складного  ножа  о  край  прилавка,
третий,  отступая,  чтобы  измерить  кусок  ткани,   толкнул   Анжелику   и,
недовольный, бесцеремонно отодвинул ее в сторону, дабы она ему не мешала.
   - Пойдемте отсюда, - решительно сказал барон. -  Рядом  есть  комната,  в
которой мы сможем спокойно побеседовать. Я попрошу старого Джозефа  Хиггинса
принести нам туда что-нибудь перекусить. Этот очаровательный ребенок -  ваша
дочь?
   - Нет, это маленькая англичанка, которая...
   - Тише! - резко прервал ее молодой  гасконский  офицер.  -  Англичанка!..
Если об этом узнают, то я не дам дорого за ее голову или, во всяком  случае,
за ее свободу.
   - Но я выкупила ее должным образом у индейцев, которые взяли ее в плен, -
запротестовала Анжелика.
   - В качестве француженки вы  можете  позволить  себе  некоторые  вещи,  -
сказал де Сен-Кастин. - Но,  как  известно,  господин  де  Пейрак  не  имеет
привычки выкупать англичан, чтобы затем  их  крестить.  Это  не  нравится  в
высоких сферах. Потому не  дайте  никому  заподозрить,  что  эта  малышка  -
англичанка.
   - Но здесь много иностранцев. Разве глава этой фактории не  голландец,  а
его служащие не прибыли сюда, как мне кажется, прямехонько из Новой Англии?
   - Это ни о чем не говорит.
   - Но они здесь.
   - На какое время?.. Поверьте мне, будьте осторожны. Ах, дорогая  графиня,
- воскликнул он, снова целуя ей кончики пальцев, - как  вы  очаровательны  и
совершенно соответствуете той репутации, которая сложилась о вас.
   - Я думала, что у французов мне создали скорее дьявольскую репутацию.
   - Так оно и есть, - подтвердил он. - Дьявольскую - для тех, кто, как и я,
слишком чувствителен к женской красоте... Дьявольская также для тех,  кто...
В конце концов, я хочу сказать, что вы похожи на вашего супруга,  которым  я
восхищаюсь, и который пугает меня. По правде говоря, я оставил свой  пост  в
Пентагуете и отправился на Кеннебек, чтобы встретить его. У  меня  есть  для
него важные новости.
   -  Что-нибудь  плохое  случилось  в  Голдсборо?  -   спросила   Анжелика,
побледнев.
   - Нет, успокойтесь. Но я полагаю,  что  господин  де  Пейрак  с  вами.  Я
попрошу его придти к нам.
   Он толкнул дверь. Но, прежде чем Анжелика, держа за руку Роз-Анн,  успела
пройти в соседнюю комнату, кто-то с шумом переступил порог главного  зала  и
устремился навстречу барону де Сен-Кастину.
   Это был французский солдат с мушкетом в руке.
   - На этот раз так и есть, господин  лейтенант,  -  простонал  он.  -  Они
разожгли костры под своими котлами войны... Я  не  ошибаюсь.  Этот  запах  я
узнаю среди тысячи других. Идите, идите, понюхайте!..
   Он схватил офицера за рукав и почти силой вытащил на улицу.
   - Понюхайте! Понюхайте! - настаивал он, выставив свой длинный, вздернутый
нос, который придавал ему вид ярмарочного клоуна. -  Как  это  пахнет?!  Это
пахнет маисом и вареной собакой. Правда? Вы не чувствуете?
   - Это пахнет столькими вещами, - бросил де Сен-Кастин с брезгливой миной.
   - Нет, меня не обманешь. Когда так воняет, это значит, что там,  в  лесу,
они пируют, прежде чем отправиться воевать. Они едят маис и вареную  собаку!
Чтобы придать себе смелости. И еще  они  пьют  воду  сверх  всякой  меры,  -
добавил он с выражением ужаса, который еще  больше  расширил  ею  выпученные
глаза встревоженной улитки.
   У  солдата  было  лицо  простофили.  Если  бы  его  подобрали  для  своих
подмостков бродячие комедианты, они вознаградили бы себя безудержным  смехом
зрителей.
   Действительно, речной ветер доносил из  глубины  леса  сладковатый  запах
индейского пиршества.
   - Это несется оттуда и оттуда, - продолжал  солдат,  показывая  различные
места на левом берегу Кеннебека. - Я не ошибаюсь!
   Забавный персонаж! Затянутый в свой голубой мундир, он  держал  оружие  с
опасной неловкостью. У него не было ни гетр, ни мокасинов,  тяжелые  башмаки
еще  больше  подчеркивали  его  неуклюжесть,  а  толстые  полотняные  чулки,
подвязанные под коленями, свисали непредписанными складками.
   - Почему вы так взволнованы, Адемар? -  спросил  барон  де  Сен-Кастин  с
лицемерным участием. - Не нужно было вербоваться в колониальный  полк,  если
вы так боитесь индейской войны.
   - Но я же вам  говорил,  что  вербовщик  во  Франции  напоил  меня,  и  я
проснулся уже на корабле, - промолвил жалобно его собеседник.
   Между тем, подошли граф де Пейрак, Голландец и француз, который  встретил
их на берегу. Они слышали утверждения Адемара относительно котлов войны.
   - Я думаю, этот парень прав, - сказал француз.  -  Тут  много  говорят  о
скором выступлении абенаков, которые хотят покарать наглых англичан.  Вы  не
будете в этом участвовать, Кастин, с вашими эчеминами?
   Барон казался озадаченным и не  ответил.  Он  поклонился  графу,  который
приветливо протянул ему руку.
   Затем Жоффрей де Пейрак представил жене своих двух попутчиков.  Голландца
звали Питер Богген.
   Второй  был  мессир  Бертран  Дефур,  который  с  тремя  братьями  владел
небольшой концессией  на  перешейке  в  самой  глубине  Французского  залива
<Сейчас залив Фанди>.
   Пикардиец с широкими плечами,  крупными,  словно  вырезанными  из  дерева
чертами  загорелого  лица,  по-видимому,  давно  уже  не  имел   возможности
разговаривать с красивой женщиной.
   Он казался вначале смущенным, но потом, взяв себя в  руки,  поклонился  с
простой непосредственностью.
   - Нужно отметить эту встречу, - сказал он. - Пойдемте выпьем.
   Какой-то хрип, раздавшийся позади группы, заставил всех обернуться.
   Солдар Адемар прижался к двери, устремив глаза на Анжелику.
   - Демон, - бормотал он. - Это..,  это  она!..  Вы  мне  не  сказали.  Это
нехорошо. Почему вы мне ничего не сказали, мой лейтенант?
   Де Сен-Кастин застонал от отчаяния. Он схватил солдата и  сильным  ударом
ноги в нужное место отправил на землю.
   - Чума побери этого кретина! - воскликнул он, задыхаясь от ярости.
   - Откуда взялось это чудище? - спросил Пейрак.
   - Я не знаю. Вот кого нам теперь  присылают  вербовщики  из  Квебека!  Не
думают ли они, что в Канаде нам нужны солдаты, которые дрожат от страха?..
   - Успокойтесь, господин де Сен-Кастин, - сказала Анжелика, положив ладонь
на его руку. - Я знаю, что хотел сказать этот бедняга.
   Она не могла удержаться от смеха.
   - Он так забавен со своими выпученными глазами.  Это  не  его  вина.  Его
напугали слухи, которые ходят по Канаде, - и я тут ни при чем.
   - Так вы не обиделись, сударыня?.. Действительно,  нет?  -  настаивал  де
Сен-Кастин, размахивая руками с южной  пылкостью.  -  О,  проклятые  идиоты!
Пользуясь вашим  отсутствием  и  тайной  вашей  судьбы,  они  распространяют
подобный вздор и столь оскорбительные басни!
   - Теперь, когда я вышла из леса, мне нужно попробовать развеять их.  И  в
частности, поэтому я сопровождаю мужа  в  нынешней  поездке.  Прежде  чем  я
вернусь в Вапассу, нужно, чтобы вся Акадия убедилась если не в моей святости
- боже упаси! - то, по крайней мере, в моей безобидности.
   - Что касается меня, то я в этом  убежден,  -  сказал  коренастый  Дефур,
приложив к сердцу свою широкую ладонь.
   - Вы оба - настоящие друзья, - сказала Анжелика с признательностью.
   И, тронув их за плечи,  она  одарила  каждого  одной  из  своих  чарующих
улыбок, составляющих ее обаяние. Она знала, что могла разделить дружбу  и  с
аристократичным  бароном  де  Сен-Кастином,   и   с   честным   пикардийским
крестьянином: все они стали братьями в силу общей их принадлежности к  земле
этой безумной и дикой Акадии. Пейрак видел, как она с непринужденным  смехом
увлекла их к двери.
   - Вы знаете, дорогие друзья, - говорила она, - что для женщины не так  уж
неприятно слыть дьявольской  натурой.  В  этих  словах  угадывается  скрытое
преклонение перед властью, в  которой  ей  столь  часто  отказывают.  Бедный
Адемар не заслужил такого насилия над ним... А теперь прошу вас не  говорить
больше об этом и пойдем выпьем. Я умираю от жажды.
   Во втором зале фактории все устроились вокруг  стола.  Возбужденные,  они
говорили о вещах, которые другим показались бы полными драматизма, но  в  их
устах приобретали характер шутки и даже комических эпизодов.
   Голландец,  обретя   в   компании   французов   свойственную   фламандцам
жизнерадостность, поставил на стол стаканы, кружки, кувшины с пивом,  ромом,
водкой и оплетенную бутыль с красным терпким вином. Он недавно выменял ее за
меха  на  пиратском  корабле  из  Карибского  моря,  затерявшемся  в   устье
Кеннебека.

Глава 6

   Пейрак краем уха прислушивался к разговору, глядя на Анжелику. Пораженный
еще раз широтой ее женской натуры, он вспомнил, что когда-то  в  Тулузе  она
одной улыбкой и несколькими словами привлекла к себе его самых  недоверчивых
друзей, и с тех пор они были готовы дать себя четвертовать за нее. Он как бы
вновь  открывал  ее  живой  и  светлый  ум,  подкрепленный  женский  опытом,
несравнимое изящество жестов, очарование ее находчивости.
   Внезапно он вспомнил также, какой она была в прошлом году, когда вместе с
ним  оказалась  в  этих  краях  после  того  удивительного  путешествия   на
"Голдсборо", где они снова нашли и узнали друг Друга.
   У нее был тогда полный печали взгляд,  вид  затравленной  женщины.  Ореол
несчастья, казалось, окружал ее лицо.
   И вот, менее, чем за год, она снова обрела свою веселость, непринужденные
манеры счастливой женщины. Это было результатом любви и счастья вопреки всем
тяготам зимы. Это была его заслуга!
   Он возродил ее, вернув самой себе. И когда он встречался с  ее  взглядом,
то бросал ей улыбку, полную властной нежности.
   Маленькая англичанка, бледная и безмолвная среди этих возбужденных людей,
переводила взгляд с одного на другого.
   Барон  де  Сен-Кастин  рассказывал,  как  маркиз   д'Урвилль,   комендант
Голдсборо, с помощью гугенотов из Ла-Рошели дал отпор двум  кораблям  пирата
Золотая Борода. В конечном счете, дело  решили  два  метких  пушечных  залпа
раскаленными ядрами.  Пожар  занялся  на  палубах,  и  бандит  вынужден  был
отступить за острова. С тех пор он, казалось, затаился, но  надо  оставаться
начеку.
   Граф спросил, не вернулись ли еще два корабля, которых он ожидал: один из
Бостона, другой - "Голдсборо" - из Европы. Но было  еще  слишком  рано.  Что
касается небольшой бостонской яхты, которая  высадила  людей  Кутра  Рица  в
устье Кеннебека, то  она  вынуждена  была  сразиться  с  упомянутым  Золотой
Бородой и вернулась в порт сильно поврежденная.
   - Этот разбойник заплатит мне сторицей, - заявил Жоффрей де Пейрак. -  Он
не хочет ничего упустить. Но, если он не вернет мне живым  моего  швейцарца,
то я доберусь до его собственной шкуры. Я его найду хоть на краю света.
   Дефур сказал, что Французский залив  кишит  этими  канальями  пиратами  и
флибустьерами южных морей. Зная, что летом в  северные  колонии  англичан  и
французов шли корабли с товарами, они рыскали здесь, чтобы захватывать их  с
меньшим риском, чем испанские галионы. Это притягивало к  Акадии  английские
военные корабли, вызываемые для охраны рыболовецких флотилий в  Бостоне  или
Вирджинии.
   - Не говоря о том, господин граф, что этим англичанам  нечего  делать  во
Французском заливе. С какой стати они считают, будто им все позволено?
   Дефур добавил, что, совершая торговое путешествие вдоль берегов, он сумел
осуществить одно важное дело.
   - В прошлом году, когда я почти умирал  от  голода,  истощив  запасы,  вы
хорошо снабдили меня всем необходимым, господин де Пейрак, и теперь, проходя
через  устье  реки  Сен-Жан,  я  смог  забрать  шесть  солдат  из  гарнизона
небольшого форта  Сент-Мари.  Я  привез  их  сюда,  чтобы  передать  в  ваше
распоряжение.
   - Значит, Дефур, тебе мы обяз