кой можем  замерзнуть,  если
придется ждать здесь часами. Флипо,  возьми  мула  и  отправляйся  навстречу
нашим друзьям. Поторопи их, и пусть они найдут какой-нибудь ночлег.
   Флипо уехал, и еще долго в ледяном воздухе  слышался  стук  подков  мула,
трусившего  по  мерзлой  земле.  Деревья  позванивали   от   холода,   будто
стеклянные.  А  мороз  все  усиливался,  легкий,  но  пронизывающий  ветерок
пробирал до костей. Анжелика  вся  продрогла.  Щечки  Онорины,  свернувшейся
клубочком под накидкой, стали совсем холодными. В неверном свете фонаря  был
виден  внимательный  взгляд  ребенка,  ее  черные,  как  у  белочки,  глаза,
смотревшие в окружающую тьму. Руки матери не  могли  согреть  ее.  Маленькие
ручонки девочки, сжимавшие кусочек хлеба с сыром, покраснели от холода.
   Анжелика вспомнила слова крестьянки:
   - "Проклятый ублюдок"? Кажется, так  она  ее  назвала?  -  губы  Анжелики
задрожали от гнева. - Эта босячка лезет не  в  свое  дело!  Только  я  знаю,
проклята ли ты...
   И своими одеревеневшими пальцами, она в который  раз  попыталась  плотнее
укутать ребенка.
   Она все прислушивалась, надеясь услышать отдаленный топот копыт.
   Вдруг ее внимание привлекло шуршание веток.
   - Кто там? - громко крикнула она.
   Она старалась разглядеть, что это шевелится в кустах.  Внезапно  раздался
протяжный вой, и она вскочила в ужасе. Волки! Как же она не подумала об этой
опасности? Дерзость голодных хищников, которых затянувшаяся зима выгнала  из
леса, часто досаждала ей и ее  соратникам.  Стаи  волков  преследовали  даже
конные отряды.
   Фонарь мертвецов светил, но  его  бледного  мерцания  не  хватало,  чтобы
отпугнуть хищников. У Анжелики за поясом был пистолет,  она  могла  сдержать
нападение волков, но ненадолго. Она подумала о лачуге того ремесленника, что
мастерил сабо. Зачем она не пошла туда раньше, когда волки еще не подступили
так близко, а голубое, не правдоподобно чистое морозное  небо  еще  отражало
последние закатные лучи? Теперь было мало надежды добраться  до  хижины,  но
она решила попробовать, хотя слышала в зарослях тихие прыжки преследующих ее
зверей.
   Обернувшись, она увидела их  светящиеся  глаза.  Не  замедляя  шага,  она
нагнулась, подняла несколько камушков и бросила в  волков,  словно  то  была
собачья стая. Самое главное было не оступиться и не упасть. У  нее  вырвался
вздох облегчения, когда за деревьями  мелькнуло  светящееся  окошко  хижины.
Пришлось сильно потрясти дверь  прежде,  чем  глухонемой  мальчик  отважился
отодвинуть засов. Анжелика жестами объяснила ему, что за ней гонятся волки и
надо понадежнее забаррикадироваться. Чтобы задобрить нищего  старика  и  его
сына-калеку, смотревших на нее со страхом,  она  положила  на  стол  золотую
монету, последнюю оставшуюся из тех денег, что одолжил барон де  Круасек.  В
эти голодные времена окорок лучше помог бы сговориться... Все же хозяин взял
монету своими почерневшими от свежего сока пальцами, долго вертел ее,  потом
сунул в пояс.
   Анжелика села  у  очага.  По  крайней  мере  здесь  было  тепло.  Мальчик
подбросил в огонь охапку хвороста, и Анжелика приблизила  к  огню  крохотные
ножки Онорины, осторожно растирая  их,  чтобы  восстановить  кровообращение.
Девочка  отогрелась,  порозовела  и  начала  есть  сыр,  разглядывая   новую
обстановку своим, как всегда, внимательным взглядом. Особенно заинтересовала
ее связка сабо, висевшая на балке. Анжелика все время была  начеку,  надеясь
услышать мушкетные выстрелы своих друзей, которые, придя к  месту  свидания,
должны были понять, что ей пришлось  спасаться  от  волков.  Она  собиралась
выйти на порог и ответить выстрелом из пистолета. Но вокруг  стояла  тишина.
Наконец она легла рядом с Онориной в закутке, на который ей  указал  хозяин.
Ей было хорошо на куче стружек, она отказалась от сомнительного  одеяла,  не
взяла грубую овечью шкуру.
   Она чувствовала себя удивительно спокойной, даже несколько часов проспала
без сновидений. Прошлое не тяготило ее, она перестала гадать о том, что ждет
впереди, и без конца размышлять  о  драматических  событиях,  в  которых  ей
пришлось участвовать за сравнительно короткую жизнь. Ведь  она  сама  искала
рискованных приключений. Она хотела жить  за  чертой  общепринятых  законов,
отвергая любые посягательства на ее независимость. Разве ее  первый  муж  не
заплатил дорогой ценой за ту же вину? Она  не  усвоила  урока  и  продолжала
бунтовать. Эта борьба стала  ее  второй  натурой.  Не  удивительно,  что  из
привилегированного устойчивого  мира  она  выброшена  в  мир  диких  зверей,
которым приходится каждый  день  завоевывать  право  на  жизнь,  подвергаясь
тысяче опасностей.
   Проснувшись около полуночи, она увидела, что хозяин смотрит  в  маленькое
окошко. Она подошла к нему и  увидела  на  поляне  рыскающих  волков.  Самый
крупный сидел и время от времени начинал выть. Коза в хлеву рвалась со своей
привязи и блеяла.
   Анжелика вновь улеглась рядом  с  Онориной.  Осторожно  отодвинула  рыжие
кудри со лба девочки и залюбовалась спокойствием ее  спящего  лица.  Мрачный
вой волков усиливал томящие ее предчувствия. "Это начало конца",  -  сказала
она себе.
   Утром пошел  снег.  Все  вокруг  покрылось  легким  пушистым  покрывалом.
Снегопад, подкравшись неслышно, развеял первые надежды на весну.  Обреченный
край не хотел возрождаться.
   Анжелика тщетно искала по всей  хижине  клочок  бумаги  и  перо.  Наконец
написала несколько слов углем на обрывке сукна. Понадобилось много  времени,
чтобы объяснить глухонемому, где находится ферма Фэйе, куда она  хотела  его
отправить.
   Мальчик скрылся в снежном вихре, прижимая к груди  послание  Анжелики,  в
котором она сообщала аббату де Ледигьеру, где ее искать.
   Мальчик вернулся только на следующий день. Он жестами объяснил, что нашел
кого-то из ее людей и что ее ждут у Камня Фей.
   Но почему никто не пришел сюда? Почему  аббат  не  передал  с  глухонемым
мальчиком  какой-нибудь  весточки?  Не  сумев   вытянуть   из   него   более
вразумительных сведений, она решила сама пойти на Поляну Дольмена. Возможно,
там ее ждут.
   Она отправилась в путь, очень жалея, что на ней не  мужская  одежда,  так
как идти в юбке по снегу  было  очень  неудобно.  По  счастью,  она  была  в
крестьянской юбке, достаточно короткой, до лодыжек.
   Достигнув окрестностей Волчьего Лога, она остановилась  перед  занесенной
снегом лощиной. Обходить ее было долго, и  она  решила  сократить  путь.  Но
сделать это с Онориной на руках  было  невозможно.  Она  усадила  ребенка  у
дерева, под густыми ветвями которого сохранилось сухое  местечко,  привязала
ее шарфом к стволу и попросила быть умницей. Скоро за  ней  придут  аббат  и
Флипо.  Онорина  уже  привыкла  к  таким  уговорам.  Ей  часто   приходилось
где-нибудь в тылу пережидать перестрелку или ждать конца рекогносцировки.
   Переход через лощину оказался очень трудным. Анжелика много  раз  падала,
утопала в снегу по пояс. Когда она  выбралась  наверх,  ей  показалось,  что
слева за деревьями мелькают  человеческие  фигуры.  Уверенная,  что  это  ее
друзья, она уже была готова их окликнуть, но крик застрял у нее в горле.
   Из леса выходили солдаты.
   Не заметив ее, они прошли лесной опушкой по правому краю долины.  Черные,
худые, в сияющих шлемах, с пиками, которые  четко  прорисовывались  на  фоне
серого неба, они шли крадучись как волки.
   Анжелика замерла в испуге. Подождала, пока они скрылись, и  только  тогда
двинулась дальше. Откуда они взялись?  Кого  искали?  Что  им  надо  в  этих
зарослях?
   Она медленно пробиралась к Камню  Фей,  задыхаясь  от  страха.  Дойдя  до
опушки, она увидела, что пришла слишком поздно. Вокруг дольмена  на  высоких
дубах болтались повешенные. Первым она увидела Флипо.
   Бедный Флипо! Еще вчера в нем было столько жизни! Она не сумела  защитить
его от судьбы. Сколько раз он  шутил,  что  ему  на  роду  написано  умереть
висельником...
   Потом она узнала их всех, одного  за  другим:  аббат  Ледигьер,  Мальбран
Верный Клинок, конюх Ален, барон де Круасек... Эти повешенные  со  знакомыми
лицами как бы населяли поляну и на миг представились ей живыми. Еще немного,
и она сказала бы им: "Вот и вы, друзья мои!.."
   Она прислонилась к дереву.
   - Будь проклят король Франции, - прошептала она, - будь ты проклят!
   Она стояла, все еще не в силах поверить своим глазам. Как их  заманили  в
ловушку? Кто их предал? Откуда взялись солдаты? Это, конечно, они  совершили
ужасную казнь.
   Сумасшедшая надежда, что они, может быть, еще не умерли и удастся вернуть
кого-нибудь из них к жизни, заставила ее взобраться на камень  и  попытаться
вынуть из петли аббата де Ледигьера. Это ей удалось, и тело мягко  упало  на
землю. Несмотря на холод, оно еще не окоченело.  Анжелика  опустилась  подле
него на колени, пытаясь уловить биение сердца, хоть малые признаки жизни. Но
смерть  уже  сделала  свое  дело.  Она  прижала  мертвого  друга  к  сердцу,
поцеловала его чистый лоб:
   - О, мой дорогой ангел-хранитель! Милый мой мальчик! Вы умерли...  Умерли
ради меня. Что со мной станет без вас?
   Она с болью смотрела в его неподвижные глаза. Потом тихо закрыла их.
   В морозном  воздухе  раздался  слабый  крик,  заставивший  ее  подняться.
Онорина!
   Анжелика вышла из оцепенения. Надо было спасать ребенка.
   Онорина все еще сидела под деревом. Она не  плакала,  но  ее  носик  стал
красным, как ягода остролиста. При виде матери она  изо  всех  сил  замахала
ручками, выражая этим восторг.
   Анжелика отвязала девочку, взяла на руки. Вдруг она почувствовала на себе
чей-то взгляд и,  обернувшись,  увидела  на  другой  стороне  Волчьего  Лога
наблюдавшего за ней солдата.
   Как только она сделала движение, чтобы убежать, солдат испустил гортанный
клич.
   Анжелике удалось преодолеть склон, и она бросилась под  покров  деревьев.
Она бежала по каким-то незнакомым тропинкам. Тяжелая  намокшая  юбка  мешала
ей, но страх гнал ее вперед.
   Издали звонко отдавалось эхо лая, выкриков. Гнались ли за ней солдаты?  С
собаками? Она задыхалась, руки, державшие ребенка, онемели.
   Сомнений больше не было. Погоня приближалась. Собачий лай и крики  солдат
доносились все явственнее. Вероятно, они еще держали псов на сворках.  Следы
на мокром снегу были прекрасно видны. Она поворачивала то вправо, то  влево,
петляла, будто лесной хитрый зверь, но они легко находили след  и  неумолимо
настигали.
   Темнело. Казалось, будто мрачное небо все ниже  опускается  на  притихший
лес. Анжелика почувствовала на щеках первые, еще редкие, хлопья снега. Потом
он пошел гуще, и вскоре она уже двигалась в сплошной завесе,  столь  густой,
что было трудно дышать. Но зато снег заметал следы.
   Видимо, погоня стала отставать. Анжелика больше  не  слышала  лая  собак,
пропали и все другие  звуки.  Кругом  стояла  гробовая  тишина,  наполненная
падающим снегом. Анжелика продолжала идти, сама не зная куда, окоченевшая, в
полузабытьи. Тропинки больше не было, и в темноте  она  больно  ударялась  о
деревья.
   Она остановилась. Ее  мягко  засыпало  снегом.  Охватило  желание  сесть,
отдохнуть, хотя бы минуту. Но она знала, что не сможет подняться.
   Ребенок у нее на руках слабо пошевелился.
   - Не бойся ничего, - тихо сказала Анжелика.  Губы,  онемевшие  от  стужи,
едва шевелились. - Не бойся, я хорошо знаю лес.
   Опять собачий лай! Солдаты не потеряли ее следа! Она  пошатнулась.  Почва
уходила из-под ног. Видимо, она стояла на краю оврага  или  крутого  склона.
Впереди больше не было деревьев, там  разверзлась  пустота,  снежный  туман,
неизвестность...
   Вдруг до нее донесся  колокольный  звон.  Эти  звуки  сулили  избавление!
Надежда воскресла, и Анжелика стала осторожно спускаться по  склону.  Вскоре
перед ней  выросли  высокие  стены  Ниельского  аббатства.  В  ответ  на  ее
отчаянный стук кто-то приоткрыл маленькое окошко на воротах, и сонный  голос
произнес:
   - Благословен Господь. Чего вы хотите?
   - Я заблудилась в лесу с ребенком. Приютите меня!
   - Мы не даем приюта женщинам. Пройдите еще полсотни шагов, там  постоялый
двор, вас примут.
   - Нет... Меня преследуют солдаты. Мне нужна защита!
   - Ступайте на постоялый двор, - повторил голос.
   Монах хотел закрыть окошко. Вне себя от ужаса, она закричала:
   - Я сестра бенефицианта вашего аббатства, Альбера де  Сансе  де  Монтелу!
Ради Бога, впустите меня... Впустите!
   По-видимому, ее  собеседник  заколебался.  Потом  стукнули  створки,  она
услышала,  как  поворачивается  ключ  в  замке  и  отодвигается  засов.  Она
бросилась  в  приоткрытую  дверь,   преследуемая   бурей,   вихрями   снега,
клубившимися у нее за спиной.
   На нее с изумлением смотрели два маленьких седых монаха.
   - Заприте дверь, - молила она, - хорошо заприте  и  не  открывайте,  если
солдаты будут стучать!
   Они послушались, и Анжелика вздохнула с облегчением, увидев, как  надежны
здешние запоры.
   - Верно ли, что вы сестра господина де Сансе? - спросил один из монахов.
   - Да, это правда.
   - Подождите здесь, - сказал он, указав ей на что-то вроде  приемной,  где
горела восковая свеча в медном подсвечнике.
   У Анжелики зуб не попадал на зуб, ее бил озноб. Она не чувствовала  своих
рук, обнимавших дрожавшую Онорину.
   Наконец явились еще двое. Один из них держал масляный светильник. На  нем
было белое одеяние, отличающее монахов высшего ранга. Войдя в приемную,  они
остановились  перед  Анжеликой.  Более   молодой   подошел   ближе,   поднял
светильник, вгляделся в ее жалкое, искаженное лицо.
   - Это она, моя сестра, Анжелика де Сансе.
   - Альбер! - вырвалось у Анжелики.

Глава 10

   Ночью Анжелика проснулась. Звонил колокол. Коровы лежали в своих  стойлах
за  перегородкой,  порой  ворочаясь  и  вздыхая.  Издали   слышалось   пение
григорианских псалмов, протяжное и сладостное, будто ангельский хор.
   Она протянула руку, прикоснулась к чему-то горячему.  И  сразу  вскочила,
поняв, что это лобик Онорины. Она сорвала с крюка у  двери  большой  фонарь,
наклонилась и увидела в его желтоватом  свете,  что  девочка  вся  пылает  и
задыхается.
   Три дня она провела у  изголовья  малютки.  Часто  приходил  монастырский
лекарь. У него были светлые волосы и глаза, как поблекшие фиалки,  -  цветы,
которые он собирал в лесу и готовил из них целебные настои.
   - Если она умрет, - с ненавистью шептала Анжелика, - я своими руками убью
тех солдат, что гнались за нами.
   Однажды утром, проснувшись, она увидела, что Онорина с увлечением  играет
ржаными колосками. В восторге она позвала послушника, возившегося с коровами
в одном из стойл неподалеку.
   - Брат Ансельм! Посмотрите! По-моему, она выздоровела.
   Толстый брат  Ансельм  и  два  помогавших  ему  молодых  монаха  окружили
Онорину. Девочка похудела, под глазами темнели круги, но она была  бодрой  и
весело  предавалась  игре.  Она  охотно  выпила  предложенное  ей  молоко  и
принимала  поздравления  окружающих  с  достоинством  королевы,   окруженной
восхищенными пажами.
   - Этот маленький Иисус не покинет нас, - сказал брат Ансельм, сияя.
   И жестко добавил, обращаясь к Анжелике:
   - Возблагодарите же Господа и славьте Его, нечестивая женщина! Я ни  разу
не видел, чтобы вы перекрестились с тех пор, как вы здесь.
   Альбер де Сансе пришел навестить  сестру.  В  руке  у  него  был  красный
кожаный чемодан,  украшенный  золотым  тиснением.  Странно,  но,  на  взгляд
Анжелики, грубое монашеское  одеяние  больше  шло  ее  брату,  чем  дорогие,
изысканные ткани, которые он носил во времена своей светской  жизни.  Теперь
казалось, что это тонкое бледное лицо всегда было предназначено для  аскезы.
Оставленный вокруг черепа венчик из волос подходил Альберу  гораздо  больше,
чем парик. Складки одежды, широкие рукава подчеркивали сдержанность  жестов,
которая раньше часто раздражала. Тогда он производил впечатление неприятного
лицемера. Ныне эта мнимая хитрость  выглядела  иначе:  как  самообладание  и
терпение.  Его  грустная  бледность,  такая   неуместная   среди   упитанных
придворных, здесь казалась знаком аскетической просветленности.
   -  Помнишь,  Анжелика,  -  сказал  он,  -  я  всегда  говорил  тебе,  что
когда-нибудь уйду в Ниельский монастырь. Теперь я достиг своей цели.
   Глядя на этого хрупкого высокого человека со следами бичеваний, кто узнал
бы в "нем бывшего любимца брата короля, монсеньора? И Анжелика заметила:
   - Знаешь, уж скорее это аббатство заполучило тебя.
   Они не говорили о событиях, вызвавших такие  перемены  в  жизни  молодого
человека. Ни единым словом не упомянули о  раздирающих  страданиях,  которые
после похорон брата Гонтрана повлекли Альбера по дорогам, громко рыдающего и
утирающего слезы кружевными  манжетами.  Он,  фаворит,  испорченный  двором,
вдруг почувствовал запах цветущего боярышника, вернувший  его  в  детство  и
толкнувший на  путь,  что  как  бы  случайно  привел  к  воротам  Ниельского
аббатства. Когда Альбер  де  Сансе  был  еще  ребенком,  он  часто  ходил  в
монастырь для занятий латынью. В  часы  этих  занятий  очарование  монастыря
проникло в его сердце и притаилось в  уголке  как  слабая,  но  непрестанная
тоска, которую не смогли заглушить все удовольствия Пале-Рояля и Сен-Клу.
   В тот день он потянул за висячую цепь, и ворота открылись...
   - Порой на монастырских чердаках можно найти любопытные вещи, - сказал он
Анжелике. - Бедность не всегда царила в этих стенах, за  прошедшие  столетья
накопился разный хлам... По мнению отца-настоятеля, кое-что тебе здесь может
пригодиться. Он поручил мне передать тебе это.
   В  кожаном  чемоданчике  оказались  черепаховые   и   золотые   туалетные
принадлежности.
   Оставшись одна, Анжелика присела на сено и  стала  не  спеша  расчесывать
волосы, держа в одной руке круглое зеркало, сияющее, как солнечный зайчик, в
другой - тяжелую,  но  очень  приятную  на  ощупь  дорогую  щетку.  Онорина,
свесившись из яслей, смотрела на все это как завороженная, ей тоже  хотелось
участвовать в новой забаве. Анжелика дала девочке другую щетку, поменьше,  и
черепаховый с золотом рожок для обуви.
   Уж не сама ли графиня де Ришвиль, изнеженная и загадочная,  оставила  под
кровом святой обители такие легкомысленные вещи?
   Прежний настоятель аббатства,  голубые  глаза  которого  некогда  смущали
покой госпожи де Ришвиль, был эпикурейцем, не только падким на лакомства, но
и  знавшим  толк  в  иных,  не  столь  невинных  удовольствиях.  И  Анжелике
вспомнилось, что в одном из уголков она заметила  остов  большой  кровати  с
пологом,  которую  в  былые  времена  воздвигали,  когда  здесь   появлялась
прекрасная любительница благочестивого уединения.
   Его преемник изгнал из монастыря сии вольные нравы.  Нынешний  настоятель
слыл жестким и непреклонным. Но Анжелика  все  же  попросила,  чтобы  он  ее
принял  и  позволил  высказать  свою  признательность.  Теперь  она   обрела
человеческий  вид,  и  ей  хотелось  предстать  перед  ним  не  тем  жалким,
опустившимся существом, что недавно  цеплялось  за  его  руку,  не  в  силах
подняться с земли.
   Одежда, которую она постирала и  выгладила,  не  блистала  элегантностью.
Зато она распустила волосы - единственное украшение,  позволив  им  свободно
падать на плечи.  Склонившись  к  зеркалу,  она  с  некоторым  беспокойством
изучала свою вновь расцветшую красоту. Эти длинные белые пряди в ее кудрях -
седина! Ей всего 33 года, но можно предвидеть, что недалек день,  когда  над
ее лицом, еще полным молодой прелести, заблестит серебряная корона. Старость
уже тронула Анжелику своей снежной рукой, а  ведь  она  еще  не  жила!  Пока
сердце женщины не занято, ее жизнь всего лишь ожидание...
   Она прошла по монастырю. Поднялась  по  лестнице,  ступени  которой  были
стерты бесчисленными процессиями, пересекла галерею,  окружавшую  внутренний
дворик, как в арабских домах. Через арку на толстых опорах он