анцузы и англичане с Антильских островов только и
думали, как от нее избавиться, не осмеливаясь убить ее из страха перед еще
большими несчастьями.
     И, поскольку она молчала, он продолжал:
     - Разве ты не знаешь,  что  магия  -  это  оружие  слабого?  Все  это
остается женщине, ребенку, рабу для борьбы с грубой силой  мужчины  и  его
оружия из железа и огня. Но в нее посвящены немногие. Вот  почему  мужчина
не перестает испытывать силу своего оружия  на  слабом,  не  оставляя  ему
почти никакого выхода.
     Ты мне скажешь, что я тоже мужчина, но как моя жена и сын,  я  ничего
не имею, я - раб. Нужно быть заключенным, попавшим в руки  более  сильных,
чтобы понять  проклятие,  которое  довлеет  над  женщинами,  и  детьми,  и
слабыми. Ибо я прошел от слабости ребенка к слабости угнетенных.
     Продавцы-арабы оторвали меня от моего племени, когда я  был  так  юн,
что меня еще не отправили на охоту за первым львом, что доказало бы, что я
стал мужчиной. Арабы увели меня в пески, избитого, голодного, и я  не  был
так красив или так молод, чтобы понравиться паше, не был так силен,  чтобы
носить портшез, слишком слаб, чтобы перенести операцию для евнуха.  Я  был
ничем, мое  тело  было  так  истерзано,  что  я  не  мог  быть  достаточно
почтителен по отношению к продавцу. В Ля Рошели меня  купил  Амос  Маниго,
каким бы бесполезным я ни был, и в  его  доме  я  узнал  о  вере  в  Бога,
пришедшего, чтобы защитить слабых и угнетенных... Какая мне  разница,  что
хозяева потеряли нить доктрины. В  их  доме  он,  Бог,  которого  распяли,
шептал мне: "Я пришел ради тебя. Узнай мой язык и мою власть... когда  она
открывается для защиты слабого и невинного, магия - это инструмент Бога".
     Он отдышался и, прежде, чем ей удалось прервать его, он заговорил еще
пуще:
     - Ты забыла, что Иисус был магом, он  прославился  при  помощи  этого
оружия.  Кто  из  людей  был  более  слаб,   чем   он?   Человек   низкого
происхождения, ремесленник, зарабатывающий на хлеб трудом собственных рук,
бедный  гражданин  порабощенной  нации!  Кем  был  этот  молодой  человек,
который, несмотря на  всю  свою  власть,  не  смог  противостоять  силе  и
оружию?.. Ему  во  всем  было  отказано  в  годы  детства,  юности,  кроме
унижения... Магическая сила стала его оружием. Он изгнал демонов,  которые
терзали бедных людей и были повсюду,  он  умножил  хлебы,  вылечил  калек,
оживил мертвых...
     А его последователи, первые христиане? Бедные, как и  он,  незнающие,
кем они были без этого чуда, перед которым могущественные и богатые  люди,
а также левиты падали и только и могли сказать: "Верую..."?
     - Сирики, ты совсем меня запугал. Не знаю, что и сказать!..
     Незамедлительно негр обратился с несколькими словами на родном  языке
к мальчику, который ответил ему непонятными фразами.
     Все последующее произошло очень быстро.
     - Он говорит, что уверен, что победит демона  этой  женщины,  если  у
него будут  какие-нибудь  предметы,  ей  принадлежащие,  или  которых  она
касалась, а еще лучше, если ему дадут обрезки ее ногтей или пряди волос...
     - Предметы! Обрезки ногтей этой женщины?  Да  вы  с  ума  сошли!  Кто
осмелится хранить малейшую вещь, принадлежащую ей. Даже если они  и  были,
то их давно выбросили или сожгли с молитвами о спасении. Я знаю, что мадам
Каррер избавилась даже от иголок, которыми зашивала ее одежду.
     Сирики подумал и предложил:
     - Если мы спросим тех двух женщин,  которые  приехали  из  Квебека  и
недавно ее видели?
     Все направились на поиски Дельфины и Ля Поллак.
     Обе издали громкие крики.
     - Предмет? Вещь этой твари! Храни нас Бог от такого! Да мы  бы  сразу
бросили ее в огонь. Во всяком случае мы при виде  ее  смылись,  не  собрав
толком собственные вещи.
     В ответ на такое заявление Аристид Бомаршан скорчил  гримасу,  потому
что нес багаж мадам Гонфарель  и  знал,  что  вышеозначенные  "собственные
вещи" были собраны очень старательно, и сумки были очень тяжелы.
     Поскольку разговор шел в "Гостинице при форте", мадам Каррер  подошла
и объявила, что выбросила не только иголки,  которыми  она  чинила  платье
герцогини, но даже нитки, хотя все швейные принадлежности  стоили  в  этих
краях очень дорого. Но она предпочитала, чтобы все, что могло напомнить об
этой даме,  колдунье,  отравительнице,  которая  хотела  отправить  ее  "к
праотцам", было уничтожено.
     Тут  появилась  Северина  Берн,  которая  вспомнила,  что  тетя  Анна
получила в  подарок  от  герцогини  де  Модрибур  индийскую  шаль  в  знак
признательности за гостеприимство. Они отправились к старушке. Тетя  Анна,
как и ее служанка Ребекка, нисколько не пострадали от того, что общались с
демоном. Несмотря на то, что  они  отказались  воспользоваться  средствами
против нечистой силы и вампиров, с ними  ничего  не  произошло.  Они  были
абсолютно здоровы и спокойны.
     Шаль, подаренную мадам  де  Модрибур,  она  никогда  не  носила,  что
доказывало, что у нее несколько больше здравомыслия, чем кажется. Она даже
не прикасалась к  этой  вещи.  Да  и  к  самой  герцогине  она  относилась
прохладно. Шаль хранилась в сундуке,  и  однажды  там  же  они  обнаружили
мешочек с шейными ленточками и принадлежностями, забытыми герцогиней.  Все
это должно храниться по-прежнему. Все побежали туда.
     Тетя Анна углубилась в недра сундука.
     - А! Вот и предметы, которые оставила эта дама.
     Она повернулась к ним, держа  в  руках  запыленную  шаль  и  мешочек,
открыв который, они увидели несколько шейных лент,  гребень  и  щетку,  на
которых - неслыханная удача! - осталось несколько длинных черных волос.
     Ни за какую награду никто из присутствующих дам, включая Анжелику, не
согласился бы прикоснуться к этим предметам, которые тетя  Анна  поставила
на пол. И вот маленький Бакари опустился возле них на колени.
     Они смотрели издалека, как он выполнял  различные  ритуальные  пассы,
бормоча, изредка сплевывая со странным звуком, напоминающим шипение  змеи,
а его руки, сложенные так, что каждая ладонь  напоминала  морду  змеи  или
ящера, двигались в сторону предметов.
     Наконец, Темба собрал все - шаль, ленты, гребень и волосы - и  сложил
их в отдельные мешочки из рыбьих пузырей, которые в свою очередь  поместил
в  большой  кожаный  мешок.  Его  он  держал  в   одной   руке,   а   свои
приспособления, также в сумке, в другой.
     Он весь покрылся потом и дышал с трудом.
     Стоя с закрытыми  глазами,  он  произнес  несколько  фраз  монотонным
голосом, а на лице его появилось выражение гнева.  Потом  он  прошел  мимо
них, ни на кого не глядя.
     Они медленно вышли из магазина и  отпустили  тетю  Анну,  которая  ни
малейшего понятия не имела о колдовстве до сегодняшнего момента.
     Анжелика взглянула на Сирики и  на  прекрасную  Акаши,  которая  была
очень бледна.
     - Что он сказал?
     - Он сказал, что демон очень силен. Очень силен,  очень  опасен,  его
поддерживают другие демоны. Но бояться не нужно.  Когда  он  доберется  до
основного духа, остальные улетят... Это будет очень тяжело, но он уверяет:
твоя дочь будет спасена. Его собственная  магия  сильнее,  потому  что  он
собирается обратиться к Богу Замби, это Бог  неба,  и  он  сильнее  земных
Богов.
     - Это опасно?
     - Он может умереть, - прошептал Сирики. - И Акаши это знает.


     Накануне отъезда в Вапассу она пообедала наедине с Коленом.
     В его присутствии ей не нужно было  притворяться  и  принуждать  себя
улыбаться и болтать.
     Уверенность и  спокойствие,  исходившие  от  него,  а  также  любовь,
которую, она чувствовала, он испытывает к ней,  притупляли  ее  боль,  как
наркотики.
     Она с  трудом  проглотила  несколько  ложек  супа  и,  подняв  глаза,
встретилась взглядом с Коленом.
     - О чем ты думаешь, Колен?
     - Я думал... Сколько женщин становятся недоступными, когда их ребенок
попадает в опасное положение. И сколько мужчин чувствуют свое бессилие, не
в состоянии помочь и смягчить их тревоги.
     - Вы можете гораздо больше, чем думаете. Хорошо чувствовать,  что  ты
не одна любишь ребенка.
     И она вспомнила Жоффрея, который склонялся  над  маленькой  Онориной,
еще младенцем, которая спрашивала:
     - "Почему ты меня любишь? Почему?"
     И он отвечал важно:
     - "Потому, что я ваш отец, девица".
     Она была не одна.
     Колен положил свою широкую теплую руку на ее.
     - Ты не одна, - словно эхо ее  мыслей  раздался  его  голос.  -  Наша
любовь везде с тобой. Наша любовь всегда с ней.
     И он с уверенностью повторил ту же фразу, которую произнес Сирики:
     - Твоя дочь будет спасена.




                    ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. ОДИССЕЯ ОНОРИНЫ


                                    32

     Онорина знала, что дама с желтыми глазами желала ей  смерти.  И  даже
хуже! Когда взгляд дамы падал на нее,  когда  они  были  в  приемной,  она
чувствовала себя  очень  плохо.  Ночью  ей  снились  эти  страшные  глаза,
смотрящие на нее. "Дама Ломбард, отравительница". С тех пор,  как  матушка
Буржуа уехала, девочка была охвачена болезнью, которая мешала ей дышать  и
почти  не  давала  спать.  Если  бы  она  рассказала  об  этих   симптомах
матушке-наставнице,  то  та  сказала  бы,  может  быть,  что  эта  болезнь
называется страх.
     Она никогда раньше так не болела.
     "Даже когда медведь хотел убить нас, чтобы спасти своих детенышей, он
не был так кровожаден, как эта женщина с желтыми глазами".
     Мать Жалмен и ее младшие помощницы, которые восторгались: вы  поедете
в карете вместе с женой губернатора... были глупыми. Когда дама  вернется,
они заставят ее, хохоча  и  говоря  идиотские  фразы,  следовать  за  этой
ужасной женщиной, уехать с ней. И она почувствует,  как  на  ее  маленьком
запястье сомкнутся железные пальцы, как и в первый раз,  но  на  этот  раз
матушки Буржуа не будет рядом. И она ничего не сможет сделать!
     Против  этого  даже  ее  лук  и  стрелы  будут  бессильны.  Если  она
воспользуется ими, все станут насмехаться над ней. И она  позволит  увезти
себя. И она станет пленницей!..
     Когда ей объявили,  что  сегодня  после  полудня  мадам  де  Горреста
приедет за ней, чтобы взять ее на праздник, она решила спрятаться.  Но  ее
скоро найдут.
     Она подумала о бегстве. Но куда?
     Вдруг ее осенило:
     "Я направлюсь к дяде и тете дю Лу, они живут около Ля Шин".
     Это она хорошо вспомнила.
     "У меня есть семья!" Она принадлежала  к  этой  семье.  Семья  должна
защищать тех, кто к ней принадлежит, как в племенах. В то время, как никто
не может быть уверен, что чужие люди, даже если они клянутся вам в любви и
преданности, не повернутся к вам спиной в один прекрасный день. Ведь вы не
составляете "часть их семьи".
     "Моя тетя, мой дядя, мои кузены", - повторяла она с  удовлетворением.
А ее тетя была так мила.
     Заметив, что дверь в сад открыта, она  уже  была  готова  осуществить
свой план бегства. Она сожалела о двух коробочках с  сокровищами,  которые
не могла бросить здесь, это ее задержало. Тут началась перемена, и ей, как
и другим, выдали хлебец и грушу.
     Онорина положила еду в кармашек передника. Дорога будет долгой, и  ей
нужно будет перекусить.
     Ей удалось проникнуть на второй этаж в дортуар так, что никто  ее  не
заметил.
     Она залезла на стул и достала с этажерки свои  коробочки.  Очутившись
на полу, она схватила индейскую сумку Мелани Кутюр - это научит ее  никому
больше ее не одалживать, - в которую она положила  свое  богатство.  Сумку
она надела на плечо.
     Теперь она шла берегом реки, счастливая, что ее никто  не  видел  при
выходе из дома. Она не была уверена, что выбрала  правильное  направление,
поэтому она нерешительно продвигалась вперед. Все к тому же  было  окутано
туманом.
     Если туман не рассеется, то Онорина станет почти невидимой.
     Иногда она останавливалась.  Она  стояла  в  задумчивости,  маленькое
создание в простом платьице и легком чепчике, из-под  которого  выбивались
волосы, в смутном блеске солнца отсвечивающие медью.
     Раздался голос молодого человека, который пел, и из-за поворота  реки
показалась лодка под парусом, которая причалила к берегу.
     Ее владелец, Пьер Лемуан, высокий молодой человек, узнал Онорину.
     - Вы прогуливаетесь, девушка?
     - Я направляюсь к моим дяде и тете, - сказала Онорина, приняв  важный
вид. - К господам дю Лу в Сен-Пьер.
     Внезапно ее озарило отличное решение. Она добавила:
     - Не могли бы вы доставить меня туда?
     - Почему бы и нет? - ответил с живостью молодой человек.
     Сын реки, он был счастлив, что он был  хозяин  самого  себя  на  этой
реке, что  он  мог  свободно  передвигаться  между  небом  и  водой,  и  с
удовольствием оказывал подобного рода услуги.
     Он помог ей войти в лодку, сесть на  скамью  и  после  того,  как  на
веслах добрался до середины реки, поднял парус.
     Ветер был попутным. Юный моряк пообещал девочке доставить ее  за  два
часа к району Сен-Пьер.
     В районе приходской церкви Сен-Мартен туман рассеялся,  и  показалась
река под голубым небом, блестящая, как кожа змеи.
     Это была прекрасная прогулка. Они  пели  один  за  другим  или  хором
песни, которым Онорину учили в пансионе. Пьер тоже знал несколько песенок,
которым научился у Великих Озер, пример одной из них он привел:

                   "Я возвращаюсь из далекого края,
                   Прощайте, мои дикари..."

     - Теперь вам нужно  будет  немного  пройтись  пешком,  -  сказал  он,
высадив ее на берег, - но я укажу вам путь.
     Когда вы доберетесь до красного бука, вон там, то не идите по  дороге
Короля, которая делает большой крюк,  а  сворачивайте  направо  и,  пройдя
маленький лесочек, вы окажетесь на тропинке,  которая  бежит  через  луга.
Замок сеньора дю Лу - в конце тропинки.
     Она посмотрела, как он удаляется,  снова  распевая  свои  песни.  Ему
повезло, что он мальчик и может бегать по лесу, добираясь до Нежных  Морей
или до Долины Ирокезов.
     Она пустилась в путь, радуясь, что узнает места. Здесь она  уже  была
однажды вместе с матерью.
     Анжелика, прежде чем оставить ее, посоветовала ей обращаться к  семье
дю Лу, если ей будет грустно. Но до  сей  поры  она  не  испытывала  такой
сильной грусти, чтобы ей хотелось их видеть. Ибо она была очень  счастлива
у матушки Буржуа. Ее дядя и тетя приезжали к ней время от времени, но  она
вредничала и капризничала, сама не зная, почему.
     Но несмотря на это, она была уверена, что дядя ее защитит.
     Ее дядя скажет: "Это дочь моей сестры! Не приближайтесь!"
     Когда она вырастет, она тоже станет защищать  детей  Глориандры.  Она
скажет: "Это дети моей сестры". Она попыталась представить Глориандру и ее
детей.
     Она мужественно продвигалась вперед. Было очень жарко. Пот заливал ее
глаза. Сумка стала очень тяжелой. Она перевесила ее на другое  плечо.  Она
спросила себя, хватит ли у нее ловкости, чтобы защитить детей Флоримона  и
Кантора.
     Кантор, конечно, не позволит. Он ей  не  доверяет  и  не  допустит  к
семье. А Флоримон и сам достаточно силен, чтобы защитить своих детей.
     Ей оставались близнецы. Они были добрыми  и  всегда  показывали  свою
признательность за помощь. И они не станут спорить, ведь  она  их  старшая
сестра.
     Ее размышления, в которые  был  погружен  ее  ум,  позволили  Онорине
проделать долгий путь так, что  она  и  не  заметила.  Когда  она  подняла
голову, то увидела ту самую тропинку, о которой ей говорил Пьер  Лемуан  и
которая пересекала луга с овцами и коровами.
     Она пошла по ней.  Она  снова  опустила  голову,  чтобы  не  пугаться
большого расстояния, которое предстояло пройти.  Ей  показалось,  что  она
слышит где-то недалеко шум колес  и  звон  подков,  но  не  придала  этому
значения. Тропинка шла в гору. Она устала.
     Наконец она заметила башни замка дяди Жосслена. Ее сердечко забилось.
Скоро она окажется в кругу семьи. Тетя Люс подойдет, чтобы поцеловать  ее,
и тогда она обнимет ее за шею и спрячет лицо на ее груди. Как хорошо,  что
есть такие женщины, как тетя Люс, которые любят детей и ничего не боятся!
     Она торопилась, задыхалась, в горле у нее пересохло.
     Она добежала до вершины холма. Теперь перед  ней  открывался  вид  на
плато, через которое по-прежнему бежала тропинка, но она  уже  ясно  могла
различить белый фасад замка, отсвечивающий розовым, и голубую крышу.
     Поле, через которое она бежала, было разделено на участки, каждый  из
которых отделялся от других  оградой.  Возле  одной  из  оград  находилась
группа  людей,  без  сомнения,  знатных,  потому  что  было   видно,   как
развеваются на ветру перья на их шляпах.
     Они только что приехали в карете по дороге Короля. Они  располагались
как раз между Онориной и домом. Среди них была пышно разодетая женщины.
     Узнав ее, ребенок остановился в ужасе.
     Женщина с желтыми глазами!..



                                    33

     Они  привезли  ее  в  каретный  сарай,   который   находился   позади
необитаемого дома - его хозяин был во Франции, -  а  сад  отделял  его  от
остальных  построек  и  проходящей  рядом   улицы.   Там   они   принялись
разглядывать ее, не обращая внимания на ее страх. - Она более злобная, чем
все монашки, вместе взятые, - сказала Амбруазина, щелкая зубами. - Но  это
не поможет ей обмануть меня, убежать от меня.
     Она посмотрела на маленькую дрожащую фигурку и представила позади нее
лицо ее матери, которая будет в отчаянии.
     Она ликовала и дрожала от истерической радости. Наконец-то она сможет
отомстить, она об этом так долго мечтала.
     - Позже мы приедем за тобой, - сказала она, - и тогда  мы  хорошенько
позабавимся, моя маленькая любовь!.. Ты пожалеешь, что родилась  на  свет,
что ты - дочь своей матери.
     Она приближалась небольшими шагами, ее глаза сверкали все ближе.
     - Да! Ты можешь уже сейчас сожалеть, что ты ее дочь.  Хорошенько  это
усвой. Потому что именно из-за нее я  заставлю  тебя  умереть  в  муках...
Хочешь узнать, что тебя ожидает?
     Она вытащила прядку волос Онорины из-под  чепца  и  дернула  с  такой
жестокостью, что оторвала кусок мяса. Онорина  не  издала  ни  звука.  Она
открыла рот и стояла безмолвно.
     Амбруазина расхохоталась.
     - Вы видите, она стала немой от страха!.. Беспокоиться не нужно. И не
стоит устанавливать на двери цепь. Она больше не пошевелится.  Пойдем.  Мы
потеряли много времени, пока догоняли ее. В городе могут  удивиться  моему
отсутствию. После всех церемоний мы  вернемся...  и  отправим  ее...  сами
знаете, куда.
     Хоть она и сказала, что не надо,  они  все-таки  установили  цепь,  и
Онорина услышала, как щелкнул ключ в висячем замке.
     Это ничего не меняло. Женщина с желтыми глазами была  права.  Она  не
убежит, ибо она не может двигаться.
     Онорина испытывала чувство страшного стыда и бешенства  против  самой
себя. Это причиняло  ей  большие  страдания,  чем  рана  на  лбу,  которая
кровоточила.
     Змея, гипнотизирующая кролика.
     "Я - это кролик". Чем больше  был  ее  страх,  тем  меньше  она  была
способна сопротивляться! Она  открывала  рот,  и  ни  малейшего  звука  не
раздавалось,  и  никогда  не  раздастся.  "Вы  что,  не  видите,  что  она
онемела?", - сказала эта женщина, смеясь.
     Никогда больше она не сможет  бегать,  смеяться.  Ее  мысль  застыла,
словно в ее голове все превратилось в лед. Ее сердце таяло. Иногда  у  нее
возникало впечатление, что она растворяется  в  глубине  самой  себя,  как
будто она тонула, затем она "всплывала" на поверхность,  и  это  было  еще
страшнее, ибо тогда она вспоминала.
     Время шло, время тянулось... тень надвигалась.
     Она различила смутный шум голосов вдалеке, в  котором  ясно  слышался
демонический смех.
     "Они" возвращались.
     "Я хочу умереть".
     Дверь открывалась.
     Но нет, это была не дверь