а.
   - Для чего они ему?
   - Не знаю. Но видимо, они ему понадобятся...
   Анжелика посмотрела вокруг.  За  несколько  часов  снег  растаял,  покрыв
блестящими капельками росы траву и листья.
   - Флоримон, тебе что-нибудь известно о намерениях отца?  Ворота  все  еще
открыты. А ведь ирокезы могут появиться в любую минуту.
   - Отец выслал разведчиков, они  следят  за  ними  и  сообщат  нам  об  их
приближении.
   - Все-таки что же он собирается делать?!
   - Не знаю. Но вы не волнуйтесь, матушка. Положение наше,  конечно,  очень
серьезное, но отец сумеет найти выход и из него.
   Такова была общая магическая формула. Все твердили:
   "Наш отец... наш хозяин сумеет найти выход из любого положения".
   Когда на лице де Пейрака появлялось то особое сосредоточенное, так хорошо
знакомое им выражение, все понимали: вопросы сейчас излишни, следует  только
повиноваться. Но Анжелика, слишком много перестрадавшая, знала, что в  жизни
даже он не всегда, к сожалению, может найти выход. В глубине души она до сих
пор не могла забыть и простить ему, что в  то  далекое  лето  он  недооценил
своего врага, не рассчитал, что удар может  быть  нанесен  мгновенно,  и  не
предотвратил  его.  Правда,  враг  был  чрезвычайно   опасный,   чрезвычайно
галантный и коварный - сам всемогущий король  Франции,  Людовик  богоданный,
XIV. Граф Жоффрей де Пейрак пренебрег  тогда  опасностью,  заглушил  в  себе
голос разума,  подсказывавший  ему  немедленно  бежать.  Он  хотел  провести
последнюю ночь  с  ней,  со  своей  женой,  Анжеликой.  Людовик  XIV  ударил
внезапно, как молния. И жизнь их была разбита.
   И даже сейчас ей порою приходилось  рассчитывать  только  на  собственные
силы,  и  как  часто,  увы,  она  вынуждена  была  признать,  насколько  они
ограниченны.
   Анжелика постоянно была настороже.  В  любом  событии  она  прежде  всего
старалась предугадать опасность и тут же начинала изыскивать средства, чтобы
избежать ее. Де Пейрак смотрел на жизнь другими глазами, он верил в удачу  и
действительно считал, что даже из самого  трудного  положения  всегда  можно
найти выход. Анжелике оставалось только завидовать его оптимизму.
   И  сейчас  де  Пейрак  был  спокоен.  Однако  он  чуть  не  потерял  свое
спокойствие, когда, наконец, улучив минуту, Анжелика сказала ему, что  вождь
могавков жив и что из-за тяжелого ранения он не мог добраться до ирокезов  и
призвать своих братьев к мщению. Уттаке в их руках, здесь, в  Катарунке,  ей
удалось спасти его жизнь, и сейчас она выхаживает его.
   - Где же вы были раньше? Что же вы молчали? - вскричал  де  Пейрак,  едва
сдержавшись, чтобы не  ударить  кулаком  по  столу.  -  Известие,  по-моему,
заслуживает внимания. Оно может в корне изменить  все  планы.  Впрочем,  что
значит изменить! Вы даже не представляете, как оно  облегчает  нашу  судьбу!
Теперь я почти уверен, что все мои замыслы  осуществятся  и  все  произойдет
именно так, как я задумал.
   - Нельзя ли узнать, на что вы решились?
   - Пока нет.
   - Вы собираетесь защищать форт? Нам придется сражаться?
   - Да! И возможно, до  последнего...  Мы  хорошо  вооружены  и  смогли  бы
одолеть их войско. Но наша победа над ними одновременно явилась бы  и  нашим
поражением, они все равно не дали бы нам здесь житья, и рано или поздно  нам
пришлось бы покинуть эти места. Я предпочитаю пойти другим путем.
   - Каким же?
   - Пока я не могу сказать вам ничего.
   - Конечно, я слишком глупа, чтоб оценить ваши планы! - с гневом и  обидой
воскликнула Анжелика.  -  Вы  забываете,  что  я  тоже  командовала  военным
отрядом... Вы считаете, что мое место на кухне. Ваше недоверие ко мне,  ваша
скрытность приводят меня в отчаяние!
   - О! Зато вы удивительно откровенны! Вы так  щедры  на  объяснения  своих
поступков и чувств!.. Вы даже до сих пор не рассказали  мне,  что  произошло
между вами и Уттаке, в результате  каких  событий,  какой  неосторожности  с
вашей стороны вам удалось в тот вечер захватить в плен и  привести,  как  на
поводке, самого страшного врага белых. Вы находите, что в  этом  нет  ничего
странного?  Что  это  не   требует   объяснений?   Вы   куда-то   исчезаете,
возвращаетесь,  если  вам  заблагорассудится,  рискуете  жизнью,  совершаете
удивительные и безумные вещи... И вы, видимо, считаете, что все это не имеет
ко мне никакого отношения?.. Вот и сегодня... вы спасли жизнь Уттаке, но  вы
молчите об этом в течение многих  часов,  словно  я  чужой  вам  человек,  к
которому вы не смеете подойти. А как вы думаете,  в  тот  вечер,  когда  эти
проклятые французы пожирали вас своими глазами,  а  вы  с  таким  искусством
кокетничали с ними, меня это приводило в восторг? Вам, может быть,  кажется,
что мне всегда легко и отрадно с вами?
   Они почти с ненавистью смотрели в глаза друг  другу,  потом  в  их  лицах
что-то дрогнуло и оба рассмеялись.
   - Любовь моя, - сказал Жоффрей,  притянув  ее  к  себе,  -  простите  мою
резкость. Я слишком люблю вас, и в этом мое несчастье.  Я  постоянно  боюсь,
что вы снова ускользнете от меня и  что  ваша  неосторожность  погубит  вас.
Однако признайтесь, что ваша скрытность ничуть не уступает моей... И тем  не
менее я с каждым днем все больше убеждаюсь, как бесконечно  вы  мне  дороги.
Сегодня утром я, наверно, задохнулся бы от отчаяния, не будь  вас  рядом  со
мной. Ведь по вашим глазам я видел, что вы испытываете совершенно то же, что
и я. Возможно, это и помогает мне держаться. Мы  очень  близки  друг  другу,
любимая, может быть даже ближе, чем это вам кажется. Однако я вам ничего  не
скажу. Пока не скажу, моя радость. Наберитесь терпения, прошу вас.  Со  мною
рядом верные и опытные советники, Перро и Мопертюи, они одобряют то, на  что
я решился.
   Он взял лицо Анжелики в свои ладони, поднял его и заглянул ей в глаза.
   - Доверьтесь же мне, дорогая!
   Под его ласковым взглядом, которому она никогда не умела противиться,  ей
оставалось только в знак согласия опустить веки и покориться.
   Уттаке открыл глаза. В светлом проеме распахнутой настежь двери он увидел
две фигуры. Мужчина и женщина стояли над ним, тесно прижавшись друг к другу.
Он снова сомкнул веки, ибо знал,  что  об  эту  стену  разбивается  вся  его
ненависть.
   - Уттаке, я приветствую тебя,  -  торжественно  и  печально  произнес  де
Пейрак. - Я принес тебе  скорбную  весть.  Мужайся,  брат  мой.  Этой  ночью
Сваниссит, Онасатеган, Анхисера и Ганатуха предательски убиты патсуикетами.
   - Я знаю. Я все видел.
   - Уттаке, я храню в своей памяти все,  что  мне  говорил  Сваниссит.  Мне
известно, что ты его преемник. Я приветствую в твоем лице вождя  Союза  пяти
племен.
   Индеец ответил не сразу, и, когда  заговорил,  голос  его  звучал  совсем
глухо:
   - Ты позвал нас к себе в Катарунк, пригласил войти  в  твой  дом,  и  под
твоей крышей нас ждало страшное предательство!
   - Кто совершил это злодейство? Ты же все видел, скажи мне!
   - Барон де Модрей и его проклятые сообщники -  патсуикеты,  дети  Черного
Платья.
   - Значит, ты знаешь, что моей вины тут нет.  Ты  должен  понять,  Уттаке:
тот, кто убил ваших вождей, предал и меня! Не заставляй же краснеть от стыда
мое лицо, оно и так обагрилось кровью, и кровь эта пролилась  тоже  по  вине
патсуикета. Смотри!
   И  он  показал  на  повязку,  стягивавшую  его  лоб.   Казалось,   Уттаке
колеблется; затем он с трудом  приподнялся  на  локтях,  и  горькая  гримаса
исказила его застывшее лицо.
   - Какое мне дело до ссор между белыми? - с презрением проговорил он. - Вы
все заодно. И я вас всех одинаково ненавижу.
   - Лихорадка помрачила твой разум, Уттаке. Что бы ты  ответил,  если  б  я
стал обвинять ирокезов в  преступлении,  которое  совершили  гуроны,  только
потому, что вы принадлежите к одной расе?
   Он замолчал, чтобы дать индейцу время осмыслить его слова, а потом  снова
заговорил:
   - Мужайся, Уттаке!  Хорошенько  подумай,  прежде  чем  сказать  последнее
слово... Ты обязан помнить о судьбе твоего народа.
   - Мы оставили часть своих воинов в лесу под  началом  Тахутагета,  другие
теперь уже начали переправляться на этот  берег  ниже  по  реке.  Скоро  они
узнают о том, что случилось, скоро они будут здесь. - Силы оставили  его,  и
он упал навзничь. - Меня ты можешь убить, Текондерога, - побелевшими  губами
чуть слышно проговорил он, - но не в  твоей  власти  помешать  моим  братьям
отомстить за гибель наших вождей.
   - А кто тебе сказал, что я хочу помешать  им  в  этом?  -  воскликнул  де
Пейрак. - Народы Длинного Дома, идите же в Катарунк! Идите сюда все  племена
союза ирокезов! Мстите за своих убитых вождей!
   И  он  удалился  вместе  с  Анжеликой,  оставив   взволнованного   Уттаке
размышлять над своими словами.
   Воздух был так сух и  прозрачен,  что  эхо  жестокого  сражения,  которое
ирокезы  вели  с  патсуикетами  где-то  неподалеку  от   деревни   Модезеан,
докатилось до самого Катарунка.
   Немного позже разведчики донесли, что почти  все  участвовавшие  в  битве
патсуикеты были истреблены, совсем немногим  удалось  спастись  бегством.  И
Пиксарет, видя, что остался  один,  взвалил  на  свои  плечи  раненого  отца
д'Оржеваля и бросился в  лес.  Несмотря  на  погоню  ирокезов,  ему  удалось
скрыться. Он донес миссионера до Пенобскота, где на  острове  Нокумбега  был
французский форт. Судьба Модрея долго оставалась неизвестной.
   Победители сожгли дотла деревню,  замучили  пытками  двух  пленников.  На
следующий день они отправились в Катарунк и по дороге узнали  о  страшной  и
бесславной смерти своих вождей.

Глава 14

   Анжелика,  стоя  на  коленях,  перевязывала  раненого  Уттаке,   которого
перенесли во флигель, когда в  комнату  ворвался  непонятный  страшный  рев,
одновременно пронзительный и гулкий.  Рев  нарастал,  заполняя  все  вокруг,
потом мгновенно оборвался и замер.
   Анжелика взглянула в открытое окно, думая,  что  приближается  гроза  или
ураган. Но небо было ясное.
   Уттаке, сверкая глазами, приподнялся на своем ложе.
   Тогда она поняла все и дрожь пробежала у нее по спине.
   Это был воинственный клич ирокезов.  Он  прогремел,  и  снова  воцарилась
мертвая тишина. Ни одного выстрела не раздалось ему в ответ.
   Закончив перевязывать Уттаке, она аккуратно  собрала  все  медикаменты  и
корпию и опустила  их  в  свою  сумку.  Де  Пейрак,  не  вдаваясь  в  лишние
объяснения, приказал всем собрать необходимые вещи, чтобы  быть  готовыми  к
любой случайности. В свою дорожную сумку  Анжелика  положила  платье,  смену
белья и драгоценную шкатулку, где теперь  не  хватало  зеркала,  подаренного
Сванисситу, и коробочку с драгоценностями Онорины.
   Минутами у нее мелькала догадка, каким образом де Пейрак  задумал  спасти
их жизнь, не вступая в бой с ирокезами. Но она тут же отгоняла ее прочь, так
как самой ей казалось, что сделать это без кровавой битвы невозможно.
   Анжелика проверила висящий на поясе пистолет.  Они  все  были  вооружены.
Даже у госпожи Жонас  был  в  руках  мушкет,  который  она  держала,  словно
ребенка. Услыхав клич индейцев, все бросились в комнату к Анжелике и  сейчас
не отходили от нее ни на шаг; и взрослые и дети чувствовали  себя  спокойнее
рядом с ней. Они ждали, застыв в напряженных позах, с оружием  и  собранными
вещами в руках, с опаской косясь на лежавшего в углу  раненого  ирокеза.  От
них требовалось совсем немного: когда дадут знак, им надо будет перейти двор
и выйти из форта, не показывая своего  страха.  Что  будет  дальше,  они  не
знали.
   Наконец, в дверь постучали, и в комнату вошли Мопертюи с сыном; подхватив
Уттаке, они поставили его, крепко поддерживая с обеих сторон, чтобы  он  мог
держаться на ногах. Следом  за  ними  в  великолепном  одеянии  из  красного
бархата появился граф де Пейрак.
   - Твои братья пришли, - сказал  он  Уттаке,  спокойно  натягивая  кожаные
перчатки  с  черными  крагами,   расшитыми   серебром.   -   Они   стоят   в
нерешительности у подножия нашего холма. Сейчас к ним из форта вышел  Никола
Перро. Он наблюдает за ними сверху, и они не знают, что делать: поразить его
стрелой или нет. Ты должен поговорить с ними.
   - Какую роль ты хочешь заставить  меня  играть,  Текондерога?  -  спросил
индеец, содрогнувшись всем телом. - Ты же знаешь, если я заговорю, я призову
своих братьев к мести.
   - Против кого?
   - В твоем форте, под твоей крышей, свершилось предательство...
   - Увы, это так. Но я искуплю этот позор. Каким образом? Это уж мое  дело.
Сейчас речь идет о тебе, Уттаке. Ты  попросил  помощи  у  белой  женщины  из
Катарунка, у моей супруги, и она спасла твою жизнь. Она бы не сделала этого,
если бы мы хотели смерти ирокезским вождям, пойми это. Но есть нечто гораздо
более важное... Вспомни, ради чего погиб Сваниссит. Он рисковал  всем,  лишь
бы встретиться со мной и добиться союза. Сегодня ты - вождь ирокезов. К чему
хочешь ты привести свой народ? К миру или полному истреблению?
   Де Пейрак был ростом выше индейца, он смотрел на него сурово сверху вниз,
словно желая подавить его физически. Сломить  непокорную  душу  Уттаке  было
задачей почти невыполнимой. Но сейчас от этого  зависела  их  жизнь.  Только
склонив ирокеза на свою сторону, они могли рассчитывать на спасение.
   - Лучше погибнуть! - вскричал Уттаке. - Но знай, ты умрешь раньше.
   - Что ж, значит,  погибнем  все,  -  невозмутимо  ответил  граф  и  затем
обратился к старому канадцу, вошедшему вместе с ним:
   - Мессир Маколле, вы знаете, что следует делать. Поручаю вам этих  женщин
и детей. Расположитесь так, чтобы все время видеть  Никола  Перро.  Если  он
подаст вам знак, вы тотчас же уведете их в форт, а сами приготовитесь к бою.
   - Слушаюсь, мессир граф. Я присмотрю за ними.
   Де Пейрак еще раз взглянул на ирокеза, которого поддерживали  Мопертюи  с
сыном. Сейчас это был его главный козырь, полученный благодаря Анжелике.
   - Дайте ему глоток рома, чтобы он мог держаться на ногах. А теперь идемте
все.
   Выйдя из дома, он сдернул со лба повязку, рана открылась, и по  его  лицу
медленно заструилась кровь.
   Жан Ле Куеннек ждал графа, держа  под  уздцы  вороного  коня.  Де  Пейрак
вскочил в седло, поскакал к открытым воротам  и  через  минуту  исчез  в  их
светлом проеме.
   При  его  появлении  на  эспланаде  снова  раздался  оглушительный   клич
индейцев. У Анжелики так сжалось сердце, что она остановилась,  не  в  силах
сделать шага. Но и на этот раз белые не ответили выстрелами.
   - Идемте. Смелее, - подбадривал их  Маколле.  -  Уж  коль  начали  играть
комедию, надо играть ее до конца. А знаете, разъяренного зверя, уже готового
к прыжку, иногда может остановить что-то ему непонятное,  что  вдруг  удивит
его... Ведь многие ирокезы  и  в  глаза  не  видели  лошади...  Может,  вас,
сударыня, и не очень устраивает такой кавалер, как я, но не  забывайте,  что
после меня у вас, видно, не будет и такого...
   Старик так балагурил и смешил их, что  они  вышли  из  форта  с  веселыми
лицами.
   Никола Перро был действительно там, он стоял, заложив руки  за  спину,  и
спокойно смотрел вниз, где у реки собралось полчище ирокезов.  Ветер  трепал
бахрому, украшавшую его плащ из оленьей  шкуры,  и  острый  кончик  мехового
колпака.
   Де Пейрак гарцевал на своем коне перед знаменосцами, словно производил им
смотр.
   Черные кирасы испанцев сверкали на солнце.
   Мопертюи с сыном, поддерживая Уттаке, встали рядом с Никола Перро.  Внизу
прокатился глухой рокот.
   Анжелика взглянула туда и почувствовала, как кровь  отхлынула  у  нее  от
лица.
   Оба берега заполнили грязные,  окровавленные,  взъерошенные  индейцы.  На
реке было тесно от лодок, челноков и каноэ, а они все откуда-то прибывали  и
прибывали. Индейцы высаживались на  берег,  поднимая  клубы  пыли,  и  молча
устремлялись  в  сторону  Катарунка.  Эта  толпа,  размахивавшая  луками   и
томагавками, производила устрашающее впечатление. Глаза всех были обращены к
форту. Там, наверху, они видели своего старого знакомца,  Никола  Перро,  он
так часто бывал в Священной долине, так часто плавал по Пяти озерам, что они
привыкли его считать своим. Там был и вождь могавков Уттаке... И тут они уже
ничего не могли понять... Ведь им  сказали,  что  все  их  вожди  погибли  в
Катарунке. При виде графа на  его  сказочном  черном  скакуне  их  охватывал
суеверный страх. Они теснились, понемногу наползая на холм, но пока занимали
выжидательную позицию.
   Жоффрей де Пейрак спешился и, пройдя несколько шагов, встал чуть  впереди
Перро и Уттаке. Ветер трепал полы его плаща, развевал волосы, кружевное жабо
и яркие ленты, прикрепленные к плечу.
   Анжелика сжала ручонку  Онорины.  Она  отыскала  глазами  своих  сыновей.
Флоримон и Кантор стояли недалеко от нее, торжественно застыв со знаменами в
руках. На знаменах золотом, алым и голубым шелком были вышиты языки пламени,
стелющегося по ветру.
   Она не знала, что это за символ, надо  будет  спросить  у  них  завтра...
Боже, ведь это "завтра" может для них не наступить...
   Внешне все были так спокойны, что даже трудно было представить, что через
минуту может произойти страшная трагедия.
   - Что сейчас будет? - вполголоса спросила Анжелика у старого Маколле.
   - Пока что  белые  и  индейцы  приглядываются  друг  к  другу.  Оценивают
обстановку. Что-то решают. Ирокезы растерялись: во-первых, они не знали, что
Уттаке жив. Потом, они боятся любых огороженных мест, да и открытых участков
тоже, они привыкли к лесу. Кроме того, белые вышли к ним навстречу, чего  уж
они никак не ожидали. Теперь они окончательно запутались... не знают, что  и
делать... Видите, кое-кто из них начал танцевать, это  они  разжигают  себя.
Вообще ведут себя как кошка, пугающая мышь. Только  вот  кто  кошка,  а  кто
мышь, пока не известно. Спокойно. Они сейчас снова завопят. Не двигайтесь  и
не показывайте, что боитесь.
   Нечеловеческий хриплый вой снова потряс воздух. Госпожа Жонас  и  Эльвира
судорожно вцепились в Анжелику, и она  уже  не  знала,  кого  успокаивать  в
первую очередь - их или перепуганных детей, уткнувшихся к ней в колени:  "Не
бойтесь, их крик звучит  так  громко  только  потому,  что  они  кричат  все
вместе!..".
   На этот раз индейцам ответили. Едва замер  их  клич,  как  раздались  два
мощных взрыва, один на самом берегу реки, за спинами ирокезов, второй где-то
среди скал, поднимавшихся над фортом. Огромные  каменные  глыбы  взлетели  в
воздух и с ужасным грохотом, который тут же повторило и усилило эхо, рухнули
на землю. Ветер паники подхватил ирокезов и раскидал их  в  разные  стороны.
Одни бросились к ивовой роще,  другие  -  к  своим  лодкам.  Самые  отважные
пытались сплотиться и уже начали вкладывать  стрелы  в  натянутые  луки.  Но
взрывы следовали один за другим, отвлекая внимание индейцев и  не  давая  им
опомниться.
   - Что все это значит? - спросил побледневший Уттаке.
   - Твои братья приветствовали меня боевым  кличем.  Я  отвечаю  им  на  их
приветствие. Разве ты забыл, что я Человек Гром?  -  И  добавил,  иронически
взглянув на него:
   - Чего ты боишься, Уттаке? Чего боятся они? Ведь это просто летят камни.
   Вождь могавков пристально смотрел на него.
   - Чего хочешь ты от меня?
   - Поговорить с тобой и с твоими воинами о возмездии за пролитую кровь.
   - Чем можешь ты расплатиться с нами за кровь наших вождей?
   - Поговорим, и ты узнаешь...
   Уттаке повернулся к ирокезам и на чем свет стоит начал бранить их. Но его
ослабевший голос не повиновался ему и звучал  слишком  тихо.  Тогда  ему  на
помощь пришел Никола Перро, приставив к губам руки, он прокричал:
   - Собаки! Шакалы трусливые! Куда вы? Назад! Ведь это просто падают камни.
Пусть военачальники выйдут вперед. Мы будем сейчас говорить  о  расплате  за
кровь...
   Понемногу  воины  пришли  в  себя.  По  всему  было  видно,  что  ирокезы
склоняются к  переговорам.  Это  уже  было  большой  уступкой.  По  традиции
переговоры полагалось вести сидя и противни