несшими
корзины с провизией, пришла сюда, чтобы  попрощаться  с  м-ль  Буржуа  и  ее
девушками.
   Дети также пришли с ней, как и Иоланта с Адемаром, оба  юных  пажа,  Элуа
Маколле и Пиксаретт, вновь одетый в свою  медвежью  шкуру,  с  томагавком  и
луком. В толпе провожающих, как всегда, было много индейцев.
   Здесь был и маркиз Виль д'Аврэй, которого всегда можно было увидеть  там,
где происходило что-либо интересное. Он подошел  к  Анжелике,  показывая  ей
тех, с кем она еще не была знакома. Маркиз указал ей на мадам  ле  Башуа,  о
которой ей приходилось слышать как о женщине, замечательной  со  всех  точек
зрения. Она пришла в сопровождении обеих дочерей и зятьев, а также их детей.
Рядом с ними стояли господа де Шабли-Монтобан и Ромэн де  Лобиньер,  первый,
имевший виды на старшую, почти достигшую  возраста  старой  девы,  что  было
редкостью  в  Канаде,  второй,  ухаживающий  за  младшей  -   очаровательной
брюнеткой лет восемнадцати. Мадам ле Башуа смеялась,  отпускала  остроты,  и
вокруг нее сразу же собралась толпа поклонников.
   Господин д'Арребуст пробрался к м-ль Буржуа, чтобы вручить ей письма  для
его жены,  Камиллы  д'Арребуст,  посвятившей  свою  жизнь  Богу,  ушедшей  в
монастырь и жившей в затворничестве в Виль-Мари,  проводя  все  свои  дни  в
молитвах и умерщвлении плоти.
   Две большие лодки подошли к  набережной.  На  корме  каждой  из  них  был
натянут тент, защищающий детей и женщин в случае плохой погоды.
   Анжелика  увидела  семью  новых  иммигрантов,  с  которыми   она   вместе
дожидалась аудиенции в приемной епископа. Одетые в удобные плащи  и  сапоги,
они имели уже более жизнерадостный вид. Они высадятся на берег, недалеко  от
того прихода, где находится поместье их сеньора. Зиму они  проведут  в  доме
какого-нибудь местного жителя, осваиваясь с трудностями канадского быта, а с
приходом весны начнут обрабатывать землю и строить свой собственный дом.
   Возвращался в свое поместье на берегу реки и молодой сеньор, лет двадцати
на вид, в сопровождении своей супруги, которой едва  ли  минуло  семнадцать.
Они горячо благодарили господина де Берньер, бывшего директором семинарии  и
кюре в Квебеке, который удостоил их чести, крестив их новорожденную дочь.
   Молодая женщина приезжала летом рожать в Отель-Дье в Квебеке.
   В течение всего  времени,  пока  на  лодки  грузили  всевозможные  ящики,
сундуки, бочки, этот симпатичный сорокалетний священник держал с материнской
заботой младенца на руках.
   Нежно глядя на дитя, он давал его молодой матери  многочисленные  советы.
Молодая чета приходилась ему дальней родней - они были  потомками  одной  из
самых известных семей в Нормандии. Он хотел, чтобы  дитя  назвали  Журдэной,
как одну из его тетушек, сестру его дяди, Жана де Берньера, друга  мадам  де
ла Петри, одной из основательниц Канады.
   Виль д'Аврэй долго не отпускал м-ль Буржуа. Анжелика уже решила,  что  ей
не удастся сказать ей  хоть  несколько  слов  на  прощание.  Держа  за  руку
Керубина, маркиз болтал без умолку, не обращая внимания на остальных .
   - Я не хочу отдавать его на воспитание ни к иезуитам, - говорил он, -  ни
даже к этим господам из семинарии...
   - В любом случае он еще слишком мал, чтобы браться за учебу,  -  отвечала
м-ль Буржуа.
   - Это правда. Я хотел  бы  отдать  его  такой  воспитательнице,  как  вы,
матушка Буржуа, ведь ему нужно сделать карьеру.
   - Что значит "нужно"? И какую карьеру? - прямо спросила м-ль Буржуа.
   - Королевского пажа. Ни о какой другой не может быть и речи. Но  я  хотел
бы отправить его во Францию, когда ему исполнится восемь-девять  лет.  А  до
того времени  предоставить  его  Марселине,  его  матери?  Ни  за  что!  Она
прекрасная женщина, я ее обожаю, но ведь она не  имеет  никакого  понятия  о
воспитании, живя в глуши Французской бухты. Я не могу  допустить,  чтобы  из
него вырос такой же неотесанный олух, как все остальные братья  Дефур...  Ни
за что!
   Барон Вовенар, житель Акадии, так же как и  Гран  Буа,  также  находились
здесь. Оба воспользовались своим пребыванием в  Квебеке,  чтобы  найти  себе
жен.
   Вовенар  ухаживал  за  богатой  и  привлекательной   вдовой,   прозванной
Кружевницей, так как она была из Фландрии и занималась этим тонким ремеслом.
Она жила на той же улице, что и маркиз де Виль  д'Аврэй,  и  Анжелике  часто
приходилось видеть ее за плетением кружев, когда она проходила мимо ее окна.
   - Итак, вы перед всем миром объявили Керубина  вашим  сыном?  -  спросила
Анжелика маркиза, когда тот подошел к ней.
   - Ну, с матушкой Буржуа бесполезно притворяться. Она  с  первого  взгляда
все поняла... И он ведь в самом деле так  на  меня  похож...  -  сказал  он,
разглядывая Керубина.
   - Ну и что она вам посоветовала, чтобы успокоить вашу отцовскую тревогу?
   - Предоставить его вашим заботам... что я и собираюсь сделать.
   Теперь с Маргаритой Буржуа разговаривал Элуа Маколле. Видно было, как она
его наставляла вполголоса, а он покорно кивал своей красной шапкой.
   Затем господин  д'Арребуст  вручил  м-ль  Буржуа  приготовленное  письмо.
Анжелика слышала, как он попросил:
   - Скажите ей, что я ее люблю...
   - А почему бы вам самому  не  поехать  и  сказать  ей  это?  -  возразила
монахиня.
   Из-за шума Анжелика не расслышала его ответа, но вдруг она  увидела,  как
д'Арребуст возвращается, крича: "Я уезжаю!"
   Он отправил своих слуг за несколькими самыми необходимыми  вещами,  и  те
побежали к его дому.
   Начался прилив, и  было  объявлено  о  начале  посадки.  Толпа  оживленно
задвигалась, зашумела.
   В  это  время  две  кареты,  украшенные  бахромой  и  перьями,  скрипя  и
раскачиваясь после спуска из Верхнего города,  подъехали  к  набережной.  Их
прибытие привлекло всеобщее  внимание.  Вышедшие  оттуда  люди  держались  в
стороне,  не  смешиваясь  с  толпой.  Среди  них  были  ярко  накрашенные  и
разряженные дамы и не менее  пестро  наряженные  мужчины.  Их  костюмы  были
безвкусны и кричащи.
   Дамы играли веерами, мужчины опирались на высокие трости с  рукоятями  из
золота  и  слоновой  кости.  Вся  эта  группа  проследовала  в  самый  конец
набережной, пристально  глядя  в  направлении  Орлеанского  острова,  словно
ожидая оттуда чьего-то прибытия.
   Впереди всех стояла немолодая  женщина,  весьма  элегантная  и  говорящая
очень громко. Виль д'Аврэй и Шабли-Монтобан были единственными, кто  подошел
поздороваться с ними и обменяться несколькими словами.
   - Это мадам де Кампвер, - сообщил маркиз Анжелике, вернувшись.  -  Король
отправил ее в изгнание за то, что она слишком часто плутовала во время игры.
Она  последовала  за  своим  молодым   любовником,   офицером   из   Канады,
возглавлявшим одну из военных кампаний. Она  постоянно  играет,  она  играет
столько, что от этого у нее уже стерлись пальцы. Но  она  устраивает  иногда
прекрасные приемы.
   - О! Могли ли мы встретить  кого-нибудь  из  этих  людей  в  день  нашего
прибытия?
   - Некоторых... Я не со всеми знаком. У мадам де Кампвер свое общество,  и
они держатся особняком, предпочитая таким образом  забывать,  что  они  и  в
самом деле находятся в изгнании. Кое-кто из них приехал в мое отсутствие. Но
вскоре я все о них разузнаю.
   Парусник, шедший  с  Орлеанского  острова,  причалил  к  берегу.  Пожилой
мужчина, закутанный в плащ, полы которого тащились по земле, так как он  шел
согнувшись,  вышел  на  набережную.  Его  тут  же  окружила  пестрая   толпа
ожидавших, похожая на стаю попугаев.
   Виль д'Аврэй пошел разузнать о прибывшем.
   - Это некий граф де Сент-Эдм, один из сопровождающих герцога де ла Ферте.
Говорят, что этот старик занимается магией и  что  он  ездил  на  Орлеанский
остров, чтобы встретиться  там  с  одной  колдуньей.  Вот  уж  действительно
странная компания. Надеюсь, они не испортят нам нашу зиму.
   Светское общество возвращалось, демонстративно не замечая толпу канадцев,
занятых посадкой.
   Один  из  этих  господ,  проходя  мимо  Анжелики,  повернулся  к  ней   и
поздоровался, приветственно приподняв свою шляпу с перьями. Она не ответила,
делая вид, что не заметила его жеста. Она была счастлива и  почти  гордилась
тем, что находится рядом с  такими  людьми,  как  м-ль  Буржуа,  Ломени  или
Вовенар, среди всех этих красных, голубых и белых колпаков канадской толпы.
   Пока ожидали  прибытия  багажа  господина  д'Арребуста,  Анжелика  смогла
наконец подойти к Маргарите Буржуа, чтобы передать ей корзинку с  пирожными,
приготовленными метрдотелем "Голдсборо" специально для них.
   - Спасибо, моя дорогая, вы нас так балуете. Мы не едим сладкого,  но  эти
лакомства порадуют детей и женщин во время нашего  долгого  путешествия.  Вы
так любезны!
   Несмотря на то, что объявили об  отправлении,  она  не  торопилась.  М-ль
Буржуа продолжала рассматривать Анжелику  тем  долгим  испытующим  взглядом,
который Анжелика помнила еще по их встречам в Тадуссаке.  Не  выдержав,  она
шутливо спросила:
   - Вы смотрите так, будто хотите узнать, как устроена женщина-демон?
   Монахиня вздрогнула, но тут же добродушно рассмеялась:
   - Нет, это не совсем то, что меня интересует. Еще с нашей первой  встречи
я пытаюсь понять, кого вы мне напоминаете. И знаете, что  любопытно?  То  ли
это  случайное  сверхъестественное  совпадение,  то  ли  предупреждение   на
будущее, откуда мне знать? Но вы невероятно напоминаете  мне  одну  девочку,
которая воспитывалась у нас в нашей школе в  Виль-Мари  и  которую  прозвали
"маленькая чертовка"... Ну и перец была она! За все те годы, пока мы  бились
с этим ребенком, мы так ничего и не достигли.
   - Она была индианка?
   - Вовсе нет! Дочь одного из наших колонистов.  Ее  старшие  сестры  также
прошли нашу школу, но это были совсем другие дети -  добрые,  послушные,  но
она... Как бы вам ее описать? Бесенок! Эльф! И иногда,  когда  я  смотрю  на
вас, иные ваши жесты, ваша речь мгновенно напоминают мне эту  девочку.  Это,
несомненно, из-за ваших глаз. У нее были такие же зеленые глаза,  а  это  не
совсем обычный цвет...
   - А звали ее также Анжеликой?
   - Нет!
   - Ну, хоть это...
   - Но...
   М-ль Буржуа хитро посмотрела на нее.
   - ...Ее звали Мари-Анж.
   Анжелика рассмеялась.
   - Это действительно интересно.
   - Вы считаете нас тут слишком суеверными,  не  так  ли?  Всюду  мы  видим
приметы, предзнаменования. Не скрою, я верю в них. Вероятно, это объясняется
тем, что мы живем в постоянной опасности и порой чудом выживаем. Вы сами это
заметите, пожив хоть немного в Канаде... Малейшее событие может ничего и  не
означать, но в то же время указывать на  что-то  важное,  на  предупреждение
свыше, иметь тайный смысл...
   Приезжайте к нам в Виль-Мари осенью, на пушную ярмарку, я вас  познакомлю
с исключительными личностями... Ах, да! Я  разговаривала  о  ваших  "дочерях
короля" с дамами из "Святого Семейства"... Они займутся ими.
   - Да, я виделась с мадам де Меркувиль вчера  на  Большом  Совете:  Я  вам
очень благодарна.
   - Матушка Буржуа! Матушка Буржуа!
   Все хотели с ней проститься. Ей с трудом удалось  вырваться  из  объятий,
напутствий, пожеланий. Она поднялась на борт. Выделяясь на фоне серой  воды,
ее строгий черный силуэт, казалось, неразделимо слит с самой природой. - Она
была частью Канады. И прощаясь с ней, многие чувствовали себя осиротевшими.
   Подняли паруса, и лодки отплыли от берега. Какое-то время они  лавировали
между Квебеком и Левисом, ища попутного ветра, и, наконец, стали  удаляться.
Люди на набережной кричали им вслед и  махали  платками.  Со  всех  соседних
пляжей индейские каноэ устремились за ними  вслед  по  оставляемым  на  воде
бороздам. Оставшиеся на берегу грустно расходились.
   - Они вовремя подняли парус, - заметил господин де Верньер, священник.  -
Посмотрите!
   Он указал пальцем в направлении  острова  на  нечто,  очень  напоминавшее
белую пену. Но она не рассыпалась, а оставалась неподвижной.
   - Это льдины... - сказал он. - Скоро зима!

***

   На вопрос, который Анжелика постоянно задавала себе: кто был тот человек,
поздоровавшийся с ней на набережной и кто  отпустил  замечание  относительно
Рескатора в день их прибытия, она получила ответ неожиданно быстро, и принес
ей его Виль д'Аврэй.
   После полудня он пришел, как и обещал, чтобы ближе  познакомить  Анжелику
со своим домом, в который он вложил столько денег и забот.
   Шифер для кровли  его  возлюбленного  жилища  ему  доставили  из  Анжу  -
превосходный черный шифер, наилучшего качества, из Италии - все  необходимые
скобяные изделия, мраморные плиты, а также стекла - роскошь,  которую  могли
себе позволить лишь самые знатные господа.
   - Если бы вы знали, как я горжусь тем, что вы поселились в  стенах  моего
дома. Моя репутация человека со вкусом от этого  сильно  укрепится.  Идемте,
присядем на это канапе, - говорил он, обняв Анжелику за талию, изо всех  сил
стараясь отвлечь  ее  от  разговора  о  присвоенных  им  скальпах.  Анжелика
возразила:
   - Но вы же собирались показать мне дом. Сейчас не время отдыхать.
   - Пусть будет так.
   Маркиз бросил томный взгляд на канапе, затем, все так же  обнимая  ее  за
талию, легким поцелуем коснулся ее виска.
   - Я люблю женщин, - сказал он мечтательно. - Я слишком влюблен в красоту,
чтобы не любить женщин, когда они поистине красивы.  И  вообразите  себе,  я
очень хорошо умею целовать. Я хотел бы, чтобы вы об этом узнали.
   И, поскольку она засмеялась, продолжал:
   - ...Ах! Это именно то, чего я  добивался!  Ваш  смех...  Я  всегда  умел
обращаться с женщинами. Они меня любят, потому что я их люблю.  Они  умны  и
интересуются жизнью, не то что мужчины. Боже!.. Мужчины - как это скучно!
   И с этим восклицанием, довольно неожиданным с его стороны, он увлек ее  в
погреба, показывая множество всяческих припасов,  заготовленных  "для  нее".
Тут были и бочки с бургундским вином, и бисквиты  из  Италии,  горох,  бобы,
сахарный тростник, не говоря  уже  о  многочисленных  соленьях  и  банках  с
пряностями.
   Благодаря овцам и козам в доме всегда имелось свежее молоко.
   Под сводами, беленными известью, глиняный пол был устлан соломой и царила
приятная сухая прохлада, предохраняющая  продукты  от  порчи  и  плесени.  В
других  подземных  помещениях,  менее  проветриваемых  и   более   холодных,
хранились вина.
   Виль д'Аврэй устроил также  ледник,  позволяющий  во  время  летней  жары
охлаждать напитки.
   - Что бы мы делали без наших погребов и наших запасов? Это наши наилучшие
союзники, в этом суровом климате. Зимой благодаря запасам мороженого мяса мы
можем не ходить в лес на охоту. Наши погреба защищают провизию и от жары,  и
от холода. А вы знаете, что по  большей  части  -  это  естественные  гроты,
только лишь обустроенные. У  нас  тут  в  Верхнем  городе  существует  целый
подземный город, в котором мы могли бы жить, подобно  кротам.  Вот  было  бы
забавно!
   Он подмигнул.
   - В наших подвалах существуют тайные ходы. Они повсюду,  и  некоторые  из
них сообщаются между собой. Они хранят множество секретов... Знаете  ли  вы,
что существует подземный ход, ведущий от иезуитов к подвалам под  монастырем
урсулинок? Таким образом, эти  благочестивые  господа  могут  наносить  друг
другу визиты. Хе-хе! Так, что никто об этом и не узнает!
   Он не мог не позлословить.
   Из подвалов они поднялись на чердак. Маркиз взял свой  лорнет.  Глядя  из
чердачного окошка, он сказал:
   - Вот что! Я устрою комнату на чердаке, как Клео  д'Уредан,  так  как  вы
считаете, что мой дом слишком мал.
   - Вовсе нет! Я же сказала  вам,  что  он  мне  очень  нравится  и  вполне
подходит.
   Лорнет маркиза был направлен вовсе не на чудесную панораму, открывающуюся
с чердака его дома, а на убогую хижину с соломенной крышей, которая как гриб
торчала у подножия другого дома, стоявшего несколько левее.  В  этой  лачуге
проживал его сосед, Юсташ Банистер. С  горестной  гримасой  маркиз  объяснил
Анжелике, что этот невзрачный домишко был позором всего квартала  и  занозой
лично для него, Виль д'Аврэя.
   Стремясь расширить свои владения, построить конюшни, коровники,  пекарню,
он сталкивался  с  препятствием,  заключавшимся  в  нежелании  хозяина  этой
развалюхи продать ему хоть клочок земли. По наследству  Банистеру  досталась
большая часть холма, на котором находились оба их  дома.  Но  на  территории
Банистера не было ничего, кроме полусгнившей  хижины,  построенной  еще  его
родителями, приехавшими в Канаду из Нормандии в 1635 году.  Юсташ  Банистер,
по прозвищу "стукач", в ней родился  и,  возвращаясь  после  путешествий  на
Большие Озера, недолгое время жил в ней.
   Он был переводчиком у индейцев, траппером. Соседи видели его очень редко.
Но после того, как епископ  отлучил  его  от  церкви  за  продажу  спиртного
индейцам и он потерял дворянский титул, так как вовремя  не  зарегистрировал
бумаги в Высшем Совете, он начал бесконечные тяжбы со всеми и уже  два  года
жил в Квебеке в своем доме с крышей из гнилой соломы.
   Он жил не один, а с  вялой  белокурой  женщиной,  носившей  странное  имя
Немецкая Жанна, и с четырьмя детьми, дикими, как койоты.
   По истечении двух лет жители улицы Клозери готовы были подать прошение об
отмене "отлучения от церкви" и о том, чтобы ему вернули его право на  охоту,
лишь бы только как-нибудь от него избавиться.
   Но  этот  сорокалетний  молчаливый  гигант,  пьяница  и  грубиян,   решив
отомстить всему городу, прекрасно понимал, что наилучшей  местью  будет  то,
что он откажется продавать свой участок и останется жить  в  жалкой  хижине,
недостойной даже  угольщика,  которую  все  достопочтенные  жители  Верхнего
города мечтали снести. Его двор, заваленный всяческими отбросами и рухлядью,
был подобен бельму в этом респектабельном и  живописном  районе.  В  дальнем
конце его участка рос красивый красный дуб, поднимающий свои узловатые ветки
наподобие канделябра. У его подножия был привязан тощий пес.
   Виль д'Аврэй горестно поведал Анжелике, что  это  единственное  пятно  на
этой идиллической картине, единственный  штрих,  нарушавший  гармонию  этого
красивейшего квартала в Квебеке, в котором он  построил  свой  дом.  Живя  в
городе, невозможно чувствовать себя хозяином, так  как  всегда  зависишь  от
соседей!
   Анжелика возразила, что до сих пор это соседство не доставляло ей никаких
неприятностей,  за  исключением  двух-трех  случаев,  когда  дети  Банистера
запрягали в деревянную тележку свою несчастную  собаку  и  мчались  вниз  по
улице  с  адским  грохотом.  В  страшном  негодовании,  Онорина  вопила   от
возмущения...
   - Настоящие койоты, я же ваш говорил, ~ вздохнул Виль д'Аврэй.  -  И  это
только начало.
   - А ведь вашей соседкой  могла  стать  мадам  де  Модрибур!  Вы  обратили
внимание на Большом  Совете,  какого  сорта  "друзья"  ожидали  герцогиню  в
Квебеке?.. Этот граф де Варанж, о котором они упоминали...
   Маркиз Виль д'Аврэй понизил голос и огляделся по сторонам,  как  будто  в
его доме мог прятаться шпион.
   - ...Это  член  очень  влиятельного  общества  "Святого  Причастия",  но,
несмотря на это, он был  отправлен  в  Канаду  из-за  одной  безнравственной
истории.
   Когда Виль д'Аврэй рассказывал что-нибудь скандальное, у него всегда  был
такой вид, будто он и сам принимал в том участие. Так уж он был воспитан,  и
такова была его натура - непосредственная и жизнерадостная. На  самом  деле,
что бы он ни делал, его совесть  всегда  была  чиста.  Но,  следуя  светским
привычкам,   он,   рассказывая    о    чем-нибудь    непристойном,    всегда
многозначительно улыбался и опускал глаза.
   -  Мне  рассказали,  что  этот  престарелый  ханжа  был  опекуном  одного
мальчика, наследника громадного состояния.  Говорят,  что  он  обманул  его,
сумев перевести на свое имя все  его  имущество,  затем  удавил  мальчика  и
бросил его тело в  колодец...  В  Париже  он  был  любовником  герцогини  де
Модрибур.  Вы  предст